Валерий ХАТЮШИН

ТРИ СВЕЧИ

(Из новых стихов)

* * *
После бури и ливня — покой,
после зноя — лесная прохлада…
Всё, что было на свете со мной,
мне, наверное, помнить не надо.

Это кто-то другой, а не я
канул в прошлое бесповоротно,
в безответных кругах бытия
он мелькнул предо мной мимолётно.

Он кого-то ласкал и любил,
то ли ненависть знал, то ли жалость…
Я об этом легко позабыл,
чтоб сердечная боль отлежалась.

Я не тот, кто ушёл, я другой.
И с собою не вижу разлада.
В снежном парке висит надо мной
после вьюги покой снегопада…

ТО ЛИ ГОДЫ, ТО ЛИ ДАТЫ…
То ли годы, то ли даты…
Всё смешалось и ушло…
Помню, я любил когда-то
непокорное тепло
глаз печальных, глаз глубоких
(их не в силах скрыть лета),
одиноких, чернооких —
в днях далеких, как мечта…

Всё смешалось — годы, даты:
тридцать, сорок, пятьдесят…
Эти вехи, как солдаты,
на своем посту стоят.
И мою волнуют память,
знают всё, что я забыл…
Мы легко теряли сами,
тех, кто слишком нас любил…

То ли зрелость, то ли старость…
Всплески счастья, слёз, обид…
Что-то важное, хоть малость,
сердце всё же сохранит.
Годы, даты — всё смешалось…
Ясных дней душа не ждет…
Но осталось в ней, осталось
то, что в вечность с ней уйдет…

* * *
Фонари, фонари на снегу,
золотая вечерняя стынь…
Я в душе навсегда сберегу
этот свет и закатную синь.

Этот свет и январский закат
навсегда западут мне в глаза,
как сибирских ночей звездопад,
как заветных церквей образа.

Никуда, ни к кому не спеша,
я по хрусткому снегу бреду...
Скоро станет свободной душа,
я, быть может, покой обрету.

Но из вечных вселенских огней —
разгляжу в густоте синевы
снежный блеск золотых фонарей
новогодней морозной Москвы…

* * *
Что впереди? Печаль и старость.
Что позади? Мечта и жизнь.
В душе полней всего осталось
к себе сплетенье укоризн.
В своей молитве покаянной
с неё пытаюсь соскрести
всю накипь жизни богоданной,
чтоб тихий свет в ней обрести.
Но сколько б свет ни лился свыше,
покоя в ней не нахожу,
звезда мечты не стала ближе,
и вновь молитвенно прошу,
чтоб голос мой исповедальный
среди других услышан был,
чтоб в этой старости печальной,
как поздней осенью прощальной,
я ждал, и верил, и любил…

* * *
Одуванчики, одуванчики —
золотые ковры полей…
Эх, давай, мой друг, по стаканчику
в память наших весёлых дней!

А ведь было когда-то весело!
Как жемчужно смеялись мы!
Было нам и светло, и песенно
даже в вихрях слепой зимы.

Как-то стало, мой друг, безрадостно,
хоть всё чаще теперь — смешно.
Что-то небо совсем безрадужно.
Что-то слишком горчит вино…

Дети наши давно не лапушки —
высоки уже, далеки…
Наши девушки стали бабушки,
да и мы уж не рысаки…

Что ж, давай, мой друг, по стаканчику
в память буйной весны своей!..
Одуванчики, одуванчики…
Огоньки невозвратных дней…

* * *
           А наши не придут…
                      А.Шигин
Их тут — давно не ждут.
Им там — теплей и краше.
Да, «наши» — не придут.
Они уже не наши.

Машина, дача, спорт
и сети обольщений…
Их победил комфорт.
Им прошлое — до фени.

Распался наш редут.
И нам связали руки.
Но будут — наши внуки,
которые — придут.

Они продолжат бой,
не завершенный нами.
И гордо над собой
поднимут наше знамя.

За честь святой земли
исполнят долг Победы.
И скажут: «Мы пришли.
Здесь были наши деды».

ИХ ПРОБА
           Россия в авангарде высшей пробы:
           Нет более нигде такого, чтоб
           Английский цвет культуры — англофобы,
           Французский цвет культуры — франкофоб.

                                            Юнна Мориц
Они в культуре — наивысшей пробы.
Других таких — не сыщешь никого.
Да, «цвет культуры русской» — русофобы.
Но русских среди них — ни одного.

КАМО ГРЯДЕШИ?
Свой царский путь без реституций
давно пора нам обрести.
С вождями «русских революций»
мы сбились с русского пути.

Нас в рай земной звала дорога,
и мы пришли — в распад, в разлад…
Вожди мечтали жить без Бога.
Но жизнь без Бога — это ад.

Спросить себя должны мы прямо:
к чему свели мы жизнь свою?
какому поклонялись храму?
в каком желали быть раю?

У всех — своя земная драма.
Камо грядеши? — вот вопрос.
На Небесах не будет храма.
Там вместо храма сам Христос.

* * *
Уходит лето… И кладут асфальт…
А с ним и плитку… Но уходит лето…
Сквозь гул и лязг я слышу низкий альт —
прощальный альт, с тоской звучащий где-то…

Сквозь топот, грохот, скрежет за окном
я слышу звуки голоса иного…
Иначе я рехнулся бы умом
в нервозном шуме города дневного.

Рычат машины, вздыблена земля.
Какой-то сущий ад на белом свете.
И всюду — серой плитки штабеля.
Но плачет скрипка об ушедшем лете…

ПРЕДЗИМЬЕ
(Триптих)
I
Кузьминский парк, осенние аллеи,
октябрь янтарный, воздух золотой…
И с каждым днем всё крепче, всё пьянее
любимый, терпкий лиственный настой.

Но скоро схлынет этот дух морёный,
лишь первый снег закружит над землей.
До снега землю застилают клёны
цветной душистой мягкой простынёй…

II
Угрюмый сумрак накануне снега.
Лес в ожиданье холода и сна…
Вот-вот покров сойдет на землю с неба,
и в мой ноябрь вернётся тишина.

И месяц мой, и этот сумрак серый
опять, как прежде, дороги очам.
А шум листвы, уйдя в иные сферы,
меня тревожить будет по ночам…

III
Ноябрьский иней на траве,
морозной осени бесснежность,
в безбрежной неба синеве —
и высота, и безмятежность.

Как чудо — солнце в ноябре!
Весёлый щебет воробьиный…
В опавших листьях на заре,
как на чернёном серебре,
блестит предзимний нежный иней…

КАВКАЗ
Когда ещё увижусь я с Кавказом
и встречу снова эту вечность гор?..
Кавказ к себе влечёт своим рассказом
и зимним солнцем мой ласкает взор.

Что позабыто — перескажет снова,
что не избыто — он напомнит вновь. 
Поэтов русских пламенное слово
Кавказ впитал, как высшую любовь.

И Пятигорск к подножию Бештау
принёс Руси величие как дар. 
Я напоследок тихо помечтаю
зари эльбрусской разглядеть пожар.

Мы в чистом сердце носим горечь эту...
И горькой тайны не прольётся свет...
Под Машуком есть памятник поэту,
но нет следов, где был убит поэт.

Кавказ, когда увижусь я с тобою, 
у скал чегемских молча постою...
Судьбу мою представлю я иною,
с крутых вершин взглянув на жизнь свою...

МАТЬ
Жизнь прожила, не крещена,
к труду причастна с малолетства.
По детству пронеслась война
и, растоптав, сгубила детство.

Скорбей хлебнувшая сполна,
познала все земные грозы.
И без крещенья — прощена.
Её крещеньем были слёзы.

* * *
В словах, в стихах — мечтаем преуспеть,
с надеждой нервной ждём пустой награды…
И нет нам сил за правду претерпеть —
и, значит, мы еще не знаем правды.

Скучна словес ничтожность для Небес.
Из всех наград спасёт одна — пощада.
Тем, кто взойдёт за Истину на Крест,
ни жалких слов, ни слёз не будет надо.

Пусть мы к Нему придём иным путём,
сумев ничем не отвечать злословью…
И, может быть, — не сгинем, не умрём,
уйдя из мира этого с любовью.

ТРИ ДНЯ
Как часто высший промысел сокрыт
на много лет для нашего сознанья…
На Чёрной речке Пушкин не убит.
Бог дал ему три дня для покаянья.

Три долгих дня дарованы ему —
спасительных, мучительно-высоких…
И чтоб душа не сорвалась во тьму, —
духовнику открыл он своему
и в боли сжёг отвратные уму
грехи свои за все земные сроки.

Чтоб мог исполнить он завет царя:
«Прошу, мой друг, умри как христианин»,
когда еще пытались лекаря
утишить боль его на смертной грани.

Счастливый жребий, нет, его не спас.
Не спас и перстень Лизы Воронцовой…
Ему спасеньем стал пустынный глас:
«Моей исполнись волею суровой!»

В немой тоске, собрав остаток сил,
он внял, сражённый, неземному гласу.
И, в мыслях месть таившему, Данзасу
сказал: «Не надо мстить. Я всех простил».

И вот уже из близких никого
не узнавал он, что-то где-то слыша…
И на словах последних: «Выше, выше…»
душа, чиста, оставила его…

НОВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
В майской яркости лучей
дни еще не жарки.
В парке свищет соловей…
Но закрыты парки.

Невозможная пора
новой русской драмы.
Исповедаться пора…
Да закрыты храмы.

Ароматный всплеск листвы.
Мир — в весенних красках…
А на улицах Москвы —
обезьяны в масках.
1 мая 2020

ПАРАД
И вновь Москву накрыло мглой.
Престольный град застыл во мраке.
Навис, как туча, над Москвой
Сергей Бордюрович Собакин.

Вновь у людей по всей стране
напряжены в молчанье нервы.
И в этой мгле казалось мне,
что к нам вернулся сорок первый…

И снились мне бойцы тех лет,
и взгляды их, надёжней стали,
их полушубков серый цвет,
и на Параде в Минске — Сталин…
9 мая 2020

МАСКИ
           В этой чёртовой пляске,
           в грудах каждого дня
           уж не лица, а маски
           окружали меня...

                                 1978 г.
В одноликой столице
не встречаешь лица…
Словно снится и снится
жуткий сон без конца.

В этой чёртовой пляске
чёрно-вирусных дней
злобно-мэрские маски
всем важней и нужней.

Нам обещана плата
за безликий режим.
Спрятав лица, куда-то
мы, как зомби, спешим…

Этот путь без опаски
мы пройдём до конца
и приросшие маски
снять не сможем с лица.
12 мая 2020

* * *
Весна промчалась мимо нас,
угрюмо скрытых в заточенье,
прошло в дали от наших глаз
ее чудесное цветенье.

Мы не увидели весны,
и заоконная округа
еще печальней, что друг друга
мы в заточенье лишены.

Не сникнуть сердцем дай нам Бог
и год еще прожить в надежде
на то, чтоб каждый встретить смог
весны цветение, как прежде.

На то, чтоб снова, как в былом,
перетерпев судьбы изгибы,
мы за не бедственным столом
друг с другом встретиться смогли бы…
23 мая 2020

* * *
Дождливый май вошел в смурное лето,
отцвёл незримо полускрытый май…
Тепло и солнце заплутали где-то,
оставив этот сумеречный край.

Да мы и сами словно потерялись
в немилосердной к нам своей стране.
Но всё ж, когда в квартирах запирались, —
мы о тепле мечтали и весне.

Казалось нам: вот-вот, еще немного —
и всё вернётся, как в былых годах…
Тоска и грусть нас ждали у порога,
а в чьём-то доме поселился страх…

Кого-то мы уже не досчитались…
И в стороне от нас прошла весна.
Те, в ком надежды прежние остались,
Пусть нашей грусти не вкусят сполна.

Пусть в летний день июньский — светоносный —
свинцовым небом мы облучены.
Пусть в этот год несносно-високосный
мы ни зимы не знали, ни весны…

* * *
Низких туч безнадёжная мрачная сфера.
И сиреневый куст одиноко грустит.
Непривычная странность безлюдного сквера.
Отцветают тюльпаны и дождь моросит.

Стая серых ворон, вдалеке пролетая,
на ветру, словно чуя беду, голосит…
Непросветное небо холодного мая.
Отцветают тюльпаны и дождь моросит.

В прошлой жизни моей, до конца не забытой,
об одном небеса я молил что есть сил…
В жизни той, ото всех, кроме Бога, сокрытой,
отцветали тюльпаны и дождь моросил…

НАСЕЛЬНИКИ
Захвачены стальными ритмами,
летим куда-то всё быстрей…
Но Русь всегда жила молитвами
насельников монастырей.

Горды победами и битвами —
в страде войны, в сердцах людей…
А Русь еще жива молитвами
насельников монастырей.

Наград никчемных жаждем скрытно мы:
мол, ярче мы и всех острей…
А наша Русь жива молитвами
насельников монастырей.

Кичимся тачками элитными
в потоке лжи, в огне страстей…

Россия держится молитвами
насельников монастырей.

* * *
Дождь разгулялся по белому свету,
спящую грусть вороша…
К тёплой зиме и холодному лету
как-то привыкла душа.

Друг мой, от нас улетевшие годы
нам помахали рукой.
Мне, поседевшему от непогоды,
даже не снится покой.

Друг мой, состарились мы незаметно,
мудрыми став неспроста:
поняли мы, что любовь безответна,
что эфемерна мечта…

Семьдесят два — это много, наверно.
Вспомню ль о том в ноябре?..
Только одно вижу я достоверно —
то, что исполнится не суеверно,
то, что останется не эфемерно:
осень, трава в серебре…

* * *
Я позволенье вымолил у Бога
на эту жизнь и, может быть, на ту…
И вот уже осталось мне немного
взирать на мир и неба красоту.

Но вслед за жизнью будет ли прощенье?..
Чем обернётся мне ее цена?..
Земных чудес и мира лицезренье
толкает нас идти путём зерна…

Но без прощенья нет души движенья
туда, где Бог, где Истина, где свет.
Непобедимо жизнью искушенье,
хоть в ней ни счастья, ни спасенья нет.

* * *
Остывшего лета последняя зелень
застыла безмолвно в последнем тепле.
И мы, будто листья, живём на пределе
сердечного света на грешной земле.

Последняя зелень остывшего лета
играет на солнце, блестит как слюда...
Без горнего в сердце, без вышнего света
мы тоже, как листья, сгорим без следа.

Сжимается август, сгущаются ночи,
на клумбах седых опадают цветы…
Без света надежды и мы, между прочим,
с тоской опадаем во мрак пустоты.

Но в заданной свыше земной круговерти
любовь и молитва завещаны нам
и, смертным, даровано всё же бессмертье,
как зелени вечной и вечным цветам.

УБИТЫЕ ПОЭТЫ
             …и с просьбой о любви.
                      Марина Цветаева
Где правда? Что делать? Как быть?.. —
Не сыщем на свете ответов.
Но будем всем сердцем любить
России убитых поэтов.

В печали их сладостных строк
небесные звуки звучали.
И Пушкин, и Лермонтов знали,
что будет коротким их срок.

Под плиты безвестных могил
в нерусском злосчастном засилье
ушли Гумилёв и Васильев
в расцвете сияющих сил.

Пусть кто-то свое голосит
и множит в ответ истерию,
мы знаем: Есенин убит
в бездонной войне за Россию.

Воспевшие отчий наш кров
с такой нерастраченной силой,
Цветаева, Кедрин, Рубцов…
О Боже, прости и помилуй!

Сердечным согреем огнем
их душ не погибших порывы —
пусть дышат и светятся в нём,
покуда на свете мы живы.

ТРИ СВЕЧИ
Три свечи у меня на стене,
три огня неразрывно-священных.
В них сияют загадочно мне
три горящих души незабвенных.

Три поэта родимой земли,
несравненных, порой сумасбродных, —
и спасали меня, и вели,
как три ярких звезды путеводных.

С ними шел я по грустной стране,
знал бездомье, нужду и скитанье…

…Три свечи у меня на стене,
три волшебных огня в мирозданье…

МАСОЧНЫЙ РЕЖИМ
Разъединили, оттолкнули
и друг от друга отвели,
рукопожатья разомкнули,
объятья страхом пресекли.

Дистанционно растащили —
и нас, покорных, и весь мир.
И, перепуганным, внушили
замкнуться в сумерках квартир.

К чему неверным нам свобода?
Ее даров мы избежим.
Ведь в нашу жизнь вошел, как мода,
всесильный масочный режим…

Спешим скорей за дверью скрыться,
разделены, отчуждены…
И всё плотнее прячем лица,
ничьей не ведая вины…

* * *
Под серым небом декабря
нас год прошедший окликает…
А время в вечность протекает,
виски и души серебря.

Год, в смертной алчности своей
с войною разве что сравнимый,
для нас, живых, невосполнимый
на лица и глаза друзей…

Найдя приют у нас в груди,
они бессмертье обретают.
А снег декабрьский заметает
всё, что осталось позади…

И не случайно, не зазря
то, что грядущий год готовит
и что никто не остановит
под серым небом декабря...

* * *
        Что пройдет, то будет мило.
                               А.С. Пушкин
Двадцатый год, безумный год
прошёл по душам безотрадно.
Все ждут, когда же он уйдет,
как сон тягучий, — безвозвратно.

Но не хочу я гнать его,
мне жаль недавних дней суровых,
не обошедших никого,
и, может быть, — добрее новых…

Дай бог, чтоб тот который ждет,
нам не сорвал стальные нервы,
чтоб этот двадцать первый год
для нас не стал бы сорок первым…
30 декабря 2020

* * *
Мы с надеждой и верой всю жизнь
алчем вышней любви хоть немного…
Как за счастье своё ни держись,
все мы блудные дети у Бога.

Сколь ни брезжится путь впереди —
весь в соблазнах влекущих расцветок,
где по бренной земле ни броди,
а вернешься к Отцу напоследок.

Золотые, весёлые дни
пролетят, как зима на оленях…
Сколько гордость свою ни храни,
а к Нему приползёшь на коленях…
2 января 2021

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную