|
* * *
Вы хотели жизни? Вот она.
И не возмущайтесь: «Где страна?»
Вы хотели Бога? Вот и Он.
И не вопрошайте: «Где закон?»
Над разливом полноводных рек,
Где стоит отважный человек,
Радуга двойная разлилась –
В ней страна, закон. Меж ними – власть.
* * *
Владимиру Мисюку
Если б только стужа!
Если б только ночь!
Если б только ужас
Гнал вперёд и прочь!
Вязли бездорожьем.
Но слова нашли,
Что цветов моложе
И теплей земли.
* * *
По тульским улицам идти
И чувствовать – дух по соседству:
Здесь – власть, как воробей в горсти,
Здесь – крест, врученный по наследству,
Здесь – оружейников земля,
Здесь – воздух тяжелей металла,
Здесь – ровными стоят поля.
…Их нежность ко врагу сровняла.
* * *
Мы знаем, как земля цветёт.
В начале – кровь и пот,
И окаянная мечта
Смыкают ей уста.
Беззвёздно, пусто всё кругом.
Лишь в отдаленье – гром.
Да! Воздух начинает петь
Про жизнь, любовь и смерть.
Недвижны небеса. И мрак
Последний скрыл маяк.
Поэзии прощальный слог
У плит гранитных лёг.
Прочь, жалость! Человек встаёт.
И страсть его поёт.
И кровь, и пот – его мечта
От века не пуста.
* * *
Поднимаю забвенное знамя поэта.
Ветер! Ветер! – зову на все стороны света. –
Поднимайся! Лети! Взвей победное знамя,
Чтоб дыханье его трепетало над нами.
Чтоб над всею землёй,
Над бескрайностью крова,
Полыхало огнём
Знамя вещего слова.
* * *
Любовь – это русский ветер,
Срывающий душу в лёт.
Любовь – это свет во свете,
Когда его тьма гнетёт.
От века любви страницы
Кровью написаны все.
Любовь сметает границы
По дороге к весне.
Любовь никого не обманет –
Только доверься ей.
Любовь никогда не престанет
Волей святой своей.
* * *
Ш.
Священной ночи пробужденье
Скорбит, но чувствует душа.
И разум станет – помраченье,
И сердце смолкнет – не дыша.
И горизонт взлетит – пожаром,
Когда влюблённых веселя,
Небесным даром, чудным даром
Задышат русские поля.
ПАМЯТИ МОЕГО ДЯДИ
«Ваш сын красноармеец Лукин Николай Александрович,
1923 г.р., уроженец Воронежской обл., с. Грязи,
находясь на фронте, пропал без вести 15 февраля 1942 г.
при выполнении спецзадания по разведке.
Штаб 849 артиллерийского полка. 8 мая 1942 г.»
Из похоронки.
Ленинградский фронт.
Красноармеец Николай Лукин
Шёл по войне, не замечая мин.
«Что нам война!» – друзьям он говорил.
И спирт водой ни в жизнь не разводил.
«Вот Волхов, – говорил, – вот Шлиссельбург.
За Ленинград их бьём, за Петербург».
А после оборачивал свой взгляд
В ту сторону, где отчий дом и сад,
Где мать с отцом да младших – братьев пять
И четверо сестёр – родная рать!
Глаза его влажнели на ветру.
«Нет, – он шептал. – Так просто не умру!»
И в боевых товарищах своих
Дух поднимал, читая древний стих
Про Куликовский бой, Бородино,
Про битвы, в сердце певшие давно.
И впереди немецкий наглый враг
Бойцам казался обращённым в прах.
Когда Лукин в разведку уходил,
На Сретенье пух снежный повалил.
Со Сретенья рукой подать – весна.
Весна – кругом. Была ли ты, война?
Восьмого мая в штабе артполка
Над похоронкой пели все века –
Красноармеец Николай Лукин
Стал в русском небе вечный русский сын.
* * *
А.
От порога – родные ухабы.
Впереди – мировая Луна.
Сотрясает небо Каабы
Золотая твоя струна.
И вкруг Солнца парит неземное.
Говорят: «Это просто слова».
Отчего же тогда в знойном зное
Птица вещая вечно жива?
И откуда такая сила?
Сила – вот она: деньги да власть…
Но она в оны дни молила –
И завеса разорвалась.
Тьма всё гуще.
Полет всё выше.
Но с неведомой высоты
Птица вещая тех, кто слышит,
Узнаёт, окликая на «ты».
* * *
Ещё тревожит девятнадцатый,
Ещё кипит в крови двадцатый,
Ещё поют в Кремле семнадцатый,
Но двадцать первый – час расплаты.
Домов нестройные строения,
Дворов глухие очертания,
И жителей полночных пение –
Всё растворится в расставаниях.
И белым, словно вздох, поднимется,
Навеки покидая землю,
И зарыдает, что отнимется
Всё, что на небе не приемлют.
* * *
Вместо нас останутся слова.
Чья-то наклонится голова
Над стихами нашими.
И вдруг
Огненный возринет в Небе круг.
Прочь, сомненья! Дальше от Земли!
Дни тысячелетья отцвели.
Ясно, вольно и бело вокруг –
Жги сердца новорожденный звук!
ИМПЕРИЯ
Обречено. Обречено на слом –
И я, и ты, и вы, и сад, и дом.
Советский сад и русский дом при нём
Обречены на слом и на подъём.
Не будем колдовать и ворожить,
Не будем пыль забвенья ворошить.
А будем строить дом и сад сажать –
Чтоб с Богом жить и в Боге умирать.
НА ПОСЕЩЕНИЕ ВОРОНЕЖА
Что ты ищешь, Кувакин, на кладбище грёз,
Там, где только осколки бессмертных лучей?
Но остался, Воронеж, последний вопрос:
Что же делать поэту среди не людей?
Он способен их души, как лёд, растопить,
Он способен их злобное сердце унять.
Но не может, как зверя, несчастного бить,
И не может в глаза безответному лгать.
Выходящим из мрака скрываться во мрак?
Или так же пытать, как пытают они?
Впрочем, столько вопросов, как будто я – враг,
И идут в никуда я, они, эти дни.
Да, мы всё же – враги. Это именно так.
Нам ничто не мешает друг друга убить –
Жизнь – копейка, случайность, советский пятак…
Только голос небесный командует: «Жить!»
КРАСНЫЙ СОЛОВЕЙ
О судьбе Советского Союза,
О любви и гордости своей,
О слепых товарищеских узах
Спой, как прежде, красный соловей.
Ты взахлёб, бывало, заливался
О рассветах нежных над Кремлём,
Ты Союзом нерушимым клялся,
Пел, что саду цвесть в краю родном,
Уверял, что человек – хозяин
Необъятной Родины.
И сам
От Москвы до самых до окраин
С песней кочевал то тут, то там.
Пой смелее, милый!
Что же медлишь,
Что нахохлил перья и молчишь?
Что сейчас в уме и в сердце делишь,
Упираясь взглядом в срезы крыш?
Или ты жалеешь, что безумству
Храбрых больше песню не споёшь?
Красный соловей, долой угрюмство!
Бело-сине-красный гимн даёшь!
Ты ведь верил искренне и твердо.
Что же вера твёрдая твоя?
Прочь сомненья, ну-ка громко, гордо:
«Широка, как встарь, страна моя!»
Только мёртвый знает всё о жизни.
Только жизнь без страха смотрит в смерть,
Холодом сковавшей лик Отчизны.
Красный соловей,
куда лететь?
РУССКОЕ
(после бури)
Ни слов. Ни лиц. Ни мыслей. Город спит.
И только он хлопочет на помойке.
Под нос бормочет что-то – говорит
С вещами, жившими до перестройки.
Над ним войною небеса гудят,
Вокруг шумит, шумит трава иная,
Вокруг его знакомцы мёртво спят.
А он, наивный, ищет, ищет рая.
* * *
Поэзия – господне ремесло.
Тщись, лезь из кожи, тайнодействуй –
не угадать, откуда принесло
строфу вот эту, рифмы эти. Шествуй
вгрызайся в тайну дальше, раскали
страсть добела и силой опали
все зримое.
И что же видишь ты?
Край обожжённый вечной пустоты.
| НИЖНИЙ НОВГОРОД
Если вслушаться в Нижний, услышишь герань,
Что рыдает в окне деревянного дома.
Громко сказано – дома! Какая-то дрянь,
Так, дрова. Впрочем, шифер вверху, – не солома.
Этот плач – из-под копоти труб заводских.
Он о том, что уже отцвело безвозвратно,
Об ушедших в ничто легких судьбах людских,
И о том, что сегодняшним дням непонятно.
И шаляпинский голос герани вослед
Всё о том же твердит городам и столицам,
Что для счастья поволжского брезжил рассвет,
Да забыло оно на восток помолиться.
И Челкаш пробудился под горьковский смех,
Отряхнул свои путы и двинул в дорогу –
Где тут Бог? Кто тут царь? А долой-ка их всех!
И товарищей свистнул себе на подмогу.
Нижний! Китеж! Сиял ты на Волге царём.
И герань пела песни тебе золотые.
«Всё на слом! Всё на слом! Всё на слом! Всё на слом!» –
Загудели с Откоса утробы пустые.
И глуша святотатство разбойным вином,
Погрузился во тьму бессловесную город.
Только сном, беспробудным, беспамятным сном,
Утоляя духовный сжигающий голод.
…Ты проснёшься. И вспомнишь – спасения нет,
Кроме воли Господней!
Ну что ж, на колени!
Нижний Новгород, выстрадай, вымоли свет,
Все, проклятьем клеймённые, вымети тени.
* * *
Всемогущий!
Молю, на защиту небес уповая, –
сохрани эту радость земную на множество лет,
эту лёгкость дыханья, в котором от края до края
горизонт оплывает – и брезжит московский рассвет.
Сохрани же, молю, неизбывность, молю, неизбежность
этих неотвратимых, нежданных, непрошенных встреч,
эту намертво вмёрзшую в осень цветущую нежность,
эту танцем кружащую, взрывом грозящую речь.
Сохрани это тело, которому вовсе не больно
предаваться судьбе, от рожденья не знающей слов,
сохрани это сердце, которому дышится вольно
только здесь, в окруженье бескрайних полей и лесов.
Сохрани этот род, от которого ветвь винограда
беззащитно сильна на ветру непогоды земной,
эти древние камни родного престольного града,
что её согревают в бессонницу песней ночной.
Сохрани это море, которое шепчет и плещет
колыбельную песню для той, о которой прошу,
сохрани этот берег солёный, язык этот вещий,
на котором ночами я этой молитвой дышу.
УТРО НА КУЛИКОВОМ ПОЛЕ
Владимиру Кострову
Как соловья ни трави, –
Вечно поёт о любви.
Вечно поёт об одном –
Славит Предвечного дом.
Друг мой! Былые года,
Словно донская вода,
Словно донская печаль,
Канули в самую даль.
«Ты их назад не зови», –
Молят твои соловьи.
Красное утро, гряди!
Сердце живое буди.
Взвей над полями рассвет
Долгих, безоблачных лет.
Сколько блаженств впереди!
Белое солнце, гряди!
Друг мой, душа! Не страшись –
Ясная в ясном явись.
Да, все мосты сожжены,
Да, ни детей, ни жены,
Да, только други вокруг,
Да, только солнечный круг.
Пусть впереди – смертный бой.
Белое солнце – с тобой!
…Здесь, у Непрядвы твоей,
Вечно поёт соловей.
* * *
Россия – поющая пуля.
Всем бедам и страхам назло,
Объятья обманов минуя,
Летит, выпрямляя крыло.
Внизу – только скорбь да измена,
Прямые пути – в перекос.
Вверху – дух сомненья и тлена,
Но выше – победный Христос.
Подземные цели – открыты,
Воздушные цели – близки,
Наземные цели – разбиты,
Пути, что остались – узки.
Над прошлым, повитым туманом,
Над нынешним часом широт,
Над будущим ураганом
Победная песня плывет.
И сколько бы вслед ни звучало
Упреков, проклятий, похвал,
Поющая пуля – начало
Таинственных наших начал.
* * *
Ты уже не школьник, ты – поэт,
мой народ, беду преодолевший,
если: «Счастья не было, и нет», –
говорит язык твой онемевший,
если самоцветный свой кристалл
начал ты оборонять любовью,
если от Источника Начал
причащаться стал Святою Кровью,
если красным призракам сполна
воздаёшь прекрасным равнодушьем,
если понял, что твоя страна
близится к тебе путём воздушным.
Так скорей гони свою печаль
в прошлый день, на кладбище печали!
Ты хранишь в себе такую даль,
где иные исчезают дали.
Ты стоишь у мира на виду,
и ни от кого не ждёшь пощады,
веря непреложно – «Ей, гряду!»
«Ей, гряди!» – зовешь в кольце осады.
И пока стремишься в небеса
до родного вечного порога,
твой покров – святые чудеса,
и легка тебе твоя дорога.
* * *
Здравствуй, песня полей предвоенной равнины:
Петербург – Петроград – Ленинград… Петербург!
Ветер, бивший в лицо, хлещет туго нам в спины, –
Маски прочь! Хоровод собирается в круг.
Бейтесь, бейтесь в гранит, ненасытные волны!
Падай навзничь земля, предававшая свет!
Стройтесь молнии с громом попарно в колонны, –
Дочитайте грядущему Новый Завет.
Кто оплачет зарю, что отпела всех павших?
Чьи сердца не сожжёт солнца луч золотой?
Чью мечту не убьют песни новых восставших?
Чей алтарь защищен неземной красотой?
Исчезает из глаз день, летящий обратно –
Это тысяча лет обращается вспять.
Обращается в день неземной, незакатный, –
Вновь потемки души мировой освещать.
Бейся, бейся в ночи, неразумное сердце,
Прозревая грядущего звука пути.
Это белый рассвет, обратившийся в детство, –
Только в чудо нездешнее веруй – и жди.
…А в России – зима. И плывут бесконечно
За окном в бриллиантах поля и леса.
И Любовь в небесах снег транжирит беспечно,
А Надежда и Вера глядят в небеса.
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Вставай, вставай, обугленное слово!
Я песню радости спою тебе.
Угрюмый жар пожара мирового.
Пылавшего в твоей судьбе,
Погас.
И только ветер гонит пули
По русскому бродвею день за днем,
Да истукан в последнем карауле
Охвачен красным, треснувшим огнём.
Вставай, вставай, измученное слово!
Тебя пытали так, что лишь душа
Одна осталась от всего живого,
Да и у той — ни крова, ни гроша.
Но свет горит.
И на осеннем поле
По золотому чёрное легло.
И в этой непреклонной, вечной воле
Всплеск легкого дыханья твоего.
И праздничное налетает чувство,
Что выздоравливаешь ты,
Что пенья русского веселое искусство
Сорвёт печать сердечной немоты.
И как лесов осеннее цветенье
Рисунком нежным в воздухе сквозит,
Так близкий снег — не снег, а вдохновенье.
Когда с землёю небо говорит.
* * *
…говорить на непонятном,
сладком, русском языке,
плыть до цели – и обратно
по небу, как по реке,
черпать все слова из Слова,
воду жизни – из молитв,
падать, подниматься снова,
новым восставать из битв,
снам не верить, но виденью
поразиться навсегда:
белое стихотворенье
словно полная вода,
и в кругу заздравной чаши,
на пиру заветных слов,
возглашать свое, но наше,
радостью колоколов,
а при встрече века с веком
не клонить своих колен –
оставаться человеком
и под гнетом перемен,
ближнему простить обиды,
всех врагов благословить,
чтоб, теряя мир из вида,
Волю Вышнюю любить.
2000
* * *
Не поднимая глаз,
провинцией столичной
Иди. Смотри. И пой предельные слова,
Смиренные слова о глупом счастье личном,
О том, что дни цветут и вянут как трава.
Пой вечный русский крест – молитву послушанья
Земле и небесам единственной мечты.
Тщету успеха пой и радость упованья –
Ту волю, что с небес для нас диктуешь Ты.
Смотри, как тает лёд под сапогом свободы,
Какие сны несёт поток из-подо льда.
Смотри, как на Восток уходят строем годы,
Как плачет им вослед прощально лебеда.
Смотри, как старый дом светлеет от молитвы,
Как созревает в нём грядущее вино.
Смотри, как меч навис – острее, легче бритвы, –
От плевел мёртвых дел он отделит зерно.
Иди сквозь строй невзгод, утрат, разлук, предательств
Туда, где брезжит свет сквозь узкие врата.
Иди, и не ищи счастливей обстоятельств –
Нет ига веселей несения креста.
Иди! В эпоху звёзд ты редко был собою.
Иди! Родись! И стань на век самим собой.
Иди! Твой путь пролёг небесною рекою.
Не опуская глаз, иди, смотри и пой.
Из новых стихов
Из новых стихов
|
Кувакин Александр Геннадьевич.
Род. 20.06.1960 г.
Постоянный автор газеты «Российский писатель».
Стихи публиковались в журналах, альманахах, антологиях.
Автор книг «Господне ремесло» (1997), «Поющая пуля» (2010). 