Виктор Линник – «Лики времени, знаки судьбы. Люди великой эпохи»
- М.  Вече, 2021. -592 стр.

Почему это случилось? Только ли потому, что веку нынешнему нет дела до трагедий века минувшего?  Что слова Верден и Сомма, Мазовецкие озера и Стоход тревожат слух не более, чем полумифические Троя или Карфаген? Или объяснений следует искать в ином? Слишком густ был рой неудобных  вопросов? Кто и как втягивал Россию в войну? Кто и как всеми силами добивались её поражения, чтобы, в конечном итоге,  столкнуть страну в пропасть Великой смуты? Кто, наконец,  был заинтересован в оскоплённой, примитивной версии событий, предшествовавших катастрофе в историческом бытии России?

А ведь именно с мировой войны  1914-1918 гг., в сущности, и начался ХХ век – век неслыханных перемен, поражающих воображение зверств, наивно-прекрасных надежд на новые начала жизни и бесславного падения во тьму средневековья. Последовавший исход народов и династий, трагическое крушение устоявшегося мира берут свои истоки в той войне. Б. Такман в «Августовских пушках» и А. Солженицын  в романе “Август 14-го” рассказали об этой войне как об одном из ключевых моментов российской и мировой  истории ХХ века.

Впрочем, военная часть истории той войны давно нашла достойное отражение в советских исследованиях. Еще с 30-х гг. в советских академиях будущие краскомы добросовестно штудировали историю брусиловского прорыва и уроки поражения 2-й армии Самсонова в Восточной Пруссии, причём в числе преподавателей были непосредственные участники этих событий. Однако политическая трактовка войны долгие годы находилась под железной пятой ленинских оценок  «схватки империалистических хищников за передел мира и колоний», что было верно, но далеко не полно, ибо сильно обедняло понимание тайных пружин этого величайшего конфликта в истории континента и места в нём России.  Да и сегодня, сто с лишним лет после его начала, всё ещё сложно объять всю глубину трагедии, в которую оказался ввергнутым мир в августе 1914 года. В последние годы отечественные и зарубежные историки обнародовали много неизвестных или недоступных ранее документов  о Великой войне. Без объяснения е причин, хода и итогов невозможно понять историю ни века вчерашнего, ни века нынешнего. 

КАНУН СУДНОГО ДНЯ

Никто и представить себе не мог в 1913 году, что всего через каких-нибудь пять лет Европа будет неузнаваемо отличаться от той - довоенной, привычной, уютной, обжитой поколениями людей. Экономическое процветание, беззаботная жизнь, скучающая русская публика  на курортах Германии и Австро-Венгрии, кутилы с воспалнными глазами в игорных домах Монако и Швейцарии, неотразимые Иван Мозжухин и Вера Холодная в синема, томный Вертинский на эстраде – казалось, ничто не предвещало мировой бойни, в которую вот-вот должно было ввергнуться человечество. «Танцующая в темноте» - так можно было бы сказать о беспечной Европе той предвоенной поры. 

Даже в своём незаконченном виде аграрная реформа Столыпина разительно преображала русскую деревню. Явно преувеличенное оппозиционной  прессой «поражение» России в русско-японской войне, казалось, было позабыто. Пышное празднование 300-летия династии Романовых в 1913 году должно было подтвердить незыблемость вековечных основ руской государственности.

Почему все статистические выкладки по росту экономики СССР в течение полувека брали за точку отсчёта именно 1913 год? Да потому что он был самым благополучным  в предвоенном экономическом развитии России.

А Европа тем временем неудержимо сползала к войне. Объединившаяся Германия жаждала заполучить достойное место под солнцем. Мы за Соединенные Штаты Европы, говаривал немецкий кайзер Вилли, кузен русского императора, но при главенствующем положении Германии в них. А, стало быть, и во всём тогдашнем мире.

В книге «Августовские пушки» Б. Такман приведён  любопытный разговор. Некий немецкий учёный в августе 14-го поучал американского журналиста: «Мы немцы, являемся наиболее трудолюбивой, честной и лучше всех образованной нацией в Европе. Россия отстаивает реакцию, Англия - эгоизм и вероломство, Франция – декадентство, Германия – прогресс. Германская Kultur просветит мир, и после этой войны другой не будет”. У немецкого дельца, сидевшего с ними, цели были конкретнее: “Россия должна быть подчинена настолько, чтобы никогда больше славянская угроза не нависала над Европой.  Великобритания должна быть совершенно повержена и лишена флота, Индии и Египта; Франция – заплатить такую контрибуцию, от которой она бы никогда не оправилась; Бельгия должна отдать своё побережье, поскольку Германии нужны порты; Япония будет наказана в своё время. Союз всех тевтонских и скандинавских народов в Европе, включая Болгарию, будет пользоваться абсолютным господством от Северного до Чёрного моря. У Европы будет  новая карта, в центре которой – Германия».

Но ни полные самодовольства тевтоны и австрийцы, ни топтавшиеся до  последней минуты на месте англичане, ни французы, с ужасом взиравшие на надвигавшиеся события, ни русские  - никто не предвидел сколь затяжной, столь и истребительной войны. 

Все три российских предвоенных премьера, С. Витте, П. Столыпин и В. Коковцев, были единодушны  в своем твёрдом неприятии надвигавшейся войны. Столыпин писал министру иностранных дел А. Извольскому: “Вы знаете мой взгляд – нам нужен мир: война в ближайшие годы, особенно по непонятному для народа поводу, будет гибельна для России и династии”. “Пока я у власти. – вспоминала дочь Столыпина слова отца, - я сделаю всё, что в силах человеческих, чтобы не допустить Россию до войны, пока не осуществлена целиком программа, дающая ей внутреннее оздоровление”. «Коковцев считал войну величайшим несчастьем для России»,  – вспоминал позже П. Милюков. Все знают, что случилось позже: Столыпин был убит в Киевском оперном театре в сентябре 1911-го, Коковцев удалён из правительства в январе 1914-го.

В июле 1914 года министр внутренних дел граф П. Дурново направил Николаю записку, в которой взывал к императору императора воздержаться от вступления в войну, ибо она, по его словам, закончится революцией и в стране победительнице и в стране побеждённой. Эту записку, извлечённую из архивов Российской империи, опубликовали большевики в 1923 году под заголовком «Забытое пророчество». Но в 14-м этим речам уже никто не внимал. 

Между тем, тот, кто, по словам поэта, «землю всю охватывая разом, видел то, что временем сокрыто»,  а именно Владимир Ленин, как раз полностью обмишулился с точки зрения  диалектического прорицательства. С началом войны, после того, как социалисты большинства стран Европы проголосовали  в поддержку своих правительств в войне и за военные займы, он сокрушённо признал, что его поколению, видимо, не суждено увидеть революцию при жизни.

После выстрела студента Гаврилы Принципа в австрийского эрцгерцога в Сараево европейские события стремительно покатились под откос, как потерявшая лошадей коляска. До  «последнего аргумента королей» оставался месяц с небольшим. Вена предъявила столь нагло вызывающий ультиматум Сербии, что России ничего не оставалось, как выступить на стороне славян.

Новость о вступлении России в войну в империи встретили с небывалым  воодушевлением: по городам страны прокатились ура-патриотические  демонстрации. На Невском проспекте трудящиеся побили зеркала в немецких магазинах, сорвали с них вывески на немецком языке, а Петербург тут же переименовали в Петроград. Впрочем, воинственный пыл быстро выветрился под напором начавшихся вскоре неудач на фронте.

…Человеческая память причудлива. Отчего  помнится жаркий летний день полвека назад, раскалённый воздух, струившийся в распахнутое  окно,  стол с пёстрой клеенкой,  развёрнутая на нём «Красная звазда»  с внушительным  трёхколонником о 40-летии начала первой мировой войны, который я  почему-то  прочитал с первой до последней строки? С  приличествующим теме названием – “Не забывать уроки истории”.  Явственным было ощущение немыслимой удалённости  даты - казалось, речь шла  о событиях  мезозойской эры. Тогдашняя школа воспитывала нас так, что  настоящая история России началась в 1917 году, а стало быть, всё до той поры  было не в счёт. Нас, послевоенных детей,  распирало от гордости за страну, раскинувшуюся на полмира, за армию, взявшую неприступный Берлин, за  ордена и медали  на груди тогда ещё совсем молодых отцов, за  то, что у нас было всё “самое-самое” – самые протяжённые  реки, самые густые леса,  самые крупные  электростанции,  первое радио, первый самолёт, первый паровоз... Но, оказалось, история была и прежде,  и на карте мира  мы когда-то занимали куда больше места, чем теперь.

Ещё  были живы участники той – первой! -  войны,  её  герои и обозники, орденоносцы и  дезертиры. Двоюродный дед мой, Иван Михайлович Ольховой, грузный, кряжистый, с седыми усами, батальонный врач еще в русско-японскую войну, был рядом – живой свидетель  давно отлетевших дней. После объявления мобилизации  в июле 14-го он работал в призывной комиссии в Харькове. “Раньше ведь как было? - неторопливо, надтреснутым голосом рассказывал он  мне уже в начале 60-х гг.,  – Физический тип зависел от того, какую воду пили и какой ели хлеб. Оттого такие сильные различия во внешнем облике между местностями и губерниями и в самой России, и уж тем более за её пределами. Вот шли к нам в призывную комиссию  украинцы - все, как на подбор, черноглазые, чернобровые, смуглые,  с плоскими затылками и покатыми плечами. И вдруг в один из дней  потянулись белокожие, русоголовые и сероглазые  парни с прямыми плечами и выпуклыми затылками. Что-то, думаю,  тут не так. Спрашиваю: “Откуда вы, хлопцы?”. – Из станицы Старосельской, отвечают мне. “А что это за станица?”. А мы, отвечают мне, пошли  от стрельцов, сосланных Петром  после стрелецкого бунта. Они, значит,  ни с кем не смешивались, женились между собой. Потому и были  так непохожи на обычных для Украины рекрутов”…

ЗАПАДНЫЕ СОЮЗНИКИ

Стоило ли русскому правительству и государю  соглашаться на те многочисленные предвоенные союзы и блоки с западными державами, которые неминуемо вовлекали Россию в военные авантюры помимо её воли? Александр III очень хотел, чтобы Россия занималась своими собственными делами. «У России два союзника – произнёс он сыну знаменитую фразу, - армия и флот». Однако российская дипломатия с конца ХIХ века явно металась, заключая союзы попеременно то с Германией, потом с Францией, чтобы, наконец, слиться в «сердечном согласии» («Антант кордиаль»)  с владычицей морей Британией. Как тут не вспомнить слова одного остроумца?  «Солнце никогда не заходит над Британской империей, - сказал он  - ибо Господь не может довериться англичанину  в темноте”. Россия доверилась.

«Извольский ( министр иностранных дел), - записывал в своём дневнике задолго до войны издатель «Нового времени» А. Суворин – говорит, что нам теперь ничего не осталось, как дружить со всеми». До боли знакомая, беспомощная  фраза…

Западные круги десятилетиями шельмовали Россию за «польский вопрос» и «черту осёдлости», с энтузиазмом поощряли либерально-освободительные «тенденции» в России, услужливо предоставляли убежище всевозможным эмигрантам – врагам самодержавия, горячо поддержали первую русскую революцию 1905  года. Нью-йоркский миллионщик и ростовщик Якоб Шифф затратил на первую революцию 10 миллионов долларов,  - сумму, которая по сегодняшним меркам потянет на сотни миллионов! Любые силы, работавшие против самодержавия и, в конечном итоге, на ослабление стремительно крепнущего во второй половине ХIХ века российского государства,  всегда находили на Западе самый тёплый приём.

Крымская война, Берлинский конгресс 1878 года, лишивший Россию плодов её славных и трудных побед в русско-турецкой войне, русско-японская война 1904-1905 гг., балканский кризис 1912 года – вот далеко не полный перечень в подтверждение извечного западного стремления обуздать спящего гиганта на Востоке, замкнуть в бесконечную евразийскую равнину огромную державу с величайшим людским и природным потенциалом.  

Западная печать с гневным пафосом клеймила «казни революционеров – лучших людей России», «столыпинские галстуки» и т.д. Понятно, что  ужасы, творимые в те годы Англией в Индии и Египте, Францией в Индокитае, и той и другой в Африке, проходили совсем по другому моральному прейскуранту - за «дикость и отсталость» громкой хуле и поношению неизменно подвергалась Россия. Прошло столетие, и что мы видим? Западные мифы о «скифских ордах звероподобных казаков» сменили мифы о коммунистах, мечтавших установить тиранию в мире. А уже в демократические времена на том же Западе родилась и теперь вольно гуляет по свету новая «страшилка»  -  о чуть ли не глобальной угрозе  со стороны «русской мафии»,  в которой, смешно сказать, из природных русских, кажется, один-единственный Иваньков-Япончик.

В ходе первой мировой войны царь неоднократно спасал союзников по Антанте в самые безнадёжные для них месяцы в ответ на их мольбы и заверения в вечной благодарности. Действия русской армии на Восточном фронте отвлекали десятки немецких дивизий от мясорубки Вердена и Соммы. И что же? Февральскую  революцию и падение монархии в России Англия и Франция встретили с восторгом.  Лондон после недолгих раздумий отказался предоставить убежище  опальному русскому монарху, что и привело в конечном итоге к его гибели. Потом так же за ненадобностью были отброшены Временное правительство, белое движение, и Запад с готовностью раскрыл  объятия «кровожадному коммунизму». Глубину западного цинизма, абсолютно естественную для Запада практику двойных стандартов русские верхи плохо понимали тогда, в начале прошлого века; похоже, не вполне понимают и теперь.

Русский император первым за всю историю человечества предложил в 1899 году провести всемирную конференцию по сокращению вооружений и по выработке механизма международного арбитража и мирного урегулирования конфликтов. И что же? «Цивилизованные» страны сочли идею полным абсурдом. «Чтобы осознать и воплотить её, цивилизованному миру потребовались побоища двух мировых войн, - пишет в своей книге «За веру, царя и Отечество» русский историк В. Шамбаров. Николая подняли на смех. Газеты европейских столиц с издёвкой писали, что «российское правительство решило сэкономить на своих военных расходах». Правда, на словах западные правительства были «за мир» и согласились на мирную конференцию в Гааге. Но отнеслись к ней, как к глупому и ненужному фарсу. Вильгельм II говорил своим министрам: «Я согласен с этой тупой идеей,  только чтобы царь не выглядел дураком перед Европой. Но на практике в будущем я буду полагаться только на Бога и на свой острый меч! И чихал я на все постановления!». Гаагская конференция, естественно, закончилась ничем. 

МАРШАЛЬСКИЕ ЖЕЗЛЫ В СОЛДАТСКИХ РАНЦАХ  

Масштабы поражения  2-й армии Самсонова в Восточной Пруссии  в самом конце августа впоследствии были раздуты до чрезвычайности. На самом деле в окружении оказалось лишь 5 дивизий армии; убитыми русские потеряли около 6 тысяч, пленными 30.000 (в их числе 9 генералов), ранеными 50.000. Но и немцам победа досталась недешево – их потери составили  до 30.000 убитыми и ранеными.

Одна из самых славных страниц Великой войны - знаменитый брусиловский прорыв 16-го года, вошедший во все военные энциклопедии мира как сражение, надолго опередившее время  с точки зрения стратегии и тактики. Это, кстати, единственное в истории сражение, названное по имени полководца, а не географического названия.

  Начатое раньше запланированного времени из-за отчаянных просьб союзников, наступление стало полной неожиданностью для врага – настолько тщательно и скрытно оно было подготовлено. 8-я армия Каледина, в которой было сосредоточено до трети всех сил Юго-Западного фронта Брусилова, развивала наступления со скоростью до 80 км в сутки.

  В эпоху кинжального пулемётного огня, невиданной плотности  артиллерии и минометов с бомбомётами, применения газового оружия гвардия шла на приступ, как в старое доброе время, воюя доблестью, а не умением. Историк В. Шамбаров приводит такой пример в ходе знаменитого сражения. Немцы предприняли газовую атаку на позиции Грузинского и Мингрельского полков. Противогазы имелись, но, надев их, солдаты перестали слышать команды, и когда немцы полезли  на штурм, начались неразбериха и паника. Тогда полковник Отхмезури снял маску и начал отдавать приказания. Его примеру последовали все офицеры в траншее. Паника улеглась, атаку отбили. Большинство солдат уцелело. Офицеры отравились и погибли.

Так воевала гвардия Особой армии  - безрассудно, отчаянно, смело (командующий Безобразов, начальник артиллерии герцог Мекленбург-Шверинский, командиры корпусов великий князь Павел Александрович и генерал Раух). Артиллерия (в отличие от брусиловской) била не по целям, а по площадям, проволочные заграждения неприятеля никогда полностью не разрушались, сапёрные работы велись плохо. И пехота бросалась в отчаянные атаки – одолевала, побеждала – но в очень поредевшем составе. Генерал Каледин, командующий 8-й армии, хватался за голову: «Нельзя же так безумно жертвовать людьми, и какими людьми!». Здесь в составе 3-го Лейб-гвардии стрелкового полка боевое крещение получил ефрейтор П. Батов, будущий знаменитый командарм и дважды Герой Советского Союза.

Когда 3-й кавалерийский корпус запросил поддержку пехоты, ему прислали из соседней дивизии батальон 409-го Новохопёрского полка. Начальник штаба с удивлением увидел, что командует батальоном мальчишка-подпоручик. Узнав, что тому 21 год, доложил генералу Келлеру. Легендарный сподвижник Скобелева, «первая шашка России», вышел, посмотрел с доброй улыбкой на молодого офицера, взял его голову своими огромными ручищами и сказал: «Вот из таких и вырастают настоящие генералы..». Этим «мальчишкой» был А. Василевский. Будущий маршал, поступивший добровольцем в школу прапорщиков и участвовавший в боях с 1915 года,  командовал взводом, ротой,  а когда выбило старших офицеров, принял батальон.

Одну из рот Заамурского полка в составе калединской армии в атаку поднимал поручик Ф. Толбухин – будущий Маршал Советского Союза. Был ранен, но снова вернулся в строй. Дослужился до штабс-капитана, командовал батальоном.  В летних боях Юго-западного фронта получил тяжёлое ранение и контузию будущий маршал бронетанковых войск П. Рыбалко – и тоже вернулся в строй после излечения. А рядом, в 9-й армии, сражался унтер-офицер 10-го Новгородского драгунского полка, будущий маршал Г. Жуков, за два месяца заслуживший два Георгиевских креста. На Северном фронте  совершали отчаянные вылазки будущие командующие фронтами унтер-офицеры К. Рокоссовский и И. Тюленев. Грудь Рокоссовского украшали два Георгиевских креста и две 2 медали,  Тюленев его обошёл – стал кавалером полного Георгиевского банта.

Воздушные ассы Великой войны заслуживают отдельного упоминания. Термин «ас» родился на Западе, его присваивали тем лётчикам, кто сбил более 5 самолетов противника.  В России имелось 26 асов, самым знаменитым из которых был капитан Александр Казаков – он сбил 32 самолета (погиб в гражданскую). Заслуженной славой пользовалась семья авиаторов Прокофьевых. Отец, в прошлом артист оперетты (игравший под псевдонимом Северский) был бомбардировщиком, старший сын Жорж – испытателем и конструктором, а младший – морским истребителем и асом, одержавшим немало побед.  Однажды при неудачной посадке у него взорвалась бомба на подвеске, и он потерял ногу. Однако научился летать с протезом и всё так же сбивал немцев – на его счету было 13 самолётов (в эмиграции стал авиаконструктором, советником президента США). Предварили подвиг Маресьева и два других лётчика Первой мировой – поручик Карпович и корнет Юрий Гильшер. 

Юго-Западный фронт Брусилова освободил почти всю Волынь, занял почти всю Буковину и часть Галиции. Командующий получил за эту операцию «Георгиевское оружие, бриллиантами украшенное». Цифры потерь Юго-Западного фронта  за время наступления составили 497.967 солдат и офицеров. Из них – 62.155 убитыми и умершими от ран, ранеными и больными  - 376.910, без вести пропавшими – 38.902. В сочинениях западных историков эта цифра потерь превратилась сначала в полмиллиона убитыми, потом в миллион.

В ходе почти полуторамесячной операции была захвачена территория в 25 тысяч кв. км., 581 орудие, 1795 пулемётов, 449 миномётов и бомбомётов.      Потери противника составили 1.5 миллиона человек, их них в плену оказались 8924 офицера и 450 тысяч солдат.

Офицерский корпус русской армии, проявляя чудеса героизма и самопожертвования, сильно поредел после кровопролитных сражений 1914-1915 гг.

Уже в 16-м году правительству пришлось срочно восполнять потери и объявить призыв ратников запаса второго разряда – не профессиональных военных. Так в  армию попал после   переподготовки в Александровское училище на Знаменке (нынешнее здание Генерального Штаба) и мой дед Василий Петрович Смелов, сугубо штатский человек, к тому времени коллежский советник и главный лесничий   Меленковского уезда Владимирской губернии. 33-летнего отца семейства после 3-месячных курсов выпустили прапорщиком, хотя его гражданский чин соответствовал штабс-капитану.

Перед отбытием на фронт он простился с женой и 8-летним сыном Женькой.  Десятилетия спустя  я слышал  рассказ об этом  от самого  мальчика, моего дяди Евгения Васильевича. Над Знаменской площадью зависло белёсое осеннее небо, вокруг сновала пёстрая толпа, гремела конка, лёгкий ранний снежок, кружась, падал на плечи прохожих,  а он запомнил колючую шерсть серой  отцовской шинели, к которой прижался щекой.

Командир саперной роты Василий Смелов, как положено русскому,  воевал хорошо, получил Георгия. Но это было уже другое офицерство – не кастовое, не военная кость. Всё это дорого аукнулось понижением боеспособности русской армии, неумением держать солдатскую массу под контролем.  

УКРАДЕННАЯ ПОБЕДА

В ноябре 1916-го, отвечая на вопрос журналистов, Брусилов сказал: «Война нами уже выиграна. Вопрос лишь во времени. Неудачи румын не имеют серьёзного значения». Генерал с полным основанием полагал, что война закончится к августу 17-го. Германия отчаянно напрягала последние ресурсы.  Гинденбург потребовал поголовной мобилизации населения от 15 до 60 лет, особо оговорив совершенно неслыханные для того времени вещи - чтобы мобилизация, хотя бы частично,  «распространялась на женщин».   Заполнить опустевшие немецкие предприятия Гинденбург приказал рабами с оккупированных территорий (из одной Бельгии пригнали 700.000 человек). С 1915 года появились карточки на хлеб, в 16-м – на масло, жиры, картофель, мясо, одежду. В деревнях с населением в 300-400 человек насчитывалось по 20-30 погибших на фронте. Зиму 1916-1917-го немцы назвали «брюквенной» – брюквой заменили картофель. К весне 17-го выдавали по карточкам 179 грамм муки в день или 1,6 кг хлеба на неделю. 

Напротив, пайке русского солдата могли бы позавидовать солдаты всех воюющих армий – на день ему полагалось 3 фунта хлеба, фунт мяса, полфунта сала (фунт- 400 грамм), 18 золотников сахара (почти 80 грамм). Плюс масло, крупа, овощи.

Россия, в противовес устоявшимся представлениям, за годы войны совершила гигантский промышленный рывок. Несмотря на потерю западных губерний, мобилизацию в армию крестьянства, ВВП в 1916-м году составил 121, 5 процента в сравнении с 1913-м годом. По подсчётам академика Струмилина, производственный потенциал России с 14-го по начало 17-го гг. вырос на 40 %. Понятно, что в первую голову выросло производство вооружений. Всего за полтора года войны Россия в производстве артиллерии обогнала Англию и Францию (выпуск орудий увеличился в 10 раз!) и вышла на второе место после Германии. Винтовок к 1916 г. выпускалось больше в 11 раз, чем до войны, снарядов в 20 раз. Если Тульский завод в 1914-м производил 700 пулемётов в год, то в 16-м – тысячу в месяц!   

Иными словами, армия была вооружена ко времени революции лучше, чем когда-либо за войну. В ту войну появились знаменитые «романовские» полушубки, которые  до сих пор в экипировке российской армии. В солдатских сапогах щеголяло полРоссии  в тылу, поскольку солдаты продавали их по пути на фронт в маршевых ротах.

И вот в таких условиях, перед решающим рывком к победе, России был нанесён удар в спину. Февральский надлом готовился давно и долго, он произошёл в двух «прогнивших местах» – в столице, откуда перекинулся затем в Кронштадт и Гельсингфорс, где разбуянившиеся матросы перебили офицеров, в том числе командующего флотом адмирала Непенина. Чёрного хлеба не было в столице империи три дня (!) – 5000 вагонов со ржаной мукой по чьей-то злой воле стояли неразгруженными на железнодорожных путях. Белый хлеб, как и все другие продукты, был. Но этого хватило для того, чтобы на улицу вышли толпы митингующих.  

Вторым решающим актом Февральской революции стало отречение Николая II. Конечно, можно упрекать царя, заплатившего мученической смертью горячо любимой им семьи за нерешительность и слабоволие. Усталость от почти четвертьвекового правления, постоянный страх за сына, предательство верхов, в том числе командующих фронтами, давшими согласие на отречение, податливость и мягкость характера – многое сказалось в акте отречения, ввергнувшем Россию в худший для неё сценарий  - безвластие, а затем и в гражданскую войну. Одно появление императора в столице, один боеспособный корпус, снятый с фронта для усмирения бунтарей, - и порядок в Петрограде был бы восстановлен. Наполеона не остановили бы, как русского самодержца,  на станции Дно. Увы, государь, глубоко верующий  человек редкого обаяния и образованности, конечно, не был Наполеоном. Хотя и Наполеон, с ежедневной порцией яда от англичан на острове Святой Елены, кончил немногим лучше. Николай не желал, чтобы его упорство в схватке за власть послужило поводом к гражданской войне. Отречение царя  освободило 300-тысячный русский офицерский корпус от данной ему присяги. В итоге 100.000 человек из них - кто добровольно, а большинство, как мой дед, под страхом обещанного ПредРеввоенсовета Троцким расстрела – уже после Октября оказались в Красной армии.  

Разложение армии к концу войны превзошло все мыслимые пределы. Многолетняя агитация большевиков и левых всех мастей, помноженная на смертельную усталость от войны людей в окопах, на тягучие неудачи на фронте, на наглое воровство интендантов, сделала свое дело.  Приказ №1, изданный Петроградским Советом Рабочих и солдатских депутатов в начале марта, нанёс смертельный удар армии – она превратилась в вооружённый сброд, перестав существовать как дисциплинированный и боеспособный организм. Приказ отменял  единоначалие в армии, приветствие офицеров, вводил выборные солдатские комитеты, без одобрения которых отныне считался недействительным любой приказ вышестоящих командиров. Историки до сих пор спорят о происхождении приказа №1. Достоверно известно, однако, что опубликован он был стараниями секретаря Петросовета и одновременно секретаря Верховного Совета масонов России Н. Соколова. В ночь с 1 на 2 марта приказ был отпечатан в огромном количестве экземпляров и отправлен на фронт, причем есть данные, что часть тиража поступила с немецкой стороны. М. Родзянко, бывший председатель Госдумы, не сомневался в немецком происхождении приказа. В частности, он приводил свидетельство генерала Барковского, который прямо заявлял ему, что «этот приказ в огромном количестве был доставлен в распоряжение его войск из германских окопов». 

Вот как это немедленно сказалось на боевом духе русской армии. Совершенно потрясённый немецкий офицер, воевавший на Восточном фронте, оставил такое свидетельство: «Летом 1917 года русские вели наступление на наши позиции. Часть, которая атаковала наш участок, наступала грамотно. После быстрой перебежки цепи залегали. Я не мог понять одной вещи: перед следующей перебежкой солдаты поднимали свободную левую руку, кто-то из них пересчитывал, а потом что-то кричал. После чего цепь снова поднималась в атаку. Оказалось, что каждый раз солдаты решали голосованием – вставать в атаку или нет». Понятно, что армия с такой развитой «демократией» уже ни на что не годилась.

После приказа №1 одних дезертиров насчитывалось около двух миллионов человек. Эту орду, озверело перевшую в тыл, с боем и гиканьем бравшую штурмом поезда на узловых станциях, грабившую всё и вся на своём пути, невозможно было остановить. В тылу крестьяне жгли помещичьи усадьбы, разворовывая всё подряд. Остановить этот разгул первобытной стихии  можно было, видимо, только большой кровью. Гуляй-поле на одной шестой части земного шара, «русский бунт, бессмысленный и беспощадный», помноженный на ветхозаветную мстительность пассионарных представителей черты оседлости, мгновенно вставших у руля в армии и в ЧК,   приходилось утрамбовывать  ещё годами - гражданской войны на это не хватило. Осталось и на «эпоху террора» 30-х гг.

«Помню заметку в «Известиях» (в начале марта 1917-го),  - пишет в своей книге «1917-й. Год побед и поражений» меньшевик В. Войтинский, -  предлагавшую объявить вне закона «мятежных генералов» с тем, чтобы каждый честный гражданин не только имел право, но и был обязан при встрече убить любого из них. Это грубая подделка под худшие образцы Великой Французской революции произвела на нас тягостное впечатление. Позже я узнал, что автором заметки был Стеклов (Нахамкис), поместивший её самовольно, без согласования с остальными членами редакции». Нахамкис, социал-демократ с 1893 г, меньшевик, переметнувшийся к большевикам, оставался редактором “Известий” вплоть до конца 20-х гг. Его людоедские «революционные» призывы  были достойно вознаграждены уже при новой власти. Он был арестован в 1931 году, осуждён на 10 лет и расстрелян без суда в 1940 году. Воистину, бездна бездну призывает…Но типография «Известий» долгие годы носила славное имя Стеклова.

Большевистский лозунг «революционного пораженчества» был не просто лозунгом – на него неистово и фанатично работали многие силы.  Большевики сразу вознамерились использовать братания для дальнейшего разложения именно русской армии и для собственного прорыва к власти.  В мае 1917-го «Правда» в ответ на приказ главкома  Брусилова  не останавливаться перед применением артиллерийского огня для прекращения братаний, разразилась гневной передовицей. Тем временем германское командование со свойственной немцам педантичностью и обстоятельностью придало делу строго организованный характер, создав команды «братальщиков», выработав инструкции, назначив ответственных руководителей из офицеров генерального штаба. Ленин явно ударялся в демагогию, безапелляционно заявляя, что «братание есть путь к миру, путь, который идёт не через капиталистические правительства, не в союзе с ними, а против них». А те, кто против братания,  – начальство, - затягивает войну, решала солдатская масса, которой всячески подыгрывали большевики-интернационалисты. 

К собственно Февральской революции большевики имели весьма отдалённое касательство. Более того, Ленин посчитал, что переворот в столице империи есть дело рук английского и французского посольств – настолько он не верил в революционный порыв масс. Свержение самодержавия, погрузившее Россию в хаос гражданской войны, – дело рук либеральной космополитической российской буржуазии, которая тем самым вырыла историческую могилу и себе. Что ж, по Сеньке шапка, по Ерёмке колпак,  говорит пословица. 

Ленин, конечно, не был германским шпионом в общепринятом смысле этого слова, но кайзеровское правительство, финансируя его партию через Парвуса-Гельфанда, справедливо рассматривало вождя большевиков как «агента влияния», которым можно и должно было воспользоваться  в своих целях. Запломбированный вагон с революционерами после переговоров с германским генеральным штабом и председателем парламента Германии проехал из Швейцарии в Стокгольм и далее в Петроград.

Временное правительство всеми силами стремилось сохранить лояльность  союзникам по Антанте, Ленин по расчётам немцев должен был выполнять работу по созданию хаоса и дезорганизации России и по возможности добиваться с Германией сепаратного мира. Здесь коренным образом расходятся интересы захватившей власть либеральной оппозиции и большевиков. Первые желали продолжения войны до победного конца, большевики, видя, что русский народ не хочет воевать, блестяще сыграли на этом для прорыва к власти с тем, чтобы уже в январе 1918-го подписать капитулянтский мир с Германией в Брест-Литовске. 

МАСОНЫ И ВОЙНА

Непредвзятый исторический взгляд на первую мировую войну невозможен без того, чтобы обойти если не решающую, то, вне всякого сомнения,  значительную роль российского масонства в деле втягивания России в войну, в работе на её поражение,  в низвержении самодержавия, в Февральской революции  и в приходе к власти Временного правительства. Слишком вопиющи совпадения, слишком торчат уши и фартуки магистров, «вольных каменщиков» и «подмастерьев» из многочисленных лож, плотной паутиной опутавших высшую власть страны. По данным внутренних масонских источников, перед захватом власти большевиками в России действовало 28 лож масонской организации, именовавшей себя Великим Востоком Народов России. Кроме лож Великого Востока, действовало несколько тысяч человек, принадлежавших к мартинистам, розенкрейцерам и филалетам (только их числилось около тысячи). 

Падение самодержавия – вот что было главной целью этой публики, состоящей в кадетах, октябристах, эсдеках, эсерах, меньшевиках и большевиках. В ненависти к монархии сходилась вся «демократическая» интеллигенция без малого полвека перед трагическими событиями 17-го. Слабый царь, обнаглевший Распутин, истеричная императрица, гнилые солдатские сапоги, шпион Мясоедов, бездарный Сухомлинов – все эти состряпанные на скорую руку фальшивки на тысячу ладов перепевались в печати, гремели в огненных речах в земских и дворянских собраниях, обсуждались на крестьянских  сходках. В крушении «помазанника Божия» виделось счастливое избавление от гнёта и неустройства российской жизни, грезилась занимавшаяся эра свободы, процветания и благоденствия.

«Вчера в Москве, в Дворянском собрании, - записал в дневнике А. Суворин, издатель газеты «Новое время», ещё в дни первой русской революции, - во время концерта Собинова, шикали гимну одни, другие аплодировали, а с хор падали прокламации». И это в Дворянском собрании второй столицы империи! Немудрено, что среди подписчиков «Искры» водились царские губернаторы, и чуть не всякий  интеллигент  (от Горького до Качалова) считал своим священным долгом помочь борцам за «народное счастье» – деньгами ли, приютом,  составлением прокламаций. О русских миллионщиках, вроде братьев Шмидтов, Берга, С. Морозова, дававших на революцию десятки тысяч рублей на протяжении многих лет,  и говорить не приходится. 

Убеждённый консерватор, умнейший человек, прекрасный писатель и журналист, Суворин видел слабости власти  и отнюдь не питал иллюзий в отношении царского режима. «Можно спросить: есть ли у правительства друзья? И ответить совершенно уверенно: нет. Какие же могут быть друзья у дураков и олухов, у грабителей и воров?». Однако этот ближайший друг и наставник А. Чехова ясно понимал и то, в какую трагическую пропасть  толкают страну либералы и  революционеры всех мастей.

Все ведущие деятели Февральской революции были масонами – председатель Земгора и будущий премьер князь Г. Львов, второй премьер А. Керенский, П. Милюков, А. Гучков, председатель Государственной Думы М. Родзянко, министры Терещенко, Некрасов, Коновалов. Состояли в ложах и  представители высшего генералитета – начальник штаба Ставки М. Алексеев, командующие фронтами Рузский, В. Гурко и другие. Не в этом ли причина дружного совета Николаю командующих фронтами в феврале 17-го, что царю (кстати, полностью отрезанного Рузским от внешнего мира)  следует подписать отречение от престола?  

Главенствующее положение в русском масонстве играла «Великая ложа Востока» Франции – отсюда чуть ли не слепое подчинение русских масонов французским интересам. Париж с начала века отчётливо сознавал, что война в Европе неизбежна и что в будущем столкновении военный каток Германии раздавит Францию как пустую консервную банку. Единственное спасение виделось в  союзе с Россией, почему Париж и старался привязать к себе Петербург всеми способами: неоднократными займами царскому правительству, обещаниями в случае победы предоставить России пресловутую «свободу проливов»  на  Босфоре и в Дарданеллах. Только расчёт на участие в войне России давал Антанте шанс на успешное противостояние с  Германией и Австро-Венгрией.  Поставить российский огромный потенциал на службу своим интересам и по возможности направить агрессию Германии на восток – вот из чего исходила Франция до последнего мирного вздоха. Даже объявив мобилизацию в июле 14-го, Париж отвёл свои войска на 10 километров вглубь своей территории с тем, чтобы не «провоцировать» немецкого соседа, выждать: вдруг германский кулак всё же сначала ударит по России. 

Б. Николаевский, занимавшийся историей русского масонства,  дивился тому, что  в своих воспоминаниях П. Милюков  совершенно обходит тему масонов в России – дескать, он узнал о них лишь многие годы спустя. Умолчание Милюкова объясняется просто – он сам был масоном со стажем, почему так и ратовал на посту министра иностранных дел во Временном правительстве за «войну до победного конца». Любопытна дневниковая запись того же Суворина за годы до этих событий: «Не Бог весть, какой ум у Милюкова. Если бы он был у него, не то было бы. Когда он будет министром, наделает глупостей немало. Но это будет не при мне». Как в воду глядел старик!  

«Странную трансформацию претерпела в канун войны позиция С. Сазонова  (последнего царского министра иностранных дел), занимавшего поначалу здравые позиции, - с недоумением  пишет в своей работе «Тенденции, Война и революция» В.Галин. - После встречи с французским послом и начальником русского Генерального Штаба он вдруг решительно выступил за всеобщую мобилизацию». Может,  вся разгадка этого мгновенного министерского кульбита в том, что масон Сазонов получил в ходе этой встречи инструкции от двух «братьев» - французского  и русского. И вот уже министр  докладывает царю, что «имеет храбрость взять на себя предложение не отменять частичной мобилизации (!),  что намеревался сделать государь в последней, отчаянной попытке предотвратить сползание в пропасть. Ибо он, Сазонов, «по всем имеющимся в его распоряжении данным считает войну неизбежной».  

Были ли большевики в связи с масонами? Несомненно. Такой видный деятель РСДРП, как Леонид  Красин, по утверждению Николаевского, получал деньги от масонов на финансирование партии. К масонам принадлежали Свердлов, Зиновьев, Каменев, Раковский, Литвинов. Троцкий, сообщает Н. Берберова в своей книге «Люди и ложи», стал масоном 18 лет от роду. Некоторые судьбы наводят на неизбежную мысль о том, что деятели большевиков из этой когорты хорошо знали «своих» и как могли долго прикрывали их уже после Октября. Заместитель председателя Госдумы, министр первого Временного правительства и - ни много ни мало – секретарь Верховного Совета масонских лож Великого Востока Народов России Н.Некрасов-Голгофский успешно трудился в недрах советского Центросоюза вплоть до 1930 года. После Октябрьской революции вдохновенно работал в ОГПУ бывший начальник департамента полиции и масон, товарищ министра внутренних дел  Джунковский, уволенный императором за составление грубой фальшивки о  Григории Распутине. Тот якобы хвастал в московском «Яре», сообщалось в докладе Джунковского для царя, что находится в интимных связях с императрицей. Иезуитские таланты Джунковского очень пригодились ЧК  при разработке тайных операций - именно с его участием осуществлена знаменитая провокация под названием  «Трест». Другой высокий масон, министр Временного правительства М. Скобелев, также поступил на службу к большевикам и даже стал членом  ВКП(б).

В конечном итоге масоны оказались историческими банкротами, выброшенными на свалку истории. Но их роль в Великой  войне, закончившейся, благодаря их стараниям,  поражением России и революцией, оказалась зловещей. Масоны – при всех высокопарно-лживых лозунгах «братьев» о стремлении к «свету, свободе и всемирному братству» - по самой сути масонства не могут работать  во благо. Они разрушители по природе и в этом качестве сильно преуспели в России. 

НЕКОТОРЫЕ ВЫВОДЫ

Первая мировая стала бойней – истреблением цвета европейской молодёжи  ведущих стран, от которого Европа так и не оправилась вплоть до второй мировой войны. Те, кто не пал при Сомме или Вердене, вошли потом в историю культуры столетия под именем «потерянного поколения». Один из уроков, которые вынесли европейские державы из той войны (правда, за исключением Германии), заключался в том, чтобы в будущих войнах сберегать жизни собственных солдат любой ценой. Что они и продемонстрировали с блеском во второй мировой войне, когда их потери, несмотря на её куда более разрушительный характер, оказались несравнимо меньше, чем в 1914-1918 гг. Россия, увы, такого урока не усвоила.

Первая мировая война стала испытательным полигоном для новейших средств истребления людей  - танков, авиации, тяжёлой артиллерии и вплоть до отравляющих газов, от применения которых отказались даже во вторую мировую. Учёные европейских стран славно потрудились в предвоенные десятилетия, обеспечив свои армии мощнейшими орудиями убийства, что с началом войны тут же опрокинуло привычные представления о способах её ведения, тактике и стратегии. Первая мировая предварила вторую мировую, выпустив зверя «национализма», окончательно отбросив все «рыцарские» правила ведения войны и заключив унизительный для Германии мир в Версале.

Мы не вправе забывать подвига русских воинов в Великой войне, ибо он  – часть нашей великой истории. Та война стала кузницей полководческих кадров для Великой Отечественной войны. Будущие маршалы не просто понюхали пороху в войне 14-го. Награждённые высшими знаками отличия - Георгиевскими крестами -  они по праву входили в элиту русской армии.

Всякий, кто впервые попадал в Европу, удивлялся количеству памятников той войне, которые суть непременная часть пейзажа европейских городов и  деревень. У нас этого нет, мы в отношении той войны до сих пор Иваны, не помнящие родства. Между тем вот что говорили немцы даже после своего «триумфа» в Восточной Пруссии в августе 1914-го: «Русский выдерживает любые потери и дерётся даже тогда, когда смерть является для него неизбежной».

Русский солдат - пока армию не разложили враги России - воевал в первую мировую войну так же, как суворовские чудо-богатыри, как воины Отечественной войны 1812 года, как солдаты М. Скобелева. Русского ратника 14-го года вела в бой молитва: “Господи Боже, Спасителю мой! По неизреченной  любви Твоей Ты положил душу Свою за нас. И нам заповедал полагати души наши за друзей своих. Исполняя заповедь Твою и уповая на Тя, безбоязненно иду я положить живот свой за веру, Царя и Отечество и за единоверных братий наших. Сподоби меня, Господи, непостыдно совершить подвиг сей во славу Твою. Жизнь моя и смерть моя – в Твоей власти. Будет воля Твоя. Аминь”.

Вверх

Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев: