«… одним словом она могла завоевать Стамбул,
а одной улыбкой – всю Азию…»

Эту поразительную гиперболу я прочитала в одной французской оде. Она относилась к «царице бала» - блистательной супруге русского посла в Константинополе Николая Павловича Игнатьева в период 1864 – 1877 гг.

А перед этим мне довелось увидеть её портрет. Он висел в небольшой рамке на стене дома её сына Николая Николаевича, который жил на софийской улице «Венелин», №11. Фотография приковала моё внимание с какой-то загадочной силой, что я не могла не поинтересоваться, кто эта женщина?

- Это - моя мать. Она сделала для освобождения Болгарии не меньше моего отца. 

Ничего не знала я тогда об этом. И это было для моего исторического любопытства своеобразной провокацией. Хотелось мне вновь посетить её сына и расспросить его подробно о ней, но … опоздала. И чем больше я корила себя позже за это, тем всё больше я убеждалась, что ушедшие поколения имеют право на жизнь, и мы должны этому содействовать. Ещё более меня подмывал и стимулировал фрагмент сообщения из Парижа следующего содержания: «Депутация русской колонии в Париже преподнесла супруге генерал-адъютанта Игнатьева букет цветов гигантского размера, желая тем самым выразить признательность мадам Игнатьевой за её огромную деятельность в пользу южных славян во время продолжительного пребывания в Константинополе», (Газета «Стара планина», 16 мая 1877).  

Пытаясь разгадать, благодаря чему Екатерина Леонидовна Игнатьева, по отцу княжна Голицына, заслужила «букет гигантского размера», я сумела по крупицам в течение многих лет создать её образ.

Даже если ты потомок великого полководца фельдмаршала Михаила Кутузова, спасшего Россию от агрессии Наполеона, совсем не означает, что это своего рода награда последующим поколениям. В понятии – наследник или наследница – сокрыт глубокий смысл: вековые накопления, исторические, культурные, нравственные, которые обязывают, понуждают, обогащают… Екатерина выросла в высокоинтеллектуальной среде. Её отец, князь Леонид Михайлович Голицын входил в близкий круг поэта Михаила Юрьевича Лермонтова, мать Анна Матвеевна Толстая – в круг Александра Сергеевича Пушкина, который до дней своих последних с почтением относился к ней и к её братьям за то, что «сохранили много доблестных кутузовских традиций, большое уважение к участию в общественной деятельности и горячую любовь ко всему, что связано со славой русского имени».

Николай Павлович Игнатьев, стяжавший славу самого молодого генерала (генеральские эполеты он получил в 26 лет, а в 28 он без капли крови присоединил к России территорию, равную Германии и Франции вместе взятыми, выступив в качестве миротворца-посредника жестокой кровопролитной войны Великобритании и Франции против Китая), влюбился в первую петербургскую красавицу. Вот как он описывал родителям свою 20-летнюю избранницу: «У неё твёрдый, решительный характер, умна, не легкомысленна, серьёзна и тактична», «набожна, жива, обаятельна, подвижна и добра». Женившись в 1862 году, они до конца жизни сохранили удивительную супружескую и духовную близость и взаимопонимание, высокое благородство, интеллигентность, человеколюбие и созидательность.

Этот дух они привнесли и в посольство в Константинополе, где не были в чести маргинальность, интриги, сплетни, подхалимство, убогое чинопочитание. Посол умел окружить себя профессиональными и образованными сотрудниками. Крупный философ Константин Леонтьев, работавший известное время в качестве дипломатом на Востоке, о котором Лев Толстой говорил, что он на голову был выше всех других современных русских мыслителей, с ностальгией вспоминал жизнь свою в Константинополе, в посольстве, где чувствовал себя на своём месте и жил по своему вкусу. Ворота посольства были открыты для всех нуждающихся. Здесь, благодаря в том числе и телохранителю болгарину Христо Карагёзову, спасались бежавшие из плена девушки и дети-сироты, бунтовщики, которым грозила каторга, и сбежавшие узники.

При посольстве была выстроена современная больница, в которой бесплатно лечились славяне, преимущественно болгары, и даже турки. Канцлер Горчаков сообщал императору, что «русская больница была основана, организована и управлялась госпожой Игнатьевой». Медицинской частью заведовал врач посольства болгарин доктор В. Каракановский. Сегодня в софийской церкви Покрова Пресвятой Богородицы, выстроенной меценаткой Йорданкой Филаретовой, сооружён алтарь из часовни Святого Пантелеймона, находившийся в русской больнице в Константинополе.  

Каждую неделю лишь русское посольство проводило приёмы, в которых участвовали в полном составе все дипломатические миссии, представители христианских общин и турецкая элита. «Все необходимые мне люди под рукой. Можешь разговаривать, с кем хочешь», - делился посол со своим отцом. Между ними было глубокое взаимопонимание. Как и с его тёщей – Анной Матвеевной, которая жила в его семье и которую он называл «добрейшей матушкой», «нашим трио». А она искренне восхищалась его «интеллигентностью и созидательным духом». Его очаровательная супруга, единомышленница и помощница, всегда поддерживала все его начинания. Во время Константинопольской конференции, проходившей в зале русского посольства, её необыкновенное обаяние, вероятно, помогало создавать атмосферу, в которой представители великих сил впервые пришли к согласию и своими подписями подтвердили, что на Балканах живут болгары, которые имеют право на автономию. Неслучайно, английский посол со злобой писал: «Эта опасная пара Игнатьевых стоит больше, чем несколько броненосцев».

В течение всей своей сознательной жизни наследница Кутузова, в зависимости от исторических коллизий, была сопричастна тяготам и участи болгарского народа.

 После жестокого подавления Апрельского восстания великий Достоевский записал в своём дневнике слова, услышанные от приятеля, который прибыл из Москвы: «В числе привезённых в Москву славянских детей один ребёнок, девочка 9-10 лет, часто падала в обморок, и о ней особо заботились. Она теряла сознание, когда вспоминала виденное ею собственными глазами, как черкесы сдирали кожу с её отца – содрали с него всю…»  Эта девочка, вероятно, одна из ста болгарских сирот, которые, как сообщала газета «Стара планина» (издававшаяся в Бухаресте Ст. Бобчевым) в номерах от 1 и 29 января 1877 года, были направлены в Одессу мадам Игнатьевой. Там их принимало Одесское болгарское настоятельство и направляло далее в Москву для определения в московские учебные заведения. И если Достоевский был потрясён историей одной девочки, то каково было Екатерине Леонидовне – уже матери семи детей, потерявшей своего первенца, сопереживать трагедию всех тех болгарских сирот, с которыми её свела судьба?!

Кроме того, из-за больных глаз мужа она как секретарь читала письма, которыми их засыпали, с призывом о помощи и писала под диктовку его депеши о событиях в стране. Она, может быть, была первой, кому журналист Макгахан рассказывал о виденном и услышанном им в «долине смерти» и о «людях без слёз» (речь идёт о варварской жестокости башибузуков при подавлении Апрельского восстания).

Высокая Порта отвергла решения Константинопольской конференции. Генералу Игнатьеву поручили посетить европейские столицы, переговорить с правительствами, которые бы своими подписями под Лондонским протоколом попытались в очередной раз мирным путём решить Балканскую проблему. Повсюду Игнатьева с супругой встречали с почётом и повышенным интересом, что, как известно, восхищает одних и раздражает других.

Дизраэли, премьер-министр Великобритании, поспешил в письме королеве Виктории описать свои впечатления от супруги генерала Игнатьева. «Роскошная леди, мила, с которой, как говорят, можешь найти общий язык по любому вопросу за исключением случаев, когда речь заходит о напитках. Это совсем не в манерах русских дам. Если ей предлагают выбрать вино, херес или манзанильо, она всегда отвечает: «Да, что-нибудь…». Но никогда ничего не пьёт. При этом всегда очень спокойна, собрана и значит, в молодости непременно прошла хорошую школу светского воспитания. Светские львицы, когда услышали, что она едва ли не превосходит их красотой и общительностью, а, кроме того, и умением держаться, решили не сдаваться без боя. Леди Лондондери согнулась под тяжестью драгоценностей трёх объединённых семейств…»

Все мирные средства были исчерпаны. Россия объявила войну. Достоевский записал в своём дневнике: «Когда читали царский Манифест, народ крестился и все поздравляли друг друга с войной. Видел это собственными глазами…»

Игнатьева призвали в свиту императора, с кем он пробыл полгода на болгарской территории в ожидании мирного договора. Бездействие его угнетало. Единственной отдушиной были письма к супруге. Они стали и его дневником. В них он делился своим восхищением храбростью простых русских солдат и болгарских ополченцев, которые «сражались, как львы». И чувством удовлетворения, как он пишет ей из Бялы 10 июля 1877 г.: «Мы возвращаем свой долг родине просветителей Кирилла и Мефодия». Она была готова отправиться на войну, но он её остановил – кто-то должен был смотреть за детьми (её мать была больна) и справляться с хозяйством в украинском селе Круподеринцы, где поселилась их семья после Константинополя. «Царица бала» верхом на лошади объезжала окрестности, собирала помощь для фронта, в Киеве организовывала женские группы, которые встречали санитарные поезда, перевязывали и кормили раненых и продрогших от холода солдат, собирала для войск тёплую одежду и перевязочные материалы. «Великое дело совершает графиня Игнатьева, - писала своей матери художница Поленова, - но может ли один человек одеть вся русскую армию?!»

Когда наступил момент подготовки мирного договора, то Игнатьев за одну ночь надиктовал проект договора, который она записала своим красивым каллиграфическим почерком, успев прибыть в Сан-Стефано, чтобы стать свидетелем великого события: «Мир – подписан!» Прибыла, облачённая как сестра милосердия, сразу занявшись помощью раненым воинам.

Но вскоре наступили превратности судьбы. Враги оказались сильнее. Сан-Стефанский договор был подвергнут ревизии в Берлине, Болгария – разорвана на несколько частей, Игнатьев – отстранён от дипломатической деятельности. После убийства Александра II новый император Александр III назначает его министром внутренних дел. Но в этой должности он проработал лишь один год: царь не принял его проекта демократических реформ, и он был вынужден покинуть политическую арену. Навсегда. Занялся благотворительной, общественно полезной деятельностью, главным образом как председатель Петербургского славянского благотворительного комитета. Его заслугой является сооружение храма-памятника «Рождество Христово» в селе Шипка и обучение молодых болгар в российских учебных заведениях – той мощной интеллигенции, которая занялась созданием освобождённой Болгарии.  

Письма генерала Игнатьева своей жене во время русско-турецкой освободительной войны были опубликованы историком Викторией Хевролиной. А её письма своему супругу заботливо хранятся в Государственном архиве Российской Федерации (фонд 730) и ожидают своего героя-исследователя. Я только их развернула и там-сям кое-что переписала. Один отрывок её письма из той поры, когда Игнатьев был министром, особенно показателен об эпохе и её людях. Екатерина Леонидовна посетила кабинет мужа. Покрытая золотом обстановка её омрачила. Она просит его подать в отставку: «И это совсем не ради меня. Ты знаешь, как мало я о себе думаю… Вчера не успела сказать тебе о Скобелеве. Против него двор плетёт большие интриги. Но он твой поклонник и поэтому мне симпатичен. Он может тебе послужить - у него русская душа, верит в величие России и ненавидит петербургское болото».

В одеянии сестры милосердия она прибыла по случаю 25-летия русско-турецкой войны на торжества по случаю освящения храма-памятника «Рождества Христово» в селе Шипка. Она пережила небывалую встречу, которую оказал графу Игнатьеву болгарский народ – без указаний свыше. Вот как секретарь князя Фердинанда граф Робер де Бурбулон описывает эти дни в письме своей матери: «Когда завершились патриотические праздники по случаю 25-летия русско-турецкой войны, был освящен и благословен русский храм-памятник, закончился парад и так далее; все облегчённо вздохнули, но конец ещё не наступил, поскольку с отъездом великого князя Николая (двухметрового роста, держится холодно…), в Софию триумфально прибыли граф и графиня Игнатьевы, и дни, проведённые в Софии, были ещё утомительнее, чем все церемонии на Шипке. Ты знаешь, что Игнатьев был подстрекателем Освободительной войны и создателем Болгарии. Это старый, хитрый дипломат, умный и не совсем праведный, но очаровательный. Она – величественна, с покрытыми волосами, с пелериной и шляпой с пером, довольно великолепна, одевается старомодно и держит платочек в руке. Исключительно много занимается благотворительностью и ничто другое её не интересует, менее всего князь. Им был оказан неслыханный приём: триумфальные арки, эскорты, знамёна, музыка, фейерверки и пр. В понедельник во дворце был дан чудесный ужин на 80 персон…» Игнатьева провозгласили почётным членом Славянского благотворительного общества, Болгарской академии наук и почётным гражданином Софии. Его именем названы сёла, улицы и школы. 

Судьба её не баловала, но не сломала. В 5-летнем возрасте она потеряла одну свою сестрёнку, в 17-летнем – другую, в 18 лет – своего отца, а в 22 года – своего сына-первенца. Позже – морская пучина поглотила самого младшего, любимого сына Владимира во время русско-японской войны. Внезапно умер Николай Павлович 3 июля 1908 года. Она последовала за ним 7 мая 1917 года. Первая мировая война отняла у неё дочь Екатерину, которая посвятила свою жизнь милосердию. Как военная сестра милосердия она спасала раненых воинов в четырёх войнах, получила четыре креста за храбрость, добровольно участвовала в Балканской войне – в лазарете Свято-Троицкой общины в Пловдиве. В нашем архиве хранится письмо Екатерины Леонидовны, адресованное Марии Бурмовой от 16 марта 1915 года: «Посылаю Вам последнюю фотографию моей дорогой покойной дочери, которая с такой радостью в 1912 году приносила свои труды на облегчение Ваших доблестных раненых воинов. Она скончалась как воин на своём посту и до конца работала на санитарном поезде, в котором была старшей сестрой.

Крепко верую, что настоящее недоразумение в политике Вашего правительства по отношению к вашей великой Освободительнице есть явление совсем преходящее, а не выражение народного чувства.

У могилы верного друга Болгарии верю и надеюсь на лучшее будущее».

Великолепный портрет графа Н.П. Игнатьева украшает 6-ю софийскую школу, которая носит его имя. Это дар правнучки Кутузова, супруги и соратницы одного из самых великих, по словам Ивана Вазова, болгаролюбов.                        

Перевод с болгарского Анатолия ЩЕЛКУНОВА

Калина Канева – член Союза болгарских журналистов и Союза независимых болгарских писателей. Главная тема её исследовательской, публицистической и общественной деятельности – русско-болгарские исторические и культурные связи. Её первая публикация «Творческий процесс Лермонтова» вышла в 1960 году в издательстве Софийского университета, в котором она закончила русское отделение с литературоведческим уклоном. Она является автором книг «Рыцарь Балкан. Граф Н. П. Игнатьев» (Изд. Центрполиграф, Москва,2006) и «Н. П. Игнатьев – граф болгар» (Изд. Абрис дизайн центр, София, 2008), «Симметрия времени. Встречи и разговоры с акад. Дмитрием Лихачевым. Письма, автографы», Книга первая (Изд. Дума, София, 2008, 2012; Книга вторая (Изд. Дума, София, 2008, 2013), а также многочисленных статей, исследований, репортажей, очерков в сборниках, журналах и газетах на болгарском, русском и других языках, сценариев для документальных телефильмов: «Несколько дней с академиком Лихачевым», о графе Н. П. Игнатьеве и др.
За творческие успехи награждена дважды почётным знаком Союза болгарских журналистов «Золотое перо», дважды лауреат «Награды за искусство «Золотая Муза» - за вклад в развитие болгаро-русских культурных связей, медалью за укрепление дружбы между народами и др.

Вверх

Комментариев: