Олег КЛИШИН, (г. Омск)
Присочинитель или Нечто о носорожьих нравах

Поэзия – это нечто, препятствующее
превращению людей в носорогов.
Новелла МАТВЕЕВА

Представьте, что вы отправили своего ребёнка в детский оздоровительный лагерь, а там какой-то сумасшедший фельдшер, которому что-то такое показалось, недолго думая, взял да и оттяпал ему палец. После чего на это место попытался приспособить имплант собственного изготовления. Преувеличиваю? Возможно… чуть-чуть. Но только для того, чтобы стала ясней картина, чтобы показать те чувства, которые испытывает родитель, которому предъявили искалеченного ребёнка. Да, директор лагеря потом извинился за своего работника. За то, что тот «превысил полномочия», предварительно никому не сообщил о своих намерениях. В итоге вот такое – «недоразумение». Уж, извините!

Существуют такие сверхэнергичные люди, которые стремятся заполнить собой как можно больше окружающего пространства. Конечно же, без них не обойтись, поскольку, благодаря своей энергии и разнообразным способностям,они могут совершать множество полезных дел в различных сферах деятельности. К сожалению, существует тут и оборотная сторона. Иногда случается так, что в какой-то момент такого человека «становится много». Окружающие от этого начинают испытывать определённый дискомфорт. Но сам человек странным образом не замечает этих изменений и продолжает энергично «расширяться», не понимая, что его бурная деятельность уже переходит разумные границы.

Наглядная аналогия на уровне физических ощущений. Кто не сталкивался с людьми, которые при разговоре абсолютно не чувствуют личного пространства собеседника? Твои попытки отстраниться – восстановить дистанцию – к успеху не приводят. Его лицо каждый раз неумолимо приближается к твоему. Он доверительно заглядывает в глаза, что-то рассказывает почти в твоё ухо, вынуждая не только слышать слова, но и чувствовать горячее дыхание. В общем, малоприятного. В смысл уже не вникаешь. Стараешься быстрей закончить разговор.

Теперь перейдём к конкретике, которая, надеюсь, объяснит и свяжет воедино возникшие ассоциации и сопутствующие им ощущения.

Началось с приятного события: в конце июля 2013 года на городском поэтическом конкурсе «Омские мотивы» стал третьим призёром. Вручение дипломов, премий, свежих номеров журнала «Омская Муза», где уже были опубликованы стихи лауреатов. И вот здесь начинается самое интересное и, мягко говоря, не самое приятное. Прочитав свое стихотворение, посвящённое дочери, увидел, что напечатанный текст расходится с первоначальным вариантом. Сразу было ясно, что это не ошибка, не опечатка, а намеренное искажение. Как же так? Как такое возможно - без ведома автора, кромсать его произведение? Да, именно этот глагол употребляю, несмотря на то, что, казалось бы, было заменено всего лишь одно слово, изменена одна строка. Кто-то почему-то решил, что слово «Сочинённое?» - именно так с вопросительным знаком - будет «лучше», чем «придуманное» без такового и хладнокровно совершил подмену, попутно сделав рокировку в пределах строки. Допускаю, что кому-то этот «невинный трюк» анонимного престидижитаторапокажется мелочью, из-за которой не стоило шум поднимать. Подумаешь – одно слово! Никто бы и не заметил. Не знаю… Есть другое ощущение, другое понимание.

«Любое слово, любая строка жизненно связаны с моим существованием – только моим…» (Л. Толстой). «…если б можно было, прибавив одно слово, отвернуться в спокойном сознании, что это слово целиком наполнено тобою». (Ф. Кафка).

Трудно представить двух более непохожих писателей. Тем сильней впечатляет сходство внутреннего самоощущения, осознания суверенности собственного внутреннего мира, стремления воссоздать, запечатлеть этот мир «своими»(!) словами. Неужели кому-то непонятно!? Не только для великих, но для любого пишущего это должно быть ясно, как дважды два. Без этого понимания писателя просто не существует. И соответственно у каждого должно быть уважение к творческому суверенитету своих коллег, какое бы положение в гласной и негласной табели о рангах они не занимали. А тут что же получается? Не успел отвернуться, как кто-то с ловкостью профессионального напёрсточника подменил «твоё» слово. А тебе остаётся, молча, хлопать глазами, недоумевая… Нет, как-то это неправильно. Не то, чтобы я излишне трепетно относился к своим рифмованным строчкам… Честно говоря, чувство недовольства преобладает. Но какие бы сорняки не заполняли мой поэтический огород, выпалывать их и возделывать грядки - моя задача. И никаких незваных тимуровцев с тяпками мне на дух не надо.

Примерно такие были мысли, эмоции… Поэтому с тяжёлым сердцем был вынужден написать письмо на имя главного редактора журнала «Омская Муза» с просьбой объяснить, как такое могло произойти? С чьего, так сказать, позволения или по чьей прихоти? Что за причины?

Не прошло и часа, как мне позвонили. Состоялся разговор. Чувствовалось, что Светлана Николаевна Терентьева искренне переживает по поводу случившегося. Конечно, она была не в курсе и сама очень огорчена. Мне даже сделалось неловко оттого, что вроде бы как мои действия оказались причиной её огорчения. С другой стороны, стало немноголегче. Во-первых, потому что нашёл понимание и согласие, а во-вторых, убедился в отсутствии сознательной причастности руководителя солидного журнала, к неприглядному факту. А в третьих, всегда приятно, как можно дольше сохранять о человеке хорошее впечатление. Единственное, что не смогли договориться, как выйти из этой щекотливой ситуации. Моё предложение: в следующем номере дать первоначальный вариант стихотворения с кратким объяснением причины (как это принятово всех приличных изданиях), Светлана Николаевна восприняла без энтузиазма. И я её прекрасно понимаю. Пойти на это – значит, публично признать свою ошибку, что, согласимся, руководителю не очень-то приятно. К тому же, обнародовать свой «производственный брак» - не лучшая реклама, тем более для издания, выходящего под эгидой городского департамента культуры. Да и начальство по головке не погладит. Никому ведь не объяснишь, что, мол, ни сном, ни духом… дескать, подчинённый «подставил». На том разговорзавершился.

И вот здесь, уважаемый читатель, начинается самое интересное. Дело в том, что нерадивым (или наоборот, слишком ретивым) подчинённым оказался заместитель главного редактора, Сергей Павлович Денисенко. Было бы преувеличением, сказать, что я испытал культурный шок от этого известия, но то, что был сильно удивлён – это да. Какое-то время после я ещё пытался совместить в собственной голове своего закулисного «соавтора» с этим всеми уважаемым в городе человеком. К сожалению, в жизни иногда так бывает, что в силу «вновь открывшихся обстоятельств», ты вынужден в худшую сторону пересматривать своё отношение к знакомому, приятелю, другу. К счастью (теперь можно так сказать), с Сергеем Денисенко мы просто знакомы. Так, изредка встречаемся на литературных мероприятиях, здороваемся. Ничем друг другу не обязаны. У него свой, насколько могу предположить, очень широкий круг общения и весьма насыщенная творческая жизнь. Член Союза российских писателей, член Союза театральных деятелей России, член Союза журналистов РФ, редактор многочисленных изданий, член всевозможных редколлегий, ведущий теле и радиопрограмм и т.д. и т.п. Перечисление всех должностей, регалий и званий заняло бы не меньше страницы. Поэтому вынужденно ограничимся.

И вот этот «матёрый человечище» соизволил снизойти, чтобы собственноручно внести правку в стишок какого-то конкурсанта! Вот только зачем? И по какому праву? А мне-то теперь как быть?Молчать в тряпочку, сделав вид, что ничего такого не произошло? Сохранить навеки эту странную тайну? Стоп! Но я уже выдал себя «неосмотрительным» письмом, ещё не зная, кому обязан оперативным вмешательством… Тогда… А может, в тот момент, когда узнал известное имя, следовало разыграть сценку из хрестоматийного «Хамелеона»? Типа:

«Сам Сергей.. гм-гм.. Палыч, - говорите.А знаете… И в самом деле, лучше стало… «Сочинённое»! – звучит. Не то, что какое-то там… Сразу чувствуется - рука мастера. Спасибо ему. Низкий поклон». И уже про себя:

«И как тонко он это сочинил. Это «со» сумел при собачить!… Намёк - сотворчество, соавторство, содружество. Силён аксакал! Будет что вспомнить, внукам рассказать – сам Денисенко строчку правил, сам Палыч руку приложил!».

Шутки шутками, а ведь вполне возможно, что так оно и происходит –многие почитают за честь, когда мэтр поправит – придаст, так сказать, эстетическую завершённость очередному опусу, оказавшемуся на редакторском столе. Жанр значения не имеет. Проза, стихи, драма, сценарий, статья– всё подвластно разносторонне одарённому. Благодарим Вас от всей души, многоуважаемый Сергей Павлович!

А что? Вполне. Так и привык править – направо и налево, не останавливаясь, невзирая на лица.И пошёл, и поехал – «на автомате». Так на производственном конвейере повредившийся рассудком герой Чарли Чаплина гаечным ключом начинает сворачивать носы окружающим. Утрирую, конечно. Но, судя по всему, я оказался первым – неблагодарным. Лицедейские сценки разыгрывать не обучен. А вот причина для возмущения, на мой взгляд, очень даже серьёзная. Ещё раз вникнем.

На стол редактора легли стихи или какой-то другой текст – не важно. Если что-то не устраивает – не печатай. Даже без объяснения причин. Не подходит – и всё. У редактора это право никто не отнимал. Но если всё-таки желательно опубликовать, но в материале есть шероховатости – свяжись с автором, всё обсудите, внесите со гласованные коррективы. И вперёд! Нет вопросов. Но почему-то в данном случае так сделано не было. Видимо, Сергея Павловича

такая «мелочь», как мнение автора, давно не интересует. Чего там заморачиваться, драгоценное время терять! На ходу присочинил, вставил в строку (благо – рука набита) и готово – в печать. Ещё спасибо скажут.

А может, всё-таки зря я так… резко? Может, просто забыл человек? С кем не бывает? Забот полон рот, суета, спешка – всем нужен. Просто вылетело из головы. Допустим так. И хотелось бы… Но тут нестыковочка некая психологическая получается с морально-этической подоплёкой. Даже если уже случился этот казус, а затем из письма в редакцию стало ясно, что автор категорически не согласен с подобным отношением и отказался давать обет молчания по этому поводу, то и тогда можно было урегулировать ситуацию. Лично позвонить «недовольному» и

уладить «недоразумение», а не использовать в качестве дипломатического буфера непосредственного руководителя. Время для этого было предостаточно. Впрочем, о чём это я?

Где рядовой автор и где всеми уважаемый, заслуженный, авторитетный (здесь можно без иронии) деятель культуры? Не забывайтесь, рядовой! Ишь, чего захотел – «лично» ему звони! А может, извинений ещё потребуешь? Много вас таких…

По сути, так оно и получается. Иначе невозможно расшифровать это молчание. А значит, верна наша первоначальная гипотеза: рассматриваемый случай – не исключение, а правило (два первых ударения будут верными). И оно вошло в привычку, считается в порядке вещей у многоопытного редактора. Повторяю, если кого-то такое положение вполне устраивает, то пусть выражают благодарность мэтру за оказанное содействие. Применительно же к себе считаю такой «порядок» неприемлемым, а произошедшее расцениваю, как вероломное вторжение на личную территорию. Примерно так.

Уверен, что многие будут со мной солидарны, поставив себя… Да, что многие! Давайте развернём ситуацию. Чисто гипотетически представим, что С. Денисенко отправил свой текст в какой-либо журнал. В «Литературный Омск», к примеру. А там некий излишне самонадеянный редактор, втихаря, произвёл вивисекцию… Ну, совсем чуть-чуть подправил. Всё равно. Ох, не позавидовал бы я тому горе-редактору. Не сомневаюсь, что Сергей Павлович стёр бы того бедолагу в порошок, уничтожил бы его на месте, используя для этого свой профессионально поставленный голос. И был бы прав! Пикантность этой воображаемой ситуации в том, что она до определённого предела была реальной. Пишущий эти строки несколько лет исполнял обязанности редактора вышеназванного журнала. И материалы С. Денисенко в то время, помнится, пару раз точно появлялись на его страницах. Так вот, при всём недостатке редакторского опыта, у меня хватало ума не лезть со своими правками в тексты, не посоветовавшись с авторами. А чаще – вмешивался только по их настоятельным просьбам. А что если бы мне взбрело в голову поправить самого Денисенко?! Вот-вот – вопрос риторический. А наоборот, выходит – запросто?

Да, был в истории русской литературы прецедент (тоже замена одного слова!), больше напоминающий анекдот, когда автор подвергнутого цензуре произведения вроде бы остался доволен вмешательством цензора. В автобиографических записках А.О. Смирновой-Россет зафиксировано:

« Государь цензуровал "Графа Нулина". У Пушкина сказано "урыльник". Государь вычеркнул и написал - будильник. Это восхитило Пушкина. "Это замечание джентльмена. А где нам до будильника, я в Болдине завел горшок из-под каши и сам его полоскал с мылом, не посылать же в Нижний за этрусской вазой"».

Известно, что царь сам назначил себя персональным цензором Пушкина. Деваться некуда – государь, самодержец. Что тут кроме «восхищения» можно выразить! Так может быть, и нам по примеру первого поэта надо было восхититься «джентльменством» нашего непрошенного «соавтора»?Если так, то выходит, что он возомнил себя… Впрочем, чужая душа – потёмки. Но, если судить по делам, то алгоритм действий - один в один. Масштабы, конечно, во всех смыслах несопоставимые, но рука, вычёркивающая чужие слова, также тверда. Но восхищения подобными действиями всё равно не получается. Что поделать, нет той высоты духа. Более приземлённые чувства обуревают.

Как ни странно, даже замечательное название журнала, в котором появилось искалеченное стихотворение, наводит на грустные размышления. От настроения зависит восприятие окружающего мира. См. заключительные страницы «Анны Карениной». Нет-нет, в нашем случае не так фатально, но всё же… Скажем, в том, что «Омская Муза» «пошла по рукам» ничего зазорного-позорного нет. На то оно и СМИ – массовое использование заложено в нём по определению.Даже так – чем больше рук, сиречь читателей, тем лучше. Напротив, каждому, слагающему рифмованные строки, верится, что у него есть своя собственная Муза, от уединённого общения с которой и рождаются стихи. Да, как дети. Именно так многие поэты воспринимают свои произведения, причём, зачастую независимо от мнения окружающих. И это их законное право. И в этом их правота, ведь «если из этого оборота внутрь, из этого погружения в собственный мир получатся стихи, тогда Вам и в помыслы не придет кого-нибудь опрашивать, хорошие ли это стихи. Вы также не попытаетесь заинтересовать своими вещами журналы, ибо они станут для Вас любимым, кровным достоянием, куском и голосом собственной жизни» (Р.М. Рильке).

А теперь представим, что при таком отношении к своей Музе вы узнаёте, что кто-то нежданно-негаданно вломился в«святая святых» и учинил… или сочинил (здесь эти слова становятся синонимами) то, что ему заблагорассудилось. Думаю, что читателю не составит труда самомуподобрать определения действиям этого гражданина. И понять чувства, которые возникли.

Опять же, был случай, когда поэт приноровился делить свою Музу с другим. Но нельзя сказать, что это ему сильно нравилось: «Я любила заниматься любовью с Осей. Мы тогда запирали Володю на кухне. Он рвался, хотел к нам, царапался, плакал» (Л. Брик по воспоминаниям А. Вознесенского). В конце концов, это их дело, их жизнь. Как очень верно подметил петербуржский поэт Алексей Пурин: «С друзьями толковать о Музе несподручно- // постельные почти, интимные дела…». Думаю, многие с этим согласятся. А «если друг оказался вдруг…»? А если и не друг вовсе, а какой-то посторонний дядя?...

Кому-то покажется, что далеко захожу в своих развёрнутых иллюстрациях, сгущаю краски. Мне же думается, что наоборот – многое смягчаю. Теперь, к примеру, стало понятно, что стихи из поэмы Роберта Рождественского, которые Сергей Денисенко так любит исполнять на различных мероприятиях, к нему самому никакого отношения не имеют. Человек, который, ничтоже сумняшеся, изменяет чужое стихотворение (по сути: собой пытается подменить другого), а потом с театральным пафосом декламирует «О незаменимых», доверия не вызывает. Его чтение – это такой отрепетированный спектакль на потребу публике, в котором за внешней формой отсутствует содержание. Речь его, аки «кимвал бряцающий», поскольку дела говорят совсем другое. «Не верю!», - как говаривал один из основоположников русского театра. Кроме того, вот косвенное, но от этого не менее убедительное подтверждение собственных давних ощущений, имеющее отношение к рассматриваемому случаю:

«….всё это художественное чтение развращает слушателя, преподнося ему стихи в качестве некоего аттракциона, а на самом деле стих для поэта – плод глубочайшего сосредоточения вслушивания – и восприятие должно быть результатом сосредоточенности», - Лидия Корнеевна Чуковская знала, о чём говорила.

Так совпало, что не так давно написал статью «Песней по жизни» (сайт «Российский писатель»; http://rospisatel.ru/klishin.htm ), в которой попытался показать, каким образом нынешние эстрадные исполнители «популяризируют» стихи знаменитых поэтов, превращая их в песенные тексты. А ещё раньше в материале «Штрихи к портрету» изложил свои впечатления после выхода в 2008 году справочника « Омские писатели: литературные портреты» ( http://socnadzor.moy.su/publ/6_education/plagiarism/klishin_shtrikhi/22-1-0-14 ). К сожалению, по народной традиции в третий раз вынужден обратиться практически к этой же теме. Не знаю, может быть, только мне так «не везёт». Но почему-то именно в родном литературном Омске уже, как минимум, дважды сталкиваюсь с «произволом по умолчанию» в отношении к собственным текстам. Всё-таки, не думаю, что это только моя проблема. Авторов (далеко не всех, конечно) приучили: тебя напечатали – будь доволен. Гонорар? Ишь, ты губу раскатал! (Да и никто давно не спрашивает, если честно). Журнал, видишь какой красивый глянцевый, подарили. Фамилия твоя внутри… А то, что покромсали немного, выкинули, заменили что-то - ерунда. Кто там разберёт! И чего так болезненно реагировать? Ну, поправили тебя слегка.Ведь не кто-то там, а сам!… Ладно, не будем повторяться. Своё мнение изложил достаточно ясно. Напоследок только одно обобщающее размышление.

Театралам, а тем более театроведам, хорошо известна пьеса Эжена Ионеско «Носороги». В ней действующие лица постепенно превращаются в этих крупных толстокожих животных, для которых не существует запретов и преград, принятых в человеческом обществе. Человек вначале пугается, почувствовав в себе пробуждение носорога, а потом привыкает, неожиданно понимая, что в этом состоянии существовать проще и легче. Не надо обращать внимания на многочисленные правила и условности. Можно забыть о личной ответственности, заглушив это «слишком человеческое» чувство, могучим стадным инстинктом. У каждого процесс начинается по-своему. У кого-то с маленькой лжи, у кого-то с высокомерия или от сознания собственной непогрешимости, у кого-то спренебрежения элементарными этическими нормами. Дальше – больше. Кожа становится грубой и толстой, похожей на броню. Поступь делается уверенной и тяжёлой. И вот уже, ощутив неукротимую мощь,с громким рёвом хочется бежать вперёд, сотрясая землю и сметая всё на своём пути смертоносным рогом.

Как же спастись? Не превратиться в носорога? В эпиграф вынесен «рецепт» от Новеллы Матвеевой. Но, думается, что каждый может и должен найти свой способ, как избежать мутации. По крайней мере, неплохо время от времени внимательней вглядываться в самого себя: не появились ли первые признаки?

Август, 2013

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную