|
Владимир ХОМЯКОВ
(Сасово, Рязанской обл. )
ПРАДЕД
Поэма
1
Для нашей правды места хватит
в архиве будущих веков.
...Был у меня заветный прадед —
Егор Андреич Хомяков.
Сто лет прожил, бесспорно это,
и даже более того.
Решил я волею поэта
поведать миру про него.
Да-да, про прадеда, конечно.
Он не дворянских был кровей.
...Пой, пой, метель моя, сердечно!
Мне думу давнюю навей.
Коль не дворянский, так крестьянский
был род, что звался: Хомяков.
Жил он в губернии Рязанской.
Уезд, как баяли, Данков.
Егор был парнем хватким, резким,
семье и крепость, и оплот.
Но по законам по расейским
стал, к сроку, призванным во флот.
Пускай слова банальны эти:
матроса служба непроста.
Но и ему фортуна светит,
как путеводная звезда.
2
Ходил Егор по океанам,
попал Егор за океан.
Задорно хлопнул по карманам —
и завернул в кафешантан!
Уже давно не первогодок,
и, зная цену мишуры,
взгляд положил на двух молодок:
в гульбе матросу нет чуры.
Но, враз смекнув, что делать надо,
Егор свой норов показал:
им по бутылке ... лимонада
в буфетной стойке заказал.
Кокетки хмыкнули брезгливо:
— Ты что, с ума сошёл, моряк?!
Так помни, нам милее пиво,
а лучше виски иль коньяк.
— Ах, виски! — крякнул по-английски
и по-российски свистнул вдруг. —
Свои в борделе пейте виски!..
Но тут же вмиг сомкнулся круг.
Американцев семь или восемь
к Егору плотно подошли:
— Ну, что же, рашен, жребий бросим,
кому сейчас лежать в пыли?
3
...И загремела потасовка!
Американцы знали масть,
когда под дых ударить ловко,
в висок свинчаткою попасть.
Егор, конечно, был с друзьями,
они и ринулись к нему.
А то б лежать в могильной яме
шальному предку моему.
Но был один американец:
сперва ударившись в бега,
он будто бы исполнил танец —
и вновь рванулся на врага.
Егор, увидев нож, отпрянул
и увернулся от него.
И снова бой кулачный грянул,
как продолжение того.
Была нещадной заваруха!
Егор как в пекле побывал
и в дикой драке этой ухо
американцу оторвал!
Тут и полиция явилась:
Егор был схвачен и — в тюрьму.
А там, как позже прояснилось,
немалый срок грозил ему.
4
Ворон матросы не ловили:
мол, все пороги обобьём!
А капитану объявили:
— Мы без Егора не уйдём!
С команды складчину собрали,
свои моряцкие рубли.
К тюрьме лазейку подобрали
и друга выкупить смогли.
И вот он, час желанный, пробил:
корабль отчалил в дальний путь.
Егор опять в матросской робе —
и колесом он держит грудь.
Нет, не горька ему судьбина.
Волна, качай его, качай!
Прощай, Америка-чужбина.
Россия-матушка, встречай!
5
...Но вот со службой он простился:
года идут, а время мчит.
А как в Сибири очутился?
О том история молчит.
Мы занавеску чуть откроем,
чтоб хоть слегка развеять тьму:
попал сюда не под конвоем,
а по крестьянскому уму.
Женился, дети народились,
средь них и мой грядущий дед.
И хоть большой семьёй ютились,
но долго прожили без бед.
Оно, конечно, беды были —
и уплывали как волна.
И всё ж добралась до Сибири
беда всеобщая — война.
Егор Андреич был за красных,
как Иннокентий — сын его.
Прошло немало дней опасных,
скажу: навиделись всего.
Клинок — подвысь! И ногу — в стремя!
И — золотой руби погон!
Кровавым было это время
на станции с названьем Сон.
Не только там, по всей Сибири!
Стонали сопки и тайга.
И людям жить хотелось в мире,
не видеть смертного врага.
6
Пора победная приспела.
Вставай с зарёю, не ленись.
Давай, страна, берись за дело!
В строю рабочем подтянись!
Тот край богат был рудниками,
там дело спорилось в руках.
И молодёжь со стариками
вели добычу в рудниках.
Трудились крепко Хомяковы
что для себя, что для страны.
Работе спорой ни оковы,
ни понуканья не нужны.
Рос внучек Лёня у Егора —
не Леонид, но Алексей!
В семье он тоже был опора
и знал тайгу душою всей.
В шесть лет ходил он по маслята,
а на охоту лет с восьми.
В те времена росли ребята
к труду привычными детьми.
7
Егор Андреич по малину
собрался как-то поутру
и объявил снохе и сыну:
— С собою Лёню заберу.
А тут компания соседей,
спеша, нагрянула во двор:
— Не испугаемся медведей,
возьми нас, дедушка Егор!
В тайгу ушли они далече,
туда, где заросли густы.
Огни малины, словно свечи.
Не будут туеса пусты.
Рвут щедро. А с другого краю
вовсю старается медведь:
мол, я малину обрываю
и не пытаюсь зареветь.
И дед Егор кряхтит: — Не бойтесь,
медведь сейчас не тронет нас.
К ночлегу, милые, готовьтесь:
зажжём костёр и — в добрый час!
И чтоб спокойно люди спали,
костёр по кругу очертил:
и дабы волки не напали,
и от нечистых разных сил.
Все спят, лишь дед Егор на страже,
ничем его не усыпить.
И вид волков ему не страшен —
черту им не переступить.
Их в стае семь иль восемь снова,
но ярость стала им тщетой:
застыли — изваянья словно —
пред заколдованной чертой!
8
А утром доверху набиты
и короба, и туеса.
Тайги тропинки не забыты,
и не забыты чудеса.
Кто эти мне поведал были?
Отец поведал, Алексей.
Он вспоминал года в Сибири
на протяженье жизни всей.
И про костёр, и про малинник
отец не раз мне говорил.
Сидел, как будто именинник,
коль дверцу в детство отворил.
Сто с лишним лет на свете этом
мой прадед жил, судьбой храним.
В войну скончался, в сорок третьем,
в посёлке памятном Туим.
И то, что жило в человеке,
всё ледяной окутал сон.
...Тайга, озёра, горы, реки.
В Туиме был я в прошлом веке,
родным крестам отдав поклон.
В грядущий раз, стихи слагая,
припомню что-нибудь новей.
...Пой, вьюга, сердцу дорогая,
мне думу светлую навей!
Июль–декабрь 2021 года |
