|
ПРОВОДЫ
Даль цветением лёгким объята,
за окошком летит синева.
Уезжают на службу ребята –
ветеранов седых сыновья.
Две зимы – это, в общем-то, мало,
это, можно сказать, ерунда.
Отчего ты так плакала, мама? –
ведь вернусь я потом навсегда.
А пока в областной электричке
«Беломор» неумело курю
и, сжимая виски по привычке,
в небольшое оконце смотрю.
Шум в вагоне и неразбериха.
И от грохота двери дрожат.
И про службу армейскую лихо
травит байки чернявый сержант.
Под гитару поём беспощадно,
щедро делим сухие пайки.
И мелькает вдали на прощанье
голубая косынка Оки.
КЛЯТВА
Росистый сумрак высветлен ветрами
и яркой вьюгой стягов окрылён.
Задумчиво у обелиска замер
в торжественной печали батальон.
Стоим в строю.
Встревоженная память
уносит нас на много лет назад.
Деревья тихо высятся над нами,
как души невернувшихся солдат.
Клянёмся отчий край хранить бессонно.
В родные дали взоры обратив,
равняемся на утреннее солнце,
на песенную нежность мирных нив,
на свет родимых окон, что сквозь ночи
нас в жёстких испытаниях сберёг,
на девичьи застенчивые очи,
на шумный бег натруженных дорог.
Стоим в строю.
Звенят скворцы на ветках.
Волнуется над нами синева.
В сердцах солдат прописаны навеки
Присяги негасимые слова.
СВЕТ МОЕЙ ЗЕМЛИ
Берёзку я когда-то посадил.
Как нынче помню, день был полон сини.
Неспешно год за годом проходил:
у матери прибавилось седин,
у нас с берёзкой прибавлялось силы.
Моя берёзка радостно цвела,
разбрызгивала щебет листьев тонких.
И здесь, под ней, когда сияла мгла,
я в первый раз «люблю!» сказал девчонке.
И здесь мы собирались иногда,
друзья-мальчишки, спорили, мечтали.
Нас ждали неизведанные дали,
нас ждали молодые города.
... И вот теперь взаправду я вдали:
служу солдатом на краю Отчизны.
Но теплится в груди живым и чистым
тот свет берёзки, свет моей земли.
Служить, конечно, очень нелегко:
гнетёт жара, метут и воют вьюги.
И ни одной берёзы нет в округе,
а до моей берёзки далеко.
С устатку так порой стучит в висках...
Но час придёт, когда с весёлой речью,
зелёные объятья расплескав,
ко мне берёзка бросится навстречу!
НА ПОСТУ
На дальнем, на тревожном берегу –
на то и есть российские солдаты! –
твои поля, Отчизна, берегу,
храню твои рассветы и закаты.
Там, впереди, – чужая сторона,
чужие песни и слова чужие.
А за моей спиной – моя страна,
страна с высоким именем – Россия.
... Туман встаёт над тёмною водой,
и ветер сник от бешеной погони.
И тихо, будто девичья ладонь,
осенний лист ложится на погоны.
НОЧНОЙ ПРЫЖОК
Мгновенье –
и летящий воздух
лицо мелькнувшее обжёг.
И смотрят пристальные звёзды
на твой ответственный прыжок.
И не до шуток:
ветер жуток,
бездонна рухнувшая мгла.
Но шумным шёлком парашюта
взметнулись белые крыла.
…А ты спускаешься всё ниже.
И всё яснее в тишине
дыханье облачное вишен
и свет в задумчивом окне.
И в этом свете,
верном свете,
кого-то любят,
помнят,
ждут...
И чуешь,
как, смиряя ветер,
тебе послушен парашют.
Земля!..
И, потирая ссадины,
ты в небеса уронишь взгляд.
А там друзья твои –
десантники,
как будто ангелы
летят!
|
БЕССОННИЦА
В час ночи, как положено,
казарма напрочь спит.
А ветерок стреноженный
за окнами грустит.
Над степью месяц клонится,
на улицу маня.
Бессонница, бессонница
замучила меня.
Сейчас бы мне с молодкою
в обнимочку гулять,
и бравою походкою
прохожих удивлять,
и щегольнуть цитатою
есенинских стихов,
и жизнь вести женатую
до третьих петухов,
и песнею Аверкина
встречать шальной рассвет.
А что на сердце ветрено?
Так это ж двадцать лет!
Бессонница, бессонница.
Срок службы невелик.
И хочется, и колется –
и ротный не велит.
СЛУЖБА
(глава из поэмы «Семидесятые»)
После бани обмундирование
получил
и стал почти другой.
Завезла меня дорога дальняя –
не подать до родины рукой.
Казахстан.
Густеет степь тюльпанами.
Пламенеет озеро Балхаш.
Сквозь пять тысяч вёрст,
как за туманами,
мне высокий чудится мираж.
Купола собора православного –
золото рязанское моё.
Там я прожил,
а не понял главного:
родина,
что искренней её?
Лёгкий шелест,
травяной и лиственный,
чистый взгляд,
озёрный и речной, –
что ещё на белом свете истинней
и навек овеяно мечтой?
Сказка там, и песня, и пословица
россыпью серебряной горят...
Всё, смолкаю:
мне пора готовиться
в мой любимый кухонный наряд.
В нём прошёл я все цеха и должности
и добрёл до краткого – «помдеж».
Тут свои премудрости и сложности
и такого нет глагола: «Ешь!»
Есть глагол: «Рубай!»
Рубаем весело,
коли дело в нашенских руках,
коли нам судьба поклон отвесила
на балхашских тёмных берегах.
Отходил нарядов здесь немало я,
так сказать, «до самого звонка».
... На посту опять,
а небо – алое,
и летят резные облака.
Полюбил закат сильней рассвета я.
Часто, провожая солнце вдаль,
слышал я,
как сердце неиспетое
ждёт любовь и ясную печаль.
Письма, письма –
в них одно спасение
да еще спасение в стихах.
Осенит меня пора весенняя
и волной нахлынет впопыхах.
... Эшелон уже подходит дембельский –
до берёз помчусь и до рябин.
Вспоминать тебя я стану день-деньской,
мой самозарядный карабин.
Не забыть и вас, друзья армейские,
да отбой за 45 секунд.
Ах, какие вьюги были резкие!
Но они весны не отсекут.
Поезд катит по России,
к северу.
И плывёт сиреневый простор.
Там, в Рязани,
памятник Есенину
мне свои объятья распростёр!
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Умолк весёлый разговор колес.
Как парус ветра, этот день мы ждали.
Родное небо длинными дождями
на жаждущую землю пролилось.
Мятежные метели позади.
Войду к тебе, усталый и тревожный.
И этот миг, доселе невозможный,
отныне навсегда в моей груди.
Люби меня до радости, до слёз.
Веди меня в забытый шелест сада.
Хмелеет небо, как глаза солдата,
два года не видавшие берёз.
СОЛДАТСКАЯ МОЛИТВА
Венчальный свет над вечностью полей,
бессмертный свет над русскою судьбою,
не отрекись от памяти моей –
дай мне побыть наедине с тобою.
Дай мне постигнуть Родину мою,
принять её победы и утраты.
Дай мне понять, за что в святом бою
без страха погибали Коловраты.
Лучей своих всеясных не жалей,
мир осени всевышнею любовью,
войди мне в сердце волею своей,
войди мне в сердце песенною болью...
Бессмертный свет над русскою судьбою.
Венчальный свет над вечностью полей.
Рязань – Приозёрск (Казахстан) – Сасово |