Ещё в XIII веке была предпринята попытка подчинить русское Галицко-Волынское княжество Папской церкви. В 1247 году князь Даниил Романович согласился ради политических преимуществ на унию с папой Иннокентием IV, потом принял от папы титул короля Галиции и Лодомерии (Лодомерия – искажённое название Владимиро-Волынской земли) и корону. Не получив обещанной военной помощи против татар, князь расторг унию с Римом. Однако осадок, как говорится, остался.

Через сотню лет ослабевшее в результате внутренних смут Галицко-Волынское княжество было поделено между Польшей и Литвой. Первой досталась Галичина, второй – Волынь. Довольно скоро открылось гонение против православной веры. Русский народ Галичины и Волыни упорно держался её более двух веков, пока не произошло предательства со стороны иерархии, вошедшего в историю под названием Брестской унии.

В 1772 году после первого раздела Речи Посполитой Галичина вместе с Буковиной вошла в состав Австрийской империи (Угорская Русь, составляющая в настоящее время Закарпатскую область, стала частью Венгерского королевства ещё ранее раздела Галичины и Волыни Польшей и Литвой). К этому времени всё русское население было здесь обращено в униатство, униатское же духовенство постепенно ополячивалось. Проповеди в храмах, как правило, произносились на польском языке.

О последствиях интеграции Галичины с Буковиной в Австрийскую империю даже при благоприятных для русского населения (которое австрийские немцы именовали «рутенами») условиях (существовании дружественных отношений между Россией и Австрией после личной встречи Екатерины II с императором Иосифом II в Херсоне в 1787 году) пишет Филипп Свистун:

– «Дружба Австрии и России благоприятствовала галицко-русскому населению прикарпатской Руси. Поскольку польская шляхта не стремилась идти на государственную службу, открылось широкое поприще для многочисленных поповичей и сыновей мелкой русской шляхты, получивших образование в польских школах. Так как на политические должности брали преимущественно немцев, русские большей частью поступали в суд и в городские управления. Таким образом, основной элемент галицкого чиновничьего сословия с течением времени составили русские и немцы». Однако, в отличие от немцев, по словам галицко-русского историка: «Все они сегодня ополячены и окатоличены, чем и доказывают, во-первых, сколь ненадёжным элементом в национальном отношении является чиновничье сословие, а во-вторых, сколь мало нравственной силы есть в церковной унии, если сыны и дочери униатских священников при первом удобном случае покидают униатский обряд своих родителей…
Хотя обстоятельства благоприятствовали развитию и умственному подъему австрийской Руси, однако мы не видим в её представителях ни малейших усилий к какому-нибудь труду на литературном поприще. Труд такой вызвало пробудившееся позже национальное сознание. Но до тех пор, пока австрийская Русь сознавала себя лишь униатской, дух её был в оцепенении».

Этот же историк сообщает, что с 1787 года (а именно, с 1 ноября, и этот день стал отмечаться как русский праздник), благодаря настойчивым просьбам русских униатских епископов во Львовском университете началось преподавание на русском языке. В 1790 году 192 русских студента обучались на богословском факультете, 84 – на философском; на юридическом и медицинском – ни одного. В Вене и Львове действовали семинарии для русских униатов. После смерти Иосифа II в 1790 году Австрия начала враждебную по отношению к России политику, что сказалось и на сфере народного просвещения, о чём так пишет тот же Филипп Свистун:

– «Священников утверждали в привязанности к унии и не допускали, чтобы в них развилось русское национальное сознание. Таким образом, из смеси униатско-польских воззрений и воздействия австрийской политики именно в период с 1800 по 1848 год образовался особенный тип «рутенского» священника. Такой священник был привязан к унии и душой и телом предан правительству. Под влиянием австрийской политики он сознавал свою принадлежность к некой «рутенской нации», но суть этой национальности он усматривал только в греко-униатском обряде. Он говорил по-польски, но был чужд польских национальных устремлений, и в любую минуту правительство могло использовать его против поляков. В семинариях его воспитывали не по-монашески, а «для жизни». Вследствие этого он полюбил весёлую жизнь, стал охотником до острот, пиршеств и увеселений и был любимым сотоварищем польского помещика и немецкого чиновника, которых умел своим остроумием забавлять. И прежний «поп», пахавший панское поле, и его супруга с хусткой на голове, работавшая в огороде, сошли в могилу. Их потомок, воспитанный в государственных школах, в реверенде или в модном сурдуте, уже лишь «надсматривал» за своим хозяйством, в праздничные же дни веселился в обществе друзей духовного и мирского звания».

В 1774 году в Австрийской империи была проведена реформа образования. Появились три вида народных школ: «приходские» – в сёлах, «тривиальные» – в местечках и «нормальные» –  в городах (последние с четырёхлетним сроком обучения). Задачей приход-ских и тривиальных школ было научить детей чтению, письму и арифметике. В них преподавание велось на родном языке учеников. Главной задачей нормальных четырёхклассных школ было обучить немецкому языку, поэтому их называли немецкими.

После Венского конгресса 1815 года, насторожившего всю Европу возросшим русским могуществом, в 1817 году в Галиции была запущена новая реформа образования, преследовавшая политическую цель: не позволить местному русскому населению сблизиться с Россией. Для этого в народных школах было введено преподавание на польском языке. Русский же язык позволялось изучать только частным порядком. Так продолжалось три десятка лет – до 1848 года.

В то глухое время русским просвещением занялся униатский Перемышльский епископ Иоанн Снегурский, выпускник Венской семинарии, называвшейся Барбареум (она находилась при храме святой Варвары). Он, в первую очередь, завёл стройное церковное пение, употребляя, например, выписываемые из России ноты Борт-нянского. Завёл в Перемышле в 1829 году типографию, издававшую книги на церковнославянском языке. По настоянию епископа Иоанна, во Львовской духовной семинарии стал преподаваться церковнославянский язык. О первой реакции на этот шаг со стороны семинаристов так пишет Филипп Свистун:

– «Когда преподаватель Львовской семинарии Иоанн Ильницкий прочитал первую лекцию церковнославянского языка, семинаристы взбунтовались. «Не хотим быть варварами, азиатами», — кричали они, и один из них кинул в лектора поленом…»

О трудностях, с которыми сталкивался епископ Иоанн в деле русского национального просвещения, тот же историк говорит:

– «Снегурский первый из униатских иерархов стал постоянно упо-треблять в разговоре русскую речь и призывал священников, чтобы говорили в церкви к народу по-русски, в чём, однако, встретил сопротивление, ибо священники привыкли к польскому языку…»

В 1847 году преподаватель церковнославянского языка по поручению епископа Иоанна произнёс проповедь в храме на русском языке. По словам того же Филиппа Свистуна, реакция была близжкой к шоку:

– «Это изумило присутствовавших. Латинские ксёндзы соблазнились, русские же священники упрекали проповедника в том, что он «компрометирует интеллигенцию»… Такие успехи сделала полонизация за период 1805—1847 годов».

В 30-х годах XIX века русская образованная молодёжь во Львове предприняла попытку борьбы против полонизации путём создания литературы на русском языке. Маркиан Шашкевич, Яков Головацкий и Иван Вагилевич составили альманах «Зоря», отпечатанный в 1837 году в Венгрии. К сожалению, эта «русская троица», как её называли, подпала под влияние украинофильских кругов и стала пользоваться фонетической грамматикой, сочинённой сербским писателем Вуком Караджичем (наподобие кулишовки). Тем не менее, «русская троица» расшевелила слишком долго пребывавшее в спячке общество. Филипп Свистун описывает, как были восприняты некоторые эксперименты молодых людей:

– «Такие даровитейшие воспитанники Львовской семинарии, как Яков Головацкий и Иван Вагилевич, стали в 1835 году употреблять в разговоре галицко-русское наречие и заниматься простонародной поэзией. Это приводило их товарищей, считавших польскую речь признаком приличия и благоразумия, в крайнее изумление. Они лишь пожимали плечами и говорили: „Вот чудаки, недоумки, недостаёт им чего-то в голове…“.»

Предпринимались робкие попытки со стороны России наладить культурные связи с русским населением Галичины. С этой целью сюда трижды (в 1835, 1839 и 1842 годах) отправлялся знаменитый историк Михаил Погодин. Серьёзных достижений эти поездки не принесли, однако была получена ценная информация. Об этом так пишет Щёголев:

– «Судя по отчёту профессора Погодина (представленному министру народного просвещения в 1842 году), австрийское правительство ещё в начале 40-х годов интересовалось привитием украинофильских идей в Галиции как противовеса и русской, и польской культуре».

Возможно, сами австрийцы решили проводить такую политику. Возможно, им подсказали её поляки. Возможно, наконец, она была спущена австрийскому правительству в качестве директивы от масонского интернационала.

В любом случае, противопоставление имеющих появиться на свет украинцев не только русским, но и полякам, польских националистов нисколько не смущало, ибо для них было очевидно: искусственно создаваемого украинца впоследствии будет проще превратить в поляка, нежели русского.

В феврале 1846 года галицийская шляхта подготовила восстание против Австрии, однако тайной полиции удалось его предот-вратить умелой пропагандой среди польских и русских крестьян. Холопы требовали от панов оружия для участия в восстании, но как только его получали, либо сами убивали панов, либо отдавали их в руки жандармов. В том году крестьянами при полном сочувствии австрийских властей было истреблено, как пишет Филипп Свистун, около двух тысяч шляхтичей. Отношения между шляхтой и австрийскими властями стали неприязненными.

О цинизме тайной австрийской политики говорит такой факт. Среди крестьян был пущен слух, будто за каждого живого польского повстанца заплатят пять гульденов, а за мёртвого – десять. Мазовецкий крестьянин Якуб Шеля сколотил разбойничью шайку, специализировавшуюся на убийствах шляхтичей. Впоследствии он был награждён австрийским правительством золотым крестом, а на добытые разбоем деньги купил себе в Буковине имение. И такому государству император Николай Павлович согласился оказать помощь против восставших венгров!

В 1848 году польская шляхта в Галиции приняла участие в венгерском революционном движении. Русское же население сохранило лояльность Австрийской империи. Тогдашний наместник Галиции граф Стадион решил в борьбе с польскими националистами опереться на местных русских  (рутенов). Для этого была создана «Головная Русская рада». От того, что в ней участвовало много униатов-каноников из Свято-Юрского монастыря, она именовалась и «Святоюрской радой». Эта организация с 34-мя филиалами просуществовала три года. Щёголев поясняет:

– «Раде поручено было, по Высочайшему повелению, вводить в народные и средние училища «рутенский» преподавательский язык; учреждена была во Львовском университете кафедра этого языка; повелено было печатать на том же (червоннорусском) языке «Вестник законов» и требовать от галицких чиновников знания народного языка».

Щёголев описывает дальнейший ход событий:

– «Застигнутые врасплох такими «великими и богатыми милостями», галицко-русские деятели, до тех пор употреблявшие польский язык, были поставлены в крайне затруднительное положение. Русского литературного языка они, за малыми исключениями (историк Зубрицкий), не знали, да и опасались по понятным мотивам о «политической благонадёжности»; ни один из местных диалектов не был достаточно развит для передачи отвлечённых и сложных понятий. Начинаются долгие споры по вопросу о книжном языке. Часть «святоюрцев» признавала себя принадлежащей к единому нераздельному русскому племени «от Карпат до Камчатки»; другая часть определяла границы своего племени Доном и Карпатами и считала малорусское племя самостоятельной народностью. Первые старались пользоваться общерусским литературным языком, прибавляя по собственному вкусу и разумению церковнославянизмы и местные народные обороты; вторые (украинофилы), избегая умышленно русских слов и оборотов, вырабатывали какую-то неудобоваримую смесь из местной народной речи, немецких и большого количества польских слов, причём, последние брались обыкновенно в искажённом виде».

Летом 1848 года состоялся Славянский съезд в Праге. Сюда были приглашены и представители Русской рады. Некоторые из них ратовали за русскую автономию в пределах Восточной Галиции. Бывшие на съезде поляки испугались подобной инициативы. Однако их успокоил прибывший из Парижа эмигрант Генрих Яблонский, родом из Малороссии. Он призывал прививать у галичан сознание национальной отдельности от великороссов для совместной с поляками враждебной деятельности против России.

Итогом взаимодействия польских националистов с галичанами стала политическая партия «Собор Русский», притом, вошедшие в него галичане именовали себя, в полном соответствии с установками, озвученными позднее Духинским, «Gente Rutheni, natione Poloni», то есть рутенским родом польской национальности. Партия в 1848 году выпускала газету «Dnewnyk Ruski». По её поводу Щёголев замечает:

 – «Газета, печатавшаяся на народном наречии, но латинским алфавитом, проповедовала борьбу против России; между прочим, она выступила с таким национальным гимном:
Мы с ляхами, ляхи с нами,
И в прах вража сила».

Для польских националистов такое решение русского вопроса было верхом великолепия. Да вот беда: сторонников «Русского Собора» среди галичан было ничтожное количество. Когда Головная Русская рада была упразднена, сохранились издательства «Галицко-русская матица» и «Народный дом». Существовала газета «Зоря Галицка», имелась своя типография. Святоюрцы действовали успешней, чем партия «Собор Русский». Однако в области народного просвещения дело подвигалось туго. Так, в святоюрских средних школах преподавание шло на немецком языке – «пока местный русский язык не созреет».

Для перелома ситуации в пользу общерусского направления большое значение имела экспедиция Русской армии в Австрию в 1849 году для усмирения революционных выступлений. Население Галиции с удивлением обнаружило, что русские солдаты говорят на очень близком ему языке, что церковная служба та же, только проповедь звучит не на польском языке, а на своём же, русском.

Далее обстановка стала меняться к лучшему. Сергей Щёголев пишет:

– «В 50-х годах значительная часть галицко-русской интеллигенции проникается стремлением к общерусской письменности, просвещению и науке. На первый план выдвигается кружок Зубрицкого; появляются на русском языке «Русская антология», «Семейная библиотека», журнал «Лада», а также исторические труды самого Зубрицкого и молодого учёного Петрушевича; последний, из страха перед правительственными репрессиями, вставлял в свой русский текст некоторые церковнославянские слова и объявлял, что пишет не по-русски, а на прарусском (древнерусском) языке. В руки кружка Зубрицкого перешла и «Зоря Галицка»; часть изданий кружка печаталась «Галицкой матицей».»

Началось в те же годы национальное возрождение и на Закарпатской (Угорской) Руси. О впечатлении, полученном здешним населением от Русской армии, пишет Николай Ульянов:

– «Совершенно гипнотизирующее действие произвело на него движение стотысячной армии Паскевича в 1849 г., шедшей на подавление венгерского восстания. Она не только ослепила его своей мощью и окружила образ России нимбом непобедимости, но простой народ, живший в деревнях и местечках, был глубоко взволнован тем, что вся эта армада говорила на совершенно понятном, почти местном, языке. Для угорских русин, пришествие русских было величайшим торжеством. Придавленные мадьярским засильем они видели в Паскевиче своего освободителя. Среди них давно уже началось брожение против мадьяр, и один из деятелей этого движения — Адольф Добрянский, вынужден был даже бежать в Галицию, где его застал приход Русской армии. Добрянскому удалось добиться назначения его императорским австрийским комиссаром при Русской армии, в каковом звании он и прибыл к себе на родину. По его инициативе была послана в Вену депутация с изложением национальных нужд угорских русинов — с просьбой о выделении их земель в особые «столицы», с учреждением в них местной русинской администрации и русского языка в управлении и в школе. Просили даже основать в Унгваре (современное название – Ужгород – С.К.) Русскую академию. Император, напуганный венгер-ским восстанием и видевший, в тот момент, в русинах своих естественных союзников, на всё отвечал согласием.
Добрянский был назначен «над-жупаном» (наместником) четырёх столиц, учредил Русскую гимназию, завёл делопроизводство на русском языке и широко повёл распространение в крае русской культуры. Ни малейших колебаний в выборе между неразвитым местным наречием и русским литературным языком не существовало. Закарпат-ская Русь с самого начала встала на путь общерусской культуры. То же наблюдалось в более глухой, неразвитой Буковине, совсем лишённой собственной интеллигенции.
Но продолжался этот ренессанс недолго. Как только венгерское восстание кончилось, как только австрийское правительство помирилось с мадьярами, и венгерская аристократия снова приобрела влияние в государственных делах, началось преследование всего русского. Сам Добрянский был устранён, а местная интеллигенция подверглась гонению».

В это время в Галиции начал действовать подвижник карпаторусского просвещения Михаил Качковский, советник суда в Самборе. Филипп Свистун так описывает его образ жизни:

– «Михаил Качковский представляет первый тип самоотверженного австро-русского патриота, развившийся под влиянием национальной идеи. Он понимал, что для любого дела во имя общего блага необходимы материальные средства, и деятельно собирал их, отказывая себе в самых необходимых удобствах, лишь бы сбережённое принести в жертву народу. Сам он ел картошку, чёрный хлеб, не знал другого напитка кроме воды, жил в самой скромной квартире — жалование же своё сберегал, чтобы помогать учащейся молодёжи, поддерживать литературу и народные учреждения. В Самборе Качковский склонял учеников гимназии говорить по-русски, читать русские книжки и, у кого было дарование, пробовать свои силы в поэзии».

25 января 1861 года стараниями Михаила Качковского стала выходить (дважды в неделю) русская газета «Слово», редактором которой стал Богдан Дедицкий (1861-1871 гг.), затем – Венедикт Площанский (1871-1887 гг.). Тот же Филипп Свистун так пишет об их деятельности:

– «Они стремились иметь корреспондентов во всех уголках австрийской Руси, дабы доставить своим читателям верный и подробный образ состояния Прикарпатской Руси. Они поощряли священников, чиновников, учителей и разночинцев писать в свою газету, и на столбцах её начало упражняться не одно перо, которое впоследствии принесло пользу изящной литературе и науке. В фельетонах они помещали рассказы, стихотворения, научные рассуждения, юмористику, так что чтение их газеты было всесторонне образовательным… Вообще, особенно во время редакции Дедицкого, «Слово» исполняло задачу, которая обычно выпадает на долю располагающих большими духовными и материальными средствами просветительных обществ».

Пробуждение русофильских настроений в коренном населении Галичины, Угорской Руси и Буковины, по-видимому, явилось одной из причин радикального изменения австрийской политики в отношении России с началом Крымской войны. Австрийское правительство испугалось, что Россия, вплотную занявшаяся тогда политическим обустройством славянского населения Балканского полуострова, всё более придвигаясь к юго-восточным границам Австрии, сможет взорвать её изнутри. В «благодарность» за спасение в 1849 году Австрия заняла последовательно антирусскую позицию, которая не претерпевала изменений вплоть до окончания Второй Мировой  войны.

Любые симпатии карпато-россов к России стали жёстко пресекаться. Такая политика нашла горячую поддержку со стороны австрийских поляков. В 1858 году при наместнике Галиции графе Агеноре Голуховском они возобновили войну против русского просвещения. Голуховский упорно пытался продавить запрещение употреблять кириллический алфавит. Получив должность премьер-министра, он издал официальное распоряжение, которое предписывало всем государственным учреждениям Галиции употреблять в русском письме латинскую азбуку. После этого в Вену посыпались многочисленные петиции с требованием отменить распоряжение, заговорила пресса, и кириллица была возвращена.

Однако Голуховский на этом не успокоился. В 1860 году он принудил униатского митрополита Литвиновича разослать по всем епархиям архипастырское послание против употребления священниками в проповедях и «при преподавании Закона Божия» «великорусских выражений», так как, – замечает Щёголев, – «по словам этого любопытного документа, «оно привело бы католический и верноподданный галицко-русский народ к непосредственному духовному общению с народом, который враждебно относится к Католической церкви и к составу нашего общего (с поляками) отечества»».

Немцы давно мечтали о собственной экспансии на восток, о чём так пишет Филипп Свистун:

– «У многих немцев сложилось мнение, что Австро-Венгрия должна стать авангардом, стоящим на страже немецких интересов на Востоке. «Переговоры Иосифа II и Екатерины II, — говорит один немецкий историк, — полные противоречий воззрения Кауница, Кобенцля и Тугута, а также неимоверная беспечность Австрии в пору занятия Россией Крыма — являются причиной, из-за которой монархия Габсбургов не стала тем, чем она должна быть, то есть восточным государством (Ostreich), поставленным между Европой и Азией…» По мнению этого историка, Австро-Венгрия должна занять место России при Чёрном море и стать звеном, соединяющим Европу с Азией… Другие немецкие учёные защищали мнение, что Австрия должна стоять на страже Дуная, имеющего для Германии громадное значение. Понимание важности Дуная для немцев было причиной вступления Карла Гогенцоллерна на румынский престол в 1866 году и одновременного направления немецкой колонизации на Волынь, в Бессарабию, к нижнему течению Буга и Днепра и в Крым. В течение 30-ти лет (с 1866 года) немцы приобрели на Волыни 7% всей земли, в Бессарабии — 11%, в Екатеринославской губернии — 9%, в Херсонской — 15%, в Крыму — 18-19%».

В ходе Русско-Турецкой войны 1877-78 годов польские националисты Австро-Венгрии поспешили заявить о своих верноподданнических чувствах, о чём так повествует Филипп Свистун:

– «Во время русско-турецкой войны (в 1877 году) львовский сейм готовил адрес императору, в котором имелись слова: «Народ польский никогда не отказывался от своей национальной самостоятельности. Для Австро-Венгрии наибольшую опасность составляет панславистская Россия. Лишь те славянские племена, которые не отказываются от своей национальной самостоятельности, могут служить преградой, защищающей Австро-Венгрию от России…» Когда руководство Австро-Венгрии решилось на «новую эру», поляки со своими стремлениями, направленными против России, должны были стать одной из главнейших её опор».

Теперь украинофильское движение оказывалось одинаково выгодным как немцам, так и полякам. Вероятно, среди австрийских поляков относительно будущности русского населения Австро-Венгрии существовали разные мнения. Однако скоро было достигнуто некоторое согласие, о чём Николай Ульянов говорит так:

– «Поляки, впрочем, скоро поняли, что полонизация галичан в условиях Австрийской империи — дело нелёгкое. Нашлись люди доказавшие, что оно и ненужное. Украинизация сулила больше выгод; она не столь одиозна, как ополячивание, народ легче на неё подастся, а сделавшись украинцем — уже не будет русским.
В этом духе началась обработка венского правительства, которому идея украинизации нравилась тем, что позволяла перейти из оборонительного положения в наступательное.
Обрусение галичан чревато было опасностью отделения края, украинизация не только не несла такой опасности, но сама могла послужить орудием отторжения Украины от России и присоединения её к Галиции. Полагали, что хорошей приманкой в этом отношении станет конституция 1868 г., по которой все населявшие Австрийскую империю национальности получили равноправие и культурную автономию. Галичанам ставилась задача: прельстить Украину этой конституцией».

Следующим шагом в деле подготовки отторжения юго-западных губерний от Российской империи стало выдвижение кандидата в правителя этих территорий. Им был избран принц Вильгельм Габсбург, названный Василём Вышиванным. Ради большего удобства управления будущими украинскими подданными он перешёл из латинского обряда в унию. Он мог стать очередным монархом германского происхождения, которые тогда не без успеха управляли и Грецией, и Болгарией, и Румынией. 

В 1877 году в Галиции появился польский священник-иезуит Валериан Калинка, соратник князя Адама Чарторыйского, участник антирусского восстания 1830-1831 годов. Он долгие годы жил в Париже, пока не взялся за «просвещение» карпато-русского народа, цель которого излагал достаточно откровенно (цитирую по книге Филиппа Свистуна):

– «Сознание и желание национальной самостоятельности, которыми русины начинают проникаться, не должны привести к поглощению их Россией. Опорная сила поляка хранится в его душе, а между душой русина и душой москаля, однако, в основном различия нет… Иную душу влить в русина — вот главная задача нас, поляков!.. Та душа да будет из Запада. Пусть русин соединяется своей душой с Западом, формой с Востоком. Тогда возвратится Россия в свои природные границы — и при Днепре, Доне и Чёрном море будет что-то иное… Тогда, может быть, возвратится Русь к братству с Польшей. А если бы оно и не сбылось, то лучше Малая Русь самостоятельная, нежели Русь российская. Если Гриц не может быть моим, то да не будет ни моим, ни твоим. Из того проистекает указание для поляков: не препятствовать национальному развитию самостоятельной Руси, но крепить среди малороссов унию».

Из приведённых слов мы видим, что иезуит XIX века последовательно продолжает стратегию, начертанную иезуитом века XVI-го – Антонием Поссевином. За три века уния себя показала как непревзойдённый по эффективности инструмент разложения духовного строя русского человека.

Нужно обратить внимание на следующий факт: никто до 60-х годов карпато-россов (т.е. галичан, жителей Угорской Руси и буковинцев) украинцами не называл (и уж тем более сами себя они таковыми не считали). Отсутствуют какие-либо исторические документы, где бы Галичина именовалась Украйной или отождествлялась с нею. Начатая австрийскими властями революция в мировоззрении карпато-россов пошла одновременно с двух направлений, о чём Щёголев пишет:

– «В начале 60-х годов австрийское правительство и поляки получили в своей борьбе против русского движения в Галиции неожиданную помощь с востока. В 1861-62 годах во Львове появились книжки петербургской «Основы», малорусские рассказы М. Вовчка, «Кобзарь» Шевченко и другие мелкие произведения русского украинофильского рынка… Началось слепое подражание киевским украинофилам, увлечение воскресными школами, малорусскими (якобы популярными) брошюрами и т.п. Молодёжь складывалась в кружки – «громады», распевала думы о «козачестве», а часть её мечтала даже о самостоятельной «козацкой» республике. Юноши щеголяли в «козацком» платье, причём, никогда  не видев настоящих «козаков», копировали ливрею панских лакеев. Вообще, галицкими украинофилами того времени перенималась на скорую руку идеология киевской «громады»: тоска по былой славе, мечты о самостоятельной не то «сечи», не то «гетмании», сладкие надежды на политическую «особность» и независимость. Увлечение «козачеством» было тем более смешно и дико, что история Червонной Руси совершенно «козачества» не знала».

В это время украинофилы из «Собора Русского», ставшие именовать себя «народовцами», принялись выпускать журналы: «Вечерницы», «Мета» («Цель») и «Нива». После мятежа 1863-64 годов появляется в Галиции его участник поляк Паулин Свенцицкий (он же Стахурский) и начинает издавать журнал на малорусском наречии «Siolo» («Село») на латинице с целью впрячь галицких украинофилов в польское ярмо. В 1868 году во Львове появился, как его именует Щёголев, сам «апостол украинофильства» Пантелеймон Кулиш и принялся выпускать здесь журнал «Правда», просуществовавший до 1880 года.

Впрочем, здешними, уже несколько оперившимися украинофилами, ощущавшими на себе неизменную поддержку австрийских властей, «апостольское» достоинство Кулиша, равно как и эмигрировавшего из России историка Драгоманова, основательно оспаривалось, о чём в отношении последнего так пишет Ульянов:

– «…на него и на всех малороссов во Львове смотрели сверху вниз, полагая, что оные малороссы «ни мовы ридной, ни истории не знали», но кичливо посягали на западную образованность, на немецкую философию и науку. «До принятия мудрости нимецкой паны-украинци не були еще приспособлени, а опроче культура чужа могла б таких недолюдкив зробити каликами моральними». Так писала в 1873 году львовская самостийническая «Правда». По словам этой газеты «таки недоуки, полизавши дешто нимецкой философии, всяку виру в Бога мусили втратити. От и жерело ужасного нигилизму».»

Киевские «апостолы» украинства были объявлены в Галиции, как следует из приведённой цитаты, попросту недочеловеками, недоучками и моральными калеками, а творчество «пророка» украинской идеи – Шевченко – поначалу было подвергнуто обструкции, преимущественно за богохульство. И лишь после того, как его «причесали», убрав богоборческие, антипольские и антипомещичьи выпады, творчество украинского «пророка» было допущено для распространения в украинизируемом народе.

Часть униатского духовенства исповедовала идеологию ультрамонтанства, то есть выступала за безграничность власти Римского понтифика. Для этих людей шевченковское богохульство было неприемлемо.

Самого Кулиша разочаровало общение с галицийскими украинофилами, о чём Ульянов в своей монографии говорит:

– «В 1882 г. вышла во Львове его книга «Крашанка» — сплошной вопль отчаяния: «… Я приехал в вашу подгорную Украину оттого, что на днепровской Украине не дают свободно проговорить человеческого слова; а тут мне пришлось толковать с телятами. Надеюсь, что, констатируя факты способом широкой исторической критики, я увижу вокруг себя аудиторию получше. С вами же, кажется, и сам Бог ничего не сделает, такие уж вам забиты гвозди в голову».»

По поводу гвоздей сказано очень верно. Но ведь именно этого и требовали технологи нациестроительства, вслед за Духинским с его догматами религии польского национализма (украинский же национализм – лишь вариация на тему первого, полезный как переходная ступень к польскому, – так, по крайней мере, было задумано). Поэтому ни пророки, ни апостолы галицийским украинофилам были не нужны – они уже сами ощущали себя пророками и апостолами в одном флаконе и готовы были лепить из малороссов украинцев высшей пробы, то есть по собственному образу и подобию. Пока это было ещё маргинальное движение, вроде секты, но при деятельной поддержке иезуитов, польских националистов и властей Австро-Венгрии могло набрать нужные обороты для того, чтобы стать реальной силой.

Что составляло преимущество галицийского украинства перед, скажем, киевским? Здешнее население было униатским, частью своего существа принадлежа другой, нежели Россия, цивилизации.

Сказывалась, однако, принудильность обращения русских православных людей в унию в XVII-XVIII веках, и часть из них тянулась к своим национальным истокам. Поэтому потребовалось насаждение политического украинства, чтобы разделить всех униатов на два лагеря путём отсева «свидомых» украинцев от русофилов. Галицийские украинцы должны были стать авангардом, янычарами Запада в его смертельной схватке с Россией. Поэтому им следовало дать уже сейчас реальное дело: искоренить русскость вместе с её носителями пока что в пределах Австро-Венгрии.

А раз так, нужно было срочно ковать в Галиции общеукраинскую идеологию, чтобы развернуть на её почве массированную пропаганду. Поэтому вполне закономерно, что один из сотрудников народовских «Вечерниц» поэт Ксенофонт Климкевич выдал следующую программу:

– «Если малоросс считает себя русским человеком, то этим он отдаёт себя врагу на поругание: москали топчут на Украине правду и свободу, но пусть боятся малороссов: придёт Божий суд, и когда-нибудь малороссы от Карпат до Кавказа сотворят такие поминки, что будет памятно внукам и правнукам; Тарас пел не напрасно, и Украина воскреснет».

В 1868 году во Львове народовцами было основано просветительское общество «Просвита», последовательно развивавшее русофобские идеи. Однако прорусское направление, вопреки всем запретам и цензуре, вело куда более полноценную жизнь. Оно сплотилось вокруг основанной Михаилом Качковским газеты «Слово». В 1875 году в противовес «Просвите» было создано «Общество им. Михаила Качковского» (к тому времени, в 1872 году, этот подвижник русского просвещения умер во время своего путешествия по России и был похоронен в Кронштадте). О разнице во влиянии на простой народ говорят такие цифры. Из 160 читален «Просвитой» были основаны только 6. Если в рядах «Просвиты» обреталось лишь 2 крестьянина, в «Обществе Качковского» в первый год его существования их было 1645, во второй – 4791, в третий – 6123.

С точки зрения австрийских властей и польских националистов подобное явление было недопустимо. Следовательно, конкурентов нужно было задушить.

На помощь пришли иезуиты. В 1882 году под их контроль был передан орден Базилиан, традиционно занимавшийся среди униатов вопросами образования. Тогда же папа Лев XIII издал энциклику для польских епископов, в которой говорится «о племени южно-русском как об интегральной части польского народа». В соответствующем духе и принялись вести преподавание базилиане.

Такая политика папы Льва XIII оказалась полностью созвучной установкам австрийских властей, о чём пишет Филипп Свистун:

– «В октябре 1881 года русские жаловались в сейме, что жандармы без малейшего основания отнимают у крестьян русские брошюры и книги, а сельские учителя велят детям выкрадывать у своих родителей книжки и приносить к ним, чтобы отдавать их административным властям; что староста в Тернополе конфисковал на почте 20 русских книг, разрешённых цензурой, что в Волошинове (Старомейского повета) жандармы конфисковали даже окружное послание перемышльского епископа. Из газет у селян отбирали особенно «Батьковщину», «Пролом» и «Вече». В 1882 году 17 раз было конфисковано «Слово», а из 100 изданных в 1883 году номеров «Нового пролома» — 24. В 1887 году Римом была запрещена установка трираменных (или восьмиконечных – С.К.) крестов, будто напоминающих православие».

В том же 1887 году поляк Барвинский возобновил выпуск журнала «Правда», в котором объявил настоящую войну русской литературе как «порождению дикой, наполовину азиатской культуры», а великорусскую народность клеймил как неспособную к культурному развитию и лишённую чувства справедливости. Журнал финансировался польскими магнатами. Обозначив свои позиции, они предложили народовцам союз: если те примут идеологию «Правды», поляки добьются, чтобы народовцы получили 6 кресел в Рейхсрате (австро-венгерском парламенте). Соглашение было достигнуто, после чего народовцы получили прозвище «барвинчиков», то есть подпевал отчаянного русофоба Барвинского.

О подоплёке дела галицкий публицист Иван Франко высказывался следующим образом. Канцлер Германской империи Бисмарк в то время озаботился выселением польских помещиков из Познани и Восточной Пруссии. Он указал им дорогу на восток, где можно было купить хорошую землю по дешёвой цене, и где при благоприятных обстоятельствах могло возникнуть самостоятельное Киевское королевство, на участие в управлении которым поляки имели основания рассчитывать.

Германия преследовала свои цели – разрушение России изнутри, а польские помещики, представлявшие для Германии проблему, призваны были создать ещё большие проблемы для Российской империи. Когда польские помещики действительно потянулись было из Германии в Киев, здешний генерал-губернатор Дрентельн, увидев в этом для России реальную угрозу, добился издания закона, который запрещал рост польских латифундий в Малороссии. Поляки были русской властью не на шутку обижены, поэтому стали ей мстить, в том числе, и в журнале «Правда».

Позиция издания подверглась в Галичине уничтожающей критике. Тогда её знамя было подхвачено в Киеве профессором Антоновичем. Он озаботился в 1890 году реорганизацией львовского «Общества имени Шевченко» в «научную институцию», чтобы на его базе впоследствии создать «русско-украинскую» академию наук. В 1891 году был составлен первый том научных записок общества. В 1892 году в нём имелись три отделения: филологическое, историко-философское и естественно-математико-медицинское. Постепенно утвердился обычай: из малороссийских центров, прежде всего из Киева, стали посылать ежегодно «на громадский кошт» двух-трёх молодых людей в Галичину – «набираться патриотического духа», иными словами, превращаться в янычаров Запада.

В 1892 году началось внедрение в русских школах Галиции фонетического правописания. Поскольку решение это, не имея ничего общего с наукой, продиктовано было политическим интересом, власти продавливали его всеми средствами. Филипп Свистун пишет:

– «Решение комиссии по правописанию, несмотря на сопротивление русского населения, подавшего императору и министру просвещения просьбу (с 37.000 подписей) о сохранении прежнего правописания, было правительством утверждено».

Этот же историк описывает дальнейшее развитие событий:

– «Вскоре затем была введена фонетика также в школах на Буковине. Смаль-Стоцкий и Теодор Гартнер (немец), давшие почин фонетическому правописному движению, составили и издали в 1894 году новую «Грамматику русского языка», в которой для обозначения грамматических терминов употребили новые «самостоятельные», или, проще говоря, придуманные ими слова. Против русского литературного языка начался крестовый поход. Воспитанникам Львовской духовной семинарии запретили его изучать. У учеников стали отнимать книги, написанные на литературном языке. Общества студентов «Буковина» в Черновцах и «Академический кружок» во Львове были за-крыты за употребление русской литературной речи. Правительственные и местные ведомства стали возвращать корреспондентам письма, написанные по-русски под тем предлогом, что они составлены не на «чистом русском языке». Вследствие этого многие лица в Галиции перестали вести переписку с властями по-русски. В школьном обучении воцарилось замешательство.

На конференциях народных учителей, состоявшихся в августе и сентябре 1896 года в Перемышлянах и Глинянах было удостоверено, что русские книги для народных школ заключают непонятные для самих же учителей слова и поэтому необходимо издание объяснительного словаря (!) для учителей. Кроме того, сама фонетика делает русские слова для сельских детей непонятными, ибо произношение отдельных звуков является в различных окрестностях различным, поэтому лишь прежнее этимологическое правописание может выявить значение слова».

В 1894 году при Львовском университете открыта была кафедра истории Южной Руси, «с преподаванием на русско-украинском» языке», что явилось, как пишет Щёголев, следствием соглашения между киевской «громадой» и австрийскими поляками. Кафедра была предоставлена русскому подданному и питомцу Киевского университета (любимому ученику Антоновича) Михаилу Грушев-скому. Далее Щёголев пишет:

– «В чём состояли поручения, данные господину Грушевскому киевской «громадой» при откомандировании его, нетрудно догадаться по его деятельности в Галиции: профессор Грушевский занялся: 1) созданием книжного «украинско-русского» языка, 2) реформой южно-русской (украинско-русской) истории и 3) созданием новой «украинско-русской» политической партии».

За разработку «украинско-русского» языка принялось «Научное общество имени Шевченко», которое возглавил сам Грушевский. Половина членов общества была родом из Малороссии, половина – из Галичины. По поводу сотворения нового языка Щёголев замечает:

 – «Казалось бы естественным… поставить в первую очередь заботу о нуждах малороссов (большинства) и подчинить такому постулату интересы галичан (меньшинства). Реформаторы, однако, справедливо опасались приближения к литературному общерусскому языку, которое,  идя параллельно со школьной и социальной культурой народа, превратило бы всю работу новых просветителей в ребяческую и бесплодную затею. Отлично учитывая это обстоятельство, львовские новаторы приналегли на червоннорусское наречие, а для выражения сложных и отвлечённых понятий черпали полной рукой из польского и (изредка) немецкого языков».

Притом, из говоров галицийского диалекта был взят подгорский – наиболее испорченный иноязычными влияниями, тогда как самые близкие к русскому литературному языку говоры были обойдены вниманием (гуцульский, лемковский, бойковский).  О ходе работы над языком Щёголев далее замечает:

– «…каждое малорусское слово или фраза, в коих замечаемы были общерусские признаки в фонетике, лексике, морфологии или синтаксисе, либо браковались, либо подвергаемы были калечению. Охотнее всего русско-украинские реформаторы перекраивали на свой лад готовые польские слова и через 15 лет (к 1906 году) превратили свой язык, может быть, и неожиданно для самих себя, в польско-галицкий жаргон».

В языках, развивающихся естественно, отбирается речевой материал, наиболее понятный и удобный для говорящих и слушающих. Когда же во главу угла сочинителями языка ставятся политические расчёты, получается нечто нежизнеспособное. Поэтому «польско-галицкий жаргон» так туго прививается даже после некоторого его упорядочения в советское время. Люди инстинктивно тянутся к естественному языку – русскому литературному, представляющему собой стройную систему, овладение которой дисциплинирует мысль и духовно обогащает.

В 1898 году во Львове увидел свет первый том «Истории Украины-Руси» за авторством профессора Грушевского. Десятый том исследования вышел в СССР уже после смерти автора – в 1936 году.

Щёголев, успевший ознакомиться с содержанием первых семи томов, так характеризует книгу:

– «Краеугольным камнем истории господина Грушевского является тезис, будто Киевское государство (княжеский период), его законы, быт и культура были созданием не русской, а «украинской» национальности, а у великорусской народности эти законы и культура являются лишь рецепцией, подобно тому, как культуры византийская или польская были рецепциями в жизни украинского народа».

Тот же Щёголев приводит мнение специалиста вопроса:

– «Польский историк Равита-Гавронский, не взирая на своё русофобство, обвиняет господина Грушевского в субъективности, доведённой до крайних пределов, вследствие чего описываемые факты и события приобретают очень часто характер фантазии на исторические темы, а их интерпретация переходит либо в публицистику, либо в подчинение истории политике и современному социальному укладу, не стоящими с прошлым в какой-либо связи».

Однако не столько ужасна была революция, произведённая Грушевским в исторической науке, сколько реакция на неё со стороны Императорской Академии  Наук. В 1902 году профессор из Львова издал на русском языке «Очерк истории украинского народа», где в сокращённом виде изложил все свои «открытия» и следующие из них выводы. За второе издание очерка Грушевский был награждён от имени Академии Уваровской премией (граф Уваров, наверное, в гробу перевернулся!).

Этот прискорбный факт награждения русофоба и одного из самых ожесточённых и последовательных врагов России премией Императорской Академии Наук свидетельствовал об ужасном ослеплении нашей интеллектуальной элиты того времени, что, в конечном итоге, и привело к успеху революции. Знали бы присудившие Грушевскому премию, что кровавую кашу, которую они тогда помогли заварить, придётся расхлёбывать через сотню с лишним лет!

Между тем, Грушевский в 1899 году во Львове организовал Национально-демократическую партию на базе прежних народовцев, которые к тому времени размежевались с «кичливыми ляхами». Как утверждает Щёголев, «в программу партии входили: борьба с поляками в Галиции за равноправие, полный непримиримый разрыв с «русофилами» и, наконец, содействие федеративным и автономическим стремлениям в Южной России».

Уже в организационную программу партии Грушевским был включён тезис:

–  «Нашим идеалом должна быть независимая Русь-Украина, в которой бы все части нашей нации соединились в одну современную культурную державу, мы (поэтому) будем среди российских украинцев поддерживать такие стремления, которые ведут к преобразованию Российской державы из самодержавной и централистической в державу конституционно-федералистическую, основанную на автономии народностей».

Щёголев пишет:

–  «Автор «Истории Украины-Руси» отбросил с 1900 года в своей терминологии слова «Русь» и  «русский», исходя из тех соображений, что каждый галичанин-интеллигент, записывающийся в ряды врагов России, должен изгнать из памяти и речи всякие остатки старинной номенклатуры… Само собой разумеется, что украинским господин Грушевский стал звать и тот украинско-русский язык, который вырабатывался  под эгидой львовского «Научного общества». Лозунгом господина Грушевского явилось литературное, культурное и политическое возрождение того гипотетического украинского народа, который ещё с IV века управлялся, будто бы, своими украинскими князьями; Польша и Россия были, с его точки зрения, в равной мере узурпаторами украинской государственности и поработителями «украинцев»… Украинцами, или «всеукраинцами», назвал господин Грушевский и всех последователей идеи «украинского ирредентизма» (ирредентизм – от итал. Irredento – политика, направленная на объединение разделённого народа – С.К.), к какой бы политической фракции (от клерикалов до социал-демократов включительно) они ни принадлежали: их всех должен цементировать идеал объединённой («Соборной») Украины».

Далее Щёголев восклицает:

–  «Очень жаль, что произвольная и ненаучная эволюция партийной клички загрязнила и опошлила такие милые для каждого русского уха и опоэтизированные Пушкиным слова, как Украйна, украинский… С другой стороны, можно порадоваться тому, что имя Святой Великой Руси не фигурирует более на знамени изуверов её четвертования».

Вот тогда впервые полноценно (когда были отброшены всякие переходные формы вроде «Украины-Руси») зазвучало слово «украинцы» великорусского происхождения для обозначения искусственно создаваемой нации: в 1900 году! Можно сказать, что повита она была предательством, вспоена ложью и вскормлена ненавистью. Поэтому конец её должен быть соответствующий – вполне себе бесславный.

Радикальные элементы украинского движения с самого начала не брезговали террором. Их агитация среди крестьян против польских и еврейских помещиков Галиции привела к нескольким погромам. На их совести – убийство наместника Галиции графа Анджея Потоцкого (в 1908 году). По этим цветочкам вполне можно было бы догадаться о том, каковы будут ягодки. И только в 2023 году Украина впервые во всеуслышание официальными лицами Российской Федерации стала именоваться государством-террористом (вроде не так давно сотрясавшего весь Ближний Восток за-прещённого в России ИГИЛ). Так назвал Украину председатель Государственной Думы Вячеслав Володин после атаки двух украинских дронов на Кремль в ночь со 2 на 3 мая 2023 года.

Вошедший во вкус политической борьбы Грушевский о Галичине как своеобразном инкубаторе для украинства и украинцев говорил:

–  «Значение, вес и неоценимая роль Галичины в общей украинской жизни заключается в том, что в этой галицкой кузне куётся культурное орудие для всей соборной Украины; галичанщина не давала великой Украине Шевченко спокойно заснуть на тёплой украинофиль-ской печке, тревожила тенями национальных героев её сон и изобличала попытки украинских лидеров заменить украинство украинофильством, употребление украинского языка – его изучением (штудированием) и работу для народа –   работою о народе (этнографией)».

Город Станиславов, основанный в 1662 году краковским кастеляном Анджеем Потоцким (предком убитого в 1908 году украинским фанатиком губернатора) и названный в честь его отца великого коронного гетмана Станислава Реверы Потоцкого, был переименован в 1962 году в Ивано-Франковск. Чем коммунистическому руководству Украины так угодил писатель и публицист Иван Франко? Да, участием в социалистическом движении. Однако слова из песни не выкинешь. Щёголев так характеризует часть его творчества:

– «Писатель И. Франко является автором гимна «Не пора», где малороссы призываются «перестать служить москалям и не щадить жизни в упорном бою, чтобы завоевать Украйне свободу»; в другой песне Франко поёт, что Украйна от Дона до Сана и Буга полна ренегатов, но народ украинский встряхнёт Кавказом, опояшется Карпатами, прокатит по Чёрному морю клич свободы и почувствует себя хозяином в своём доме и на своём поле. Франко в недавнем труде своём называет Полтавский бой «погромом Украины»…»

Итак, после недавно объявленной цели денацификации Украины, кажется, должно быть ясно, что имени Ивана Франко не место на карте Восточной Европы.

В начале ХХ века Галичину с Буковиной захлестнула волна русофобии. Приведу небольшую часть из того, что цитирует Щёголев:

– «В 1905 и 1906 годах, в смутное время на Руси, галицкие «украинчики» захлёбываются от нецензурной брани по адресу Русского государства, а потому плоды их вдохновения неудобоцитируемы. В 1907 году поэт Карманский называет Великороссию «лукавым злодеем и палачом», высказывая пожелание, чтобы «в жилах украинцев проснулась кровь Железняка» (предводителя знаменитой Уманской резни 1768 года, в ходе которой восставшие гайдамаки перерезали до 20.000 поляков и евреев без разбора пола и возраста. – С.К.), а его приятель В. Пачовский опубликовал в 1911 году историческую трагедию о русофобе гетмане Дорошенко; в ней автор грозит России, что против неё «встанет из руины новый Дорошенко новой Украины, который, подобно орлу, распустит над Украиной крылья». Другой Пачовский (Михаил), в учебнике по истории литературы, называет Богдана Хмельницкого палачом Украины, а Мазепу идеальным гетманом».

Здесь стоит вспомнить о «подвигах» главного героя исторической трагедии В. Пачовского – Дорошенко. Этот гетман терроризировал население Малороссии на протяжении десятка лет под покровительством турецкого султана Мехмета IV, превратив правобережье Днепра в грандиозный невольничий рынок. Разумеется, в качестве живого товара выступали преимущественно жители Малороссии.

В 1909 году, в двухсотлетнюю годовщину Полтавской битвы, общество «Просвита» объявило: «это был юбилей 200-летнего издевательства над украинским народом». Вместе с тем, было отмечено, что в некоторых местах Галичины дата была посвящена чествованию памяти Мазепы.

Щёголев приводит примеры русофобской заряженности изданий «Просвиты»:

– «Календарь «Просвиты» на 1911 год сожалеет, что малороссы не поняли своего великого гетмана Мазепу и не поддержали его в борьбе против россиян – своих вечных врагов; причём, один из поэтов календаря пророчествует, что великая Сечь воскреснет от Дону до Карпат. Наконец, календарь общества на 1912 год поучает галичан, что «Россия – царство рабства для украинского народа», и приглашает их (галичан) вместе с братьями (малороссами) стоять, не щадя живота и не пугаясь мучений и кандалов, за возврат Украине святой свободы».

Не отставали от этих застрельщиков официальные лица (цитирую по книге Щёголева):

– «В 1910 году кандидатом украинской партии в Галиции Лагодинским была опубликована речь, произнесённая на предвыборном собрании; оратор приглашает галичан «организовать восстание малороссов в России, чтобы пробить окно в великой… тюрьме народов… Член Венской палаты депутатов и профессор Львовского университета Днестрянский в речи на партийном митинге в м. Куликове (в Галиции) 15 октября 1911 года заявил, что «украинцы стремятся с помощью австрийского правительства исправить ошибку великого Богдана, именно – оторвать Украину от москалей и основать своё особое королевство».»

Щёголев, деля сторонников «соборной Украины» на национал-демократов и радикалов, говорит, что те и другие активно работали с молодёжью:

– «Вербовка прозелитов украинского ирредентизма среди неграмотных сельских масс производится обеими фракциями сходным путём: радикалы организуют пожарно-гимнастические «Сечи», а национал-демократы закладывают сокольские кружки (по чешско-польскому образцу).

Первые «Сечи» в Галиции появились в 1900 году (одновременно с выступлением профессора Грушевского на политическую арену); через 10 лет таких товариществ имелось около 600, преимущественно в юго-восточных уездах Галиции (Тернопольском и Сокальском) и на Буковине, то есть вдоль русской границы. Просветительных целей сечевые товарищества не преследуют (по уставу они не имеют даже библиотек), но и пожарно-гимнастическим делом не ограничиваются: Сечи созданы с тою целью, чтобы «будить в крестьянстве национальную сознательность» в соборно-украинском (антирусском) духе… Во главе каждой Сечи стоят «кошевой атаман», «есаул», «писарь», «скарбник»; затем при каждой Сечи имеются «хорунжий» и «сурмач»; в многолюдных сёлах сечевики разделяются на «четы» (взводы) с «четарями» во главе. Каждый сечевик обязан иметь (для смотров и парадов) широкие «козацкие» шаровары, гуцульский «топорик» за поясом и широкую малиновую ленту чрез плечо.  Хорунжий несёт впереди отряда знамя малинового или же красного цвета.
Все Сечи, через своих кошевых атаманов, подчинены атаманам уездным («поветовым»), а последние составляют «Главный сечевой комитет»; атаману комитета присвоено ношение золочёной булавы».

В этой жёстко централизованной организации члены её должны были просвещаться идеями «соборно-украинской свидомости». А дисциплина и солидарность поддерживались специфически-национальными торжествами, маршировками и парадами. Грушев-ский называл эти сечи-ячейки политическими народными клубами. В календаре «Запорожец» за 1910 год, изданном Радикальной партией, звучат призывы бороться против России, всего русского и жить по заповедям Мазепы. Чтобы идеология «свидомости» лучше усваивалась рядовыми сечевиками, разучивались песни: в первую очередь «Ще не вмерла Украина» Чубинского, «Сечевой марш» Лебедевой и «Не пора» Франко.

Если сечевая организация состояла преимущественно из крестьян, сокольские общества, официально пожарно-гимнастические, были всесословны. Щёголев приводит слова «Сокольского гимна», сочинённого Иванцом:

– «Пробудись, батько наш Днепр, разлейся громом по всем степям… мы идём в бой дружными рядами… Прими, Украина, наши труды, борцов, витязей благослови».

Знамя львовского «Сокола-Батька», имевшего более 700 филиальных отделов в Галичине, представляло собой с одной стороны герб Львова (лев на скале) с надписью «Все вперед», с другой стороны герб Киева, причём не русский, известный со времени правления Владимира Мономаха (изображение архангела Михаила с мечом в правой руке и щитом в левой), а герб Киевского воеводства времён Речи Посполитой, где архангел Михаил изображён с двумя опущенными мечами. Герб Киева сопровождала надпись «Боритеся. Поборете». Под этим знаменем «соколы» маршировали по многолюдным улицам Львова. Таким образом, националистические шествия в Галичине появились лет на десять раньше маршей германских национал-социалистов.

Галицкие социал-демократы полностью разделяли программу ирредентизма. Так, на их съезде в Берне в 1899 году было заявлено:

– «…в Австрии живёт лишь часть украинского народа, а за кордоном значительное большинство его терпит национальное бесправие, а потому они, украинские социал-демократы, домогаются национальной свободы для своей нации, чтобы объединённый и освобождённый украинский народ стал в ряду народов в качестве равноправного члена».

О крайней нетерпимости тогдашнего украинского национализма свидетельствует такой призыв, цитируемый Николаем Ульяновым по журналу «Украинска хата» за 1912 год:

– «Если у нас идёт речь об Украине, то мы должны оперировать одним словом — ненависть к её врагам... Возрождение Украины — синоним ненависти к своей жене московке, к своим детям кацапчатам, к своим братьям и сестрам кацапам, к своим отцу и матери кацапам. Любить Украину значит пожертвовать кацапской роднёй».

В приведённых диких словах содержится лучшее свидетельство того, что украинство имеет природу не этническую, а партийную.

Украинский национализм грубо насаждался среди православного духовенства Буковины (очевидно, под воздействием папского духовенства и австро-венгерских властей), о чём свидетельствует приводимый Сергеем Щёголевым факт:

– «…в глухой Буковине, откуда вести не проникали в широкий мир, завели, примерно с 1911 г., обычай требовать от русских богословов, кончавших семинарию, письменного обязательства: «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, лишь украинцем и только украинцем». Священникам, не подписавшим такого документа, не давали прихода».

Что по поводу этого широко развёрнутого и грамотно организованного нациестроительства сказать? Россия и русские с треском проиграли развязанную украинством, а вернее, его спонсорами и вдохновителями, информационную войну по той простой причине, что (за редкими исключениями) не заметили её. Более того: почему-то мы не склонны были замечать русофобской бури, развернувшейся на тех же землях через сотню лет. Поэтому информационную войну опять с треском проиграли. А по поводу «Революции достоинства» 2014 года следует сказать: всё для неё было подготовлено в начале ХХ века. Оставалось только перезапустить с новыми названиями наработанные тогда технологии с сечевой и сокольской организациями, с песнями и маршами по городам.

В 2014 году «свидомым украинцам», наконец, удалось достигнуть того, что не получилось в полной мере век назад. Отсюда – столько энтузиазма и людоедской радости. Потому что появилась возможность уничтожать русских морально и физически, пользуясь высоким покровительством Запада, который не сотню, а тысячу, лет, преимущественно в лице Папской церкви, лелеял ту же мечту.

К началу ХХ века поток украинской экстремистской (как бы сейчас её назвали) литературы, направляемый Австро-Венгрией, хлынул в юго-западные губернии Российской империи. Об обновлённом украинском национализме галицийского розлива Николай Ульянов говорит:

– «Его насаждение шло параллельно с ростом нового поколения и с превращением украинского самостийничества в провинциальный отголосок галицкого народовства. Кто не принял запрета, наложенного на антиавстрийскую и антипольскую пропаганду, не дал ясных доказательств своей русофобии, кто не поцеловал туфли львовского ультрамонтанства, тот как бы отчислялся от самостийничества.
Люди нового склада, не державшиеся ни за социализм, ни за космополитизм, полуобразованные, не чувствовавшие уз, что связывали прежних украинофилов с русской культурой, начали целовать эту туфлю и говорить о России языком Духинского.
Это они были теми «масками, размахивавшими картонными мечами», о которых писал Драгоманов. Ещё в 70-х годах они развили подозрительную деятельность по ввозу галицийской литературы в Малороссию. Они же поставляли ложную информацию галичанам, внушая миф о существовании проавстрийской партии на Украйне. Впоследствии, к началу 90-х годов, когда эти люди вышли на передний план, в них уже трудно было распознать малороссов. Многие отреклись от своих учителей, осудили их, назвав «поколением белых горлиц» — прекраснодушных, но абсолютно недейственных. Они преисполнялись боевого пыла, требовали рек русской крови, беспощадной борьбы с московщиной».

Стоит кратко остановиться на фигуре одного из таких деятелей – Николае Михновском, которого Николай Ульянов назвал «нацистом девяностых годов» (XIX века). Ульянов, прошедший нацистские лагеря, знал, о чём говорил.

Михновский – сын сельского священника (украинских убеждений) из Полтавской губернии. Окончил Юридический факультет Киевского университета; имел адвокатскую практику в Киеве, затем – в Харькове. В 1900 году он организовал Революционную Украинскую партию (РУП). Уже в 1902 году она разделилась на две фракции. Большая часть во главе со Скоропись-Йолтуховским (о котором подробнее – ниже) с именем «Спилки» вошла в состав РСДРП, а меньшая часть во главе с Михновским стала именоваться Украинской Народной партией (УНП). Одно из показательных «деяний» экстремистов из УНП – подрыв в Харькове памятника Пушкину в ночь с 30 на 31 октября 1904 года.

В 1900 году Михновский напечатал (без указания своего авторства) во Львове брошюру «Самостийна Украина», ставшую новым «катехизисом» украинства. В 1904 году он от имени партии обнародовал «Десять заповедей», в чём легко просматривается подмена заповедей Закона Божия. Как Духинский дошёл до догматов национализма, так и этот новый деятель ничего, кроме извращения Божеских законов, не придумал. Вот эти заповеди:

«– 1. Одна, единая, неделимая, от Карпат и до Кавказа независимая, свободная, демократическая Украина — республика рабочих людей.
2. Все люди — твои братья, но москали, ляхи, венгры, румыны и евреи — это враги нашего народа, пока они господствуют над нами и обирают нас.
3. Украина — для украинцев! Итак, выгони отовсюду с Украины чужаков-угнетателей.
4. Всегда и везде используй украинский язык. Пускай ни жена твоя, ни дети твои не оскверняют твой дом языком чужаков-угнетателей.
5. Уважай деятелей родного края, ненавидь врагов его, презирай оборотней-отступников — и хорошо будет всему твоему народу и тебе.
6. Не убивай Украину своим равнодушием к всенародным интересам.
7. Не становись ренегатом-отступником.
8. Не обворовывай собственный народ, работая на врагов Украины.
9. Помогай своему земляку прежде всех, держись в центре товарищей.
10. Не бери себе жену из чужаков, поскольку твои дети будут тебе врагами, не дружи с врагами нашего народа, поскольку ты даёшь им силу и отвагу, не создавай союзы с угнетателями нашими, поскольку будешь предателем».

Этот новый «Моисей», впрочем, сам выдвинутые им заповеди нарушал последовательно и систематически. Разумеется, участвуя в судебных заседаниях в Киеве или Харькове, он говорил на русском языке. Став военным прокурором с началом Великой войны, конечно, тоже говорил по-русски. Десятую заповедь самым грубым образом нарушил, когда соблазнил у своего шефа-еврея жену-еврейку и бежал с нею из Киева в Харьков. Впрочем, может быть, он именно после этого случая и прозрел, став неприязненно относиться к иноплеменным, «несвидомым» женщинам. Окончил самозванный  «Моисей» религии украинского национализма свою жизнь в 1924 году в Киеве, повесившись на яблоне (видать, осины поблизости не нашлось). Как и Мазепе, ему посвящены названия улиц в ряде городов нынешней Украины.

Так в Галичине на протяжении жизни двух поколений (с 60-х годов XIX века) был воспитан украинский квази-этнос, заточенный на русофобию. Его первой жертвой должны были стать ближайшие соседи – карпато-россы, которые не пожелали становиться иванами, не помнящими своего родства.

Главы из книги Сергия Карамышева

Наш канал
на
Дзен

Вверх

Комментариев: