Сергей КОТЬКАЛО, сопредседатель Союза писателей России

Летописный свод победителей

«Письма с фронта» в 4-х томах. – Краснодар: Книга, 2019

Труд, за который взялась Татьяна Василевская сотоварищи, – благороднейшие люди нашего времени, – поднимая за томом том бесценный груз «Писем с фронта», не может не вызывать восхищения и чувства благодарности. Своей незримой, кропотливой работой они выполняют завет еще фронтового поколения: «Никто не забыт, ничто не забыто!» – возвратив и увековечив память тех, кто в годы Великой Отечественной войны, ценой своих жизней спас человечество от фашизма. Этот летописный памятник в четырех томах (а не за горами и пятый, – авт.) посвящен бойцам непобедимой и легендарной Красной армии, узникам фашистских концлагерей, детям войны, вдовам и матерям, выпущенный в Краснодаре издательством «Книга». Это наша Русская Библия, которая не только просвещает, но и лечит тело и душу в самом прямом смысле слова.

Я лично был свидетелем, как уже немолодой человек, находясь далеко не в лучшей физической форме, почти смирившийся с невозможностью двигаться в пространстве, прочитав два тома «Писем с фронта», вдруг восстал, восстал ради того, чтобы послужить продвижению уникального свода фронтовой письменности в народ.

«Все в стране знали картину художника Лактионова «Письмо с фронта». Залитая светом, каким-то необыкновенным райским светом... В дом пришла радость. Письмо привез с фронта раненный, с перевязанной рукой фронтовик. В проеме двери стоит освященная изнутри этим светом женщина, наверное, мать или жена приславшего с фронта весточку бойца. С восторгом читает письмо мальчишка-сын. У поручня крыльца с повязкой бойца ПВО стоит радостная девушка, то ли младшая сестра, то ли невеста воина. Свет, радость! – обратился этот человек, – В.Н. Ганичев, – к участникам XXIII Всемирного Русского Народного Собора. – Сделаем же и мы так, чтобы свет Победы никогда не угасал и правда её множилась! Нет сомнения, что и сейчас, когда книга вышла, к сожалению, небольшим тиражом, наши власти смогут поставить ее в золотой ряд литературы страны и издать ее надлежащим тиражом...»

– Фронтовые документы для четвёртого тома нашего проекта «Письма с фронта» собраны молодёжью Кубани по собственной инициативе и переданы в издательство отделом Министерства образования, науки и молодёжной политики Краснодарского края, – рассказала читателям руководитель проекта Татьяна Василевская. – И это искреннее участие в гражданском проекте, стремление сберечь фронтовые документы, сохранившиеся в семейных архивах, – солдатские треугольники, похоронки, снимки военных лет, запечатлевшие защитников в дни боёв под Москвой и Сталинградом, сражений на Северном Кавказе и Украине, Белоруссии, освобождения Европы...

***

Первая глава книги названа «Солдатский треугольник». В ней собраны и разобраны письма по годам войны: 1941, 1941, 1943, 1944, 1945. Там есть всё: боль и радость, преодоления и надежды, любовь и разлука...

Но я хочу проиллюстрировать лишь несколько писем 1941 года. Одно из них написано за несколько недель до начало войны:

«Автор неизвестен.
1 июня 1941 г.
Привет на родину.
Привет от вашего сына. С первых строк моего маленького письма я вам хочу описать свою жизнь, временно длительную службу, во-вторых, я вам сообщаю, что я нахожусь жив и здоров, чего и вам желаю в настоящее время, быть живыми и здоровыми и ждать меня домой к моему истекающему сроку службы. Вкратце я могу вам описать свою службу. Служба пока ничего, живём – не горюем, с базару кормимся. Так у нас протекает служба в данный момент.
Конечно, в настоящее время немного скучновато, потому что всё подходит как будто время, что в скором будущем придётся побывать дома...
Никуда не ходим... Я купил ремень себе и думаю взять фуражку казачью, чтоб приехать домой, переодеться во всё казачье, чтоб показать вид командирский и казачий. И ещё одна просьба. Те брюки, которые первые получил, прошу их перешить, отдать в мастерскую, сделать только <...>. Только смотрите, не надейтесь сами переделать, а то всё переведёте. Смотрите, лампасы не отпорите.
Вот и всё, что я хотел вам написать о своей жизни, но прошу от вас ответ.
Всё, с тем до свидания. Остаюсь жив-здоров. Ваш извечный сын Касьян.»

А вот уже письмо начала войны, сдержанно-тревожное от Петра Ивановича Щербины, адресованное в cт. Упорную Краснодарского края:

«24 июня 1941 г.
Здравствуйте, дорогие родители – папаня и мама, сестрица Маруся, братишка Коля и бабушка. Шлю вам всем дорогой привет и желаю долгой зажиточной жизни.
Сообщаю, что я жив и здоров – пока, а дальше видно будет. Но вы не волнуйтесь за меня. Письмо ваше получал, ещё когда был в лагерях. За письма очень вам благодарен. Сейчас нахожусь от Краснодара далеко. На юге, а где дальше буду – неизвестно. Возможно, придётся на фронт. Это трудно определить, легче догадаться. Но вас ещё раз прошу, не беспокойтесь. Училище, очевидно, не придётся кончить, но это неважно теперь. На этом кончаю. Недавно проезжал через ст. Курганную. Пишу из Туапсе. Писем не пишите. Можно будет, то я ещё напишу.
Всё, с приветом ко всем вам, ваш сын Пётр Щербина.»

И в этот же день письмо Артема Рыкова, молодого командира, уверенного в себе, но еще не знающего, что такое война:

«24 июня 1941 г.
Дорогие родители!
Началась война. Мы скоро уедем на фронт защищать родину. Я в чине лейтенанта буду драться по-нашему, по-русски, как уралец. Ведь я работал на "Уралмаше" и буду в первых рядах. Мы прошли за три года очень хорошую военную подготовку. И вы, мама, за меня не беспокойтесь. Не погибну, а вернусь с победой.
Ваш сын Темка Рыков.»

А дальше по страницам книги течет река «Солдатских треугольников со всех фронтов, начиная с 1941 года и до самой Победы. Из них мы узнаем разнообразие полноты солдатской и гражданской жизни на войне. Всю книгу не перескажешь, но хочу обратить внимание на судьбы людей, отраженные в их письмах. Вот фрагмент из раздела «Родная кровь», где собраны письма Вячеслава Всеволодовича Строкова, фронтовика с июня 1941 г. по сентябрь 1945 года:

«8 ноября 1942 г.
Славная девушка Оля!
В землянке топится железка, на столе из снарядного ящика коптит фитилёк, по полу бегают мыши, за окном третий день пурга. В такую погоду не стреляем, нельзя наблюдать за падением снарядов и результатом трудов своих. Сегодня получены газеты. Прочитал я их, и захотелось мне написать вам ласковое письмо. Так иногда нахлынут воспоминания детства, хочется с кем-то поделиться своим настроением, вот я и решил писать вам, незнакомой мне девушке из Куйбышева.
Я не тот, кому адресовалось ваше письмо, напечатанное в газете. Кровь ваша, возможно… <нрзбр…> потерявшего свою в бою, и я за него вам благодарен, словно как бы и за себя. Мне дважды самому вливалась чужая кровь. Можно ли её назвать чужой? Едва ли! Когда ощущаешь прилив жизни после моментов полуобморочного состояния и чувствуешь веяние воздуха, холодность его при дыхании, чувствуешь боль в перебитых ногах (меня что-то всё по ногам лупили), то с нескрываемой благодарностью переносишься в мыслях к тому, кто дал эту кровь для восстановления жизни, и этот человек для тебя – самый близкий, самый родной! Я не знаю, чья кровь вливалась мне врачами, но благодарен я и моему кровному брату (или сестре), и всем другим, в том числе и вам.
Когда оторван от близких своих, а зачастую и не знаешь, живы ли они и где они находятся, то всё хорошее и ласковое, что приходит нам на фронт, встречает всегда хороший же и отклик. Когда я читал моим бойцам ваше письмо, меня спросили, не сестра ли вы мне! И я, не задумываясь, ответил: «Да! Сестра!» Так вот, сестренка, приобрели вы и брата, кто знает, может быть, и попадёт ваша кровь мне, война то продолжается.
Простите, если письмо мое вам чем-либо не понравится, я, поверьте, не хочу вас ни обидеть, ни задеть. Всему виною ваша фамилия, ибо я тоже Строков. Если хотите, пишите! Мой адрес: 236-я полевая почта, часть 858. В.В. Строкову…»

Переписка Вячеслава и Оли продолжалась до конца войны, до самой Победы, а любовь до конца жизни… И таких судеб было немало.

На войне, понятно, всяко бывало. И не только на фронте. Тяжко было и тем, кто оставался в тылу, а иногда и совсем горько, о чем пишет З.М., на фронт Иосифу Марченко:

«Апрель 1943 г.
Мой дорогой Иосиф!
Не знаю, где и при каких обстоятельствах найдёт тебя моё письмо. Пишу всё, как есть, ничего не утаивая. Обманывать, ты же знаешь, я никогда не умела. Со мной стряслась непоправимая беда.
Я потеряла руки и ноги. Горько и обидно остаться в 23 года инвалидом... Видимо, моя песенка спета. Будь свободным, родной. Поступай, как сочтёшь удобным для себя. Не могу, не имею права стать преградой на твоём пути. Устраивай свою жизнь. Прощай...»

Но в большинстве своем, находясь в невыносимых условиях, в письмах на фронт родные старались приободрить своих близких. Из блокадного Ленинграда, за два дня до своей голодной смерти, Вера Алексеевна Вечерская писала сыну Павлу 6 июня 1943 года:
«Только вчера послала тебе, мой мальчик, письмо. А сегодня вечером пишу снова. Знаешь, Пашенька, я давно хотела написать тебе РАДОСТНОЕ письмо. Думала, что так и не смогу. Смерть папы, бабушки, Валечки. Каза­лось, ничего в жизни не обрадует меня, кроме встречи с тобой.
А сегодня был день чудес, радостных, нежданных.
Поверишь, я была на праздновании дня рождения Пушкина! Музей был закрыт с начала войны... И вдруг получаю розовенький листочек – приглашение в музей!
Пришло восемь человек из близлежащих домов. Выступали Вс. Вишневский, В. Инбер и Николай Тихонов. С какой пронзающей душу верой Вишневский сказал: «Голод уйдёт! Поверьте: мы победим!» В. Инбер читала «Памяти Пушкина». На бюсте Пушкина был венок, настоящий, из живых цветов. А я вспоминала, как малышом ты потерялся в музее, и я с трудом отыскала тебя у этого самого бюста. Ты тогда сказал: «Я с каменным дядей гулял!» Помнишь? Знаешь, сынок, нас было восемь человек. Всего. Но мы были в центре Вечности... И Бессмертия. Жизнь будет! Она бесконечна.
Дом Пушкина не пострадал. Бомба упала в Мойку и не взорвалась! Есть в мире места неприкасаемые, хранимые свыше!
Я, Пашенька, пока не очень хорошо хожу (только не волнуйся – ничего серьезного), а из дома Пушкина пошла (первый раз) на Стрелку. Силы появились! А день какой сегодня чудесный! Солнце! Нежная зелень деревьев! Ах, какое чудо! Ты не представляешь, Румянцевский садик разбили на квадратики... под огороды! А на набережной разрыхлили газон для ЦВЕТОВ!
Милый, меня так взволновал запах парной земли... Я целыми пригоршнями подносила её к лицу и до головокружения вдыхала её запах – запах жизни!
Господи, скоро я увижу ЦВЕТЫ! Павлик! Какие у нас ЛЮДИ! Город, в котором сажают в блокаду цветы, победить нельзя!
Вернулась домой. Зашла Зинаида Васильевна. Рассказала, что весь персонал их детского дома собрался, чтобы посмотреть драку двух мальчуганов. Представляешь, они ДРАЛИСЬ! Женщины плакали от счастья. Дети молча лежали, только с трудом начали вставать. И вдруг... ДЕРУТСЯ! И не из-за еды! А свои мальчишеские отношения выясняют. Ожил маленький народ! Победа! Ещё какая победа!
Вечером у меня стала кружиться голова. Тетя Дуся (бывшая лифтёрша – помнишь её?) говорит: «От слабости, Лексевна, поди, долго не протянешь».

Павел дожил до радости Победы. Дожила и Феня, чья фотография представлена в книге с дарственной надписью матери на обороте:
«Немецкая память. В лагере, где мы сидели с этой девушкой в заключении. Где мы договорились убегать с этого лагеря. Андрей фотографировал, мы и сами не видели, когда он фото зробив, то мы после смеялись, если бы кто другой видел из немецких полицаев, то нам бы резины дали...
Маме фото для сохранения. Это память моя на всё моё время, пока я жива буду.
Дочь Феня и подруга Шура.
23 октября 1946 г.»

Таким и другим фотографиям наших защитников посвящен многостраничный раздел «Лицо Победы». Да, какие лица! Да, даже не лица, а светлые лики фронтовой молодости страны. В условиях суровой действительности они сумели выстоять и победить. О том, «какие это были дни», надо обязательно прочесть хотя бы этот фрагмент рассказа «Сами себе были командиры...» Анны Борисовны Мазохиной, брянской партизанки с 1942 года:

«1941 г.
22 июня 41 года началась война. Отец ушёл на фронт воевать с фашистами. У моей матери осталось семеро детей. Самому маленькому, Дмитрию, было шесть месяцев. Он родился в 41-м году.
Двое старших ушли в партизаны, все бежали от страха в лес, потому что немцы угоняли молодёжь в Германию. Они к нам в Брянщину пришли где-то в конце июля. Белоруссию они быстро прошли и у нас оказались.

1942 г.
В июле 42-го года было жарко. Когда они заехали к нам в село на мотоциклах, в чёрных робах с крестами, такие страшные, злые, хватали молодёжь, издевались, особенно над девчатами. Потом стали выгонять всех из домов.
Дома были с деревянными крышами или соломенными. Они стреляли трассирующими пулями, крыши загорались.
Нас погнали на край села. Село было большое – три колхоза: Кирова, Подлесный и Восточный, в общем, где-то шестьсот домов. Когда нас пригнали на край села, дома горели. Там, где была школа ШКМ, посадили всех на колени, обставили фотоаппаратами и пулемётами, в общем, они так расстреливали сёла, посёлки и посылали все отчёты Гитлеру, что расстреляли столько партизан, а на самом деле это были дети, старики.
Когда нам стало страшно, что сейчас расстреляют, я закричала маме:
– Держи дальше Митю грудного, а то нас убьют, а он будет ползать по нам.
Ну, мы тут, трое девчонок, решили бежать в лес. Лес был близко, молодой сосняк, где-то метрах в пятистах, и мы рванули. Мама плакала:
– Куда ж вы, вас побьют сейчас немцы!
Ну, когда мы побежали, мама уже рассказывала потом, по нам стреляли. Но я очень быстро бегала, меня и пуля не догнала. Я пробежала молодняк, вброд перешла реку, она неглубокая, где надо проходить, я знала, а плавать я не умела.
Когда прибежала в большой лес, там были партизаны. Один стоял с биноклем, кричал: «Девочка!» Схватили меня, спрашивают: «Что в селе?» Я им не могла сразу ничего сказать, заморилась, испугалась...»

***
Немало  писем молодежь собрала, где не сохранилось ни даты, ни почтового штампа, ни автора... В книге их поставили особняком, в отдельную главу под названием «От героев былых времён не осталось порой имён...» Как и в сорок первом, так и сорок третьем, сорок четвертом, пусть пока безвестные, солдаты не сомневались в Победе. 

«Автор неизвестен.
1 февраля 1943 г.
Здравствуй, дорогой Леник!
Ты чувствуешь, что скоро-скоро наша доблестная Красная армия освободит наши родные края от гитлеровских мерзавцев, и мы с тобой будем иметь возможность через 5-10 дней узнать о судьбе своих родных. Ты знаешь из сводной информации, что, вероятно, наши уже слышат гул орудий и звуки <…нрзб...> наших воинов, громящих без оглядки бегущих фашистов. Они чувствуют час освобождения, лживая агитация немецкой пропаганды уже не в состоянии скрыть факты. Враг разгромлен, как никогда, и бежит, как бешеная собака, с родных полей Дона и Кубани. Мы снова будем счастливы. Мои дела улучшаются, рука хотя медленно, но заживает, в феврале из госпиталя выпишусь. <…> 
Будь здоров, до скорой встречи со мной и родиной. Целую, твой отец».

* * *
Автор неизвестен.
«25 августа 1945 г.
ДВК [Дальневосточный край], гор. Благовещенск.
Здравствуйте, дорогие родители, папа, мама и сестрица Ниночка!
Спешим передать вам наши низкие поклоны до самой сырой земли и крепко-крепко целуем хотя бы заочно, но чистосердечно, и Ниночке горячий сердечный привет, пожелать всего наилучшего и сообщить о себе.
Извините, что так долго не писали вам, всё так быстро изменяется, из Семипалатинска меня перевели в Павлодар, я вам писал, а теперь из Павлодара нашу часть перевели на ДВК, и попали мы на Восток близ Благовещенска, доехали благополучно, чувствуем себя хорошо.
С 15 по 22.8.45 г. я был в Маньчжурии по спецзаданию командования, поработать пришлось многовато. Клава оставалась одна, обстановка каждый день менялась, и мы решили не писать, чтобы вы меньше беспокоились. 22.8. я возвратился в Благовещенск и сегодня в гостях у Клавы, живёт она хорошо, я её обеспечил, хозяйка хорошая, теперь, наверное, будем вместе, ждём сына или дочь, так что в гости приедем к вам с внучком, а приедем теперь скоро.
Находимся пока в Благовещенске, но видно, будем недолго, куда дальше – пока неизвестно.
Ещё одна радость – с Японией война закончена, теперь народы нашей Родины начнут снова строить свою счастливую зажиточную жизнь.
Пожелаем и вам всего наилучшего в вашей жизни и здоровье.
Пока всё. Пишите больше о себе, адрес пока неизвестен, сообщу телеграммой<...>»

Невозможно пройти мимо последних писем 1945 года, писем тех, кто дошел до Победы, но не вернулся из последнего боя зимой весной и летом…

***
Георгий Божко умер от ран 30 января 1945 г., и похоронен на общем кладбище с. Эльгут (Германия).

30 января 1945 г.
Расставанье
Итак, прощай, моя дорогая, и мы с тобой расстались навсегда, навеки как два стальных кольца. А в сердце бродит призрак тёмный и вы­зывает боли без конца.
Забыть тебя, забыть минуты счастья, забыть весь мир; не можешь ты понять, как болен я, как мучаюсь я, как хочется мне плакать и рыдать. Но ты осталась одна и далеко. Не покидай моих деток расти и утешай.
Да, я ушёл холодно и далеко, окутав сердце покровом льда. Не покидай меня, мне бесконеч­но жутко, пусть мне покажется, что ты ещё моя. Часто-часто бывало, как наступит вечер, и на траву опустится роса, думал и мечтал о наших встречах и о дорогих твоих глазах. Кажется, они чудесно мне сияют, и как их взор манит меня к тебе, и о том, что встретиться сейчас не можем, но и письмами. Прости навсегда.
Первый поднявший блокнот, напиши: На­стеньке. Божко Жорж 3.
[В конце письма приписка]:
Вот я и пишу вам его заветы. [Подпись не­разборчива ]

***

«Автор неизвестен. Письмо адресовано Е.П. Гогидзе в редакцию газеты «Колхозный ударник», в cт. Приморско-Ахтарскую Краснодарского края.

12 июня 1945 г.
Катюша! Здравствуй, родная! Кажется, что уже целую вечность не получаю от тебя писем. У тебя, наверно, за это время скопилось столько новостей, что в одном письме всё не расскажешь. Так ведь, Катюша? Получила ли ты моё первое письмо? Если бы ты знала, как хочется сейчас получить хотя бы от кого-нибудь письмо, не говорю уже от тебя. Пиши, Катюша, обо всём, что было с тобою за это время. Я сейчас нахожусь опять в Польше. Вчера перешли границу и двигаемся ближе к дому. Живу хорошо. Думаю скоро попасть на гражданку. Как только остановимся на месте, так буду просить комиссию, и тогда <...> В общем, должен скоро увидеть тебя. Ну, вот пока и всё. Жду ответа очень-очень.
Крепко целую, твой Владимир».

* * *

Письмо о гибели Семёна Григорьевича Высоцкого, написанное его сослуживцем.

«15 июля 1945 г.
Привет незнакомой фамилии Высоцких от незнакомого вам бойца Ивана Трофимовича. В первых словах своего письма разрешите вам сообщить по просьбе вашего сына Семёна Григорьевича, когда он умирал, то просил меня. «Ваня, – говорил, – конечно, я думаю, что мои родители про меня не забудут, будут писать мне письма, то будь добр, напиши моей маме и папе, что я убит». И вот я решил написать вам ответ на это письмо, что он погиб за родину в апреле, числа точно не помню.
Когда получите это письмо, напишите мне, чтобы я знал, что вы получили моё сообщение.
Незнакомый вам боец Ваня. Жду ответа».

***

Игорь Волошко окончил артиллерийскую спецшколу, затем Севастопольское училище зенитной артиллерии. На фронте с декабря 1944 г. Погиб 13 марта 1945 г. в Польше.

«4 марта 1945 г.
Здравствуй, дорогая мама! Вчера был радостный для меня день, получил твое письмо. Сейчас я на фронте. С училища мы все были направлены сюда. Сейчас я часто встречаюсь с некоторыми ребятами. Пишу в землянке, а живем чаще всего в шалашах, в палатках. Всё время движемся вперёд. Был я в Восточной Пруссии, там били немцев, а сейчас пока в Польше. Живу хорошо. Погода стоит то теплая, то маленький мороз. За меня не беспокойся. По возможности буду писать почаще. Мама, если долго не будешь получать, не волнуйся. Значит, я в пути. Ведь тут как приехал, окопался, постоял несколько часов или переспал – и дальше. А потом, почта часто не успевает за нами. Мама, тебе нужна бумага? Могу выслать.
Ну, кончаю. Жорину фотокарточку высылаю. Жду писем. Целую крепко-крепко. Любящий тебя Игорь. Привет Руденко и др. Письмо твоё получил за 5.02.1945 г.»

О гибели Игоря матери сообщили товарищи:

«13 марта 1945 года ваш сын при выполнении боевого задания, идя в разведку, попал под огонь противника и пал смертью храбрых, до конца преданный своему народу и своей Советской Родине. В лице вашего сына мы потеряли лучшего товарища, отличавшегося своим спокойствием и решимостью биться с врагами за счастливое будущее своего народа…»

***

Всего, действительно не пересказать, а так хотелось коснуться еще глав из книги "Дорогой товарищ председатель..." и "Земля вздымалась и горела..." Иосифа  Мадовского, "Мы с Павкой Корчагиным в бой ходим..." Марии Педенко и "Здравствуй, дорогая моя Галочка!..." В.П. Тыщенко, "Дорогая Наташа!..." Н.Е. Бурной (Овчаровой)... Это даже не главы, а повести военных лет внутри огромного эпического полотна.
А завершить дискурс по страницам жизни героев четвертой книги «Письма с фронта» хочу стихотворением ленинградского поэта Николая Рачкова «Еще раз о Великой Победе»:

А он для нас есть праздник самый главный
От южных и до северных широт.
Но кто-то на салют Победы славной
Презрительно кривит в усмешке рот.

«Спасли Европу?  Вы в своем уме ли?...»
И пишут, и кричат наперебой,
Что воевать как надо не умели.
Не так дрались. Не так ходили в бой.

Не так умели утеплять землянки
И наступать из логова болот.
Зачем, зачем бросались мы под танки
И всею грудью падали на дот?

Никак не переварят нашу славу,

Вбивают в наш салют за клином клин.
Зачем не сразу взяли мы Варшаву?
Зачем поторопились взять Берлин?

Да можно ль перечислить поименно
Всех, кто легли под братские холмы?!
А мы целуем красные знамена.
Враг был сильней.
Но победили мы!

Победили мы! Поклон и память! Спасибо всем, кто прислал эти письма, спасибо Татьяне Васильевской и её издательству «Книга», спасибо Краснодару и всем, кто поддержал и ведёт эту святую книгу в жизнь. Будем верны этим письмам, их духу, будем собирать их со всей страны, в них и есть великая правда о войне для будущих поколений и для нас сегодня. 

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную