Михаилу Карачёву - известному русскому поэту, председателю Вологодской писательской организации - 70 лет!
Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Российского писателя" от всей души поздравляют Михаила Ивановича с юбилеем!
Желаем крепкого здоровья, радости, удачи, вдохновения!

Михаил КАРАЧЁВ (Вологда)

Стихи из книги "Нить"

***
Не то, что в жизни счастьем слыло,
Что в жизни вешней прорвалось,
Не то для сердца счастьем было,
Душе ночной отозвалось.

Тугою нитью нежной боли
Прочней завяжет свой удел
Тот, кто взыскуя дальней воли,
Почует времени предел.

Так на ветру, в заглохшем поле,
Ещё не сломленный, высок,
Совсем один в чужой неволе
Ржаной тоскует колосок.

***
Я просыпался утром рано
И уходил косить траву
Туда, где росные поляны
Сияли счастьем наяву.

В медовой чаще разнотравья
Цвели безвестные цветы,
Дышала утренняя тайна,
Парили запахи земли.

Разбуженные свистом стали
Моей размашистой косы,
Шмели рассерженно взлетали,
Сбивая капельки росы.

Победно солнечные пики
Из перелесков гнали мглу,
Где раздавались гимны птичьи
Навстречу солнечному дню.

Избытком счастья жизнь искрилась
В родной забывчивой глуши.
И божий мир, как божья милость,
Вливался в мир моей души.

***
Усни, тревожное сознанье,
Не снитесь тягостные сны.
Все сожаленья, вспоминанья
В ночной туман угнетены.

Разбудит солнечное утро
Восторгом листьев молодых!
Всё, что в душе томилось мутно,
Растает в радостях простых.

Всё возвращается отныне.
Сияет солнце  в потолок!
В старинном доме, в мезонине,
Окно выходит на  восток.

А за окном поля родные
Ещё полны мерцаньем рос!
И папа с мамой молодые
Идут на дальний сенокос.

И я веселый и ушастый,
Машинкой стрижен наголо,
Бегу вослед, давясь от счастья,
Пока не скрылись далеко.

И всё сильнее свет слепящий
Несёт навстречу мне волну,
И я, над памятью парящий,
Вдруг понимаю – отстаю.

…И только эхом перекатным
Даль возвращает: мама, мам...
Как выдох жизни безвозвратный
Клубится тающий туман.

Туман сияющий сгорает,
 И даль распахнута в поля!
 И жизнь моя живая тает,
Живая тает жизнь моя.

***
Это зыбкое время земное
Не удержит меня на земле.
Всё прощается. Тает родное.
Стынут печи в забытом жилье.

Кличут лебеди в небе  глубоком,
Снег весенний восторгом объят!
По утрам глухари за болотом
О любви  безнадежной скрипят.

Что мне надо? Поленьев беремя,
И остывшую печь растопить.
Ждать, как звезды в полночное время
Будут в потные окна светить.

И ночные душевные силы
Всё обнимут в сияньи ночном.
И засохшие старые ивы
Зашумят за холодным окном.

***
Зачем ты, ласковое слово,
Из глубины тоски ночной
Всплываешь в памяти и снова
Зовешь и манишь за собой.

Как будто среди лет нездешних
Еще оставлена тропа
Для дней восторженных и вешних,
Для жизни вечной, как трава.

Как будто мертвою соломой
Не полегли года и дни,
Не все желанья жизни новой
В житейский прах истолчены.

Среди безмерной тьмы горящей,
Когда немеет всё окрест,
Смятенье памятью томящей
Ведет как бритвою звенящей
По сердцу медленный надрез.

И только слово ласки краткой,
Как бы прощаясь на меже, 
Неугасимою лампадкой
Трепещет бережно в душе.

Как будто ищет счастья повод
В ночной рубежный мертвый час, –
Трепещет ласковое слово
И призывает к жизни нас.

КРЫМСКИЕ СТИХИ

***
В покое южной ночи
У моря на краю
Всё  глуше, всё жесточе
Себя осознаю.

Один пред мощью звездной
Держу бесслёзный взор,
И жизнь, как миг ничтожный,
Летит в ночной простор.

И только тьма морская
Качает звездный прах,
В безбрежности рождая
Вселенский Божий страх.

Лишь он тоски безвестной
В душе смиряя жар,
Приводит в равновесье
Сознанья бедный дар.

ПОДРАЖАНИЕ ВОСТОЧНЫМ ПОЭТАМ
В хижине горной над морем живу у забытой дороги.
Радость случается редко в безлюдном селенье, когда
Гость запоздалый, случайный у моего порога
Коня остановит, слезет устало с седла.

Скромный ночлег украсит простая беседа,
Чувства разбудит горькая чаша вина.
Все огорчения, несчастия, прошедшие беды
Слушаю молча: печаль без рассказа видна.

Утром смешается всадник с туманом,
С глаз исчезает, голову низко клоня.
Сердце захлопнуто снова печальным капканом.
Тающий цокот копыт одиночеством полнит меня.

***
Рано проснулся, – воркует голубка в платане.
Голос так близок, ее разглядеть не могу.
Долго стоял неподвижно в холодном тумане.
Смолкла голубка, и моря расслышался гул.

Южная осень порадует ласковым ветром,
Веющим с моря, и солнцем, светящим тепло…
Смолкла голубка. Растаял туман незаметно.
Так незаметное время со мной расстается легко.

***
Здесь, в приморском раю, где сады распирают ограду,
Где  и груши, и сливы, как брачные девы, сочны,
Виноградные кисти сочатся вином для услады,
До утра правоверные мерно укачивают сны.

Как легко просыпаюсь я в хижине чистой и голой,
Где ракушечник стен охраняет прохладу и копит для ночи тепло!
Гуговонит незримая горлица, хлопает крыльями голубь,
Утки крякают, гуси гогочут,
Индюки свои бороды гордо волочат,
Куры пыль разгребают и вечно хлопочут,
И петух горлопанит: рассветное солнце взошло!

***
Это Персия, друг! Это строгое небо Аллаха.
Полумесяц мечети в ночи.
Пусть я здесь одинок, но я парень-рубаха,
И в груди – огонек православной свечи.

Здесь ислама закон разворачивает строгий свой свиток,
Но мне всё нипочем, я нашел здесь уют.
Мне на завтраки жарят виноградных улиток,
И гранатовый чай, не вино, подают.

Снова теплое утро, и персики падают в руки,
Пятипалой ладонью приветствует спелый инжир.
В этом райском саду я совсем позабыл о разлуке,
Но пора возвращаться в родимый заснеженный мир.

В небе слышу тоску журавлиного клина.
Заплутавшего сына, родная моя, обними!
Я рыдаю в ответ. Помоги мне ковер Аладдина
Поскорей увидать в заметеленном поле огни.

И Я ГУЛЯЛ ПО ЕВПАТОРИИ…
(Авантюрная поэма)
1
И я гулял по Евпатории,
Пил «Шардоне от Депардье».
Случилась странная история.
Всем расскажу – когда и где.

2
У караимов в ресторанчике
Я выпил сладкую «бузу»
В еврейском стареньком квартальчике
И очутился на возу

3
У торгаша, с кем в ресторанчике
Затеял я нетрезвый спор,
Что я один в морском трамвайчике
Сейчас поеду на Босфор.

4
Там на Босфоре византийская
Второго Рима сторона.
Чего тут попусту витийствовать, –
Родная русскому страна.

5
Бессмертный друг не согласился,
Но всё ж доставил на причал.
Когда я щедро расплатился,
Вослед мне весело кричал,

6
Что по колено море русскому,
Что встретит радостно Фанар,
И осветит дорогу тусклую
Константинопольский фонарь.

7
И, не взирая на тревоги,
Преодолев отважно путь,
Я с мировой морской дороги
Уже не мыслил отвернуть.

8
И по Босфору византийскому,
Перекрестившись на мечеть,
Я плыл, безрадостно насвистывая,
О русской думая мечте.

 9
Рождался в сердце горький ропот,
Горел глагол в моей груди
О подлом варварстве Европы
И о возмездии впереди.

10
И, опечалившись глубоко,
Переживая нервный стресс,
Слагал я горестные строки,
Слал Цыганову* СМС.

11
И  А.В. Силинскому** — тоже,
Поскольку первый адресат,
Как патриот до смертной дрожи,
Не знает мессенджер Ватсапп.
_____________
* Александр Цыганов — писатель
** Александр Силинский — журналист


12
Но тут пришла на карту пенсия,
И сердцу радостней в груди.
И поэтическая Персия
Уже маячит впереди.

13
Вставало солнце на востоке,
Взрывался солнечный каскад!
Возмездьем уходя к Европе,
Горел и плавился закат.

 14
В арабской дружбе есть расчеты –
В СССР я был рожден –
И по Суэцкому с почетом,
Как фараон препровожден.

15
И сомалийские пираты –
Гроза всемирных торгашей –
Салютовали мне как брату
Из наших русских «калашей».

16
И исчезали в дымке моря,
Страшась идти на абордаж,
Поскольку видели героя –
Не европейский экипаж.

17
Когда Персидского залива
Я бил волну нейтральных вод,
Снимался с рейда торопливо
Шестой американской флот.

18
И горизонт морской был ясен,
И поэтических садов
Персидских образ был прекрасен,
Как ожиданья нежных снов.

19
Я ж не был в Персии ни разу,
Но как восточный соловей
Все розы древнего Шираза
Любил я с юных давних дней.

20
Безмерный мир жесток и грозен.
Пройдут земные сроки дней,
Но вечен будет шепот розы
И соловьиный плач над ней.

21
И я доплыл, доплыл до Персии.
Мечты поэта привели.
И жил в садах, где зрели персики,
Павлиньи вееры цвели.

22
И все ж доплыл я и до Персии,
Простой поэт, а вот, поди, –
Но по моей нескромной версии
Гостил у шейха Саади.
 
23
Тонули дни в тенистой нежности,
А вечера – как сон тихи.
И я мистической безбрежности
Читал суфийские стихи.

24
И никакой тебе военщины.
Поют повсюду соловьи,
И розы пышные, как женщины,
Пылают прелестью любви.

25
И у влюбленного Гафиза –
Гореть, Аллах, в твоем аду! –
Я гостем был, просрочив визу,
Писал стихи в его саду.

26
В саду, где сливы млели персями,
Журчал фонтан струей воды,
И алкогольные диверсии
Мои заканчивали труды.

27
Пусть безответен труд поэта,
Но он творит – на всё готов,
Хотя река забвения, Лета,
Из-за утопших в ней поэтов
Давно не знает берегов.

28
Пусть! Я гулял по Евпатории!
Пил бастардо и шардоне.
И эти странные истории
Увидел, видимо, на дне
Иль бастардо, иль шардоне.

29
Да, загулял я в Евпатории!
Но сочинил немало строф,
Которым многие не верили,
Но верит свято Цыганов.

30
И  А.В. Силинский, конечно,
И простодушно, и сердечно.
А то, что истина на дне,
Известно нам  без шардоне...
Крым, сентябрь 2021

«С тихой смертью Николая Рубцова
Вологда не осталась без поэта…»
В.И. Белов

«Тонкость и даже мягкость словесного рисунка
неожиданно сочетаются с энергичной широтой
и масштабностью восприятия мира…»
В.В. Кожинов

Карачёв Михаил Иванович родился 2 января 1953 года в поселке Лаптюг Вологодской области. Учился в Кичменгско- Городецкой средней школе. Служил в Ферганской дивизии в воздушно-десантных войсках. Окончил Вологодский пединститут, работал в школе. С 1980 года занимается охраной историко-культурного наследия; руководил Государственной дирекцией по охране памятников истории и культуры Вологодской области. Участник VIII Всесоюзного совещания молодых писателей. Печатался в коллективных поэтических сборниках, литературных журналах, альманахах, антологиях.
Автор книг стихов, изданных в Вологде и столичном издательстве «Современник». Член Союза писателей СССР (с 1991 г. – России), руководитель Вологодской писательской организации.

 

«ПОЛОН МИР НЕСБЫВШЕЙСЯ ЛЮБВИ»
Размышления о поэзии Михаила Карачёва

Все дарования без любви – ничто (1Кор. 13, 1-2). Этими апостольскими словами можно определить духовное и художественное мерило русской поэзии. Автор, переступивший эту черту и утративший способность любить, теряет эстетический вкус и нравственное чутье. Светоносный алмаз превращается в черный уголь.

Сама любовь – дар Божий, гораздо более высокий, чем дар поэтический. «Бремя моё легко», – говорит нам Господь. Но сами-то мы слабы бываем, чтобы нести это бремя. Остается в душе только желание любви. Но любовь Божия вечно с нами пребывает. Об этом нам напоминают, прежде всего, христианские песнопения, а также русская поэзия, которая, по слову Н.В. Гоголя, вся пронизана духом Евангелия, Благой вестью Господа. Мне дорого стихотворение Владимира Соловьева, которое перекликается со словами апостола Павла и вселяет надежду:

Люди живы Божьей лаской,
Что на всех незримо льется,
Божьим словом, что безмолвно
Во вселенной раздается.

Люди живы той любовью.
Что одно к другому тянет,
Что над смертью торжествует
И в аду не перестанет.

Тогда почему же земная жизнь человека полна трагизма? На этот вопрос другой поэт отвечает так: «Полон мир несбывшейся любви».

Это удивительно емкая по смыслу поэтическая строка из стихотворения М.И. Карачёва. Её духовная и художественная сила основана на парадоксальном содержании. С одной стороны, несбывшаяся любовь, а не сбыться – значит не осуществиться, не исполниться (о чем-либо предполагаемом или желаемом). А с другой стороны, полон мир ... любви. Однако такие аналитические рассуждения могут разрушить поэтическую мысль, которая всегда основана на смысловом синтезе и глубоком чувстве, а потому органична. Чтобы понять эту мысль, нужно прислушаться к голосу души, который начинает звучать при чтении этого стихотворения:

Ветер дул. Осины на погосте
Трепетали в счастье молодом.
Что сказать? В село пришли мы, гости,
А родня заснула вечным сном.

Ветер дул. Сияя над погостом,
Грозовая высилась гряда.
Здесь в холме покоятся лишь кости.
Где та жизнь? Отстала навсегда.

Ветер сник. К далёким перелескам
Отошла небесная гряда.
Где та жизнь в её покорном блеске!
Где та жизнь? Замолкла навсегда.

Что желать? О чём молиться Богу?
Полон мир несбывшейся любви.
Не зовите в долгую дорогу.
Никого не вижу впереди.

Только здесь могильные перины
Будут ждать покоя моего.
Слышу, слышу в радости незримой
Голоса отставших далеко.

Только здесь, в молитве одинокой,
И далёким воздухом дыша,
Голоса, отставшие далёко,
Будет ждать забытая душа.

Всегда возникает чувство вины перед умершими. Всегда кажется, что мало их любил, был черств, не понимал их, не ценил... Но, несбывшаяся любовь, прерванная смертью, может полностью осуществиться уже не здесь, а в мире ином. Ведь у Бога все живы. Лирический герой стихотворения и сейчас, этим ветреным осенним днем, и здесь, на родном пепелище, у этих родных могил, слышит «в радости незримой голоса отставших далеко» и молится, «далёким воздухом дыша». Действительно, такое поэтическое чувство – сродни молитве.

Если задуматься над поэтикой этого стихотворения, то поражает её родство с древней поэтической картиной жизни и смерти. В тексте проступает мистический сюжет восхищения души из этого мира в мир иной. Этот сюжет, в котором восхищение души противопоставлено смерти, зародился в античной культуре, а затем был воспринят христианскими мистиками. Он связан с символами ветра и грозы. История этого сюжета и его символов в мировой культуре прослеживается о. Павлом Флоренским в отдельной статье (Священник Павел Флоренский. Сочинения в четырёх томах. Том 2. М., 1996. С. 143-188). Рассмотрев различные произведения античной литературы и библейские тексты, он пишет: «Незримый, неосязаемый и, однако, могучий и порою всесокрушительный порыв ветра, конечно, есть символ наиболее сродный потусторонним силам, врывающимся в мир житейского попечения и восхищающим отселе человека в миры иные. Вот почему едва ли не каждая мистическая система включает в себя и понятие о таинственном порыве нездешнего дуновения» (с. 162).
В стихотворении М.И. Карачёва символ ветра встречается в трёх строфах из шести, а о восхищении души лирического героя в мир любящих и любимых свидетельствуют фразы: 

Осины на погосте / Трепетали в счастье молодом ...;
Слышу, слышу в радости незримой / Голоса отставших далеко...;
...далёким воздухом дыша.


Поэтическое восхищение души – сила, побеждающая смерть. Однако о. Павел Флоренский предупреждает: «Для человека, мистически одарённого ... и видящего пред собой силы и знамения иного мира, подумать, что духовных дарований самих по себе достаточно и что большего ничего не требуется для спасения,  очень привлекательно». При этом может возникнуть «повод для величайшего соблазна» (с. 185). Поэты опасно ходят. Это их особенность.

* * *    
Кроме смерти, бывает и иная разлука, мешающая осуществлению любви. Это трагедия двух любящих людей, утративших взаимопонимание и доверие друг к другу:

Не унижай меня неправдой обо мне,
Непониманием праведным не мучай.
И как понять, что вечное  не случай.
Вот почему и тягостно вдвойне.

О, если б мог на равный разговор
Тебя я вызвать из твоей гордыни, 
Какой бы бездной отозвался хор,
Далёкий и безмолвствующий ныне!

Далее поэт опять обращается к мысли о том, что только в этом мёртвом мире любовь может быть несбывшейся, а в мире истинной любви – она вечно жива:

Так мира мёртвого спадает оболочка,
Хотя б на миг, но явственно понять,
Что вновь дана бессмертная отсрочка
Ещё любить, ещё тебя обнять.

В этом удивительном стихотворении М.И. Карачёв продолжает традиции русской духовной поэзии, утверждающей бессмертную силу любви.

Смерть и Время царят на земле, –
Ты владыками их не зови:
Всё, кружась, исчезает во мгле,
Неподвижно лишь солнце любви.

Эти ставшие крылатыми строки о любви написал В.С. Соловьев. Этот же мотив несбывшейся земной любви и любви вечной звучит и в стихотворении Н.М. Рубцова «Цветок и нива», которое заканчивается такими словами:
Взойдёт любовь на вечный срок,
Душа не станет сиротлива.
Неувядаемый цветок!
Неувядаемая нива!

Следуя библейской традиции понимания любви (Пс. 102, 15), земную жизнь человека поэт уподобляет полевому цветку, который быстро отцветёт и завянет. А вечную душу поэт называет «неувядаемым цветком». «Неувядаемая нива» – это жизнь будущего века, наполненная бесконечной любовью».
М.И. Карачёв также прозревает это состояние осуществившейся в вечности любви:

Мы уснём, как потухшие свечи.
Пусть над нами сгущается вечность,
Вольный ветер свистит за стеной, 
Сладко спать у любви за спиной.
.....
Мы когда-нибудь выйдем из плоти,
Нас отпустит закон тяготенья.
Отыщи меня в мёртвом полёте, 
Я заплачу тебе из забвенья.

Но и в этих стихах, в последней строке, звучит печаль о несбывшейся земной любви. Ведь истинная любовь – это всегда жертва, а все мы так мало жертвуем, и так много просим. А потому возникает сердечная боль – чувство вины и покаяния перед близкими людьми, любившими нас, и перед родиной, взрастившей нас:

Зачем я жду сердечной укоризны,
Вернувшись в юность, в дальнее село,
Где жизнь прошла, как ожиданье жизни.
Здесь сверстники состарились давно.

Где этот зов живой сердечной воли,
Влекущий в даль, в мерцающий поток!
И почему виденьем чистой боли
Не исчезает матери платок?

Особенно примечателен конец этого стихотворение, свидетельствующий о душевной тонкости поэта, его духовном зрении:

Ещё чуть-чуть  сожнётся поколенье,
Спрессуется как бессловесный прах!
Так почему не ужасом, не тленьем, 
Я откликаюсь радостью на страх!

Этим душевным состоянием, которое можно только почувствовать сердцем, но трудно передать обычными, непоэтическими, словами, проникнуты и другие стихотворения М.И. Карачёва. Например, в стихотворении «Это хрупкое время не право...» путник возвращается домой по лесной дороге «и выходит к родимому берегу, к деревушке за тёмной рекой». А затем звучат пронзительные строки о том, что чувствовал человек, в непогоду вернувшийся после многих лет скитаний на оставленную когда-то родину:

Над стремниной тягучей, глубокой
Трос качается, лодка скрипит,
И по сердцу скользит одиноко
Одинокость прибрежных ракит...
             
А в лесной затаённой округе
Над забытым жильём, над рекой
Вырастает слепящая вьюга,
Оглушая высокой тоской.

И забвенья беспамятный холод
На безудержной тёмной волне
Рвёт и треплет слабеющий повод
В ненадёжном скрипящем челне.

Отчего же восторженным стоном
Вырывается вздох из груди
И, сливаясь с окрестностью, тонет,
Окликая в кромешной дали!

Следует отметить, что по силе трагического звучания стихотворения М.И. Карачёва близки к поэзии Ф.И. Тютчева, например к таким его строкам:

И бездна нам обнажена
С своими страхами и мглами,
И нет преград меж ей и нами 
Вот отчего нам ночь страшна!

Это же видение тёмной бездны забвения и хаоса, хождение по её краю в поэзии М.И. Карачёва. От падения в неё спасает только любовь, теплота которой согревает душу и рождает в ней искру радости и надежду на Жизнь Вечную:

Пусть во тьме осыпаются маки,
Пусть утихли порханье и свет, 
Перестаньте тревожить и плакать!
Ничего здесь погибшего нет.

Всё, что умерло,  рядом таится.
Всё имеет и душу и свет,
И ночными глазами глядится,
Излучая незримый привет.

Живое человеческое сердце, полное любви, светит во тьме и преодолевает смерть.

Людмила ЯЦКЕВИЧ (1944-2022),
литературный критик,
доктор филологических наук

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную