|
Конечно, любой воспитанный человек мысленно покачает головой в знак неодобрения таких неосторожных строк… если не узнает об этом удивительном человеке чуть побольше, не коснётся его полуфантастической биографии и недолгой жизни для человека незаурядного творческого дара. Ну разве не фантастика выступать в качестве известного поэта в европейских залах наравне с самим Владимиром Маяковским, имея за спиной всего несколько классов начального образования? И тем не менее Игорь Северянин был не просто в то время одним из самых популярных стихотворцев в стране, но и официально признан как король поэтов! Что, конечно же, не могло нравиться Маяковскому, но осознание собственного мощного поэтического дара помогло ему философски взглянуть на этот факт и в дальнейшем вполне мирно сотрудничать с собратом по перу. Чтобы закрыть эту необычную во многом тему, стоит пояснить, что звание короля поэтов было завоёвано Северянином в открытом соревновании 27 февраля 1918 года и не где-нибудь, а на вечере в московском Политехническом музее, ставшем впоследствии знаменитым центром русской поэзии. И, к слову, многие годы Евгений Евтушенко регулярно проводил там творческие вечера. А сто лет назад в этом зале второе место занял Владимир Маяковский, третье — Василий Каменский, о котором сегодня, увы, мало кто знает. И как было не плениться такими, к примеру, стихами Игоря Северянина? Соловьи монастырского сада, И цветы монастырского луга Монастырского леса озёра, Вот что писал о нём русский поэт Георгий Иванов: «Его книги имели небывалый для стихов тираж, громадный зал городской Думы не вмещал всех желающих попасть на его „поэзо-вечера”. Неожиданно сбылись все его мечты: тысячи поклонниц, цветы, автомобили, шампанское, триумфальные поездки по России… Это была самая настоящая, несколько актёрская, пожалуй, слава». Надо признать, что, окончив всего-то четыре класса Череповецкого реального училища, тогда ещё Игорь Лотарёв ни на минуту не сомневался в своём блестящем будущем и шёл к этому буквально семимильными шагами, словно зная наперёд о своём недолгом веке. Но и были обстоятельства, крепившие в подростке веру в себя. А как же: отец, Василий Петрович — образованный человек, военный инженер, который, конечно же, воспитывал Игоря соответственно своему статусу. Мать, Наталья Степановна, передала сыну весьма богатую основу для осознания себя избранником судьбы: в родословном древе семьи отметился род Шеншиных, подаривший России Афанасия Фета; одна из ветвей вела аж к знаменитому историку Николаю Карамзину, а более поздние родственные связи тянулись к известной революционерке Александре Коллонтай… Родители Игоря вскоре развелись, но юный поэт ещё успел побывать с отцом на Дальнем Востоке, а после жил у матери в Гатчине под Петербургом. Первые стихи его появились на свет, когда будущему королю поэтов было всего восемь лет. Позднее он задумался над своей фамилией и решил, что к имени прибавит звучное Северянин, которое в конце концов и станет его фамилией как поэта. Спущусь к реке, взгляну Теперь ли тосковать, И за этим восторгом стояла реальная влюблённость Игоря в Женечку Гуцан, которой лично или опосредованно было посвящено немало стихов набиравшего творческой силы и опыта поэта. Женечка была очень хороша собой (со светлыми вьющимися волосами и стройной фигурой) и отвечала будущему королю поэтов взаимностью. Игорь нарёк её соответствующим именем — Злата, которое и украшало его поэзию. Познакомились они в Гатчине в 1905 году. Тогда же и появилась первая публикация — в журнале «Досуг и дело». А после он стал издавать маленькие книжечки своих стихов, за 7–8 лет — больше 30, которые помогли пробиться к читателю. Идёт весна в сиреневой накидке, И одна из первых его книг была не случайно названа «Златолирой». К сожалению, жизнь всё-таки разлучила эту пару, несмотря на общую дочь, очень похожую на отца. Но первая большая любовь, воспоминания о ней помогали обоим, особенно в непростые годы перед Второй мировой войной. В одну из последних встреч Игорь Северянин убедился, что даже в 50 лет его муза осталась красавицей. И русская поэзия благодарна ей за разбуженный в Северянине яркий потенциал стихотворца, за весь недолгий путь одного из самых заметных лириков тех лет. Одним из первых поддержал Игоря Северянина поэт Константин Фофанов и немало дал ему как литературный учитель. А в 1909 году его стихи услышал от одного из своих гостей Лев Толстой и был буквально возмущён одним из них, где женщина, по мнению классика, выглядела почти вульгарно. Это было одно из иронических стихотворений, которое великий прозаик принял, по-видимому, всерьёз. Это событие мгновенно сработало на известность поэта. «С лёгкой руки Толстого… меня стали бранить все, кому было не лень. Журналы стали печатать охотно мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них... участие», — вспоминал Игорь Васильевич. Словом, Северянин вошёл не только в литературу, но и в моду. Его открыто поддержали и Валерий Брюсов, и Фёдор Сологуб, написавший в 1913 году предисловие к его сборнику «Громокипящий кубок», где было немало похвальных слов в адрес автора. А после пригласил новую литературную звезду в турне по России. Северянин был действительно неповторимым поэтом в созданной им галактике — со своим языком, свободными ритмами, игрой слов, приобретающих под его пером как минимум новый окрас. О небо, небо! Твой путь воздушен! И даже перекличка с самим Державиным («Я царь — я раб — я червь — я бог!») не перевешивает оригинальности самого Северянина. Но и этого, казалось, было мало Игорю Васильевичу. На волне известности и тесного общения с литературными мэтрами он создаёт своё направление в поэзии — эгофутуризм, где главное место отдаётся душе, но без отрицания опыта русской поэзии. По поводу эгофутуризма от души позднее иронизировал Корней Чуковский на примере стихов Северянина: «Гордец, ты любил уверять, что у тебя, в твоей родной Арлекинии, есть свой придворный гарем: У меня дворец пятнадцатиэтажный, И странно: тебе это шло, тебе это было к лицу, как будто ты и вправду инкогнито-принц…». Весенний день горяч и золот, — Душа поёт и рвётся в поле, …Шумите, вешние дубравы! К двадцатым годам ХХ века Игорь Северянин — уже опытный поэт не только в самих стихах, но и на эстраде, его поэзоконцерты пользуются, как правило, неизменным успехом. Даже сами названия книг были своеобразной визитной карточкой: «Громокипящий кубок», «Златолира», «Ананасы в шампанском», «Менестрель», «Соловей», «Классические розы»… С 1918 года новоиспечённый король поэтов живёт в Эстонии. Следующие за этим два десятка лет были очень насыщенными для Северянина. Его давно уже признала Европа, и встречи проходили в разных городах и странах. Так, в Берлине он выступал вместе с Владимиром Маяковским и Алексеем Толстым, в Польше — вечер в Русском доме, во Франции — выступление в парижском Зале Шопена, а в 1919 году он совершает турне по Болгарии и проводит там лировечера, как сообщала пресса, причём возвращается в эту страну ещё раз, уже в 1933 году. А Белградская Академия наук издаёт его книгу «Классические розы», в которую вошли лучшие стихи поэта 1922–1930 гг. И снова поездки: Чехия, Австрия… А что уж говорить о его многочисленных вечерах в городах и весях России! Народ оцарен! Царь низложен! …Долой вчерашняя явь злая: Да здравствует народ весенний, Но, как и для Маяковского, для него чем дальше по новой дороге, тем больше открывалось слишком много такого, что не могла принять его поэтическая возвышенная душа. А начавшаяся гражданская война с многочисленными жертвами с обеих сторон, с ужесточением культурной политики, преследованием тех, кто не поддерживал явно высшую в стране власть, — не могла не отозваться и в творчестве Северянина. Вот довольно известные строфы стихотворения «Классические розы», написанного в 1925-м. И, конечно же, отнюдь не случайно так же названа и одна из его книг. В те времена, когда роились грезы Прошли лета, и всюду льются слёзы... Но дни идут — уже стихают грозы. Надо сказать, и в этом случае, как и во многих других, где наши поэты словно предсказывали финал своей судьбы, многое сбылось. Умер Северянин вне родины, и имя его ещё долго было в глубокой тени по самым разным причинам. Как сказал Евгений Евтушенко, «…пришли иные времена. Взошли иные имена». Был серьёзный мотив и в отношении к его поэзии, не всегда несправедливом. Вот несколько слов Валерия Брюсова о стихах Северянина, особенно в более зрелый период: «Северянин чрезвычайно быстро „исписался”, довёл, постоянно повторяясь, своеобразие некоторых своих приёмов до шаблона, развил, в позднейших стихах, недостаток своей поэзии до крайности, утратив её достоинства, стал приторным и жеманным и сузил темы своих „поэз” до маленького круга, где господствовало „быстро-темпное упоение”, восклицания „Вы такая эстетная!” и т. д., — салонный эротизм и чуждый жизни эстетизм». Как говорится, из песни слова не выкинешь, и, читая стихи Северянина, порой поневоле вспомнишь и о четырёх классах образования, и о том стремительном взлёте на Парнас, когда творческий опыт ещё не был готов более тщательно относиться и к технике стихосложения, и к множеству новых слов, рождённых спонтанно, в процессе написания, но не выверенных до конца, примером чему был тот же Владимир Маяковский, не допускавший ни приблизительных по ходу эпитетов, ни рыхлой формы, — как, кстати, и большинство русских поэтов-классиков разных лет и даже эпох. Высокий художественный вкус, возможно, просто не успел развиться в должной степени, учитывая скоростной маршрут творческого пути. Вот финальная часть стихотворения «Моя Россия», подсказанного «Россией» Александра Блока. И наши бабы избяные, «И наши бабы избяные», «моя ползучая Россия» — здесь художественный вкус явно изменил автору. Или такого типа строки, которые больше от ума, чем от сердца, и потому поэтически не убедительны: С миражем в вдохновенном взгляде Надо сказать, что Северянин не раз был потревожен литературной критикой и реагировал резко отрицательно на таких «недругов». Вы лишь одна из грязных кочек …Да ослепит Вас день весенний, А рядом — глубокие, тонкие, искренние строки, без позы, без словесных украшательств, словом, сама Поэзия. О, знаю я, когда ночная тишь И я, и я в разлуке изнемог! Потому и не гаснет интерес к творчеству Северянина, поэта эмоционального, со своим почерком и обаянием непохожести на других. А любители поэзии не расставались с его лучшими стихами, в том числе написанными ещё задолго до революции, когда молодость души и рано проснувшийся поэтический талант диктовали Северянину такие, почти колдовские строки: Это было у моря, где ажурная пена, Было всё очень просто, было всё очень мило: А потом отдавалась, отдавалась грозово, Как уже отмечалось, Игорь Васильевич почти сразу после революции поселился в Эстонии, бывшей тогда ещё в составе Российской империи. Однако уже вскоре Эстония отделилась, и Северянин оказался за границей. И, хотя он принимал активное участие в литературных мероприятиях на родине, ощущение потери самого дорогого никогда не оставляло его. Вот о чём он мечтал тогда с матерью, Натальей Степановной: И будет праздник... большой, большой, И ты прошепчешь: «Мы не во сне?..» Игорь Северянин спешил жить и делал это ярко и плодотворно. Он умер в оккупированном фашистами Таллинне зимой 1941 года в возрасте 54 лет и похоронен там на православном Александро-Невском кладбище. Я, гений Игорь Северянин, …До долгой встречи! В беззаконце |
||||
|
|
||||
|
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" | ||||
 |
||||
| Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
| ||||
| ||||
Как при имени Сергей Есенин мы почти автоматически вспоминаем «Клён ты мой опавший», при имени Ивана Крылова: «Ах, моська, знать, она сильна», а памятуя о любимом Александре Сергеевиче: «Я помню чудное мгновенье», так и, вспоминая Игоря Северянина, выскочит-таки, как чёрт из табакерки, его знаменитая строка: «Я гений, Игорь Северянин».