Алиса ГАНИЕВА, критик, соискатель кафедры истории русской литературы новейшего времени историко-филологического факультета Института филологии и истории РГГУ

ВОЗРОЖДЕНИЕ КОНЦЕПТА «МОЛОДЫЕ ПИСАТЕЛИ» В НУЛЕВЫЕ ГОДЫ

Попробую сформулировать основные вехи прошедшей литературной декады. Во-первых, – смена большого стиля (параллельно смене политической ситуации). Я говорю не о замене условного «постмодернизма» на условный «новый реализм», а о совмещении, слиянии различных методов на фоне возрастающей популярности нон-фикшн, документалистики, исповедальности («новой искренности»), автобиографизма с одной стороны и альтернативной истории, антиутопии, неомифа — с другой.

На одном конце — ряд молодых писателей (Р. Сенчин, А. Карасев, З. Прилепин и др.), работающих в сугубо реалистической манере, на втором — такие наджанровые, открытые смысловым и языковым экспериментам писатели как О. Славникова, Д. Быков, А. Иличевский, Л. Улицкая, Ал. Иванов и т. д. Разумеется, и там и там остается место для суб- и паралитератур.

Надо отметить рождение новых литературных премий (начиная с премий Белкина, имени Юрия Казакова, «Национальный бестселлер» и заканчивая «Носом»), многие из которых тут же потеряли денежное наполнение и осимволичились. «Тучность» и вперёднаправленность девяностых сменились финансовым оскудением и ретроностальгией «нулевых».

Еще одно существенное изменение на литературном поле: про­изошла реинкарнация социально-литературного концепта «молодые писатели», чему способствовали и сопутствовали негосударственные проекты Фонда «Поколение» Андрея Скоча и Фонда социально-экономических и интеллектуальных программ Сергея Филатова. Возникли премии «Дебют», «Нефомат», ежегодные форумы молодых писателей и другая институциональная поддержка нового, пришедшего в «нулевые» литературного поколения (на фоне активизации общего интереса ко всему «молодому» и размножения политических молодёжных организаций).

Помимо «новых» писателей появились (начиная с Валерии Пустовой) и «новые» критики, которые пытаются осмыслить литературную ситуацию текущего времени с поколенческим делением или без него. При этом ряд критиков девяностых сменил род деятельности, изменились формы критического высказывания, практически исчез годовой обзор, появились новые сетевые площадки.

Литературное десятилетие означилось следующими, пусть и не очень принципиальными, проблемами: есть ли «новый реализм» и что это такое? каков современный литературный герой? как и в каком формате выживать толстым журналам (а также аналитической литературной критике)? Демократизация литпространства (допуск молодых авторов в консервативные издания); новый виток взаимоотношений писателей с властью (прецеденты встреч писателей с президентом и высокими чиновниками и т. д.).

Молодые писатели принесли в литературу нулевых свое мироощущение, складывающееся из нескольких повторяющихся черт. Протестность современной литературы заключена в романтическом антагонизме «я - общество», «я - старшие», «мы - другие».  Повторяющиеся элементы тошнотворности (родственные экзистенциальной сартровской тошноте) вытекают отсюда же. Горя из «Потусторонников» (1) С. Чередниченко то мечтает заболеть и вырвать в унитаз, то предаётся тошнотворной любви - грязный, немывшийся юноша и жирная омерзительная дама. Персонажи А. Снегирёва (в особенности в дебютной книге - «Как мы бомбили Америку» (2)) то и дело нарушают невинные телесные табу - портят воздух, рыгают, а ещё пытаются сдать сперму и смакуют чужие отходы. У А. Старобинец в книге «Переходный возраст» (3) мальчик превращается в муравьиное гнездо (здесь не только тошнотворность, но и превращение), а загнивший воняющий суп - в девушку. Это не только проявления весёлой протестности, но и сигналы мотива телоцентризма .

Литературный телоцентризм проявляется не столько во внимании к девиациям, перверсиям, низкой чувственности и физиологической отвратительности, тошнотворности, сколько в продолжении индуистско-эллинского восприятия мира как тела бога или мирового человека. Тело в современной прозе воплощает не только уродливое, но и прекрасное со всеми вытекающими: культ молодости (маканинский «Кавказский пленный», пепперштейновские крымские оргии и психоделические омоложивания стариков (4) и др.), сакральность женского тела (та же снегирёвская Венера (5), жертвы похотливого старика из маканинского «Испуга» (6) и пр.). В этом тоже заключается противоречие: мир прекрасен, но мир отвратителен.

Отчуждение - один из самых главных мотивов. Герой российской прозы изъят из необходимого жизненного контекста - у него либо вовсе нет родины, родителей, дома, цели, опоры, веры, интереса, либо родина, дом, радость у него как бы отняты (властью, чужаками-оккупантами и т. д.), и он включает агрессию, чтобы вернуть себе свой придуманный счастливый, но разрушенный миф (будь это советское прошлое или анархическое будущее).

Отчуждение, протестность, фрагментарность, телоцентризм, перемещения и трансформации, противоречивость и контраст в современной прозе избыточны и чрезмерны, зачастую сочетаясь с мнимым аскетизмом художественно-изобразительных средств или содержания, стремящегося к бессюжетности. Сочетание этих мотивов говорит о конверсии типов творчества: модернистские отчуждённость и противоречивость, постмодернистские усталость, эсхатологизм, телоцентризм, барочные контраст и трансформации, натуралистические физиологичность и документализм, необарочные избыточность, фрагментарность, отсутствие единого идейного поля, романтические протестность, антагонизм и тяга к поиску, перемещениям уживаются во вполне себе реалистическом герое и в самых обыкновенных обстоятельствах (вспомнить хотя бы сенчинскую хронику обыденности). Здесь и черты неоромантизма (революционный индивидуализм, мистические искания, часто воплощаемые в сакральных веществах типа нефти), и яркая черта традиционализма - выражающиеся в молодой прозе реакционные идеи, направленные против современного состояния общества и критикующие его в связи с отклонением от некоего реконструированного или специально сконструированного образца.

Роман «Лед под ногами» (7) Р. Сенчина - это полномасштабная картина поколенческой трагедии переломленных перестройкой, разделившихся на два лагеря молодых людей: роботов из офисных коробок и нищих, всем недовольных клоунов-инфантилов. Тема актуальная и, надо сказать, довольно избитая, не только в российском, но и в мировом литературном пространстве. Однако Сенчин выбирает ее не потому, что писать о войне с обществом потребления нынче модно, и не потому, что проблема висит в воздухе, а по внутренним, опять-таки автобиографическим причинам. Он - один из этого поколения next (уж сколько было этих «поколений» - « X », « P », а последним эссе-победителем литературной премии для молодых «Дебют» стал трактат «Поколение Я»). Испытавший на себе постсоветскую ксенофобию, изгнание из родного города, выживание в новых тяжелых условиях, поживший жизнью богемного рок-музыканта, рабочего, бедного писателя.

Традиционализм многих произведений современной «нелиберальной» литературы выражается либо в националистических, либо в неоевразийских, либо в анархических настроениях, осуждающих западный гуманизм, общество потребления и буржуазную систему ценностей.

Именно реакционная пишущая молодёжь впервые заговорила о сознательной «смене стиля» (отсюда выросла знаменитая полемика о «новом реализме»). К примеру, вот выдержки из дискуссии в «Лимонке»: «А. Кирильченко: Господствующие позиции всё ещё занимает постмодернизм, все эти устаревшие и отставшие от жизни Пелевин и Сорокин <...> Это должен быть даже не реализм, а шокирующий натурализм <...> литература, которая не вызывает сильных эмоций - буржуазная литература. 99% современной литературы - как раз такая» (8).

Итак, в нулевые происходит реанимация затасканного в советское время феномена «молодые писатели», но не в значении «начинающие, 40-50-летние», как, допустим, в 70-е годы, а «новые, сформировавшиеся после перестройки», что ближе к понимаю 30-х – «новые, сформировавшиеся после октябрьской революции». Только тогда, во времена массового литературного движения, «молодой писатель» (то есть рабочий писатель, не успевший по возрасту узнать все тяготы «буржуазного гнета») стал носителем новой идеологии, а нынешний «молодой писатель», как и «молодой писатель» 60-х, как раз идет против течения: борется со старшими, властью, миром потребления и в некоторых случаях тоскует по золотому доперестроечному веку, в котором он почти не жил.

 

(1) Сергей Чередниченко. Потусторонники. «Континент» 2005, № 125.

(2) Александр Снегирев Как мы бомбили Америку. – М.: Лимбус-Пресс, издательство К. Тублина, 2007. – 256 с.

(3) Анна Старобинец. Переходный период. – М.: Лимбус-Пресс, 2005. – 240 с.

(4) Павел Пепперштейн. Свастика и Пентагон. – М.: Ad Marginem , 2006. — 190 с.

(5) Александр Снегирев. Нефтяная Венера. – М.: АСТ, 2010. – 288 с.

(6) Владимир Маканин. Испуг. - М.: Гелеос, 2006. — 412 с.

(7) Роман Сенчин. Лед под ногами. «Знамя» 2007, № 12.

(8) «Лимонка» № 237. http://limonka.nbp-info.ru/237/237_34_11.htm

Вернуться на главную