ПЕПЕЛ
Я жизнь вначале написал. Прожить бы после.
Так день грядущий нависал, клубясь, на поле.
И полный промысла пролог в житейской драме,
Затмения прорвал полог – моленьем в храме.

Раскаяньем избыв в судьбе  - страстей гордыню,
Я, Господи, бреду к тебе, смирен отныне,
Иду, от прежнего себя, оставив  пепел,
В золе сгоревший день клубя, – не свят, но светел,

Чтоб из безвременья шагнуть в творенье оно
И в час прозренья заглянуть в Твои каноны,
Я сорок лет Тебя искал, не видя возле…
Ты мною время написал. Прожить бы после.
2011

БАШНЯ
Сокрушивший в душе Вавилонскую башню,
Сам с собой говорю на чужом языке,
И ложится снежок на уставшую пашню,
И  зажженная жилка дрожит на виске.

И уже невозможно прожить без острожной,
Безнадежной, дорожной, тревожной тоски,
Что вживилась в сознанье змеей осторожной,
Но не жалит, а рвет изнутри на куски.

От гордыни вчерашней и тошно, и страшно.
Я б сбежал от себя, кабы в этом был прок:
Возводящий в душе Вавилонскую башню —
Из обломков, — пожизненный строит острог.
1992

ЕККЛЕСИАСТ, XIII        
Кислотный дождь разъял меня на части,
Нейтронный пепел пересыпал трон…
Зачем, скажи, я избегаю страсти,
Добра  и зла  исследуя закон?

Но сколько бы ни гневался Создатель
Магнитных бурь и радуги в траве, –
Я по своей природе - созерцатель
С бесстрашным сейсмописцем в голове,

И рад бы я продлить томленье дрожью,
Звать суетой погрешность бытия,
Но смертному вернуться невозможно
В объятья страсти – из небытия.

Но Дух ещё способен к состраданью,
Хоть видит смысл лишь в распорядке слов,
И я слагаю гимны, и рыданья
К затменьям и прозрениям готов.

Стекает время бесноватой лавой,
Неудержимой лавой по траве…
Жизнь не стреножить ни мечом, ни славой -
Лишь только сейсмописцем в голове.
06.06.96

МЯТЕЖНАЯ ОСЕНЬ.  1993.
Настоенный на злом преодоленьи
Пернатый воздух под кривым крылом,
И горизонта всполохи оленьи,
И тление подземки за углом,

Все выдает пустую сердцевину
Стального неба, вросшего в тоску,                         
Навстречу ночи выгнувшего спину,        
Готового к внезапному прыжку.

И повинуясь сгорбленному бреду,
Я вывожу проклятья на песке:
Мне незачем прикармливать победу
Зернистой кровью, ссохшейся в руке.

И я взрываю затвердевший голос
На тысячи затверженных частиц,
И чувствую, что небо раскололось
Под тяжестью обрушившихся птиц,

Но нет огня,чтоб расквитаться с ложью,
И подпереть душой небесный кров,
И я вбираю с нежностью и дрожью
Растеряную Родины любовь...
1993

КОМЕНДАНТСКИЙ ЧАС
1.
Сколько белым продажным вином
Ни пытайся разбавить победу,
Кровь все так же красна. За окном
Та же осень крадется по следу.

И крыло волочащая дверь
Чёрным ангелом бьётся в простенок
Зарешеченной ночи…Теперь
Сухарей не купить за бесценок.

И, петляя в морщинах старух,
Те же слёзы растёрты на скулах
Узколобой казармы.  Но вслух
Помолчи о вчерашних посулах.

2.
Дождь разгонит продрогших зевак
Батогом комендантского часа,
И на поиск голодных собак
Выйдет сотня отборного мяса…

Здесь кровавая песня в чести
Со времен подременных Малюты,
И, хоть в обе руки засвисти,
Где  ни плюнь — конокрады да плуты,

…Приуныла больная луна.
Вдоль карниза из погнутой жести
Костяная стоит тишина,
Ослепленная яростью мести.

И завис над промозглой Москвой
Лживый Молох,  карающий молот,
И непрочный порочный  покой
Зеркалами кривыми расколот...
1993

ЯРОСТЬ
1.
Кровь за кровь, боль за боль, руки выкрути,
Это ярость вселилась в тебя,
Желваками веселие выкати,
В сердце божию тварь истребя…

Боже мой! Дай озноб и забвение
Пересилить проклятую страсть,
Нерастраченное вдохновение
Не ввергай в люциферову пасть!

На задворках лихого столетия
Брезжит столько потерь впереди.
Что теперь? Немота междометия
Да угрюмая ярость... Иди...

2.
Забудь! Больше нету России,
А есть лишь конклав сволочей,
Которых совсем не просили
Убийственно печься о ней…
1991-1993

ПАУТИНА
В типографских сетях мировой паутины
Обреченно завис истлевающий остов
Околевшей страны. Но кускам мертвечины
Не покоиться в сонной прохладе погостов.

Время хищно сожмет пауком-трупоедом
Злые челюсти на сухожильях Державы,
И сосед побежит поживиться соседом,
Воровато отведав кровавой отравы.

А когда-то, исполнясь угрюмой отваги,
Здесь ручей не делили на две половины,
И огромное солнце катилось в овраги
По свинцовым снегам сопредельной равнины.

Здесь на запад прошли облака и народы,
Здесь вливали свободу граненым стаканом,
И еврей принимал одинокие роды
У российской татарки, чреватой цыганом.

А теперь ночь роняет тяжелые капли
И бесплодные зерна отцветших созвездий,
И слепые источники веры иссякли
Под гремучим песком запоздалых возмездий.

Только ветер-собачник уродует корни,
Волоча колченогое тело России
В   самоедскую   глушь   ледяной   живодерни,
Где - хоть душу продай! — не дождешься Мессии.
1993

ПОЛЕВАЯ ГЕРАЛЬДИКА
Промелькнувшие тени стрижа и орла —
Для полёвки — равны устрашающим обликом.
Я добрел до задворок глухого села,
Что уснуло в пыли между полем и облаком.

Вслед за солнцем село прошагал поперек:
Ни дымка в небесах... Даже псы не прорыкали.
Лишь два тощих гусенка,  Господень упрек,
Сквозь бурьян у плетня неказисто пропрыгали.

Из каких вы, родные, явились времен?
Как   мытарится вам в огородном безмолвии,
Обнищавшим потомкам крылатых племен?
Гуси-лебеди, ваши ли крылья что молнии?

Не впервой горе мыкать. А сколько хлебнем!
Оглянулся: за полем, где комья, как вороны,
Две гусиные выи — взошли! — над плетнем
И двуглаво нахохлились в разные стороны.
1993

БЕЗДОРОЖЬЕ
Налегке громыхая по
Евразийскому бездорожью,
Я гляжу на огни депо,
Дрожь разлуки смешавших с рожью:

Растранжиренные межи,
Разворованные поверья,
И ни китежи, ни кижи
Кутежу не вернут доверья.

Не зови меня к топору,
Я не годен к стальной потраве,
И на вывернутом ветру
Оставаться уже не вправе!

Вместо молодости здесь хмель,
Вместо мудрости здесь похмелье,
И лохматый дурной кобель
К погребальной прикован келье,

Но на стоптанном берегу,
Где печаль моя триедина,
О тебе рассказать смогу
Поминальной любовью сына...
1993

СКВОЗЬ ВРЕМЯ И СТЕНЫ
Над ржавой, врастающей в небо грядою
Разорваны в хмурые клочья закаты,
И дождь металлической, мертвой водою
Надвинул на рытвины черные латы.

Посмотришь: за окнами пьяная свора
Пытается вброд  перейти огороды,
И  катыш наскучившего разговора
В руках разотрешь. И обрушатся своды.

И старая женщина с глиной на веках
К тебе подойдет по ночным половицам,
И птицы забьются в пылающих стрехах,
И чье-то дыханье скользнет по ресницам.

По сонному дому прошаркает шепот,
Щепотью золы пересыпав порожек,
И стены покроет холодная копоть
Тончайшею сетью кровавых дорожек…

Качнется зловещая тень за спиною,
На  скулах оконных стирая разводы:
Иною разлукой и кровью иною
Оплачена тяжесть постылой свободы.

Остынут усталого века раздоры,
И новое – в старом вине растворится,
Но ложь просочится в отверстые поры:
И кровь, и безумие — все повторится...
1993

ЛАКРИМОЗА
Долгий воздух продрогшего дня —
На излом — розоват и морозен:
Зачарованно смотрит в меня
Молодая раскосая осень.

Там, где ветреной горной тропой
Обрываются черные кроны,
Ходит время безумной толпой,
Над которой кружатся вороны.

В шоколадные гнездышки снов
Заглянуть остается до срока,
Чтоб увидеть зачатие слов
В одичалом угрюмстве порока,

Чтобы не засыпать по ночам
На сутулых коленях восторга,
И не верить дорожным речам
Про запретные прелести торга…

Примири мое тело с собой!
Дай кромешную оторопь стану,
Не постигшему истины той,
От которой страдать не устану!

Дай же мне донести до тебя
Спелый воздух стремительных ссадин,
Одичавшее время дробя
У подножия сомкнутых впадин!

Чтобы вновь различить вдалеке
Пыльный склон сиротливого рая.
И уснуть у тебя на руке,
Бестолковую жизнь выбирая.
1993

ПАСЫНКИ
Нам незачем твердить
О гневе мирозданья,
Отверженный вердикт
Не знает состраданья.

Мы — пасынки зимы,
Метельные бродяги,
И эта ночь — взаймы
У сумрачного скряги,

Ссужающего нам
Закаты и восходы,
Цветные краски к снам
И горсточку свободы...

Земную круговерть
Продлить не в нашей власти -
И мы торопим смерть,
Не избывая страсти,

Но ложью не поднять
Упавшие подпорки,
Но ложью не унять
Дрожанье переборки,

Что отделяет нас
От сумрачного скряги,
Вручившего на час
Процентные бумаги…

Но смерть не знает дна.
И жизнью жизнь чревата.
И чем старшней вина,
Тем радостней расплата.

Себя не превозмочь
До вечного свиданья,
Но уходящим в ночь
Не нужно состраданья.
09.01.1994

ТРЕПЕТ   
Проросшие из сумрака соитий
До серебристой дрожи вдоль спины,
По   солнечным   сплетениям   событий
Листвою наши тени сочтены.

Мы сцеплены такою страшной силой,
Что не разъять ни тел, ни голосов,
И что нам сплетни вечности постылой,
Когда закрыто время на засов?

Когда, столетья обращая в пепел,
Коротким жженьем вывернута ночь,
И зерна отдаляются от плевел,
И головокруженье рвется прочь.

Мы так вросли с тобой друг в друга оба,
Что трепет мой пьянит твои сосцы,
И кровью родникового озноба
Разорвано дыхание пыльцы.

Ты помнишь: в день, когда погибла Троя,
Нас рассмешило рвение мужей,
Когда герой преследовал героя,
И солнце блекло в кружеве стрижей.

И что войска и предсказанья Феба,
Когда твой запах бьется у виска,
И ни цари, и ни посланцы неба
Не властны тронуть даже волоска?
03.01.1995

ПОКУДА
Горбатый день тянулся вдоль пригорка,
Репейником цеплялся за колени,
И в куст сирени отворялась створка
Окна, и под крыльцо сбегали тени.

На крыше ветер ворошил солому,
Упрятав звук в шарманку солнцепека,
Кузнечик отпевал свою истому,
И каялась ему в грехах сорока.

А я бежал от глаз твоих, в которых
Сгорало солнце, свет не отдавая,
В которых кровь пересыхала в порох,
И знать — не знал, что ты еще живая,

Что ты еще вернешь меня, покуда
Способен сон продлиться без оглядки,
Покуда Бог, замедлив день для чуда,
Не прополол еще земные грядки,

Покуда пацаны в саду соседском
За так в рукав сбирают дань с черешни,
И не завелся червь в орехе грецком,
И не торчит кукушка из скворешни,

Что ты еще отпустишь грех сороке,
Кузнечику вернешь его истому,
И покачнутся звезды в водостоке,
И прокрадется тень моя по дому...
1994

ПОВЕСТЬ
Уходят дни порожняком,
И версты стелются под ноги,
А в горле остывает ком
Продутой ветерком тревоги.

Но сколько глину ни меси,
Все та же осень под ногами,
Да швы лоскутные Руси
Распороты товарняками.

Не залатать ночных прорех,
И звезды сыплются с откоса,
И пуст расколотый орех,
И отсырела папироса.

Надвинув небо набекрень,
Вдыхаю ветреную повесть,
И посвист пьяных деревень
Разбойную тревожит совесть.

Да только спятившую ночь
Не обойти на поворотах,
И я проваливаю прочь,
Кресты не ставя на воротах.
1993-2003

ДВА  БЕССМЕРТИЯ
Серым утром и виденья серы,
Сердцу не хватает мегаватт -
Тлением злокачественной веры
Я на два бессмертия разъят.

Мне в одном даровано веселье,
Солнце в полыхании рябин.
Во втором - отравленное зелье
Льется в окровавленный  рубин.

Я изъеден ложью. Привкус серы
Патиной слетает с серебра.
Тлением злокачественной веры
Я разъят на завтра и вчера.

Мне вчера даровано прощенье,
Поцелуй в усталые уста.
Завтра - бесконечное отмщенье
Вглубь на две лопаты от креста.

И сидят вокруг меня химеры
Злобной стайкой ласковых совят -
Тлением злокачественной веры
Я на две вселенные разъят…
2006

ПРИЗРАКИ
Бесшумной птицы грифельный овал
Царапал ночь помарками в диктанте,
Луна такой была, что я читал
Не зажигая свет, терцины Данте.

Три пробило, терновник цвел в окне
Какими-то багровыми огнями,
И восставало прошлое во мне
Раскаивающимися тенями.

Три призрака шагнули из меня,
Три лепестка волшебного бутона,
Покачиваясь странно и звеня,
Взошли сквозь холод железобетона.

Я исчезал, перетекая в них,
Я истлевал, зерну уподобляясь,
И вот меня, вмещенного в троих,
Окликнул голос, множась и кривляясь.

Мы оглянулись, но была пуста
Дорога под пустыми небесами,
Мы оглянулись, но была пуста
Ночь, опрокинутая перед нами.

Один пошел на запад. На восток
Пошел другой. И сел на камень третий,
И каждый знал, что неминуем срок,
Сойдясь во мгле, шагнуть в костер столетий.
1993

ПОЛОН 
Разрывы света в тополиной роще
Относит ветер прочь от ржавых крон:
Что может быть бессмысленней и проще,
Чем будущее, взятое в полон?

Я взятый в плен сторонний наблюдатель,
Я прошлое не смог унять, стереть,
И не сумел простить себя, - мечтатель, -
Пора, печаль осилив, - умереть.

Я смерть свою винить за жизнь не вправе,
Мне ни к чему задабривать тоску –
Вселенную в обугленной оправе
Тяжёлым нимбом подношу к виску.

Мне древний сон ответ навеял новый,
Разорван свет и будущего нет:
Жизнь не изменит выигрыш грошовый
В рулетке разогнавшихся планет..
2006

КАПРИЗ
Я знаю, что будет со мной наперед,
Уже наперед мне знакома
Старуха, что мертвой рукой наберет
Рыданья далекого дома.

И руки мои пересилят тоску
И выплеснутся на пришельца,
Готового солнце приблизить к виску
С похмельной ухмылкой умельца…

Но, если и есть в этом мире любовь,
То я никогда не устану
Цедить эту черную ржавую кровь,
Подмешанную к стакану,

В котором и смерть, и любовь так легки,
Что нет снисхождения свыше.
Но, крошки сметая с озябшей руки,
Срываются голуби с крыши,

Поскольку и смерть, и любовь наравне
Слоняются возле карниза,
И мерзнет старуха, прижавшись к стене
По воле чужого каприза...
1994

ПРЕДЕЛЫ
1.
Когда бы век хранил свои пределы,
А год не выходил из берегов,
Я кровью не восполнил бы пробелы
Зияющих судьбой черновиков…

Прозрения — минутны, скука — вечна,
А скурвиться так просто на юру,
Где ветреная слава быстротечна,
И дружбой козыряют на пиру.

Но друг предаст, и женщина разлюбит,
И брат дровишек подшустрит к костру,
И только мать украдкой приголубит,
Но полночь не вместит мою хандру.

Когда умру, припомнится о многом,
И все предстанет в зрении другом,
И я нагим предстану перед Богом,
Низринутый в огонь Его врагом…

2.
Но я вернусь на плачущую землю,
Любимая, и встану за плечом,
Вручу свой голос солнечному стеблю,
Лепечущему, знает Бог, о чем,

Когда веселой музыкой безумья
Разорвана наотмашь тишина,
И нету сил на споры и раздумья,
И прошлая разлука не нужна…

Но вечна смерть, а молодость минутна,
И тяжелы бессмертия дары,
И как постичь, что вера  безрассудна,
Вторгаясь в сопредельные миры?..
1994 -2004

СКИТ
Когда пустота проступает сквозь веки
И в прошлом любви отыскать невозможно,
Ты входишь в вечернюю глушь осторожно,
Ступая с незрячим упрямством калеки.

И заново учишься видеть в природе
Зеркальные отсветы горнего мира
И слушать хоралы крылатого клира
Под сводом куста бузины в огороде.

Внимая движению стебля сквозь хвою,
Ты сам прорастаешь сквозь ветер и время,
Затем, чтоб осилить терновое бремя
И в черное пламя швырнуться травою,

Врастая в сожженное лето, по птицам
Пытаясь угадывать путь свой отвесный,
Затем, чтоб в затерянный скит поднебесный
Неслышно по дымным взойти половицам.
1994

УБЕЖИЩЕ
В этом временном утлом убежище,
Временной глинобитной норе,
Где так яростно, ясно и режуще
Полоснут небеса на заре,

На покатой жемчужной завалинке
Мне больную весну коротать,
Ждать пока на молочной проталинке
Вечный ирис пробьётся опять,

Ждать, пока пересуды рассудятся,
Белый свет над тропинкой взойдет,
И хула, и опала забудутся,
А прозрения дух снизойдет…

И тогда из купели обугленной,
Слово вскинется наотмашь, влет,
И звезда над душою оболганной
Величальные слёзы прольёт.
13.03.1996

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Назад лет двадцать написал я строки:
«Я сам себе и жертва, и палач...»
Неведомы мне были дни и сроки,
Вышагивал под солнцем, словно грач.

…Был сладок грех, безверия пустыня,
Восторг и всплеск бунтующих страстей, -
Тогда моей рукой вела гордыня,
А вышло - черной кровью вглубь костей,

А вышло, что накликал предсказанье.
Своей судьбы услужливый толмач:
«Я сам себе назначил наказанье,
Я сам себе раскаянье и плач...»  
2012

МОЛИТВА
Отделяя семена от плевел,
Скорбный дух спасая из огня,
Покаянной исповедью светел…
Господи!  Не оставляй меня!

Растворяя истину в пороке,
Прорастив волшебную тщету,
Утверди в распластанном пророке
Вифлеемской бездны высоту…

Чтоб ее ласкал бездомный посвист
Встречными ладонями листвы,
Чтоб любви и ненависти повесть
Не секла повинной головы.

Дрожь перемежая ожиданьем,
Помыслами дух не оскверня,
Одержим молитвенным свиданьем…
Господи!.. Не оставляй меня!
2013

Любовь ЛАДЕЙЩИКОВА

"Я САМ СЕБЕ РАСКАЯНЬЕ И  ПЛАЧ…"
К 50-летию поэта Арсения Конецкого

***
Эти размышления я пишу о сыне… Но Арсений для меня - больше, чем сын. И прежде, чем продолжить благодарное слово о нем, я хочу привести хотя бы несколько высказываний о его творчестве глубоко понимающих поэзию людей. То, что Арсений Конецкий был «истинным поэтом», «поэтом от Бога» еще с ранней юности признавали не только читатели и друзья, но и (что бывает нечасто) критики и даже «собратья по перу»: «…Во время презентации Антологии Цеха поэтов на сцене ЦДРИ на Кузнецком мосту меня буквально потрясла встреча с незнакомым ранее поэтом Арсением Конецким, с его глубочайшей философской поэзией, яркой, как фейерверк, но не лишенной при этом высокого смысла, - написал присутствовавший на выступлении критик Леонид Ханбеков, - зал был буквально зачарован взмывающим куда-то вверх, в беспредельность прекрасного и страшного мира,  голосом поэта, отточено-раскованным, и потому молодо и свободно вторгающимся в новое тысячелетие». Доктор филологических наук, профессор УрГУ Юрий Мешков, еще в 1994 году в статье «Вера и поиск Арсения Конецкого» отнес его к «писателям нового поколения», «дерзким новаторам»,…которым предстоит вернуть русской литературе ее высокое нравственное предназначение… Пройдя горький процесс познания, вера в себя перерастает в веру сотворения себя. Название новой книги - «Вторжение». Не означает ли это - вторжение нового значительного имени в литературу?»

Да, действительно, имя Арсения Конецкого стремительно взошло на литературном небосклоне еще в конце 80-х годов ХХ века. На IX Всесоюзном совещании молодых писателей в 1989 году, только что отслужившего в Армии 20-летнего поэта уважительно приветствовал тогдашний секретарь правления СП СССР Константин Скворцов: «Молодой поэт идет к читателю, наследуя весь многострадальный опыт российской поэзии…Читая стихи Арсения Конецкого, я подумал, что есть еще возможность выстоять». Арсений был рекомендован по рукописи (!) для вступления в члены Союза писателей, но решительно отказался, чтобы вступить согласно Уставу -после выхода двух книг. Точно так же, в 1996 году, Арсений отказался от отсрочки призыва в Армию, которая полагалась ему после перенесенного в 16 лет тяжелого заболевания - клещевого энцефалита. И честно, как внук воинов-освободителей Берлина и Вены, отслужил в артиллерийских войсках… Надо сказать, что ещё учась в школе, он, не будучи драчуном - всегда вступался за одноклассниц, в прямом смысле вступая в неравный бой…Эта тяга к справедливости и к самостоятельному преодолению любых трудностей и ударов судьбы, думается, не лишние штрихи к творческому портрету поэта, характеризующие его бескомпромиссную, беспощадную требовательность - именно к себе.

На трагические 90-е годы ХХ века пришёлся пик творческого взлёта и «красивой, двадцатидвухлетней» молодости  поэта. Но при этом он с предельной поэтической страстью и сыновней любовью осмыслял и отвергал происходящий распад великой страны… В 1993 году, одна за другой выходят его цельные, высокохудожествнные  и пронзительно-болевые книги «Тризна» и «Чужое время», и Арсений Конецкий становится полноправным членом Союза писателей… А в 1995 году после выхода в свет виртуозной по исполнению и глубочайшей по сути книги избранных стихотворений «Вторжение», он получает звание самого первого Лауреата Всероссийской Есенинской премии. Поскольку выход «Избранного» совпал у Арсения с окончанием Литературного института, то книга была зачтена ещё и как «отличная» дипломная работа. Но, явно превосходя студенческий формат, книга «Вторжение» стала заметным явлением поэзии того времени и получила серьезные отзывы столичных критиков. Например, Николай Переяслов отметил у Арсения Конецкого «свободное соединение классически безупречных поэтических  размеров с метафорически усложненной современной образностью, вольный союз опыта предшественников и биения поэтического пульса собственной крови», приведя в качестве примера раздольное и глубокое стихотворение «Евразия» (1993).

***
Процитировав уважительное и даже восторженное отношение критики к поэзии Арсения Конецкого, я хочу добавить и свое материнское и писательское благодарное слово о сыне. Арсений был и остается для меня  самым любимым, самым незаменимым, самым талантливым поэтом и другом. Скажу больше. Не только он - мне, но и я - ему обязана своим рождением. Рождением как поэта... Он стал моим «запелёнутым миром», моей небесной и земной «Материнской Вселенной». Первые строки о сыне я написала в родильном доме, полвека назад, в июне 1968 года. И заново пережила вместе с ним и детство, и юность – в моих поэмах и книгах 70-х - 80-х годов ХХ века. Арсений рос очень чутким, вдумчивым ребёнком с обострённым чувством совести. Мы понимали друг друга по взгляду... Но весной 1968 года, в канун его светлого рождения, один за другим умерли мои родители, невстреченные им бабушка и дед... Сын стал моим спасением, продолжением жизни, но трагическая мелодия прощания явилась точкой отсчета и реквиемной составляющей его неординарного творчества…

Арсений Конецкий родился 24 июня 1968 года в Свердловске, в семье двух  профессиональных поэтов: Любови Ладейщиковой и Юрия Конецкого. Он ценил и любил родителей, но никогда не афишировал свое литературное происхождение, отстаивая право на независимость и творческую самостоятельность. Подрастая в родительском доме, похожем на большой книжный шкаф и с наслаждением впитывая классику, мальчик воочию видел все сложности и трудности писательского труда... Природа, как говорится, могла бы на нем и отдохнуть… Но, сын, еще учась в школе, успешно сотрудничал с газетой «На смену!», конспиративно, выдавая себя, то за юного архитектора, то за будущего журналиста, но, как выяснилось, - с отроческих лет врос в Поэзию - всерьез и навсегда. В нем зрела и пульсировала, воспринятая еще в нежном возрасте, вольнолюбивая гармония пушкинских строк, в двенадцать лет - он метался и совестился, объятый противоречивой непостижимостью Достоевского, с интересом расширял эпическое пространство вместе с Гомером и приоткрывал двери в Божественные откровения Данте. Впоследствии Арсений удивлял многих интересом к постижению премудростей Библии, Корана и других вечных и основополагающих книг. Наследственная страсть к чтению и интерес к мифологии и истории - сформировали сознание отрока изнутри, сделав его поэзию многомерной, свободно вторгающейся в иные времена и миры. Эта сложная система времен, воплощенная в сотворенном им слове и стала отличительной чертой поэзии Арсения Конецкого. Погрузившись в мифологию, поэт и сам стал как бы частью мифа, мыслительной оболочкой Бытия и Мироздания. Мифологические образы, воскрешенные художественным сознанием, сроднились с его каждодневной жизнью. И это была не показная демонстрация эрудиции, а одухотворенная художественная реальность...

Но чтобы снизить пафос изложения, я замечу, что Арсений был очень сдержан в самооценках, и никогда не провозглашал себя ни гением, ни демиургом. Напротив, он философски обозначил себя так: «Я - по своей природе - созерцатель, с бесстрашным сейсмописцем в голове...». Но, как известно, именно сейсмографы фиксируют колебания земной коры и всплески солнечных бурь... А поэзия Арсения Конецкого - это и вспышка животворящей страсти, и, одновременно, вихрь испепеляющего огня. Но не только образы, но и отдельные слова наделены у поэта сакральным, священным, ритуальным смыслом. Ни в одной книге я не встречала такого предмета поклонения, как «ключицы». У Арсения Конецкого, особенно в стихах о любви, это заново сотворенное, неожиданное слово, встречается не менее тридцати раз: «Я пил эти краски в ключицах со дна...», «У тебя под ключицами - ключ родниковый, родной...», « и время вдохнет в тебя - между ключиц...», и т.д. Это редчайший пример, когда слово становится узнаваемым поэтическим образом. Но Арсений Конецкий сумел сотворить из слов - целые слитки метафор... Уже после кончины сына, читая его рукописи и книги, где немало стихотворений о любви, я окончательно поняла, что влюбляясь, и даже женясь на многих, он всю жизнь любил одну девочку, - юную женщину и  первую жену, - ставшую  горькой темой «веры, любви и бессмертия…» Его образованной и утонченной душе, - не были чужды понятия о высокой любви к женщине и о сыновней любви к Родине.

***
Выход книг и крупных журнальных пубикаций с интересом приветствовали наставники и друзья, известные поэты и критики В.Сорокин, К.Скворцов, А.Парпара, Р.Казакова, К.Ковальджи, В.Устинов, Т.Кузовлева, В.Мальми, Н.Переяслов, В.Фомичёв, Е.Юшин, И. Панкеев, Л.Ханбеков... Из уральцев, еще в доармейский период, на самостоятельность мышления юного автора обратили внимание В.Назин, Ю.Лобанцев, В.Сибирев, Ю.Мешков... Сам Арсений в этот период был увлечен поэзией Ф.Тютчева и П. Васильева, но кроме бездонной философичности и виртуозной вольницы, его безудержно тянуло к постижению сумрачных, на грани жизни и смерти, поэтических миров Е. Баратынского и В. Ходасевича…

В 20-ти - 27-летнем, «лермонтовском» возрасте, Арсений был полон творческой энергии, неукротимых фантазий, замыслов и идей. Он создал поэтический молодежный Клуб «Композиция» в ЦДРИ на Кузнецком мосту и стал его руководителем. Вёл совместно с Р. Казаковой «Клуб одного стихотворения» в Центральном Доме Литераторов. Блистательно проводил Литературные вечера в Музее В. Маяковского и в «Литературном кафе», созданном в «Доме-Музее М. Цветаевой, привлекая к участию студентов Литинститута, Гнесинки и маститых московских поэтов. Арсений был лауреатом нескольких литературных премий, обладателем Президентской творческой стипендии, генератором литературных проектов в Совете Молодых Литераторов при Международном сообществе писательских союзов. Он мог бы сделать карьеру, имея несомненные организаторские способности и особый дар «умения угадывать людей», но всё-таки предпочёл до 30-ти лет оставаться свободным художником, поэтом, хотя впоследствии, жизнь заставила его стать профессиональным сценаристом...

А в лихие, разломные, 90-е годы он очень много, с бессонным наслаждением писал и читал... Это время – стало периодом взлета его творческой энергии, выхода лучших книг и искрометной любви. Высокая энергетика, эрудиция и молодость требовали от поэта поисков,

как новых форм общения, так и новаторских форм в творчестве – для постижения незамутненным разумом и запредельным слухом, как социальных и духовных проблем земной цивилизации, так и загадочных ритмов и глубин мироздания, и Божественного духа и разума. Будучи новатором, но в рамках глубочайшей, чисто традиционной поэзии, он в 1991 – 95 годах создает собственный, трагический и одновременно величественный образ России. В 1993 году – складывается горчайший цикл стихотворений «Мятежная осень».

***
Арсений был, воистину, вместилищем и творцом метафорического художественного слова и образа. Но, разуверившись в разумной порядочности и благородстве человеческих помыслов и поступков, в последние 2-3 года он крайне редко появлялся на творческих вечерах, живя напряженной духовной жизнью, «в стенах внутреннего храма». Но более четверти века имя поэта Арсения Конецкого, то всходило, как разноцветная радуга на поэтическом небосклоне, то исчезало, пряталось в «духовное подполье», чтобы набраться сил для осознания новых потрясений и художественных открытий. Углубленно и бескорыстно работая, поэт оставил, имеющее несомненную ценность, литературное наследие... Его творчество, продолжая и развивая лучшие традиции золотого и серебряного веков русской поэзии, являет собой новаторский сплав философской живописи с живым движением истории...

Стихи Арсения Конецкого (а он печатался три десятилетия) – опубликованы на страницах многих престижных столичных и региональных изданий, например: Антология «Стихи этого года», М., Совпис, 1987; Антология «Русская поэзия ХХ века», М., 1999; Антология «Русская Поэзия Урала XVIII-XX веков», 1995; «Екатеринбург. Антология поэзии», 2003; Циклы стихотворений печатались в альманахах: «Академия Поэзии», «Кольцо-«А»», «Литрос», «День поэзии», «Второй Петербург», «Медвежьи песни», «Воскресенье», «Магический кристалл», «От Невы до Ангары», «Московский Парнас»..; в журналах: «Октябрь», «Молодая гвардия», «Урал», «Уральский следопыт», «Регион – Урал», «Дискурс Пи».., в центральных газетах: «Литературная Россия», «Новая ежедневная газета», «День литературы», «Книжное обозрение» и др. Имя поэта вошло в биобиблиографические справочники и энциклопедии: «Кто есть кто». Уральская диаспора в Москве», 1996; С.Чупринин «Новая Россия. Мир литературы», 2003; «На пороге XXI века», М., 2004-2006; Екатеринбург литературный. Энциклопедический словарь, 2016.

Арсений Конецкий - автор поэтических и прозаических книг, но, считая себя, прежде всего, поэтом, он дорожил авторством книг стихотворений: «Тризна», «Вторжение. Избранное», «Чужое время», «Серебряный ветер», «Имя», «Небесное в земном», «Семена вещей» и написанных, но не изданных книг и циклов стихотворений последнего «мифологического» периода жизни: «Окаянный псалом» «Покидая Валгаллу», «Сны Вирсавии», «После Армагеддона», «Письма Диоклетиана» и др. Разбирая архив, точнее, размётанные по разным углам рукописные и электронные свидетельства его неординарного творчества, - я утвердилась в мысли что наследие, (то, что удалось собрать), – делится на сложные периоды всплесков и спадов, связанных не только с хронологией истории, но и с поворотами судьбы. Попробую эти периоды обозначить: 1. Отроческий (школьный), (1980-1985); 2. Армейский и юношеский (1986-1988); 3. Период творческого взлета и вторжения в мир поэзии (1989-1997); 4. Сложный период осмысления пройденного и поиск выхода в иные пространства и миры (1997-2007); 5. Предверие. Мифотворчество. Углубленное чтение православных книг (2007-2012); 6. Обретение Веры. (2013-2015); VII. Последний (покаянный) период жизни и творчества: «Тесные врата» (2016).

***
По рождению и воспитанию Арсений был уважающим национальные традиции, историю и культуру, гуманным, православным человеком. Он был не только любящим и внимательнейшим сыном, но и на редкость самоотверженным отцом, поэтому более чем на полтора десятилетия, ради заработка и благополучия детей, «впрягся» в бессонную сценарную работу. Но как человек, талантливый во всем, он и этот «подневольный» труд выполнял на достойном художественном уровне, участвуя в десятках сценарных проектов. Работал под псевдонимом. Назову несколько в какой-то мере известных мне фильмов: «Зона», «Простые истины», «Бумеранг из прошлого», «Все к лучшему», «Чужое гнездо»... В совокупности в эфир вышло более 180 серий автора. Но Арсений Конецкий не афишировал этот труд, поскольку вступил во внутреннее противоречие со своими убеждениями, понятиями об истинных ценностях, своим предназначением и призванием…Бесконечные сценарии, а также предательства и измены близких людей, и бывших друзей изматывали тело и выжигали душу... Но надежды на лучшее - еще не оставляли его… В последний раз мы виделись с сыном в декабре 2015 года, в Москве, в дни Торжественного празднования 100-летия Л. К. Татьяничевой... Последняя встреча была светлой и, я бы сказала, глубокой и спокойной... Конечно, чувствовалась горечь и боль от невосполнимой потери: всего год назад мы простились с любимым мужем и отцом, - поэтом Юрием Конецким. Но пора было браться за разбор архивов и литературный труд... Я предложила сыну к лету 2016 года - оставить сценарную работу, приехать ко мне в Екатеринбург, позволить себе отдохнуть, и наконец-то взяться за складывание назревшей собственной предъюбилейной книги  стихотворений... Он обнял меня, и сказал, что сам давно подумывает об этом: «Я приеду, скорее всего, 25 мая, в День Рождения, точнее, в День Памяти отца…Сын звонил мне в последние четыре месяца жизни ежедневно, делая передышки в напряженной, бессонной работе. Мы общались очень задушевно и поддерживали друг друга во всём... Но вечером, 2 мая, накануне дня Кончины, я почувствовала, что у Арсения запредельно-усталый и слабый голос... Я умоляла срочно вызвать врача... И лечь спать... Но, увы, на следующий день ненаглядного Сына моего не стало. Земная жизнь Арсения оборвалась так неожиданно, что в это до сих пор невозможно поверить.

***
Прочитав в июньском номере газеты «Российский писатель» за 2016 год, посмертную подборку стихотворений Арсения Конецкого, ценитель поэзии В.Беляева оставила короткий комментарий: «... Это станет классикой – красивой и незыблемой… Но какие бы слова ни произносились, вряд ли они способны облегчить боль матери...» Да, боль, действительно, не проходит... Но сегодня долг матери, то есть мой, - пересилить эту боль и невосполнимую потерю и сложить «Итоговую книгу» Сына, по крупицам, по листочкам собрав  часть уцелевшего рукописного и электронного архива... Этим  я, собственно, и занимаюсь…

Недавно обнаружила небольшую, но глубокую статью Александра Барбуха «Новое опровержение времени», с рассуждениями о книге избранных стихотворений «Вторжение»  поэта Арсения Конецкого, изданной в 1995 году. Статья написана в 1996 году, и, помнится, Арсений говорил, что критик понял его очень глубоко... Лично я с автором статьи не знакома, но считая, что материал за два десятилетия не устарел, привожу отрывок: «... В творчестве Арсения Конецкого постоянно происходит препирание со временем. Борьба с неизбежным... Поэт и время – два основных героя его поэзии. Борьба двух врагов. Спор двух друзей. Сквозь года и столетия. Спор, навеянный русской философской лирикой от Пушкина, Баратынского, Тютчева... до Ходасевича. ...Конецкого нельзя назвать светлым поэтом – все у него трагично и напряженно: портрет Родины, исторические события, личная судьба, любовь... Есть одна для него мера – с точки зрения Вечности. И потому со страшной картиной мира – за спиной у поэта – мыслителя возникает еще и фигура поэта – созерцателя, этакого современного Екклесиаста... Не случайно критика наградила Конецкого звучным титулом «лидера квазимистического реализма», чье творчество при кажущейся осязаемости образов и узнаваемости мира, неизбежно движется по направлению к неведомому, запредельному выходу, к вторжению в иные времена...Земная жизнь для поэта – лишь отсрочка, временное убежище... Ангел смерти уже посетил его, уже преподнес ему свое веское слово... Грамматика не знала до Арсения Конецкого такой сложной системы времен...»

24 июня 2018 года поэту должно было исполниться 50 лет…
                                                                                                        
12..06.2018 г.

Вверх

Комментариев: