Татьяна Вячеславовна Крыгина

Крыгина Татьяна Вячеславна родилась 27 января 1964 г. в посёлке им. Карла Либкнехта в Льговском (ныне Курчатовском) районе. В 1979г. окончила Пенскую школу №2. Училась в Харьковском медицинском училище. Работала медсестрой в детской неврологической больнице №5 г. Харькова. Вернулась в родные края, вышла замуж и родила двоих детей. По разным причинам пришлось сменить несколько работ. Работала воспитателем, художником, диспетчером, сторожем, кочегаром, гончаром, охранником Курской атомной станции. Стихи пишет с детства. Неоднократно печаталась в местной прессе и международных альманахах: «Междуречье», «Славянские колокола». Издала две книги стихов.

СУТЬ ТВОРЧЕСТВА
Мы не сами,
     не сами,
              не сами -
По великой задумке чужой,
Смотрим в Небо такими глазами,
Крепко спаянными с душой.

Мы не сами,
     не сами,
              не сами -
Открывая значения фраз,
Наполняем эфир голосами,
По наитью внедрёнными в нас.

Лишь постигнув
        законы нетленья,
Не злопамятные до битья,
Каждым малым своим со-твореньем
Прославляем итог бытия.

НЕОБХОДИМАЯ НЕНАДОБНОСТЬ
                              Многотысячной армии
                              российских поэтов.
Разбросаны,
            разрознены,
Песчинками – по простыне.
По плоскости развеяны
Демократичным временем,
В своём рывке ускоренном
Потеряно которое.
Пищат песчинки точечно,
В движеньи –
            хаотичные,
В районках – по две строчечки,
Куда уж там –
                в столичные?
В самих себя закопаны,
Крупицы ищут с отблеском.
Их башмаки истоптаны,
Там, где они, -
            нет Сотбисов.
В глуби – поближе к истине
Страшны шурфы копейные…
Неврозы лечат искренне
Всё теми же портвейнами.
- Куда ж ты, Русь?
            За Штатами?
Трясёт в двуколке Гоголя…
Язык богаче матами,
А мы – такие ж голые.
Песчинки колят в простыне,
Уснуть на них –
            немыслимо.
Поэты – мы!
            Не просто мы
По всей Руси прописаны!

ЯВЛЕНИЕ СЛОВА
 (глухонемая, беременная, на кухне)
Прорубленное -
            на стенах и в свитках,
Поруганное до неузнаваемости,
Зовущее,
       разящее,
            избитое...
О нём молю тебя,
            как о великой малости.
О милости (не будь жесток!).
                        О смелости -
Убей же, наконец,
            и стань молчальником!
Не петь,
        не сметь,
            иметь черту оседлости,
Копить,
        кормить,
            владеть цепом и пральником.
О сокровенном,
            как печать владычества,
Забыть, уйти в поля
            и там вполголоса
Родить, по-бабьи тонко,
            плод язычества
Голубоглазого и светла волоса.
Покуда слаб -
                  недрёманно спасать,
Его, что спит,
            от всех свечой открещеный.
Про краткий ум забыв,
                  вначале написать
И произнесть навек
            устами смертной женщины.

* * *
Лик спасительный освечу –
Я о ней в тишине молчу.

Когда угли в печи ворошу –
Я дыханьем её дышу.

Птичьим клёкотом по весне
Бьётся сердце её во мне.

Словно таинство древних книг,
Мне дарован её язык.

Им рифмую в душе следы –
Знаки каждой её беды.

И весенней водой – в жнивьё,
Я однажды уйду в неё.

 

ОТЧИЗНЕ
        "Быть героем - значит одновременно
         идти навстречу своему величайшему
         страданию и своей великой надежде."
                                                      Фридрих Ницше
Дымы

Дым… В слове том
            душе так сладко,
Спокойно, как ни в чём другом.
Он миру – сфинксова загадка.
Дым – дух – душа…
            О ней, о нём!
Дым – дом...
            Печные тянут трубы
До неба долгие холсты,
Когда морозом студит губы
И звёзды близкие чисты.
Так пахнет тёплое жилище,
Где хлеб пекут, где ценят свет,
Где на душе теплей и чище,
Когда других соблазнов нет.
Сгорит, как Масленица, гулко
Последний зимний день.
                       И с ним
До самых дальних закоулков
Прольётся вместе с песней дым.
Весь пьян и весел, как работник,
Что, кинув в чарку
                  звонкий грош,
Назавтра вспомнит, что
                  он – плотник,
И до любого дела гож.
Займётся в нём пожаром ярким
Дворовый прошлогодний сор,
Всё то, что было как-то жалко,
Да не сгодилось до сих пор.
В тот дым, как
            в войлочную мякоть,
Запросят белые сады
От холодов последних спрятать
Не зарождённые плоды.
В том суть глуби его начальной:
Давая жизнь, знать наперёд
Про день и час, и миг прощальный,
Идущий с радостью в черёд...
Потянет дух осеннепряный
С костров картофельной ботвы,
Что заплетается с туманом,
И кроет сельские дворы…
Его то рвёт клоками оземь,
То гонит в отдалённый скирд…
Мне всех любимей тот, что осень,
Сгорая золотом, дарит.
Всех трав,
            всех корешков и веток,
Что гнулись, зрели и плелись
С весны по огненное лето
И вот свою свершили жизнь.
Как что-то, что вполне законно,
Не преждевременно, не вскользь,
Что бушевало с перезвоном,
Что, как судьба, переплелось,
Что отыграло – отшумело…
Великой пьесы – эпилог:
Огонь своё свершает дело,
Всему, что тленно, есть итог.
Потом, потом
            всё будет снова,
Но где-то там, в глуби моей,
Рождается такое слово,
Других осенней
                 и больней.
За ним,
            в обход путей расхожих,
Что – духу
            злата вес и вкус?
В дымах,
            с душою русской схожих,
Авось,
            с судьбой не разминусь.

Торжище

Идёт с молотка красота.
Килограммами,
        сантиметрами,
            россыпью...
Что с того, что она сыта? -
Просто стала
            более товарной особью.
К Меркурию с нежностями -
                      не суйся,
Оценена от пят и до шеи вся.
Если есть что в лице -
                     рисуйся,
Если - в теле, -
            на весы и взвешивайся.
Если есть что продать -
                          рядись,
И выстраивайся в ряды торговые...
- Господин,
            почём нынче жизнь?
- Вам которую?
                 Старую? Новую?
- Нам бы - подержанную,
            с благородной патиной.
- Э-э, да Вы
            в антиквариате сведущи?
- Певицу,
        с трещинками у глаз,
                         в панбархате...
- Не котируется нынче.
                      Следующий!

* * *
Свободы вкусив,
            отдающей затхлою клеткою,
Хоть спьяну, хоть со зла,
                   ты здесь, Поэт, не стой,
И Музу нищую свою
            последней девкою
Глупцам не продавай за золотой.

Уже есть ложь - слова.
                         И первый шаг
Свершён, чтоб тишины приблизить крах.
А тайную надежду кто лелеет,
То малое сберечь, что заимеет,
Тот будет посрамлён, клянусь, стократ...
И в чистоту любви стекает яд
Из зависти радетелей и нищих...
Нас продают друзья, которых ищем,
Чтоб душу отворить, когда полна
Избытком чувств, как доброго вина.
Всё тщетно, всё проходит...
                        Что ж, негоже
Надеяться на тех, кто всех дороже?
С тем хлеб не преломлять,
                         кто прячет лесть?
Не умирать за преданность и честь?
Но жизнь пою, какая так не вечна,
Наивна, не мудра и человечна!
Когда меж дружбой и враждой -
            грань тоньше бритвы,
И ярость истекает из молитвы.
О жизнь! Как ты обильна!
                       Грех и святость
Тебя взбивают в гибельную сладость.
Глоток её отпив, оплатишь кровью
За праздник упоения любовью.
О смерть, как ты убийственно кратка!
Хлебни пред нею
                сразу два
                             глотка.

* * *
Утешенья - на грош
                  у плохого вина,
У неверного друга  - такая ж цена.
Переполнено сердце старинного друга,
Будто чаша. Ей нет ни цены и ни дна.

ИЗДЕРЖКИ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Куда там Везувию,
            испепелившему город?! -
Разум зашкаливает извержением.
SOS!!! Утолите информационный голод -
Жажду звука с изображением.
Светопульсирующий циклоп пленил
Ново-Ясона,
            странствующего диванно.
Какой там Мюссе, Дали и Дени?!
Зюйд-Зюйд-Ост,
            конечная - Нирвана!
О, мегаполисная аритмия чувств!
Застыть бы тебе
                   с неподвижностью архитектуры,
Вглядываясь
                  в пурпурный гогеновский куст,
Вслушиваясь
                в пространственный вой Арктура.
Раковина моллюска засорена
Звуками
            диапазонов разночастотных.
SOS!!! Адреналиновая волна
Сродни цунами в умах кислотных,
Что пустоту заполняют призраками:
Голубыми,
            коричневыми,
                        бледнозелёными.
О, Вы, разделённые
            всякими признаками,
О ,Вы, - усечённые,
            обиженные,
                        обделённые,
Миру то - что? -
            он не такое выдерживал.
Сотня Помпей, словно тля,
                     им однажды раздавлена.
Третий свой путь
            непременно зовите "Надеждою" -
Есть - де, ошибка
                 в расчётах у дядюшки Дарвина.

ТРИ ЗАРИ
Их было три, прекрасных, у меня…
Та, первая, - красавица Далила,
Вся, как пожар, безжалостно горя,
То, что допрежь неё, - дотла спалила.
Резвилась так, -
                аж сердце била дрожь,
Ещё немного – чтоб со мною стало?
Но, наигравшись,
                мой последний грош
На ятаган разбойничий сменяла,
И понеслась к другим во весь опор,
Выстукивая и погаснув где-то…
А я лежал, сражённый, до тех пор,
Покуда не взошло и сгасло лето.
И вдруг… руки прохлада на висках!
Готовый вновь и в полымя
                       и в бездну,
- Аврора! – заплутавшись в волосах,
Шептал я ей: О, без тебя, - исчезну!
Она была той, первой, - не чета,
Жгла жизнь мою со царственною ленью.
А я, забыв, - предъявятся счета,
Любил её роскошное горенье.
Завистливы богини по ноябрь…
Когда уж пуст и беден день холодный,
Последнюю собравши киноварь,
Я перенёс царицу на полотна.
Уединённо жил и чуть дыша,
Когда почти забыл, что я – опальный,
Она вошла! Как первая, - свежа,
И, как вторая, - царственно печальна.
Сто раз вдохнувши синеву огня,
(Свеча лишь озаряла снег и ветки)
Я чувствовал – последняя моя,
Фелиция,
                останься же навеки!

ЖЕНЩИНА В ОКТЯБРЕ
Катится слезинкой одиноко
Грусть по запотевшему стеклу.
Осень, что ни выдоха, ни вдоха,
В сердце мне наладила стрелу.
Клин утиный шелестел прощально,
Я ему ответить не могла.
За сердце держась, пообещала,
Что дожить сумею до тепла.
Как оставить землю без усилья,
Взгляд прощальный бросить на жильё?!

Шелестят оснеженные крылья -
На морозе стылое бельё...

КОТУ ТИТОВЫХ
Полуденным теплом
                         по краю оторочен,
Алеет вечер в неба вышине.
Весь этот свет,
                он так, боюсь, непрочен -
Утешь меня, печалься обо мне...
Недвижны очи мудреца - скитальца,
Прибившегося ко двору,
И отзвук слышен
                варварского танца
В том нескончаемом: "Ур-р-ру…"
Ещё страшит
                души печальной бездна,
Что ищет утешения в речах...
- О чём ты всё молчишь,
                        мой друг любезный?
- Подкинь-ка дров в огонь,
                                          потух очаг.
- Ты лучше сказку спой мне.
                                - Хочешь - слушай:
Впотьмах летают призраки и сны,
Тревожат неприкаянные души -
Смотря в меня, вещают две Луны:
Жил - был король,
                войной объят и славой,
Лицом велик и мудростью в делах.
Одна Звезда
                (среди  придворных справа)
В полон его могущество взяла.
- Постой - постой, а как же королева?  -
Владея всем, не имает любви?
- Вот тот, смотри,
                что возле трона слева,
Он был Поэт и пел ей до зари.
Тут Луны погасил мудрец-молчальник
На ложе из гвоздей и рысьих шкур...

У этой сказки был конец печальный,
Но ты его забыл.
                Всё "мур" да "мур"...

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную