Николай КОНОВСКОЙ
Из новых стихов

ЗАКАТ НА МОРЕ
Прохладнее воздух, длиннее тяжелая тень,
В багровом просторе – угрюмо-тревожнее птицы.
Гляжу, провожая бесследно исчезнувший день,
Как тихое солнце за синее море садится.

Вот-вот – и сомкнутся медлительной бездны края
Над огненным шаром, последнего света касаясь.
И все затаится, застынет... Не так ли и я,
Ступивши на пропасть, в горящий закат погружаюсь?

КРЫЛО МУХИ
      На Божьих весах
      И крыло мухи взвешено.
               Из старцев

Погасла русская звезда.
Слетает смерть на вежды.
К чему борение, когда
Нет никакой надежды?

Мир сломлен. Дух его пустой
Иллюзий не питает…
К тому и вечность, что ничто
Нигде не пропадает.

СВЯТАЯ СТАРИЦА СЕПФОРА
            Сергию Мариупольскому
I
Мне люб верлибр – свободный русский стих,
Когда слова, без понужденья рифмой,
Скрепляются каким-то тайным светом
В них заключённым, и уходят в высь,
В ширь, в глубину Господнего творенья,
Парят, как сосны в Оптинском скиту,
Горят, как главы монастырских храмов,
Текут, как воды многодумной Жиздры.

II
Тому лет двадцать будет скоро, как
В один из многочисленных приездов,
Прознав во мне «писателя», один
Из оптинских благочестивых братьев
Мне предложил узреть воочью святость,
С одним условьем непременным, чтобы
Я написал о матушке Сепфоре.
И только через двадцать лет, лукавый
И погружённый в суету и праздность,
Я отдаю обещанное брату.

III
Был день бездонный солнечный. Июнь
Сиял во всём земном великолепье.
Но ночью ливень был, разлились реки,
И в клыковский, недальний вроде, скит
Мы добрались, и не без искушений…
Слаба была уж матушка, глаза
Её уже совсем не различали
Предметов мира, человечьих лиц,
Но милосердный даровал Господь
Ей зрение духовное, и тот
Смиренный угол, где она сидела
На палочку склонившись, озарялся
Каким-то тайным несказанным светом
И тонким ароматом благодати.
Я на колени встал пред нею. Что
Я спрашивал, и что она в ответ
Мне отвечала – уж сейчас не вспомнить.
Одно лишь вечно помню – на лице
Её легчайших рук прикосновенье, –
Святое, драгоценное как миро
Иль дуновенье из пределов горних.

IV
А перед смертью матушки мне сон
Приснился ночью, только вот его
Я толковать не смею…

ВОСХОЖДЕНИЕ
Подданною да пребудет душа
Непреходящего Царства, –
Хоть загони ты её за Можай,
Города иль государства.

Встреченный взор затуманит слеза, –
На среднерусской равнине –
Сколько небесного света в глазах!
Сколько молитвенной сини!

Краткой ли ночи певучая тьма,
Солнце ль в искрящихся росах, –
Нищего счастья с тобою сума,
Думы таинственный посох.

Роком омытые, словно дождём,
С жизнью, что еле на донце,
Все – спотыкаемся, все мы бредём
К незаходимому Солнцу.

Все мы усталые, все мы в пыли,
Все мы пред Господом – братья…
Русского неба и русской земли
Нерасторжимы объятья.

КОГДА УМЕР ХОЗЯИН...
...И вот, когда умер Хозяин,
Набежали временщики и падальщики,
В ожидании найти
Спрятанные несметные сокровища.
Нашли:
Две пары стоптанных сапог,
Три кителя,
Патефон и несколько пластинок к нему,
Триста рублей денег –
Всё, что смог накопить оклеветанный
За всю свою жизнь.
На страну же,
Лежащую между трёх океанов,
Им сохранённую,
Оставшуюся бесхозной,
Не обратили никакого внимания.
........................................................
Позже, яко тати в нощи,
Раскопав могилу,
С воинского мундира
Срезали даже золотые пуговицы...

ГДЕ МОЯ УКРАИНА?..
Неотступно, повинно
Клонит голову грусть:
Где моя Украина?..
Где моя Беларусь?..

Русь ли во поле чистом,
Я ль – без рук и без ног,
Вместе ль мы – кровянистый,
Обнажённый комок?

Здравствуй, птица-синица:
Тук да тук о стекло.
Что случилось – приснится
В страшном сне не могло.

На беду ли, погибель,
Отвечай, кто не глух:
В чём наш истинный выбор?
Где наш воинский дух?

Где казацкая лава,
Славы ветреный миг?..
В древней киевской Лавре
Скажет ласковый мних:

Слушай голос небесный,
И ему лишь внимай.
Над кровавою бездной
Есть неведомый край

Убиенных, невинных,
Край, куда я стремлюсь…
Там – твоя Украина.
Там твоя Беларусь.
01.03.13

БЕСКОНЕЧНЫЙ ЖЕРТВЕННЫЙ СПИСОК
Батюшков Константин Николаевич (1787-1855),
Пушкин Александр Сергеевич (1799-1837),
Лермонтов Михаил Юрьевич (1814-1841),
Григорьев Аполлон Александрович (1822-1864),
Блок Александр Александрович (1880-1921),
Гумилёв Николай Степанович (1886-1921),
Есенин Сергей Александрович (1895-1925),
Мандельштам Осип Эмильевич (1891-1938),
Клюев Николай Алексеевич (1887-1937),
Васильев Павел Николаевич (1910-1937),
Корнилов Борис Петрович (1907-1938),
Цветаева Марина Ивановна (1892-1941),
Савин (Саволайнен) Иван Иванович (1899-1927),
Иванов Георгий Владимирович (1894-1958),
Прасолов Алексей Тимофеевич (1930-1972),
Рубцов Николай Михайлович (1936-1971),
Передреев Анатолий Константинович (1932-1987),
Примеров Борис Терентьевич (1938-1995),
И великое множество других,
Известных и мало известных
(Имена же их веси, Господи), –

Не сошли с ума,
Не убиты на дуэли,
Не спились от отчаяния и тоски,
Не расстреляны в застенках ЧК,
Не окончили свой век в петле,
Не задохнулись от разлуки с родиной в эмиграции,
Но ведомые роком, божественным даром
И свободной собственной волей, –

Погибли за поэзию.

ПРИЧЕРНОМОРСКАЯ СОСНА
I
Причерноморская сосна
Шумит, вознесена

Над мысом, над волной,
Над горем, надо мной…

Порыв, обрыв, слова
На грани божества.

II
Что я, что жизнь, что смерть?..
Вот так бы всё сидеть

В надмирной тишине
Спиной к её спине.

И Бога осязать.
Не быть, не слыть, не знать.

И слушать облака,
И не считать века.

В ГОРАХ
Зной полуденный, хлад, и звезда кременистой глуши,
И сплетение крон, и замедленной птицы паренье…
Говорят, по ученью, что вроде и нету души
В этом чающем слова пронзительном Божьем творенье.

Грани блещущих скал в голубом неподвижном дыму.
Дышет вечностью мир, дышит жизнь леденисто-безгрешно..
Словно с близкой душою – скажи мне тогда – почему
С этим каменным сном так легко, и светло, и утешно?

ПОЭТЫ
        Олегу Кочеткову
Воздух ласков, почки клейки,
Одиноко в конуре, –
Значит, можно на скамейке
Покалякать во дворе.

Тут устроиться сумей-ка
Без разборок и понтов –
Друг чтоб был, была скамейка,
Чтобы не было ментов.

И склонились, как над светом
Над есенинской строкой,
Два поэта, да с “приветом”,
Нищ один, и нищ другой.

Клён опавший, дух бродяжий,
Жизнь – была иль не была?
И не грех за это даже,
Ухнув, выпить из горла.

Не иссякли бы истоки
(Живы будем – не помрём).
Спирт разбавленный, жестокий
Заедают сухарём.

Судьбы чарами содвинем
Не за злато, не за страх.
Слово Божие над ними.
А под ними – мгла и прах…

Песни спеты, спирта нету,
Растворились без следа
Два поэта, две кометы,
Залетевшие сюда.

* * *
Сердце мое, ненасытное, злое увечье,
Окаменевшее, зрящее только себя!..
Милая, милая, на языке человечьем
Не описать мне, мой жертвенный ангел, тебя...

Ночью кромешною, зыбкой стезей роковою,
Тяжкой годиною невосполнимых утрат
За окаянною, бедной моей головою
Ровною поступью тихо спускаешься в ад.

РОМАНС
Божественных звуков роящихся раб,
Лишь диск в комнатёночке тесной
Своей я поставлю – послышится храп
Коней, уносящихся в бездну.

В светящемся мраке задувши свечу,
Предсмертную чуя победу,
Закрывши глаза, обмирая, лечу
По долгому санному следу.

Лишь ветер, лишь громы промерзшей реки,
Дыханье, признанье, рыданье,
Лишь стиснутой насмерть горячей руки
Несчастной ее – трепетанье.

С горящей, безумною язвой в душе
Мертвец, опадая все выше,
Ни ангелов грозных не слышу уже,
Ни божьего света не вижу...

 

ОБРЫВ
Глаза небесной чистоты,
Уста, безмолвны и безгрешны, –
Мы ль, рухнувшие с высоты
В узилище манящей бездны!..

Сплетенье голосов и снов,
Видений, неподвластных слову!
Но прежде – потаенный зов
Ответствовал другому зову.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
О властно-ненасытный дух,
Взирание в провалы духа
Двух бед неотвратимых, двух
Огней, пронзающих друг друга!

ТЫ ДА Я
Снова вместе, ангел мой,
Ты, да я, да мы с тобой.

Вместе – вот и весь наш сказ!
Посмотри, как много нас!

Век, который не объять,
Как пытался нас разъять,

Как пытался извести,
По вселенной развести!..

Смертной болью обожглись.
Повинились, обнялись...

Тихий-тихий свет лица...
Вместе будем до конца,

Терпеливый ангел мой, –
Ты, да я, да мы с тобой.

РУССКАЯ ЗВЕЗДА
           Памяти Ю. Никонычева
В бою, в волнах ли, за бутылкой –
Везде, во что я ни уткнусь,
Греху мечтательности пылкой
Со всею страстью предаюсь.

О явь развеянных туманов!
О блеск изменчивой судьбы!
Как некогда сказал Иванов:
Ах, если б, кабы да абы.

И все же, мрак и тлен раздвинув,
На грани бдения, всегда
Гляжу – над русскою равниной
Сияет русская звезда.

И странной, чудной силой будит –
Непреходящее? О да!
Все то, чего уже не будет,
Уже не будет никогда.

ЮНОСТЬ
Цвела – была иль не была? –
Смела – ушла не оглянулась, –
О жизнь, сгоревшая дотла,
Блеснувшая, как грёза, юность!

Глаза лишь тусклым сном смежишь,
Как видишь: бесконечным летом,
Приблизившаяся, ты стоишь,
Пропахшая дождём и светом.

Дай времени – сниму их сам,
Нагим свечением объяты –
По платьицу и волосам
Стекающие бриллианты.

Дай времени – горящим ртом, –
Разящим тернием увитый,
Вдохну мерцающий бутон,
Непознанно- полуоткрытый.

О Господи, благой удел
Пошли, – куда мне не вернуться,
Той, – к коей даже не посмел
И помыслом – я прикоснуться!

ДОЖДЬ
Мерцало, дрожало в текуче-сгустившемся свете,
Вдруг сразу умолкло, томительным страхом взойдя, –
И всё потянулось к огнями изломанной тверди,
И всё потонуло в шумящей лавине дождя.

И зелень сквозная нависла подобием дыма,
И мир обновлённый омыла живая вода...
И страстью запахло, мучительно-неотвратимо,
Как в мокром дурмане, в аллее пустынной, тогда...

ЗВЁЗДЫ
Вас, небожительниц горней ночной высоты,
В неуловимом полёте застывших бесстрастном,
Вижу далёкие... – две одиноких звезды,
В бездне объемлющей – светом горящих алмазным!

Звёзды высокие, сны одинокой земли!
Что вам томленья бесплодные наши земные,
Небом возжённые!.. Ныне – зачем-то взошли
В бедном сознании – вечные звёзды иные, –

Две изумрудные, что не имеют цены,
Две, – всепрощения мерцающих тихой отвагой, –
В самое сердце мучительно устремлены,
Чудно очищены невыразимою влагой.

НОЧЬ
В мире затерянном, в полночи – нет ничего,
Кроме растущего, неизъяснимого чувства...
Молнией вспыхнули и обрели божество
Два исстрадавшихся, два одиноких безумства.

Встала над пропастью – страстью набухшая мгла:
О, проникающе-неощутимая вещность!..
Плавно-податлива, дрогнула обволокла
Плоти сжигающей, испепеляющей – вечность...

ВИНА
Грозой потянуло по листьям, земле.
Всхлип слабый, почти бестелесный.
Предчувствие,– будто в сгустившейся мгле
Столкнулись незримые бездны.

Взирающий, вечность вбирающий ток –
Крушение иль дуновенье?..
Близ смертного края, за всё и ничто
У мира прошу я прощенья.

ПОД ЛИПОЙ
Воздух колеблется, блеском восходит горе.
Лента речная – в тягуче-недвижимом зное.
Снова в июньской, сгустившейся липовой мгле
Сердцу почудилось неизъяснимо-родное.

Страстность ли это сосуще-серебряных ос,
Жизни забвение, времени исчезновенье,
Шёпот нахлынувших, льющихся душно волос,
Рук полусонных, божественных – прикосновенье?..

СОСУД
О, плоти плывущий, податливый воск!
Светящиеся изумруды!..
Твоих изнуряющих, душных волос
Вдыхаю рассветное чудо.

Крошащейся яви на самом краю, –
Срывающийся винопийца, –
Бессмертье сосуда горящего пью,
С безумною жаждой упиться...

ЗАПАХ ЖИЗНИ
...О, проблеск мгновенный – далёкого лета тепло!
О, запах жасминный – безумного сердца отрада!
Всё, что изнуряло, звучало, мерцало, цвело,
Витало, пытало – уходит уже без возврата...

И даже полуденный, тысячегранный алмаз,
Взойдя, отпылает и встретит свою быстротечность...
Но тихая бездна полночных, сияющих глаз!
Но слов торопливых – мгновенно-горящая вечность!

ГРЯДУЩЕЕ
Зачем я в завтра захожу
Слепец, калека?
Кружу, брожу, не нахожу
Там человека.

Земная плоть истощена,
Скудна для сева.
Неотвратимая, видна
Геенна зева.

Зрю поутру иль ввечеру
Звезду горящу…
Когда умру я? Как умру?
Что там обрящу?

СНАЙПЕР
Долгожданное мгновенье,
Сладостная жуть:
Дуновенье, вдохновенье –
Только б не спугнуть.

Снизошедшее виденье,
Что сулит нам рок?..
Точное сердцебиенье.
Медленный курок.

ДЫХАНИЕ
Порою бывает – иль всё это чудится мне –
За гладью морскою, за тихою зыбкою гранью, –
Лишь слухом приникнешь – и чувствуешь в каждой волне,
В безбрежном просторе – разлитое Божье дыханье.

Бывает иное – вздымается огненный рог,
До бездн поднебесных твой дух потрясенный подъемля.
И сердца взыскует… То – так же – отечески Бог
В громах и блистании сходит на море и землю.

БЛАГОДАРЕНИЕ
…И видишь, смиряясь, что вера, надежда и крах
В распахнутой дали – лишь ветер и солнечный прах…
В безбрежности синей подвижные высятся горы.
Так просто – быть ветром, быть светом, быть звуком, и жить,
И чем же могу! – разве только восторгом служить
Тебе, и судьбе, и святому морскому простору.

За долгие годы боренья – спасибо тебе,
За кров, и тебя, и науку – спасибо судьбе,
По грани смертельной на свет выводящей из мрака…
Волна изумрудная лижет горячий песок.
И я, благодарный, улёгся у сладостных ног,
У вечности вещей – большая незлая собака…

НЕУЛОВИМЫЙ АРОМАТ…
Какой верёвочкою страсть
Вилась, плелась – да обманула…
Не стая поздняя снялась –
Жизнь из объятий ускользнула.

Осенний сад. Влечёт назад
Невозвратимое мгновенье,
Неуловимый аромат,
Непойманное ощущенье.

* * *
Звезда, и камень под ногой,
И мысль, и духа плоть –
В руке могущей и благой,
В твоей руке, Господь.

В миры иные уводя,
Воинствует со злом
Акафист летнего дождя,
Гремящих гроз псалом.

НА КРАЮ ЗЕМЛИ
Забвенье на краю земли
Всего… Свободны, босы.
Прибой. И женщина вдали
Расчёсывает косы.

Сентябрь. Пора мой друг, пора!
Порыв – и парус вздулся.
Мерцанье, грация, игра…
А мир – перевернулся!

БЛИКИ
Счастья короткое лето,
Щедрый, безжалостный свет, –
Словно бы виденный где-то
Давний навязчивый бред…

Сердца уже не касаясь,
Горнею влагой залит,
В памяти всё разрастаясь,
Сад – всё шумит и шумит!

Тяжестью всей кровотока
В блеске слепящего дня,
Грозы свежо и жестоко
Снова – объемлют меня.

Вещие эти объятья!
Вечного – не побороть!..
Снова сквозь мокрое платье
Чую горящую плоть!..

Гаснут в бездонности крики,
Лики приснившихся дней –
Невыносимые блики
Жизни забытой моей.

* * *
На склоне августовских дней,
Прикосновений неуместных –
Сверкнуло в памяти моей:
«Не надо вглядываться в бездну…»

Идёшь, таинственно лучась,
Возникшая из ниоткуда.
«…Ибо она в тебя тотчас
Ответно вглядываться будет».

О женщина, подобье сот,
Столь чувственных и бестелесных,
Провалы огненных высот,
Высоты леденящей бездны!

* * *
Минуют зимы и вёсны…
Легче-таки умирать,
Слыша шумящие сосны,
Видя озёрную гладь.

Жизни жестокая проза,
В вечность упёршийся путь…
Бора тяжёлого бронза.
Лоно – живое, как ртуть.

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную