В предыдущей главе было сказано, что в 1820 году деятельность ордена Иезуитов была упразднена в России. Увы, ему уже готов был преемник в лице масонских обществ, не без успеха воспользовавшихся уставом Ордена для организации своей внутренней жизни. Масоны, или вольные каменщики, стремились с XVIII века задавать во всём мире интеллектуальную моду ради достижения собственных целей.

Сергей Щёголев, расстрелянный Киевской ЧК в 1919 году, в своём фундаментальном исследовании «Украинское движение как современный этап южнорусского сепаратизма», увидевшем свет в 1912 году, пишет:

 – «Как уверяет польский писатель Л. Яновский, в начале царствования Александра I «в Харькове и Полтаве у некоторых ожили планы отделения Левобережной Малороссии от России; планы эти нашли себе выражение в полтавской масонской ложе «Любовь к истине», где играл заметную роль Котляревский».

Последний известен, главным образом, как литератор, одним из первых начавший писать на малорусском наречии. Далее Щёголев отмечает:

 – «В полтавской масонской ложе, основанной в 1818 году и закрытой по Высочайшему повелению в 1819 году, управляющим мастером был М.Н. Новиков, правитель канцелярии известного малороссийского генерал-губернатора князя В.Г. Волконского, принявшего фамилию Репнина и покровительствовавшего позднее поэту Т. Шевченко. В том же 1818 году основана была в Киеве масонская ложа «Соединённых славян», предшествовавшая тайному декабристскому обществу с тем же названием. Одним из почётных членов этой ложи был декабрист князь С.Г. Волконский, брат упомянутого генерал-губернатора. Самою характерною чертою киевской ложи было желание объединить масонов, принадлежавших к двум главным славянским народам: русскому и польскому. Знаком этой ложи был крест; на кресте была надпись на польском языке: «jednosc slowianska», которая свидетельствует о значительном количестве в ложе членов-поляков, и которая объясняется также и тем, что, хотя ложа состояла в управляемом из Петербурга «Союзе Астреи», но работала по системе «Великого Востока» Варшавы. Число лиц, вносивших пожертвования в киевскую ложу, доходило во время контрактов (то есть киевской ярмарки) до тысячи человек. Оратором, затем «мастером стула» и, наконец, почётным членом её был киевский губернский маршал (предводитель дворянства) Густав Олизар».

Итак, сеть масонских лож и система образования, налаженная князем Чарторыйским (который был сам одним из виднейших в то время «вольных каменщиков») в интересах польского национализма, содействовали возбуждению в населении Малороссии сепаратистских настроений. Прежняя иезуитская закваска, помноженная на масонские гордость и скрытность, бродила в умах шляхетства и малороссийской интеллигенции, готовая прорваться в любой момент кровавыми всплесками смуты. Вскоре обнаружилось стремление подчинить польским националистам через сеть масонских лож русское революционное движение в Малороссии (будущих декабристов). Николай Ульянов так говорит об обязательствах, данных последними полякам:

– «По договору 1824 г., Южное общество обнадёжило их получением Волынской, Минской, Гродненской и части Виленской губерний. Но главные польские чаяния связывались с украинским автономистским движением. По словам С.Г. Волконского, поляки питали «большую надежду на содействие малороссийских дворян, предлагая им отделение «Малороссии от России».
Существовали в Малороссии другие масонские организации инспирированные или прямо созданные поляками. Была в Житомире ложа «Рассеяннаго мрака» и ложа «Тамплиеров»; в Полтаве — ложа «Любовь к истине», в Киеве — «Польское патриотическое общество», возникшее в 1822 г. и, тотчас же, как эхо, появившееся вслед за ним «Общество малороссов», состоявшее из поборников автономизма. «Где восходит солнце?» — гласил его пароль, и ответ: «В Чигирине».»

Почему масонское солнце должно было всходить тогда в Чигирине? Потому что там во второй половине XVII века существовал центр казацкого сепаратизма. Далее в монографии Ульянова сказано:

– «Из дел следственной комиссии о декабристах видно, что резиденцией «Общества Малороссов» был Борисполь, а «большая часть членов оного находится в Черниговской губернии, а некоторые в самом Чернигове». М.П. Бестужев-Рюмин не очень выгодно о них отзывается: руководитель общества В.Л. Лукашевич «нравственности весьма дурной, в губернии презираем, и я слышал, что общество его составлено из людей его свойства». Это тот самый Лукашевич, что поднимал когда-то бокал за победу Наполеона над Россией. Он был одной из самых деятельных фигур в декабристско-малороссийско-польских взаимоотношениях. Кроме «Союза Благоденствия» и «Малороссийского общества», мы его видим в ложе «Соединённых Славян», в полтавской ложе «Любовь к истине», и говорили также о его членстве в польских ложах. Масонские ложи признаны были, по-видимому, наиболее удобной формой встреч и единения двух российских фронд — декабристской и украинствующей».

Как пишет уже цитировавшийся прежде Леонид Соколов, ссылаясь на историка Д. Доршенко, в 1838 году в трёх губерниях –  Киевской, Волынской и Подольской 4.200.000 крестьян управлялись стотысячной шляхтой практически полностью польского происхождения. Означенный факт, с одной стороны, сохранял в Малороссии польское влияние; с другой – возбуждал в крестьянстве неприязнь к шляхте не только на сословной, но и национально-религиозной почве. Польские националисты это прекрасно понимали, так что решили действовать в обход: стали добиваться своей цели разрушения России через украинофильское движение.

В 1835 году польские эмигранты в Париже создали кружок «Братство народной службы». Наиболее известными его деятелями стали Янский и поэт Адам Мицкевич. Филипп Свистун так излагает политическую стратегию этого кружка:

– «Прежде чем думать о восстаниях и попытках восстановления Польши, нужно искоренить зло, внедрившееся в польский народ, а именно легкомыслие, самолюбие, лень, сварливость, разврат и прочие пороки. Это можно совершить лишь на религиозном, католическом основании. Только католицизм может спасти Польшу. «Служите Богу, поляки, а Бог спасёт Польшу».»

Что значило служить Богу в представлениях членов этого революционного кружка, далее разъясняется:

– «Задачей поляков как католиков является взяться за укрепление и распространение власти папы так, чтобы она охватила весь мир, потому что лишь в таком мировом устройстве может воскреснуть Польша. Вторая обязанность поляков — бороться с православием и стараться, чтобы славянские народы стали католическими, так как они выступают теперь на всемирное поприще, «внося в него свежие силы».»

Здесь перед нами выступает во всей красе панславизм под польскими знамёнами. Он остаётся  в общих чертах тем же и в XXI веке.

Далеко не одним лишь воспитанием польского народа занимались деятели парижского кружка в 30-40-х годах XIX века. Острие своей пропаганды они направили на Малороссию. Щёголев по этому поводу пишет:

–  «Мицкевич льстиво называл малорусский язык самым приятным для слуха языком и считал Украйну «землёй неразгаданных предназначений, посредницей между Польшей и Россией»… В кружке киевских украинофилов в 40-х годах ходил по рукам малорусский перевод одного сочинения Мицкевича, в котором слово «Польша» заменялось словом «Украйна», и последняя представлялась порабощённою «москалём»; из этого видно, что парижский кружок имел влияние и на искажение этнографических понятий в Малороссии».

Почему всё-таки появилось украинофильство, а не малоруссофильство? Словосочетание Малая Русь, или Малороссия, начавшее употребляться с XIV века,  более соответствовало географической локализации малорусской народности. Слово же «украйна», употреблявшееся в русских летописях с XII века, обозначало всего лишь окраину, порубежье какой-либо земли. В разное время были известны украйны: рязанская, псковская, окская, немецкая (по границе с Ливонией), литовская, сибирская и другие. В XVII веке существовал Украинный разряд – административно-территориальная единица (наподобие губернии) с центром в Туле.

Итак, для России «украйна» была именем нарицательным. Для Речи же Посполитой – именем собственным. Поляки знали одну Украйну – ту, что была на границе с татарскими и турецкими владениями. Именно они дали украинофильскому движению такое имя и сообщили ему выгодный для себя вектор развития.

Название движения не подчёркивало связь с другими частями Руси – Великороссией и Белоруссией, а противопоставлялось им. По иронии судьбы так получилось, что имя украинофильства довольно точно стало отражать суть явления, перевернув наизнанку первоначальный смысл слова «украйна». Потому что изначально оно несло в себе идею защиты государства, форпостом которого выступала известная территория. Теперь же эта окраина стала противопоставляться государству, превратившись из рубежа обороны в место смуты и предательства. Поэтому не случайна трансформация названия.

Слово Ukraina с ударением на третий слог имеет польское, притом, книжное, происхождение, будучи искажением русского слова «Украйна» (с ударением на второй слог). В русском языке корни слов, оканчивающиеся звуком [j] (например, «край», «строй», «вой») могут этот звук при словообразовании утрачивать (например, «украинец», «строитель», «воин»). Однако это не повод коверкать производные слова и говорить [Ukraina] вместо [Ukrajna], [stroika] вместо [strojka], [voina] вместо [vojna]. Корень «край» общеславянский. Например, в настоящее время существует Республика Сербская Краина [rspublika srpska krajina], и в сербском языке слово «краjина» значит то же, что «украйна» в русском. Корень «край»  не чужд и польскому языку: например, он присутствует в названии Armia Krajowa. Откуда же взялась вместо Украйны Украина? Может быть, из немецкого? Но здесь пишется Ukraine, Ukrainer (украинец), и слышится корень «край». Однако если написанное по-немецки слово прочитать по-польски, получится [Ukraina], потому что в польском ударение фиксированное и падает на предпоследний слог.

Так, искажённое польским произношением немецкое написание стало громким именем и политическим знаменем, объединившим вокруг себя исказителей русских начал.

Вскоре и в слове «украинец» (которое, имея великорусское происхождение, стало употребляться с XVI века) ударение стали ставить не на второй, а на третий слог, приняв за образец польское слово Ukrainiec. Со временем украинофилы стали называть украинцами не только себя, но и всё население Малороссии.

В ходе смуты начала XVII века никто запорожских казаков, которые приняли в ней деятельное участие, украинцами не называл. Их именовали либо черкасами, либо просто казаками. Лишь к середине XVII века жителей Слободской Украйны стали называть иногда украинцами – но не потому что у них было малорусское происхождение, а потому что они жили на окраине Русского государства. Стало же это слово употребляться для обозначения этнической принадлежности, а точнее – для наименования искусственно создаваемого этноса – в XIX столетии. Видимо, кому-то очень сильно хотелось омолодиться, став более юным сразу на тысячу лет (ведь Русь известна как раз с IX века). Это омоложение означает обрубание религиозно-культурных корней. Так что всякий, решающийся на превращение из русского в украинца (с польским ударением на предпоследний слог), должен понимать: это полный отказ от прошлого ради неясных перспектив вечного недоросля, пользующегося польскими помочами, – чтобы штанишки «свидомости» не свалились.

Николай Ульянов так определяет украинство:

– «Когда-то считалось само собой разумеющимся, что национальная сущность народа лучше всего выражается той партией, что стоит во главе националистического движения. Ныне украинское самостийничество даёт образец величайшей ненависти ко всем наиболее чтимым и наиболее древним традициям и культурным ценностям малороссийского народа: оно подвергло гонению церковнославянский язык, утвердившийся на Руси со времён принятия христианства и ещё более жестокое гонение воздвигнуто на общерусский литературный язык, лежавший в течение тысячи лет в основе письменности всех частей Киевского государства, во время и после его существования. Самостийники меняют культурно-историческую терминологию, меняют традиционные оценки героев и событий прошлого. Всё это означает не понимание и не утверждение, а искоренение национальной души. Истинно национальное чувство приносится в жертву сочинённому партийному национализму.
Схема развития всякого сепаратизма такова: сначала, якобы, пробуждается «национальное чувство», потом оно растёт и крепнет, пока не приводит к мысли об отделении от прежнего государства и создании нового. На Украйне этот цикл совершался в обратном направлении. Там сначала обнаружилось стремление к отделению и лишь потом стала создаваться идейная основа, как оправдание такого стремления».

Искусственно создаваемый украинский этнос шёл не путём пробуждения прежде дремавшено национального чувства, а через внушение под видом национальных начал определённой программы политических действий. Именно поэтому украинофильство вступило, в первую очередь, в борьбу против исконных основ малороссийской народности с её православием и тяготением к общему центру русской национальной жизни – самодержавной власти, с её церковнославянским языком и народными сказаниями, совершенно чуждыми русофобской гнили.

Так что слова «малоросс» и «украинец» (с польским ударением на третий слог) не синонимы, как многие считают, но скорее антонимы. У малоросса можно проследить религиозные, культурные, генетические связи, идущие сквозь пространство и время к белорусам и великороссам. Украинец же эти связи старается обрубить топором партийной дисциплины, через что делается ущербным представителем псевдо-этноса. К XIX веку относятся первые попытки украинизации малороссов путём привития им под видом национальных начал партийно-политических установок, преследующих конечную цель разрушения России. А ближайшей задачей стало поглощение украинством малорусской народности путём привития ей соответствующей идеологии вкупе с патрийной дисциплиной.

В качестве главнейшего инструмента в деле перевоспитания малороссов в украинцев был  избран грех хамства, которым, например, основательно пропитан «катехизис» украинства под названием «Истоии Русов». Хамство подразумевает глумление над родными историей и культурой. В XIX веке предпринимались первые шаги в этом направлении, в XXI-м мы уже наблюдаем какой-то шабаш вандализма.

Наиболее видными деятелями украинофильства стали в 40-50-х годах XIX века ранее помянутый историк Николай Костомаров, литератор Тарас Шевченко и деятель народного просвещения (хотя правильней было бы сказать – помрачения) Пантелеймон Кулиш. В 1846 году они организовали тайный республиканский кружок «Кирилло-Мефодиевское братство», приняв за основу его политической программы создание федерации автономных славянских штатов (что соответствовало идеологии панславизма под польскими знамёнами). В 1847 году все трое были привлечены к судебной ответственности за антигосударственную деятельность.

Щёголев так описывает творчество наиболее плодовитого из них – Кулиша:

 – «Кулиш называл себя только «литературным» малорусским сепаратистом, но в своих литературно-исторических трудах позволял себе чисто политические приёмы: так, в своём малорусском сборнике «Украина», изданном в 1843 году, он поместил малороссийские думы из «Запорожской старины» Срезневского, причём, делал в тексте дум изменения, дополнения и целые вставки тенденциозно-политического характера... Из дальнейших его литературно-политических упражнений можно упомянуть составление «Граматки» (малорусского букваря), введение в употребление своего правописания («кулишовки»), коим искусственно рылся ров между малорусской и русской книгой, а также (весьма слабые) переводы на малорусское наречие западноевропейских классиков (Шекспира, Байрона, Шиллера, Гейне и Гёте). К этой же категории работ относится перевод Библии (Новый Завет и некоторые книги Ветхого Завета). Перевод появился во Львове «на русько-украинской мове» (как значится на обложке) и блещет вульгаризмами и многочисленными полонизмами; так, например, высокопоэтическое библейское выражение «Да уповает Израиль на Господа» переведено у него через карикатурное «Хай дуфае Сруль на Пана».»

В приведённом примере перед нами выступает хамство в самом чистом виде. Наибольший вред малорусской народности принёс Кулиш своей системой правописания, потому что она была подхвачена, растиражирована и взята на вооружение польскими кураторами украинофильского движения. Русская орфография с её морфологическим (который в XIX веке обычно называли этимологическим) принципом вполне отвечала (после реформы 1918 года – в меньшей степени) не только великорусскому, но и малорусскому с белорусским произношениям. Так, буква «ять» в великорусской речи обозначала звук [e], а в малорусской – [i]. Морфологический принцип орфографии показывает живые связи слов через сохраняющие одно и то же написание морфемы. Фонетический же принцип Кулиша, использованный в современном украинском и белорусском правописании, вносит в сознание дезорганизацию.

«Кулишовка» и подобные ей системы правописания нисколько не обогатили ни малорусское, ни белорусское наречия. Потому что изначальной целью было подчеркнуть их отличия от общерусского литературного языка. «Кулишовка» с подобными ей системами лишь законсервировала эти наречия, тем самым отказав в возможности дальнейшего фонетического развития.

Что касается поэта Шевченко, Щёголев доказывает, что этот талантливый представитель малорусской народности, к сожалению, был мало самостоятелен  в своём мировоззрении. Он испытал тройное польское влияние: в юности, когда увлёкся польской поэзией и подражал ей; затем в Киеве, когда находился под влиянием полонофила Кулиша, который позволял себе редактировать Шевченко, чтобы его творчество более соответствовало идеологическим установкам этого самозванного цензора; наконец, во время ссылки, когда Шевченко сблизился с поляками Сераковским, Желиховским и Залесским.

О мощном влиянии на творчество Шевченко «Истории Русов» и среды, в которой она появилась, говорит Николай Ульянов:

–  ««История Русов» с её собранием «мерзостей» трансформировала его мужицкую ненависть в ненависть национальную или, по крайней мере, тесно их переплела между собой. Кроме «Истории Русов», сделавшейся его настольной книгой, поэт познакомился и со средой, из которой вышло это евангелие национализма. Приехав, в середине 40-х годов, в Киев, он не столько вращался там в университетских кругах среди будущих членов Кирилло-Мефодиевского братства, сколько гостил у хлебосольных помещиков Черниговщины и Полтавщины, где его имя было известно и пользовалось популярностью, особенно среди дам. Некоторые из них сами пописывали в «Отечественных записках».
Мужское общество чаще всего собиралось на почве «мочемордия», как именовалось пьянство. А. Афанасьев-Чужбинский, сам происходивший из лубенских помещиков, красочно описывает тамошние празднества в честь Бахуса. По его словам, пьянство процветало, главным образом, на почве скуки и безделья, сами же по себе помещики представляли «тесный кружок умных и благородных людей, преимущественно гуманных и пользовавшихся всеобщим расположением». В этом обществе можно было встретить и тех оставшихся в живых сподвижников и друзей В. Г. Полетики, из чьей среды вышла «История Русов». Встречи с ними происходили также при дворе генерал-губернатора кн. Репнина, с которым Шевченко познакомился через А.В. Капниста, сына поэта. О Мазепе, о Полуботке, о Петре и Екатерине, а также о присоединении Малороссии, как печальной дате в истории края, он мог наслушаться здесь вдоволь. Недаром именно на эти годы близости с черниговскими и полтавскими помещиками падают самые неприязненные его высказывания о Богдане Хмельницком».

Приведя отзывы современников о творчестве Шевченко, Ульянов делает вывод:

– «Несмотря на все пропагандистские усилия самостийнической клики, вкупе с советской властью, Шевченко был и останется не национальным украинским поэтом, а поэтом националистического движения».

Добавлю от себя: поэтом националистического движения с его богоборчеством. Так, Шевченко писал:

Церков-домовина
Развалится… i з-пiд неi
Встане Україна.

Именно по смыслу этого четверостишья пошла очередная волна гонения на православие с марта 2023 года, когда украинские нацисты православных силой изгоняют из их храмов (церквей-домовин), и тотчас оскверняют святые места гимнами в честь Бандеры либо нецензурными частушками. Другие храмы взрывают, поджигают, разрушают строительной техникой. Из варварски поруганных святынь, по мысли нынешних разрушителей и их учителя Шевченко, встаёт Украина. Эти люди, похоже, просто не понимают, что такая Украина становится символом хаоса и, в конечном итоге, – сатанизма.

Бывает национализм, не противопоставляющий предмета своих упований Богу, украинский же национализм изначально проникнут богоборчеством, о чём свидетельствует главный его певец и пророк:

Як понесе з Україны
У синээ море
Кров ворожу… отойдi я
I лани, i гори –
Все покину I полину
До самого Бога
Молитися… а  до того
Я не знаю Бога
(«Заповiт»).

В приведённых стихах Украина поставлена на место Бога и выше Бога. Появляющаяся на такой закваске псевдо-нация просто обречена была стать идолопоклонницей, что мы и видим уже в наши дни. Идол Украины в своей агонии требует себе всё новых кровавых жертв.

Однако вернёмся в XIX век. Костомаров с юности увлёкся малороссийским фольклором, что стало хорошим подспорьем в его дальнейших исторических изысканиях. Отдавая должное даровитости малорусской народности, учёный был убеждён, что она не сможет полноценно существовать без Великороссии в силу своей «неспособности к политической жизни» – из-за принятого её элитой в качестве образца для подражания польского олигархического строя.

Впрочем, в опубликованном в 1860 году в Лондоне «Письме к издателю «Колокола»» Костомаров, что называется, рвёт и мечет, ратуя за отделение Малороссии от Российской империи, ругая последнюю «ненасытной татарско-немецкой московщиной». Очень похоже на пафос Духинского, только вместо турок здесь появились немцы. Щёголев объясняет это письмо, находящееся в резком диссонансе со всем, что писал Костомаров, обидой на русские власти и «результатом временного разлития карьерной желчи».

Что касается отношений с польскими националистами, Костомаров находился в жёсткой к ним оппозиции, последовательно в своей публицистике разбивая их доводы в пользу претензий на западные области Руси. Попытки создать малорусский литературный язык Костомаров почитал вредной утопией. Эту убеждённость он доказал не только словами, но и делом. Как человек, пользовавшийся доверием в финансовых вопросах, Костомаров получил от жертвователей 4.000 рублей на развитие малороссийской словесности. Украинофилы требовали (в частности, историк Драгоманов), чтобы Костомаров отдал эти деньги на издание Священного Писания на малорусском наречии. Однако он не согласился и, как пишет Филипп Свистун, «4000-рублёвый фонд отдал Петербургской Академии наук с тем, чтобы она объявила его в качестве премии за наилучший «малорусско-русский словарь», писанный этимологической(!) орфографией Максимовича».
С началом восстания 1863 года польская пропаганда среди населения Малороссии усилилась. Повстанцам срочно были нужны сторонники – вожделенное пушечное мясо. Привычно пичкая сказками (как в своё время гетмана Выговского) о политической независимости Украйны её интеллигентный слой, поляки ставили для себя другие цели. Мятеж вдохновлялся лозунгом восстановления Польши от моря (Балтийского) до моря (Чёрного), что не преду-сматривало никакой «незалежной Украины», притом, что Польша никогда ни одной пядью черноморского побережья не владела, а в X-XIV веках это море на разных языках именовалось Русским.

Дабы показать, как действительно относились к населению Украйны польские националисты, Щёголев цитирует стихотворение варшавского поэта Киприана Норвида, посвящённое еврейской молодёжи, что поддержала уличные демонстрации польских националистов в 1861 году:

Почтенный народ. Хвала твоим сынам.
Которые не испугались монгольско-черкасской бури
И вместе с нами защищали Бога Моисеева.

Согласно выше приведённой теории Духинского, монголы – это великороссы, а малороссы – подобные же азиаты черкасы (одно из названий запорожских казаков).

Малороссия ответила на польское восстание дружным отпором. Щёголев приводит получившую тогда широкое распространение на её территории пародию на польский гимн:

– «Боже, столь долгие годы терпевший на земле Польшу на всеобщую беду, каравший ею Западную Русь и Украйну и доведший нас до крайнего бедствия, возносим пред Твоим алтарём молитву: дай ей поскорее последний конец (гибель). А если Польша захочет снова подняться, чтобы снова хозяйничать в Западной Руси, то просим Тебя, Господи, спутай её планы, чтобы она после этой мысли пропала навеки; будет уже нам возносить об этом молитвы: дай ей поскорее последний конец».

Молва приписывала эту пародию Владимиру Антоновичу, шляхтичу, который публично отрёкся от польской национальности в статье «Моя исповедь», напечатанной в журнале «Основа» в 1862 году. Здесь, среди прочего, сказано:

– «…я увидел, что поляки-шляхтичи, живущие в Южно-русском крае, имеют перед судом собственной совести только две исходные точки: или полюбить народ, среди которого они живут, проникнуться его интересами, возвратиться к народности, когда-то покинутой их предками, и неусыпным трудом и любовью по мере сил вознаградить всё зло, причинённое ими народу, вскормившему многие поколения вельможных колонистов, которому эти последние за пот и кровь платили презрением, ругательствами, неуважением его религии, обычаев, нравственности, личности, — или же, если для этого не хватит нравственной силы, переселиться в землю польскую, заселённую польским народом, для того чтобы не прибавлять собою еще одной тунеядной личности, для того чтобы, наконец, избавиться самому перед собою от грустного упрёка в том, что и я тоже колонист, тоже плантатор, что… питаюсь чужими трудами, заслоняю дорогу к развитию народа, в хату которого я залез непрошеный, с чуждыми ему стремлениями…»

Ради справедливости нужно сказать: было в те годы ещё и такое украинофильство. Поэтому журнал «Основа», издававшийся в Санкт-Петербурге в 1861-62 годах, где печатались всё те же Кулиш, Шевченко и Костомаров, было бы несправедливо обозначать как однозначно антирусский. Это была дискуссионная площадка, где звучали как обличения Костомарова против лживой теории Духинского, так и многое делалось для нарождавшегося украинского национализма. Здесь же печатался автор нынешнего украинского гимна Чубинский. Что касается Антоновича, он, отвергнув польский национализм, всецело проникся украинским, чем, может быть, принёс больше вреда России, нежели если бы остался фанатичным поляком.

Перечисленные деятели принялись издавать брошюры на малорусском наречии, называвшиеся «метеликами» (мотыльками). Их было распространено более 12-ти тысяч. Стали издаваться школьные учебники на малорусском наречии. Украинофилы, имея хорошие связи, пользовались заметным влиянием на столичное общество. В 1862 году Санкт-Петербургский комитет грамотности отправил правительству ходатайство о введении в народных школах всей Малороссии преподавания на местном наречии. Тогдашний министр народного просвещения Головнин поддержал инициативу. Однако категорически против высказался Святейший Синод. И побудил его к  этому новый перевод Евангелия на малорусское наречие, выполненный Морачевским. А Киевский генерал-губернатор Анненков прямо заявил, что существование особой малорусской литературы «повлечёт за собою отторжение Малороссии от Российской державы». Как в воду глядел!

Однако откуда столь пристальный интерес к переводам Священного Писания? От апостольской ревности? С целью соединения разрозненных частей в единое стадо Христово? Отнюдь нет! С целью именно разделения единого стада Христова Русской Церкви на отдельные партии по этнографическому признаку.

Единению служат: во-первых, Глава Церкви Христос; во-вторых, исполняющая её благодать Святого Духа; в-третьих, общая вера, идущая с апостольских времён; в-четвёртых, живая связь поколений верующих (не только живущих на земле, но и ушедших, и только имеющих ещё на ней явиться); в-пятых, церковная иерархия, организующая жизнь земной Церкви; в-шестых, язык богослужения – церковно-славянский; в-седьмых, общая молитва и общие святыни; в-восьмых, квалифицированно выполненный под руководством святителя Московского Филарета перевод Библии на русский литературный язык (достаточно понятный как для великороссов, так для белорусов и малороссов).
Поэтому отнюдь не славе Божией служили карикатурно выполненные переводы Священного Писания на малороссийское наречие, нашпигованные просторечной лексикой, варваризмами, полонизмами и германизмами, а были скорее сродни кощунству.

В 1863 году министр внутренних дел Пётр Валуев издал высочайше одобренный указ о приостановке печатания книг религиозных, научно-популярных и учебных на малорусском наречии (художественные книги на этом наречии к печати допускались). При этом Валуев прямо утверждал, что украинофильское движение вдохновляется и поддерживается польскими сепаратистами. А призыв не допускать печатание учебных пособий на малорусском наречии с целью не разрушать действующей системы народного просвещения звучал, по словам министра, ни откуда-нибудь, но от малороссийской общественности.

В 1876 году означенный документ был дополнен «Эмским указом» императора Александра II (название взято от города Эмса, где государь его подписал, находясь на лечении). Документ за-прещал ввозить из Австро-Венгрии литературу на малорусском наречии, в пределах же России дозволялось печатать на этом наречии разрешённые указом 1863 года произведения изящной словесности только с использованием официально принятой в России орфографии. На деле исполнялся этот указ из рук вон плохо, так что, по мнению Николая Ульянова, никому и ничему, кроме самодержавия, вреда не принёс:

– «Для украинского движения он оказался манной небесной. Не причиняя никакого реального ущерба, давал ему долгожданный венец мученичества. Надобно послушать рассказы старых украинцев, помнящих девяностые и девятисотые годы, чтобы понять всю жажду гонений, которую испытывало самостийничество того времени. Собравшись в праздник в городском саду, либо на базарной площади, разряженные в национальные костюмы, «суспильники» с заговорщицким видом затягивали «Ой на горе та жнеци жнуть»; потом с деланным страхом оглядывались по сторонам в ожидании полиции. Полиция не являлась. Тогда чей-нибудь «зорюй глаз» различал вдали фигуру скучающего городового на посту — такого же хохла и, может быть, большого любителя народных песен. «Полиция! Полиция!». Синие шаровары и пёстрые плахты устремлялись в бегство «никем же гонимы». Эта игра в преследования означала неудовлетворённую потребность в преследованиях реальных. Благодаря правительственным указам она была удовлетворена».

В 70-х годах XIX века центром украинофильства сделался кружок под названием «Киевская громада». Основными его деятелями стали историки Драгоманов  и помянутый Антонович, филологи Житецкий и Михальчук, этнограф Чубинский. Последний собирал на Правобережной Украйне этнографический материал, который публиковался от имени Русского Географического общества; а в 1873 году по инициативе Чубинского был организован «Юго-западный отдел» Русского Географического общества, в котором автор нынешнего украинского гимна стал вице-председателем. Щёголев замечает: «Отдел, нося вывеску научного учреждения, был, в сущности, генеральным штабом политического украинофильства».

В 1870 году Михаил Драгоманов отправился в Австрию в научную командировку (на средства Киевского университета). Там, во Львове, он организовал украинофильский кружок, где, помимо прочего, проповедовались социалистические идеи. Потом вернулся в Россию и  продолжил читать лекции в Киевском университете. После ряда резких публичных выступлений он в 1876 году был лишён профессуры, и тогда же эмигрировал.

Будучи в Женеве, Драгоманов, не стесняемый никакой цензурой, объяснился, для чего ратовал за преподавание в школах на малорусском языке – ради скорейшего распада Российской империи, что позволило бы создать украинскую государственность. По логике Драгоманова, Россия была полезна Украине для избавления её от польского подданства и турецко-татарской зависимости. Теперь, когда её политической самостоятельности ничто не угрожает, Россия больше не нужна, против неё следует бороться всеми силами.

Щёголев пишет, что с 1883 по 1890 год в Санкт-Петербурге существовал конспиративный «Кружок тринадцати», называвший себя «группой украинских социалистов-федералистов». Его куратором являлся Драгоманов, получавший от кружка деньги и высылавший ему запрещённую в России литературу. У кружка имелась программа, параграф 7А которой, например, гласил:

– «Как украинцы, как народность бесправная в культурном отношении, мы не представляем себе нашего освобождения без такого же освобождения польской, литовской, белорусской, латышской народности, без освобождения кавказских народностей и огромной массы инородческих племён».

В экономическом отношении рекомендовалась пропаганда социализации промышленных предприятий и земли. Вообще, политическая программа «Кружка тринадцати» отличалась каким-то революционно-иезуитским духом. Так, благоприятным для пропаганды своих идей фактором почиталось ею «распространение в народе сектантских учений, уменье укрывать это распространение от зорких глаз полиции и духовенства». Ясно, что сектантские учения должны были взрыхлить почву для последующего насаждения папства.

К концу XIX века украинизация малорусского населения шла полным ходом, о чём так пишет Щёголев:

– «В 1898 году разрешено было министром внутренних дел «С-Петербургское благотворительное общество для издания дешёвых и общеполезных книг». Начало деятельности этого общества, здравствующего и доселе,  очерчено, не без некоторой иронии по адресу русского правительства, неким В. Доманицким в реферате, доложенном на съезде украинской партии во Львове. В уставе общества, говорит Доманицкий, стояло, что «общество издаёт для малорусского народа одобренные цензурою, дешёвые и  доступные по языку и изложению книги»; следовательно, хотя об украинском языке нельзя было и упоминать, но, придравшись к выражению, «доступные по языку», общество начало издавать книги на украинском языке, и с 1899 года издало их 56 названий в 665 тысяч экземпляров (за 10 лет). Большинство брошюр  (49) – популярно-научные. Из этих 56 книжек, продолжает Доманицкий, десять одобрены Министерством земледелия и государственных имуществ для низших школ земледелия и садоводства, а некоторые издания тем же министерством субсидировались, и это – ещё в конце 90-х годов, когда и не мерещилось о каких-либо льготах. Что добавить к этому ехидному злорадству референта, кроме повторения известных царственных слов: «Всуе законы писать, если их не исполнять». По словам галицкого писателя Франко, Министерство земледелия игнорировало по данному вопросу протесты министра народного просвещения».

Итак, сеятели смуты в русском народе работали, не покладая рук. Однако чтобы возник украинский квази-этнос, требовался своего рода инкубатор.

Главы из книги Сергия Карамышева

Вверх

Комментариев: