|
Александр ЯШИН (1913 – 1968)
ПОКОРМИТЕ ПТИЦ
Покормите птиц зимой,
Пусть со всех концов
К вам слетятся, как домой,
Стайки на крыльцо.
Не богаты их корма,
Горсть зерна нужна,
Горсть одна –
И не страшна
Будет им зима.
Сколько гибнет их – не счесть,
Видеть тяжело.
А ведь в нашем сердце есть
И для птиц тепло.
Разве можно забывать:
Улететь могли,
А остались зимовать
Заодно с людьми.
Приучите птиц в мороз
К своему окну,
Чтоб без песен не пришлось
Нам встречать весну.
1964
ПИСЬМО В «ЛЕСНУЮ ГАЗЕТУ»
Памяти Виталия Бианки
Мы безмерно богаты.
В наших чащах и рощах
Столько всяких пернатых –
Просто диву даёшься.
Но спросите иного,
Что он знает о птицах,
Пусть ответит толково –
И, гляди, удивится:
Как же, фауна, дескать,
Как же, наше богатство –
На полях, в перелесках,
Так сказать, птичье царство...
Птичье царство, и только?..
Ну, дрозды,
Ну, синички...
Где запомнишь все клички,
Просто птички – и только!
Стоит в лес углубиться –
И уже как не дома:
Словно мы за границей –
Незнакомые лица,
Языки не знакомы.
Как слепые, плутаем,
Будто глухи от роду.
И ещё утверждаем,
Что мы любим природу.
А цветы разве знаем
На лугах?
Разве ценим?
Всё травой называем,
А подкошены – сеном.
И с деревьями тоже:
Роща в общем и целом...
Ель от пихты не можем
Отличить, грешным делом.
То же с рыбой:
Веками
Счёт ведём косяками,
Густе?ра иль сорожка,
Все едино – рыбёшка.
Лишь царям по рожденью,
Как во всём, предпочтенье:
Знаем розу-царицу,
Льва-царя
Да царь-птицу...
И, конечно, тревожно,
Что порой мы безбожно
Не храним, что имеем,
Не щадим,
Не жалеем.
Ни за что не в ответе,
Словно самую малость
Нам на этой планете
Жить и править осталось.
Не хозяева вроде,
Так добро своё губим.
А гордимся природой
И отечество любим.
1960
СПЕШИТЕ ДЕЛАТЬ ДОБРЫЕ ДЕЛА
Мне с отчимом невесело жилось,
Всё ж он меня растил –
И оттого
Порой жалею, что не довелось
Хоть чем-нибудь порадовать его.
Когда он слёг и тихо умирал, –
Рассказывает мать, –
День ото дня
Всё чаще вспоминал меня и ждал:
«Вот Шурку бы... Уж он бы спас меня!»
Бездомной бабушке в селе родном
Я говорил: мол, так её люблю,
Что подрасту и сам срублю ей дом,
Дров наготовлю,
Хлеба воз куплю.
Мечтал о многом,
Много обещал...
В блокаде ленинградской старика
От смерти б спас,
Да на день опоздал,
И дня того не возвратят века.
Теперь прошёл я тысячи дорог –
Купить воз хлеба, дом срубить бы мог...
Нет отчима,
И бабка умерла...
Спешите делать добрые дела!
1958
ЗАПАСАЕМСЯ СВЕТОМ
Фёдору Абрамову
В край добра и чудес
С прежним рвусь интересом.
Я из тех самых мест,
Где семь вёрст до небес
И всё лесом
Да лесом;
Где в затонах озёр
Лебединые крепи,
Тундры снежный простор –
Вроде южные степи;
Где ветров ералаш
Да сумёты по пояс
И, как пригород наш,
За Архангельском –
Полюс.
У полярных широт
Быт порою неласков,
Не всегда мёд течёт
По усам
Даже в сказках.
Грех на море пенять –
Рыбы вдоволь,
А всё же
Золотую поймать
Не случалось,
Не можем.
Не всегда на обед
Апельсины
И дыни.
Неразменных монет
Тоже нет и в помине.
Рукавицы в мороз
Прикипают к ладоням.
С храпом тянут свой воз
И олени,
И кони.
Слава наша хрупка,
Вечны только мерзлоты...
Но моим землякам
Любы эти широты.
Ночи долги невмочь,
Но зато мы уж летом
На всю зимнюю ночь
Запасаемся светом.
1963-1964
О МОЕЙ СВЯТЫНЕ
Больше не могу!
Надо бежать
В северную тайгу,
В зелёную благодать –
Просто чтобы дышать.
Встану чуть свет,
Выйду на холодок,
А тут ничего нет:
Ни нор,
Ни берлог,
Ни родничка у ног.
Хоть бы какой след.
Но стоит замереть,
Слышу:
шуршит листва,
Слышу:
сопит медведь,
Взлетают тетерева.
Убран урожай,
В воздухе инея звон.
Слышу собачий лай –
С трёх,
с четырёх сторон –
Начался гон.
Вся душа дрожит,
Больше не могу:
Вот он, косой, бежит,
Вон лиса на лугу...
Никак не пойму,
Что меня держит здесь:
Нужен кому?
Дело какое есть?
Может, в родном краю
Давно иная жизнь:
И птицы не так поют,
И звери перевелись,
И люди не те,
И поля,
И красота не та...
Но это моя земля,
Моя маета и мечта,
Мои святые места!
Святыне не изменю –
Серенькая да своя,
Души не предам огню:
Верующий я!
1961
КУЛИК
В болоте целый день ухлопав,
Наткнулся я на кулика.
Он из гнезда, как из окопа,
Следил за мной издалека.
Как трудно быть ему героем:
Того гляди, возьму живьём,
А он один в гнезде своём,
Как в поле воин
Перед боем
С противотанковым ружьём.
Взлетать иль нет?
А вдруг замечу,
Со всем хозяйством загублю?
А не замечу –
Искалечу,
Ногой сослепу наступлю?
Зачем играть со смертью в прятки?
Я на него взглянул любя
И – мимо, мимо без оглядки...
Сиди, родимый,
Всё в порядке,
Я просто не видал тебя.
1966
БОСИКОМ ПО ЗЕМЛЕ
Солнце,
спокойное, будто луна,
С утра без всякой короны,
Смотрит сквозь облако,
Как из окна,
На рощу,
На луг зелёный.
От берега к берегу
Ходит река,
Я слышу её журчание.
В ней – те же луна, луга, облака,
То же мироздание.
Птицы взвиваются из-под ног,
Зайцы срываются со всех ног.
А я никого не трогаю:
Лугами, лесами, как добрый бог,
Иду своею дорогою.
И ягоды ем,
И траву щиплю,
К ручью становлюсь на колени я.
Я воду люблю,
Я землю люблю,
Как после выздоровления.
Бреду бережком,
Не с ружьём, с бадожком,
Душа и глаза – настежь.
Бродить по сырой земле босиком –
Это большое счастье!
1962
ДОБРУ ОТКРОЕТСЯ СЕРДЦЕ
Не свалит меня бездорожье,
Я с детства ходил без сапог
И сколько б теперь ни прожил –
Ничто для дублёной кожи
Неровность лесных дорог.
Без страха брожу по осоке,
По гальке,
Через поля.
Дресвы не боюсь на тропке...
Все лишние электротоки
Берёт из меня земля.
А с ними,
Почти бесследно
Рассасываясь, как вода,
Всё злое,
Дурное,
Вредное
Уходит в песок навсегда.
И остаётся в теле,
В душе
После долгих бед
Лишь то,
Без чего ни веселья,
Ни счастья на людях нет.
Мне просто необходимо
Босым по земле ходить,
Чтоб верить,
И быть любимым,
И самому любить.
Ступи, мой товарищ, попробуй
И ты в холодок росы,
Сорви надоевшую обувь,
Пройдись по земле босым!
В глаза, будто память о детстве,
Зелёные глянут места,
Добру откроется сердце
И совесть будет чиста.
1963
ВСЁ ДЛЯ ЧЕЛОВЕКА
Шёл дождь,
небо соединялось с землёй,
шумели сосны,
над бором погрохатывало.
А городской человек
вошёл в глубь леса,
осмотрелся
и ахнул:
– До чего хороша тишина!
Сколько же он должен был страдать
от нестройного гула и звона,
от лязга и крика,
сколько лет должен был кричать сам,
чтобы вдруг,
забредя в лес,
где просто – муравьи и птицы,
мох и звонкоголосый родничок, –
так вот почувствовать,
так до слёз полюбить тишину?!
И сколько лет
должен был человек
мотаться из города в город,
ютиться в кирпичных и железобетонных домах,
дышать дымом и пылью,
пить нечистую хлорированную воду,
принимать по утрам пирамидон
от головной боли,
чтобы, наконец,
в обыкновенном лесу
обрадоваться, что на подошвах его
не грязь, а хвойные иглы и листья,
и удивиться,
и сказать самое простое:
– Всё в этом мире для человека,
почему же он не понимает,
как хорошо жить в лесу?
1963 ШИНЕЛЬ
Эх, шинель моя, шинель!
Длинная, походная,
В слякоть осени, в метель
Тёплая и модная.
Чёрная,
Просторная,
Ладная,
Нарядная,
Краснофлотская подруга –
Шуба ненаглядная.
Три кармана, две полы,
Пуговицы в золоте,
Якоря на них светлы,
Как закаты в Вологде.
Грязь к тебе не пристаёт,
Полюбил тебя народ.
За одну шинель
Матроса
В гости девушка зовёт.
В чистом поле и постель
И шатёр – моя шинель.
Если надо, в жгут свернётся,
На ночёвке вытянется,
Ветер грянет,
Дождь польётся –
Ты моя спасительница.
Мало дюжину штиблет
Изорвёшь за пару лет,
Даже танк броню меняет,
А тебе износу нет.
Неужели ж, неужель
Я сниму свою шинель?
Может быть, и в самом деле,
Как закончится война,
Без шинели
По панели
Поведёт меня жена?
Нет, покуда войны есть,
На земле смертей не счесть, –
Не снимать своих шинелей
Мы почтём за долг и честь.
1941
В КРЫМУ
Земля тосковала по русской речи,
Два года была в огне и в дыму.
Враги, всё живое перекалечив,
Учили её языку своему.
Но грянул суд.
Расстреляв дозоры,
Мы закрепились на берегу,
И, Боже мой, как засияли горы,
Какой по ущельям понёсся гул!
Горячий песок скрипит под ногами,
Вода в борта корабельные бьёт.
Земля, что лежит ещё за холмами,
Зовёт нас к себе, торопит вперёд.
По жёлтому скату,
По кочкам зелёным
Бегу к родниковой воде во рву,
Как на свиданье мальчик влюблённый,
И падаю, радуясь, на траву.
Всё необычно, для сердца ново –
От серых долин до сизых высот.
И ветер каждое наше слово,
Как откровение, вдаль несёт.
Поднявшись в рост на камне лобастом,
Приветствую:
«Здравствуй, родная земля!»
И горы мне отвечают:
«Здравствуй!»
И веселей шумят тополя.
Кричу в озарённые днём просторы,
Напоминаю родные слова:
«Огонь!»
«Огонь!» – отзываются горы.
«Москва!» – кричу.
Повторяют:
«Москва!»
Земля моя,
В гальках, в зелёных росах,
Расправь свои плечи, живи, цвети!
Ты – наша.
Мы снова с тобой – матросы,
Да разве могли мы к тебе не прийти!
Уже из пещер, из ущелий и гротов
Выходит на солнце родной народ.
«Вперёд!» – кричат моряки и пехота.
И горы, как гром, повторяют:
«Вперёд!»
21 января 1944
ИЗ ПОЭМЫ «МАТЬ И СЫН»
*
Смолью сдобренный воздух.
В реках дна не достать…
Верю, рано иль поздно
Дома буду опять.
Мох застелет дорогу,
Колеи не найти, –
Дятлы стуком помогут
Мне не сбиться с пути.
Белки с ветки на ветку
Сквозь густую тайгу
Прямиком на разведку
Впереди побегут.
И волшебный помчится
Тонкой пряжи клубок,
Чтобы я закружиться
В буераках не мог.
А зимою холодной
По дороге домой
Тем клубком путеводным
Будет сердце само.
1937-1938
ВЕСЕННЕЕ
Я даже сна лишился, я тоскую.
А это значит, что в родном краю,
В родных лесах тетерева токуют,
Медведь берлогу развалил свою
И вышел в чащу, разминая плечи,
И жмурится –
Вокруг еще бело.
Он, верно, ждёт со мною новой встречи,
Держа клыки и когти наголо.
И я зажмурюсь и услышу ясно
И сосен стон густой,
И взлёт стрижа.
Запахло мхом и ягодой...
Напрасно
Меня ты хочешь дома удержать.
Поедем вместе к волокам сосновым,
В малинники, в морошковый завал,
К кудесникам,
К никольским звероловам,
Где даже Пришвин, верно, не бывал.
Пройдём пешком тропинкою лесною
К живой воде,
К былинному ключу.
Зверья боишься?
Сладившей со мною,
Какой медведь тебе не по плечу?!
Раскинем полог у начала сказок,
Чтоб их целебным воздухом дышать.
Охотничьи побаски и рассказы –
Они из мёртвых могут воскрешать.
Котомки сами просятся на спины,
Уже сквозь стены проникает свет...
Далёко где-то зацвели рябины
За Вологдой,
А мне покоя нет.
1939
* * *
Для меня любые расставанья
Не смертельны,
Даже слёз не лью.
Если письма есть – и расстоянья
Не страшны, хоть и люблю семью.
Но когда я к отчему порогу
Две весны подряд не загляну,
Никакие письма не помогут
Сохранить мне в сердце тишину.
Все болезни сразу подступают,
Душит одиночество в углу.
Вот когда ночей не досыпаю,
На погоду зря кладу хулу.
Тянет в край, где я родился, к детству,
В ягодные мшистые места,
Где тайга с деревней по соседству
И угар от прелого листа,
Где, преображаясь год от года
От людских бессонниц и забот,
Северная, средь лесов, болот,
Наша нелукавая природа
Всей Отчизной для меня встаёт.
1948
НОВОЗЕРО
Вот и я побывал в раю –
Оказалось легко и просто:
В Белозерском лесном краю
Обнаружился Сладкий остров.
Так случилось, что ныне он,
Как заброшенный заповедник,
Не распахан, не заселён
И зверьём покинут последним.
Плоский, будто грибной пирог,
С невысокими берегами,
Заберись – и живи, как бог,
Не водись с земными богами.
Многослойная тишина,
Разнотравье и разноцветье...
Да была ль на земле война?
Где, какое оно – лихолетье?
Только крыльев утиных свист,
Только звон зари глухариной,
Небо ясное, воздух чист,
Пахнет рыбою да малиной.
Пусть местами вода мелка,
Но как небо ясное глянет –
Отразятся в ней облака:
Глубже моря озеро станет.
1960
* * *
«А и где мне спелых зёрнышек
Весной набрать?
А и где найти мне, девушке,
Душевных слов...»
Сло?ва-то красивого
Не подыщешь наскоро.
Как назвать мне милого
Задушевно, ласково,
Чтобы всем понравилось,
Чтобы в песню ставилось,
Чтоб любого проняло,
Пело б имя до неба?
Ведь не для кого-нибудь
И даёт не кто-нибудь.
Что там ни загадывай –
Лучше нету пары мне.
Приголубить надо бы,
А слова всё старые.
Назову ль соколиком?
Ненаглядой?
Ягодой?
Ласково, но только
Не такое надо бы.
Долей облюбованной?
Светиком?
Касатиком?
Тоже не по-новому,
Не его касательно.
Дролечкой?
Державушкой?
Золотком? Всё дёшево:
Не такая славушка
У мово хорошего.
Девушек поспрашивать бы, –
Может, у подруженек
Имя подходящее
Найдено для суженых.
Или лучше вечером
На кругу с баянами
Подойти доверчиво
К самому? желанному,
Прямо в сердце светлое
Стукнуться отважиться,
И слова заветные,
Может, сами скажутся.
1936
* * *
Злате Константиновне
всё и навсегда
И что из того, что уходят года
И не было в жизни спокойного дня,
Что стали страшить дожди, холода! –
Как солнечный свет, как живая вода
Твоя любовь для меня.
А горе бывало так велико,
Размолвки, обиды давили грудь…
Но как это всё теперь далеко!
Да разве живая вода легко
Давалась кому-нибудь?
1946
* * *
Как часто я срываюсь с высоты,
А ты меня ведёшь, не уставая,
Как часто мну побеги и цветы,
Дороги ездовой не замечая.
Прости меня, любимая, за то,
Что не во всём твоей мечте я равен
И часто, поражённый слепотой,
Хочу того, чего хотеть не вправе.
Прости за страх, что порождал, за ту
Неровность в нашей жизни, за упрёки,
Когда терял я веру в чистоту, –
За жёсткий голос и за взгляд жестокий.
Прости за то, что не хватает сил
И половину тяжестей на плечи
Твои, родная, я переложил...
Но видно, жить я не умею легче.
1948
РАЗЛЮБИЛА ЖЕНА
Разлюбила жена...
Я давно подозревал,
что она уже разлюбила,
и всё же принял это
как вероломство –
так было.
Этого мне еще не хватало:
жена разлюбила!
Но всё-таки что же это такое:
невезение
или доброе предзнаменование?
Свобода или новая кабала?
Войны объявление
или ее окончание?
22 июня или 9 мая?
Живу, ничего не понимая.
Горевать мне
или торжествовать?
Ревновать
или благодарить Бога?
Ни себя, ни её не могу понять.
Жизнь остановилась.
Комната моя захламлена,
как после отступления оккупантов.
Ружьё не чищено с прошлогодней охоты.
Лыжи стоят в углу –
не тянет ни в лес, ни в поле.
На столе горой неразобранная почта.
Стеллажи с книгами забиты пылью,
как заброшенная пахота сорняками.
Кто знает, завтракал ли я сегодня?
Который день забываю побриться.
Не работается,
не спится,
не дышится.
Не пишется!
Вразуми, Господи, что же это такое:
набор высоты
или стремительное пикирование
к земле,
в землю?
А может быть это и есть
состояние невесомости?..
Когда-то я был спокоен за свои тылы, –
шёл,
наступал,
отражал атаки!
Разлюбила жена.
Теперь и тылы мои не обеспечены.
Предательство мерещится всюду
и не даёт покоя ни днём, ни ночью.
Я беззащитен,
как открытый город.
Даже самолюбие не подымает головы.
Тихо и пусто вокруг,
как до сотворения мира.
1967
СВОЁ ДОБРО
Кончились радости осени. Дождь.
Небо слезится,
Тучи, как дым.
Ты меня в город, домой зовёшь,
Ждёшь, как отходника.
С возом каким?
Груз мой – корзины да пестери,
Не из-за моря –
Своё добро.
Хочешь, бочёнок груздей бери,
Туес брусники,
Клюквы ведро.
Как говорят, чем богат, тем и рад,
Что уродилось,
То и везу.
Разбогатеть не смог, виноват,
Не за границами жил – в лесу.
Чем занимался?
Да просто жил,
Сил набирался,
Жил и дышал.
Рад, что ничьих не вытягивал жил,
Людям на горло не наступал.
Не говорю, что горе прошло, –
Свыкся.
У всякого свой удел.
Всё-таки что-то произошло:
Тучи, как дым, и дождь,
А светло.
Осенью даже лес посветлел.
1967
ЧЕГО ЕЩЁ СЕРДЦЕ ПРОСИТ?
Я видел большую воду –
Апрельский разлив и спад,
И как журавли в непогоду
Домой под обстрел летят.
Свободна
И судоходна,
Как Млечный Путь широка,
Река, будто пену, к сходням
Накатывает облака.
Луга заметает илом,
Бьёт брёвнами кручам в грудь...
Позднее ей не под силу
И жерновок провернуть.
Я видел, как из-под снега,
Размытого добела,
Неведомого побега
Проклёвывалась игла.
Подснежников появленье,
Берёзовых почек рост
Я сравнивал по значенью
С рожденьем новейших звёзд.
Жестоких желаний жженье,
Любовь и остуду знал,
И ненависть, и примиренье,
Смирялся и бунтовал.
Всё видел:
Весну и осень,
И зиму – во льдах, в снегу...
Всё в памяти берегу.
Чего ещё сердце просит?
Чему удивиться смогу?
1966
* * *
Если бы знать нам, что завтра
его не будет,
по-другому мы относились бы к людям –
к любому, как к своему родному, –
разговаривали бы по-другому.
Когда говоришь с другом,
помни: быть может,
это последний
разговор с ним,
последний день его жизни...
Последний раз его видишь...
Помни: завтра может его не быть.
Ты навсегда потеряешь его...
Спеши любить,
жалеть и любить.
1967
* * *
Счастливы однолюбы,
Они что единоверы:
Душа не идёт на убыль,
Чужды ей полумеры.
Раз навсегда влюбиться –
Это, ни мало ни много,
В жизни определиться,
Выбрать свою дорогу.
Что полюбилось с детства,
То навсегда любимо –
Свято моё наследство,
Свято и неделимо.
1968
|
* * *
Как часто мы голосовали
За отлучение друзей
И не кричали, а молчали
О непричастности своей.
Как мы преступно мало знали,
Да что скрывать – боялись знать.
Пойми теперь, когда нам лгали,
Когда мы сами стали лгать.
Нередко до самозабвенья
Себя старались убедить,
Что, видно, наше поколенье
И не должно иначе жить.
И вот пришло как наказанье
За благодушье многих лет,
Привычкой ставшее молчанье –
Страданья горше в мире нет.
Да нарастал, как ветер с моря,
К бездумной праздничности строк
Читательских аудиторий
Неотвратимый холодок.
1956
К ТЕБЕ ОБРАЩАЮСЬ, ДУША МОЯ!
Когда меня ещё не было –
поэзия существовала.
Поэзия останется,
когда меня уже не будет.
Она повсюду:
в природе, в людях,
во мне
и вне меня,
как световые лучи
и как радиоволны –
в атмосфере
и в космосе.
Стихи существуют и не написанные,
не зарифмованные,
не напечатанные,
ещё не почувствованные никем,
как антимир,
и пока не уловленные,
как биотоки Вселенной.
А поэт – вроде приёмника.
И, если он настоящий поэт,
не сбитый с толку славой и наградами,
не чиновник, а человек,
думающий и страдающий,
он пропустит волны поэзии
через свою судьбу,
через свою душу.
Весь мир – поэзия.
И я обращаюсь к тебе, душа моя:
будь хорошим приёмником,
чутким,
многодиапазонным,
всеволновым, как двадцатый век, –
приглушена одна волна,
переходи на другую,
чтобы ощутить поэзию
как биотоки людских сердец.
1964
УТРЕННЯЯ ПОЧТА
Не позёмка ночью
Снегу намела –
Утренняя почта
Посреди стола.
Отбираю срочную –
Что душе мила.
Всё делю поровну:
Важное – в стопу,
Остальное – в сторону,
Как щепу.
Будто свежая щепа –
Письма по избе,
Но от каждого – тропа
К чьей-нибудь судьбе.
Рубят лес там и тут
И щепа летит,
И со всех концов идут
Письма, полные обид.
Открываю в чью-то жизнь
Дверь – рву конверт:
«Поддержи, заступись,
Защити, дай совет!..»
Добрый дай совет!
Просят жёны и мужья
Укрепить семью!
– А нельзя ль иметь, друзья,
Голову свою?
От влюблённых вороха –
Их не перечесть.
Главным образом, в стихах –
Даже рифмы есть.
Если б сам не писал,
Сам не грешил,
Я бы что-нибудь сказал
Им от души.
1968
* * *
Я обречён на подвиг,
И некого винить,
Что свой удел
свободно
Не в силах изменить,
Что этот трудный жребий
Приняв как благодать,
Я о дешёвом хлебе
Не вправе помышлять.
Щадить себя не вправе,
И бестолковый спор
О доблестях, о славе
Не завожу с тех пор.
Что ждёт меня, не знаю,
Живу не как хочу
И ношу поднимаю
Себе не по плечу.
У бедного провидца
Так мал в душе просвет,
Что даже погордиться
Собой охоты нет.
А други смотрят просто,
Какое дело им,
Крещусь я троепёрстно
Или крестом иным.
Как рыцарь старомодный,
Я в их глазах смешон.
Да нужен ли мой подвиг?
Ко времени ли он?
Земли не чуя сдуру,
Восторженно визжа,
Ползу на амбразуру,
Клинок в зубах держа.
1966
* * *
Я родился? в тринадцатом году
Нет, не в избе и даже не в постели,
А на гумне, в углу, на холоду,
Но в золочёной был крещён купели.
Мы жили впроголодь, в чаду, в грязи
Лучиной прокопчённые, в коросте,
Но иногда отец домой с погоста
Нам в позолоте пряники возил.
Жизнь – беспросветная нужда.
Всё где-то понемногу золотилось.
Мать приучала верить в Божью милость,
Отец твердил, что горе – не беда.
11.11.1948
ГРАНИЦЫ ДУШИ
А душа у меня есть.
И у неё своё зрение,
и свой слух,
и память,
и свой сказочно богатый мир,
а это целая держава,
в которой царит воображение
да желание добра и правды.
Зрение души удивительно –
и оно тоньше ультрамикроскопов,
сильнее любых локаторов.
Она видит в пространстве
и во времени,
проникает в глубь веков,
заглядывает в самоё себя.
И слух у души
совершеннее морских эхолотов –
слышит душа музыку вечности,
голоса цветов и трав,
их рост и дыхание.
А память души – это граничит с чудом.
Берегите душу,
раздвигайте её границы,
расширяйте её полезную площадь,
чтобы приблизиться к будущему.
1964
* * *
Мы с детства верили примете,
Что в миг, когда звезда зажглась,
В какой-нибудь избе на свете
Душа святая родилась.
Мы не одну за годы эти
Зажгли звезду.
И, как должно,
Считают люди по примете,
Что много душ на белом свете
За эти годы рождено.
Пусть как хотят о чуде судят –
Мне надо верить, чтобы жить:
Что их и в детстве не застудят,
И взрослых не дадут сгубить,
Что души их не искалечат,
Любовь к добру не заглушат,
Не иссушат живой их речи
И права думать не лишат.
1959
* * *
Матерь Божья, не обессудь,
По церквам я Тебя не славлю,
И теперь, взмолившись,
Ничуть
Не юродствую, не лукавлю.
Просто сил моих больше нет,
Всех потерь и бед не измерить,
Если меркнет на сердце свет,
Хоть во что-нибудь надо верить.
Ни покоя давно, ни сна,
Как в дыму живу, как в тумане...
Умирает моя жена,
Да и сам я на той же грани.
Разве больше других грешу?
Почему же за горем горе?
Не о ссуде Тебя прошу,
Не путёвки жду в санаторий.
Дай мне выбиться из тупика.
Из распутья, из бездорожья...
Раз никто не помог пока,
Помоги хоть Ты, Матерь Божья.
1958
* * *
Мы неполной жизнью живём
И неполною грудью дышим,
Вполуголос песни поём,
Даже письма с оглядкой пишем.
До чего ж мы были просты
С нашей верою беспросветной,
С нашей преданностью несусветной,
Доходившей до слепоты!
Зарубцуются ль в сердце моём,
В слабом сердце
Рваные раны?
Мы двойною жизнью живём,
Потому и стареем рано.
1958 * * *
Осенью засыпает вода:
Холодна становится и темна.
Много ли из-подо льда
Видит и слышит она?
А ослепнет человек,
Долго ли помнит во мгле
Под ледяною корочкой век
Краски на небе и на земле?
Душа тоже слепнет.
И что ж?
Мутной, как водоём,
Всё ей порою вынь да положь
Память о светлом, о былом,
О назначенье своём.
1964
ОГОНЁК
Светлячок во мгле –
Огонёк в лесах.
Может, он на земле?
Может, в небесах?
Может, свет костра
Мерцает вдали?
Может, звездочка –
Сестра
Нашей земли?
В бесконечной ночи
Тьма густа, пуста.
Но не меркнут лучи
Светлого поста.
Изнемог,
Сбился с ног,
Но горит впереди
Огонёк,
огонёк –
Свет в моей груди.
1962
ПЕРЕХОДНЫЙ ВОЗРАСТ
Тревожно и грозно,
Тем боле, что поздно
И мой наступил
Переходный возраст.
Не слабым слыву,
А в голос реву:
Туда ли плыву я?
Так ли живу?
И спать не могу,
И есть не могу:
В долгу перед всеми,
А что я могу?
Как пень на лугу,
Как тень на снегу,
Как серый валун
На морском берегу...
Чьё сердце смягчил?
Кому подал руку?
Кому облегчил
Душевную муку?
Чью старость утешил?
Кого осчастливил?
Кого на дорогу
На торную вывел?
Пред всеми в долгу я,
А чем помогу?
Я много могу.
Ничего не могу.
От горя ушёл,
От хвори ушёл,
От смерти ушёл –
От себя не могу.
1959
ОТХОДНАЯ
О как мне будет трудно умирать,
На полном вдохе оборвать дыханье!
Не уходить жалею –
Покидать,
Боюсь не встреч возможных –
Расставанья.
Несжатым клином жизнь лежит у ног.
Мне никогда земля не будет пухом:
Ничьей любви до срока не сберёг
И на страданья отзывался глухо.
Не завершил ни одного пути.
Как незаметно наступила осень!
Летит листва.
Куда уж там летит –
Её по свету шалый ветер носит.
Потери сердца людям не видны,
А радости стучатся в дверь всё реже.
Ни от своей,
Ни от чужой вины
Не отрекаюсь,
Но долги всё те же.
Сбылось ли что?
Куда себя девать
От желчи сожалений и упрёков?
О как мне будет трудно умирать!
И никаких
нельзя
извлечь уроков...
1966
С ДОБРЫМ УТРОМ!
Я люблю, когда при встрече
Мы знакомым и родным:
«С добрым утром!»,
«Добрый вечер!»,
«Доброй ночи!» – говорим.
Если к чаю иль к обеду
В дом войдём –
Не любо, что ль,
Поклонясь, сказать соседям:
«Чай да сахар!»,
«Хлеб да соль!».
Не от тяги к суесловью
И сложилось не вчера
Это братское, с любовью
Пожелание здоровья,
Пожелание добра.
Хорошо и путь-дорогу
По обычаю начать:
У родимого порога
Посидеть и помолчать.
Не спешу с моралью строгой,
Коль в дорогу кто-нибудь
По привычке скажет:
«С Богом!»
«С Богом!» – тоже «В добрый путь!».
От души желаю счастья
Всем товарищам своим,
Молодым – в любви согласья,
Долголетья – пожилым.
Рыболовам,
Звероловам –
Тёплой ночи у костра,
И – богатого улова,
И – ни пуха ни пера.
Пусть людей во всех заботах
Ждут удачи и успех,
Чтоб работалось с охотой
И гулялось без помех.
Даже стае журавлиной,
Улетающей от нас,
По обычаям старинным
Мы кричим:
«В счастливый час!».
И живётся вроде лучше,
И на сердце веселей,
Коль другим благополучья
Пожелаешь на земле.
1968
* * *
В несметном нашем богатстве
Слова драгоценные есть:
Отечество,
Верность,
Братство.
А есть ещё:
Совесть,
Честь...
Ах, если бы все понимали,
Что это не просто слова,
Каких бы мы бед избежали.
И это не просто слова!
1959
* * *
Не верю, что звери не говорят,
Что думать не могут певчие птицы,
Что только инстинкты у хитрой лисицы
И пчёлы не знают, чего творят.
Попробуйте в роще уединиться,
Укрыться под хвойный густой наряд
Да вникнуть в жизнь, что шумит вокруг,
Предубеждённость на время откинув, –
И в сердце не будет места гордыне,
Вас трепет и робость охватят вдруг.
Достойно ль царя природы
делить
Всех в мире живущих
На высших и низших?
Порой и владыки разумом нищи,
Всё относительно, может быть?
Высокомерие не к лицу
Ни великану,
Ни мудрецу.
В сосновом бору,
В берёзовой роще,
Где так многогранно желанье жить,
Мне, сильному, только добрей и проще
И человечней хочется быть.
Мы видим не всё со своей горы,
Чудес неоткрытых ещё немало.
Боюсь, чтоб кичливость не помешала
Нам постигать иные миры.
1959
ОРЁЛ
Из-за утёса, как из-за угла,
Почти в упор ударили в орла.
А он спокойно свой покинул камень,
Не оглянувшись даже на стрелка,
И, как всегда,
Широкими кругами,
Не торопясь, ушёл за облака.
Быть может, дробь совсем мелка была –
Для перепёлок, а не для орла?
Иль задрожала у стрелка рука
И покачнулся ствол дробовика?
Нет, ни дробинки не скользнуло мимо,
А сердце и орлиное ранимо...
Орёл упал,
Но средь далёких скал,
Чтоб враг не видел,
Не торжествовал.
1956
ПОЧЕМУ НЕ УДИВЛЯЕМСЯ
Почему-то без удивления
Смотрим на небо, на поля,
И – восторженно,
С умилением
Пересказываем сновидения,
Хоть и в снах
Всё та же земля.
А деревья-то зелёные!
А в озёрах
Вода в цвету.
А в воде, что стрелы калёные,
Листья длинные,
Заострённые,
Оголённые,
Опушённые...
И все тянутся в высоту.
В небе крылья птиц распростёртые,
Тучи, радугами подпёртые,
Камни скал в кореньях витых.
Видно, скалы тоже не мёртвые,
Раз деревья растут на них.
Над рекою кручи размытые.
Я на срез отвесный гляжу,
Будто в недра земли открытые
По ступенькам цветным вхожу.
Налюбуюсь ли на нарядную,
Ненаглядную землю-мать,
Непарадную,
Неоглядную?..
Так всему в этом мире радуюсь,
Будто завтра его покидать.
И тоскливо мне одному –
Будто завтра конец всему.
1966
ВОТ О ЧЁМ РЕЧЬ
Порой поскитаешься
Вдали от Москвы
И сам похваляешься:
– Вот мы каковы!
Моря рукотворные
Шумят там и тут,
Отрогами горными
Плотины встают.
Всё можем:
Мы молоды
И всё – впереди.
Излишние в Вологде
Умерим дожди.
Дай срок, и на севере,
В торосах почти,
Чего б ни посеяли –
Всё будет расти.
Всё можем!
Вселенную,
Чтоб больше квартир,
Сдадим к заселению
Под наш новый мир.
Без устали трудимся...
Но вот о чём речь:
Когда ж мы научимся
Друг друга беречь?
1958
* * *
В моём саду растёт лебеда
И нет мне покоя и нет житья
В душе с весны стоят холода
Душе нужны как живая вода
Твоё отреченье, любовь твоя.
Молитвы и слёзы мои не впрок
Да разве молитвы меня спасут
Но кто же возьмёт мои боли в толк
Кто чёрный ворон
И где тот волк
Что мне живой воды принесут.
30.8.1939
* * *
В моём саду растёт лебеда
И нет мне покоя и нет житья
В душе с весны стоят холода
Душе нужны как живая вода
Твоё отреченье, любовь твоя.
Молитвы и слёзы мои не впрок
Да разве молитвы меня спасут
Но кто же возьмёт мои боли в толк
Кто чёрный ворон
И где тот волк
Что мне живой воды принесут.
30.8.1939
* * *
«Правда» звонит: напиши, поэт,
Чтоб в каждом слове слеза дрожала,
А у поэта слов нет.
Дайте выплакаться сначала.
1947
* * *
Мне бы крылья, чтоб взлететь,
Мне бы голос, чтоб запеть!
Крылья есть,
И голос есть,
А чего хочу – невесть…
Душу надо окрылить,
Этих крыльев не купить.
1949
* * *
Для начальников могу писать я речи,
Их они читать с трибуны будут,
Но стихи взвалю себе на плечи.
Не начальникам они нужны, а людям.
1957
* * *
Мне надо через всё пройти,
Всё испытать:
Покой и бой.
И не утратить
Желанья жить,
Желания писать, любить –
Не потерять охоты человеком быть.
1957
* * *
Поэзия!..
Вряд ли припомню,
Когда это всё началось.
Поэзия! Как нелегко мне
В голодной деревне жилось.
1958
* * *
– На Колыму?..
– Давай на Колыму!
– Или в Норильск?..
– Да хоть в огонь и воду! –
Одно лишь твёрдо надо знать ему:
Что будет польза от того народу.
1958
* * *
За всё отвечать настала пора
За то, что когда-то я промолчал,
За то, что кричал во весь рот ура,
А караул не кричал.
1958
* * *
Безудержное хвастовство и ложь –
А разве это не одно и то ж?
1959
* * *
Десяток лет
И два десятка
Спокойствия и тишины,
А я,
Как та вдова-солдатка,
Всё не опомнюсь от войны.
1959
* * *
Давно обходимся без Бога:
Чего просить?
О чём молить?
Но в сердце веры хоть немного
Наверно, надо б сохранить.
1958
* * *
Настежь открытая миру душа,
Как ты была чиста, хороша!
1958
* * *
И я нередко с совестью не ладил
В угоду прихоти и плоти ради
И мне наверно надо бы поныне
Грехи свои замаливать в пустыне.
1958
* * *
По грязи, по снежным завалам,
Чтоб зной души остудить
Всю жизнь сюда пешедралом
Мне суждено бродить.
1958
* * *
Ты взойди, взойди, солнце красное
Освети ты землю матушку,
Обогрей нас, добрых молодцев.
Пахарей, косарей, рыбаков…
Свети, свети, солнышко,
Не закатывайся.
Люби, люби, девушка,
Не закаивайся…
1960 г.
СТИХИ ПРО ДЕРГАЧА
Он полсвета прошёл пешком,
Чтоб сюда подоспеть к весне.
К речке с лужком, с бережком
В нашей негромкой стороне.
Потому что здесь его дом,
Здесь он вылупился из яйца,
То же самое и со мной –
Каждой весной
Хоть пешком да поспеть сюда.
1961
* * *
Берёза уживается с сосной.
Всё в наших рощах дико и прекрасно.
Считают: мрачно в стороне лесной.
У нас в краю и солнечно и ясно.
Теперь жалею – мало я писал
О нём, неповторимом, многолесном,
Не то, чтоб красоты не замечал,
Боялся, что не будет интересно,
Что всё давно известно, повсеместно.
1962
* * *
Много планет, а Земля одна,
Солнце – одно навеки.
Только одна на всю жизнь дана
Родина человеку.
1959
Жестокая двуликая эпоха
Два лагеря, два мира — их и наш
Порядочность и подлость, бесчестье
Есть относительность и абсолютность
Продажность и неподкупность
Безбожие и вера, смех и грех.
Но доступно это и понятно не для всех.
Есть простодушье и преступность
Есть простота и подлость –
Продажность…
Неподкупность и коррупция
Растление, перерожденье
Есть мир и антимир...
Как хорошо в лесу.
1964 г.
* * *
Держите высоту,
Когда её набрали –
За вечных льдов черту
Не все шагнуть дерзали
На этой высоте,
Когда взялись за дело,
Держите в чистоте
Своё лицо и тело.
1965
* * *
Скучный и злой, наверно, был
Тот, кто надев мундир,
«Мёртвой природою» окрестил
Весь этот добрый мир.
Он и в другом убедить спешил,
Чувства и честь глуша,
Будто бы нет у людей души…
Есть у меня душа.
1962
КУПАНЬЕ КРАСНОГО КОНЯ*
Взвилось, забрезжило –
Косящий глаз, и хвост по ветру,
И пламя дня…
А у меня
Перед глазами опять стоит
«Купанье красного коня».
Над лесом зубчатым, как пламя,
Проклюнулось начало дня
Опять стоит перед глазами
«Купанье красного коня».
В закате неба половина
И снова языки огня
А у меня в глазах картина
«Купанье красного коня».
Неповторимо яркий почерк
Всё красное: трава, пески…
Лишь чёрный глаз коня из ночи
Да волны синие реки.
22.10.1966
_____
* Стихотворение навеяно впечатлением от картины Петрова-Водкина «Купанье красного коня».
* * *
Измученный, издёрганный,
изломанный
перекрученный
кривой, корнями
измочаленный
в изнеможении, в напряжении
цепляюсь корнями за
почву каменистую из
последних сил.
* * *
В щели жизни моей
Задувает ветер
А щелей с каждым годом больше
И они всё шире
И ветер уже не просто сквозит,
А воет и свищет.
1964
* * *
Ставенки мои, ставенки,
Поржавели ваши навесы,
У ваших жильцов появились
Новые интересы.
Им хочется выбраться, выехать
В многоэтажный корпус.
Заканчивается строительство –
Скрепите вы, может,
Последний месяц…
Если б меня касалось,
Я б никуда не рвался
Умер бы здесь, где жили,
Где мои родители
За ставенками остались.
11 июня 1967
* * *
Поэт не может быть спокоен
И счастье не для него.
Он вечный схимник, мученик, воин,
Самосожженец, он – самоед.
Сам себе каторга,
Сам себе тюрьма и ссылка,
Сам обвинитель и прокурор.
Сидят судьи, спинки с гербами.
За что судите,
Мало ему ещё своего суда?
Январь 1966 г.
* * *
Борок впереди
Такой незнакомый,
А только войди –
И будешь, как дома.
1968 г.
* * *|
Ой ты, Русь, моя Русь, –
Ноша невесомая!
Насмеюсь, наревусь –
У себя дома я.
1967 |
Из книги
ЗАПАСАЕМСЯ СВЕТОМ
Предисловие к книге А.Я. Яшина "Запасаемся светом"
«Земля моя любимая, Вологодская!
Люди добрые, многотерпеливые, воины верные, трудолюбы извечные!
Говорок родной, окающий, милый сердцу моему!
Сосны красностволые, не гнущиеся ни перед какой бедой, берёзы – утешение души человеческой, заповедные вязы на Тёмном мысу, забывчивый Липин Бор, Угор Бобришный – горе и радость моё!
Бедные наши медведи и зайцы, жаждущие, как всё живое, доброты людской и ласки!
Мир вам всем! Мира и счастья желаю вам в новом году, бодрости и радостей, любви и согласия! Новой славы и новых свершений! Бог на помощь вам, труд на пользу! Да процветает земля, породившая и вырастившая нас, а мы – её надёжные и верные сыны навеки!
И я – ваш поэт. Я ныне живу со счастливым ощущением в душе, что в каждом городе на вологодской земле, в каждой деревне, в каждом лесном посёлке есть у меня близкие люди, родственники, хоть один, да есть. А вологодские литераторы, молодые талантливые прозаики и поэты – мои родные братья. Пусть им дружно живётся и хорошо пишется в новом году!
За ваше здоровье, матери и отцы и дети наши! С Новым годом!..»
Такими словами Александр Яшин прощался с земляками, словами любви, преданности, добрых пожеланий, которые остаются в силе на все времена и поколения. НА ВЕКИ ВЕЧНЫЕ.
Это новогоднее поздравление Александра Яшина своим землякам, напечатано первого января 1968 года в вологодской газете «Красный север». Через полгода – 11 июля 1968 года он ушёл в жизнь вечную. Его поэзия, во многом исповедальная, привела его к настоящей Исповеди и Причастию.
Почти все стихотворения Александра Яшина имеют не один, а многоуровневый смысл, более глубокий, чем просто сюжетный, описательный. Таково и его стихотворение «ЗАПАСАЕМСЯ СВЕТОМ».
Родился поэт на Вологодской земле, но литературную деятельность начинал в Архангельске – там вышла его первая книга стихов «Песни Северу». Он назвал её «пробой пера», но многие темы уже тогда были заложены в ней, так же как и в следующей книге «Северянка». И всё дальнейшее творчество его – это песни Северу, воспевание его: природы, людей, деревни, об укладе жизни которой он говорил более полувека назад на Мосфильме, где обсуждали его киносценарий по повести «Сирота», что о деревне надо говорить в стихах, в прозе, в театре, в кино – везде.
Ещё в 1960-м году Яшин написал удивительную повесть о последней жительнице деревни на Новозере, Устинье, прозванной Бабой-Ягой. Устинья впервые видела, как умирает целая деревня. Яшин тогда уже предвидел это, когда деревня ещё жила, ещё сеяла хлеб, лён, доила коров, рожала чу?дных детей, пела песни, сочиняла частушки, пряла пряжу, ткала половики, водила хороводы на деревенских угорах, носила яркие домотканые и из ситца сшитые сарафаны – парочки, с которыми долго не хотела расставаться. Все эти впечатления вобрал в себя маленький мальчик Шура Попов. Всё это и стало Запасом Света, пронесённого им через всю жизнь.
И, конечно, природа. Любовь к ней родилась вместе с ним. И хотя природа северная, суровая, но такая, что он её называет «зелёной благодатью», она почти в каждом его стихотворении присутствует. Он признаётся ей в любви, тоскует вдали, как о человеке: «Тянет в край, где я родился, к детству»; «Больше не могу! Надо бежать, В Северную тайгу, В зелёную благодать»; «Я давно на родине не был, Много в сердце скопил тоски»; «Никакие парки Подмосковья Не заменят мне моих лесов».
Где-то природа бывает и торжественнее и, может быть, пышнее, ярче, но его слова: «Да, только здесь, на Севере моём, Такие дали и такие зори», превращают всё виденное им на родине в сказочную картину: леса – нехоженые, птичьи голоса – неслыханные, каменные склоны – невиданные. «Здесь, словно в сказке, каждая тропа Вас к роднику выводит непременно. Здесь каждая деревня так люба, Как будто в ней красоты всей вселенной». И это не преувеличение, не гипербола. Родина – это всё самое красивое, доброе, родное, любимое. И наша русская бревенчатая изба построена, оказывается, не просто так, а по законам золотого сечения…
Всё впитала его душа, его поэзия: нетронутая красота природы, окружавшая заблудившуюся в лесах деревню, люди – крестьяне, облагораживавшие быт своим трудом, народным творчеством. Предметы хозяйственного обихода – глиняные, деревянные, домотканые, которые теперь мы помещаем в музеи. Сельская страда. Поездки на дальние сенокосы, посиделки с песнями, праздничные хороводы. Девушки – краса очей, парни, плясавшие под гармонь и ходившие на бурого с рогатиной. Престольные праздники – в каждой деревне свой.
В стихотворении «Не умру» раненый солдат вспоминает именно такую деревню: «Просторны тёсом крытые дворы, В холмистом поле широки загоны. Как многолюдны свадьбы и пиры, Как сарафаны девичьи пестры, Каким достоинством полны поклоны!»
Деревня – опора нашей жизни, исток её. Жители каменных городов – тоже бывшие жители деревень. Деревня питает нас не только продуктами, главное питает нас всеми своими богатствами, жизненной мудростью – духовно. Богатство природы даёт нам не только дрова, грибы, ягоды, дичь, но главное – врачует душу.
В рассказе «Угощаю рябиной» Яшин писал: «Я не знаю другого рабочего места, кроме земли, которое бы так облагораживало и умиротворяло человека».
И удивительно, что видя и предсказывая исчезновение деревни, он всё-таки верил, что деревня не умрёт. В повести «Баба Яга» героиня Устинья не умирает, она уезжает на русской печи в сказку. А в первом варианте маленькой поэмы «ПРИСКАЗКИ», начинающейся с картины вселенской метели, изба – образ Ноева ковчега: «Метель вертела землю, Падал снег… Всё чаще деревянные лопаты Прокладывали к низким окнам свет. Чуть прояснеет, Скрипнет журавель – Урвут воды хозяйки из колодца, И вновь сорвётся с привязи метель, И снова рёв По всей земле несётся. Счастлив тот путник, что нашёл окно, Условился заране о ночлеге… В избе, как в бане, Жарко и темно И душно, словно в Ноевом ковчеге». Вот цена деревни – не много, не мало, а ковчег – спасение жизни человека.
Изба – Ноев ковчег. Тесно, душно – все собрались, плетут сети, слушают сказку. Темно – от лучины или керосиновой лампы немного света. Ковчег – образ Спасения.
И не один раз встречаются у него в творчестве Библейско-Евангельские образы. Богомольная была его бабушка по отцу, Авдотья Павловна Попова, ходившая на Соловки пешком – ей Яшин и посвятил это дивное живописное стихотворение «ПРИСКАЗКИ», в котором и просит благословения у своей бабушки на жизнь, на творчество. От неё и возвышенно-сказочное восприятие всего.
Яшин именно воспевает свой край: «И, уж конечно, нет нигде людей Такой души, и прямоты, и силы, И девушек таких вот, строгих, милых, Как здесь в лесах, На родине моей». И в конце деликатно, словно просит прощения у людей, родившихся в других местах. Мол, если б он родился в другом месте, то всё неповторимое, как чудо, перенеслось бы в те, другие края, которые для него стали бы родиной, как и для них.
Стихотворения первого периода творчества особенно возвышенны, чисты – они словно богатая вышивка… «Мне надо вернуться к вологодскому началу», – говорил он впоследствии.
«Откуда я родом? Я родом из детства», – отвечает на свой вопрос замечательный лётчик-писатель Антуан де Сент Экзюпери. Достоевский об этом пишет: «Нет в жизни человека ничего важнее, ничего нужнее и полезнее, чем вынесенное из детства светлое и тёплое воспоминание, такое ясное и доброе». Да каждый человек может подтвердить эту мысль. Никто мимо своего детства пройти не может…
Это и есть тот ЗАПАС СВЕТА, душевного, духовного, того впечатления целого мира Природы и уклада жизни северной деревни во всём своём проявлении, который освещал всю жизнь писателя. Деревни, о которых он писал: «Здесь каждая деревня так люба, Как будто в ней красоты всей вселенной».
Теперь дали всему сухое название: Малая родина или совсем уж непоэтично Нечерноземье. А Яшин никогда не употреблял такие казённые слова. Для него его родина была Вселенной, вмещая в себя всё, что необходимо человеку, чтобы жить её Светом. И как только ему этого Света не хватало, он возвращался на родину хоть на недолгое время. Снова за Запасом Света, буквально пополнить его.
Даже если и споткнётся человек на трудном жизненном пути – уроки детства, радостные впечатления беззлобного детства, запас любви, полученной им от родных, вспомнятся им как завет и не дадут сбиться с праведного пути, поддержат, поднимут, возвратят.
Замечательно об этом сказал один из самых любимых писателей Александра Яшина, Николай Васильевич Гоголь: «Забирайте же с собою в путь, выходя из мягких юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не поды?мите потом!» Как бы ни сложилась жизнь человека в зрелые годы – детство, юность определяют и освещают её до конца, всегда оставаясь краеугольным камнем, основой. Родина, родительский дом, обстановка, люди, окружающая природа – на всю жизнь остаются с человеком.
Все стихи Яшина о природе – одушевлённые. И «Босиком по земле», и «Лесные дуги», и «Не верю, что звери не говорят», и «Лесосека», и другие. Кулик, на которого он случайно наткнулся в болоте, и старается успокоить птицу: «…Я на него взглянул любя И – мимо, мимо без оглядки… Сиди, родимый, Всё в порядке, Я просто не видал тебя». С такой любовью и жалостью к зверям, птицам, пониманием их страха: «Взлететь иль нет? А вдруг замечу, Со всем хозяйством загублю?» И такое, кажется, практичное в своём рассуждении, сравнение города и природы «Всё для человека» – как хорошо жить в лесу! Всё дано нам Всевышним, а мы не пользуемся, запираем себя в каменные мешки.
А вот дивное подытоживание впечатлений жизни на земле. «Чего ещё сердце просит?» Какие чудеса он видел? «Я видел большую воду – Апрельский разлив и спад, И как журавли в непогоду Домой под обстрел летят». И впрямь чудеса! Такая тяга к дому, на родину. Мало того, что в непогоду, под дождь и ветер машут своими намокшими крыльями, да ещё и под обстрел, невзирая на все трудности, опасность для своей жизни. Но остаться без родины, без дома – ещё бо?льшая опасность и для птиц, и для людей.
Что же ещё видел поэт чудесного в своей жизни? Рассказывает сказку: «Я видел, как из-под снега, размытого добела, Неведомого побега Проклёвывалась игла. Подснежников появленье, берёзовых почек рост Я сравнивал по значенью С рожденьем новейших звёзд» Поэт и нас призывает увидеть и узнать эти чудеса, не принять за обыденное. Это диво дивное, так же как и его стихотворения – так о них говорил Валентин Распутин.
Это всё Свет, Свет очищающий и питающий душу, понимающую, что у всего этого есть Творец – причина всего мирозданья, которое поэт мог видеть через степной цветок с пушистой желтизною, вставший перед ним виденьем детства, когда он раненный лежал… Из Света детства вырастает и «взрослая" поэзия Яшина. Многие стихотворения нельзя разделить точно на взрослые и детские и на разделы, они могут быть и там, и там, именно из-за своей неодноплановости.
Из этого Запаса Света, всего светлого, рождалась светлая поэзия и проза. Надо сказать, что Яшин не в розовых очках рисовал всё: действительность суровее, жизнь порой тяжела, но он умел отделять высокое от низкого, преходящего. И всегда высокое было надо всем – высоко. Это подтверждают такие строчки:
Я родился? в тринадцатом году
Нет, не в избе и даже не в постели,
А на гумне, в углу, на холоду,
Но в золочёной был крещён купели.
Радость жизни заодно с природой, все впечатления, полученные в детстве и свет от них перекрывают всю бедность и горечь сиротства и невесёлой жизни с отчимом. Когда в его семье дети подросли, он отправил их на лето в деревню к бабушке со словами: «Жить в России и не знать деревни нельзя!»
С годами поэзия усложняется философским смыслом, словно подтекстом, раскрывающим всю сложность земного существования и его собственного. Но всегда на высоте: «Не верю, что звери не говорят». Много можно привести в пример. Читайте!
Стихи вырастают, напитанные впечатлениями детства, родины, утреннего Запаса Света. Многие, приезжая на Бобришный Угор* – редкой красоты место, где высоко над Юг-рекой стоит его избушка, встречающая всех добром, воочию видят то, о чём он пишет в своих произведениях. Сам Яшин писал: «Посещение родины любимого поэта в какой-то степени заменяет нам личное знакомство с ним. Вы приобщаетесь к истокам его творчества…»
Люди записывают в книгу свои впечатления: «Впервые посетили заповедный уголок русской природы. Покорены его красотой!!!»; « Рад был поклониться Бобришному Угору. Понятнее Россия и Вологодчина, душа России»; «Благодарим за то, что мы тоже смогли прикоснуться к чуду»; «Светлой душе – светлая память! Приходящим сюда – удивленье и благость…»; «Не знаю, что написать. То, что чувствую, не передать словами. Нужно побыть здесь, постоять под соснами у памятника, зайти в дом… Становится как-то спокойно и радостно, и хочется жить»; «Замечательному русскому поэту Александру Яшину – слава! Пусть у каждого в сердце будет свой Бобришный Угор!». И: «Здравствуй, Александр Яковлевич. Здравствуй всегда!. Читатель».
Открывается книга «Запасаемся светом» удивительной маленькой повестью в стихах, отточенной в красоте своей словесно-музыкальной живописью, – «ПРИСКАЗКИ». Затем глава детских стихов «ЗЫБКА» – так он хотел назвать свою детскую книгу. Была заведена папка с надписью «Детская книга», куда такие стихи собирались.
В 1960-м году в Вологде вышла книга стихотворений «ТЕБЕ, ЛЮБИМАЯ!», посвящённая Вологде. Так и называется другая глава. Все названия даны самим Яшиным. Либо строчкой из его стихотворения, либо по записи в дневнике, например, «РОДНОМУ ЛЕСУ». «ЗЕМЛЯ БОГАТЫРЕЙ» представляет стихи военного периода или послевоенного, но на военную тему. А. Яшин воевал на трёх фронтах.
Особая глава: «СВЕЖИЙ ХЛЕБ». Так писать о хлебе насущном, как о чуде, мог только крестьянин. Крестьянин-поэт. «Едва под дождём и солнцем рачительным Иголочки выбьются из земли, А мы уже говорим почтительно О травке об этой: Хлеба пошли!»
И его слова: «С хлебом горе не беда – Не забудьте, мол, какого Стоил этот хлеб труда!..» нам надо не забывать.
Глава «В НЕСМЕТНОМ НАШЕМ БОГАТСТВЕ» названа по очень важному стихотворению, начинающемуся этими же словами. О каком богатстве говорит поэт? Не о материальном, которое мы продаём всему миру: нефть, газ, лес и т.д. Говорит о Слове, которое несёт такой глубокий смысл, правду, истину – Совесть, Честь, Отечество, Верность, Братство. И мы должны нести эти слова в жизнь, в мир, следуя им как Заповедям, тогда всё будет постепенно налаживаться в нашем Отечестве. И этот Запас Светлых Слов он получил в детстве: «Меня добру учила вся родня, Дед за неправду взыскивал с пристрастьем… Живи по чести, С совестью в согласье!..» А совесть, как известно глас Божий в человеке. Это небольшое стихотворение звучит как гимн, на который мы должны ориентироваться в жизни. Чеканные слова…
Есть стихотворения и о творчестве, и о вере, и о душе. Есть и лирика, и политика. Радостные и печальные размышления, поиски своего пути в бездорожье. Яшин всегда много работал над словом, поэтому и нам надо читать не поверхностно, а вчитываясь в суть слова, вглубь.
Одна глава – особенная: «СТРОФЫ». Обычно он доводил свою работу – стихи, прозу, как он говорил, «до кондиции», а тут строфы, разбросанные по всем дневникам, брошенные или готовые литературно, но не попавшие при жизни в печать. Они дают живую картину его дум, чаяний, настроений. Наброски будущего стихотворения, образ ещё не родившегося стиха или готовое стихотворение, которое по каким-то соображениям он отложил, не стал никуда включать. Может быть и по цензурным соображениям…
Тема лирики проходит через всю жизнь, через всё творчество. Он постоянно ищет это «ЛИРИЧЕСКОЕ БЕСПОКОЙСТВО», считая, что оно поможет ему в творчестве.
Глава «О ПОЭЗИИ». Начиная с самых ранних лет, Александр Яшин всегда считал, что его творчество – служение своему Отечеству, Народу.
Во второй части книги – проза писателя. Произведения, оказавшие огромное влияние и на литературу советского периода и на жизнь самого Яшина. К каждому произведению даётся небольшое пояснение в виде приложения.
«ВОЛОГОДСКАЯ СВАДЬБА» впервые была напечатана в журнале «Новый мир» в 1962г. Прилагаем несколько писем по поводу неё, которые могут объяснить, какие события происходили вокруг её появления, мнения нескольких писателей и земляков.
Рассказ «РЫЧАГИ» был напечатан в альманахе «Литературная Москва» №2 за 1956 год. Альманах вскоре закрыли и рассказ не издавался более тридцати лет, – на него был наложен запрет. Об этом Яшин сказал: «Плохо, когда правду называют крамолой».
К сожалению, когда стало можно, издатели начали печатать в сборниках произведения А.Яшина, пользуясь текстами из интернета, внесёнными по старым изданиям. Но очень многие стихотворения и проза печатались в советское время с купюрами.
В данном издании тексты выверены по последней правке автора. Когда выходила очередная книга А. Яшина, он вносил правку уже в неё. Это касается и «Рычагов», и даже «Вологодской свадьбы». Чтобы её напечатать в государственном издательстве «Художественная литература», в своё время собирались целые редколлегии вместе с членами комиссии по литературному наследию писателя. В. Солоухин как председатель такой комиссии возглавил подобную редколлегию, яростно отстаивая возможность впервые включить «Вологодскую свадьбу» в первый том Собрания сочинений А. Яшина. В «СЛАДКОМ ОСТРОВЕ» была изъята целая глава «Волны шумят». Здесь эта глава впервые представлена читателю, дополняя весь цикл.
В эту книгу включены и некоторые стихотворения из ранних книг Яшина, представляющие художественную ценность как часть его творчества, тем более, что они поддерживают определённые темы.
В книге отзывов на Бобришном Угоре есть ещё надпись: «В Доме Отца Моего обителей много. В одной из обителей небесных нашёл свой приют раб Божий Александр. Он любил Бога, Россию и людей, любящих Россию. Упокой, Господи, душу раба Твоего Александра в селениях Твоих»
Читайте, погружайтесь в красоту и глубину поэзии и прозы выдающегося писателя-классика Александра Яшина, уроженца вологодской области, вашего земляка, улыбнитесь его мягкому юмору, проникнитесь его переживаниям за родную землю, нашу Россию. Наполняйтесь светом его произведений. Радуйтесь, что в России есть такой замечательный писатель, сын Отечества, полюбите его, как он когда-то в своих ранних тетрадях писал на полях: «Господи, полюби меня!» И Господь его возлюбил – дал ему чуткую любящую душу и великий талант, который поэт вернул своим творчеством сторицей.
Наталья ПОПОВА-ЯШИНА
* На Бобришном Угоре Александр Яшин обрёл свой вечный покой на месте, которое он сам выбрал. Отсюда открывается красивейший вид на излучину Юг-реки. На могиле Крест. Рядом памятник поэту.
|
