* * *
Стану я спокойным и суровым,
словно в ножны вложенный кинжал,
чтоб никто ни действием, ни словом
более меня не обижал.

Жизнь свою я высшей мерой мерил -
мерою любви. И потому
доверял, надеялся и верил...
Я теперь не верю никому.

Перед свиньями и дураками,
словно бисер, я слова метал.
Стану я холодным, словно камень,
твердым и холодным, как металл.

Научусь тверезыми глазами
зреть пружины следствий и причин.
Отучусь оплакивать слезами
смерть младенцев, женщин и мужчин.

С этих пор незримая кольчуга
раненое сердце защитит.
Ждал тепла, и нежности, и друга,
ожидал, что ангел пролетит.

Призывал крылатую охрану!..
Выживу я, если не умру.
Так зверье, зализывая раны,
уползает в тайную нору.

Слава Слову! Я укроюсь в Слове
от соблазнов, водки и простуд,
потому что по маршруту крови
дураки охотников ведут.

* * *
Не восторженной, сладко-блаженной,
Не брильянтовой иль золотой,
Очень хочется обыкновенной,
Человеческой жизни, простой.

Чтобы можно руками потрогать,
Наклониться и поцеловать;
Сохраняя наружную строгость,
Обижать никому не давать.

Но повыдоены все сюжеты,
Словно мягкое вымя коров;
Все фальшивыми кажутся жесты
Офицерскому корпусу слов.

Что ж, седьмую, последнюю шкуру
Я сдеру, обнажая скелет…
Это, милая, литература –
Отражённый, направленный свет.

* * *
Мы рухнем однажды - так молния
Ломает и рушит дубы...
Прости, мировая гармония,
Трагедия частной судьбы!

Лирическое сумасшествие -
Оплакивать свечку, когда
Сгорает в пожаре торжественном,
Как бабочка ночи, звезда.

Жалею не массу телесную,
А малую искру огня -
То невыразимо чудесное,
Что ввысь устремляло меня.

Вы знаете, все-таки верится,
Что люди - не пища костру;
Что мир на мгновенье изменится,
Споткнется, когда я умру.

* * *
Слова не мучу, не калечу
Затем, что с детских лет знаком
С естественным теченьем речи,
С нормальным русским языком.

Татарским тернием увита
Лесная азбука славян;
И все же буквы алфавита
Верны отеческим словам.

И в речи письменной, и в устной
Народа, рода и семьи
Встает с тоскою безыскусной
История родной земли.

Как воины в разгаре битвы,
Идут на штурм, за рядом ряд,
Слова для клятвы, для молитвы,
И те, что ночью говорят.

Слова же - существа живые:
Их нужно миловать, беречь,
Чтобы звучала, как впервые,
Славянская святая речь.

* * *
Ребята, не ругайтесь матом -
Я знаю силу слов земных!
Хотя слова ж не виноваты
За то, что в животах у них:
Чем накормили, то и съели...
Язык - наш хлев, и хлеб, и храм;
Не все еще уразумели,
Что безъязыкость - стыд и срам!

Я сам, заглядывая в завтра,
Пока страж времени дремал,
В горячке юного азарта
Разбил, разрезал, разломал
Мяукающих слов немало...
С укором, стражник, не смотри!
Меня в них интересовало
Устройство: что у них внутри?

Хотел найти момент, основу,
Осколок неба на земле...
Я знал: в начале было Слово,
Оно - в единственном числе.

ПОКРОВ
Частные охранники-верзилы,
Банки да игорные дома,
Сети ювелирных магазинов,
Синагога, телецентр, тюрьма.

Пошлость прославляющие барды -
Розенбаумы-да-шевчуки,
Казино, секс-задницы, ломбарды,
Все - процентщики-ростовщики.

Грехопадшим духом иудейства
Гордые сердца развращены:
Возвышают идолы злодейства
Культ прелюбодейныя жены.

Где же ты, крестьянская порода?
Дай отпор лукавому вранью!
Я не вижу русского народа
Я его теперь не узнаю..

К МУЗЕ
Я не раненый и не убитый:
Пуля дура, кулак - не обрез!
Вы при жизни меня полюбите:
Буду мертвый - какой интерес?
Я не очень, но все же красивый -
Посмотрите на фото мои;
Полюбите крестьянского сына:
Пропадет человек без любви!
Полюбите поэта за муки,
Не за деньги и не за чины:
Гармонически-цельные звуки
Из страдания извлечены.
Я ж не кенарь и не фортепьяно:
Кушнеровствующим не чета!
Даже со Стремяковым Иваном
Я не рвал винных ягод с куста.
Не штыком, не серебряной пулей -
В колдунах не имею родни! -
Что вам стоит? - красивой пилюлей
Подсластите остатние дни.

Жили - как жили. С ошибками.
Не интересно без них.
Не подменяйте фальшивками
Ни биографий, ни книг!
Скромен до высокомерия
Праведник - просто беда!
Грешному больше доверия
В русском народе всегда.
Рад проявлению каждому
Сил чудотворных, благих:
Ведь понимаете, граждане,
Я же не хуже других!
Тоже из этих, которые
Пишут, играют, поют;
Ржавые мины истории
Обеззараживают.
Есть и талант и умение,
Деготь найдется и мед…
То есть, все более-менее!
Разве что жить не дает
Власть - некультурная дура;
Ну, а с другой стороны,
Русская литература -
Все-таки, совесть страны…

Люблю оттаивать, как розу,
Вмороженную в глыбу льда,
Печальную речную прозу,
Рассказанную в холода.
Болящим сопереживая,
Жалея всех, кто одинок,
Душа очнется, оживая,
И ангелы сплетут венок
Из розовых, из ароматных,
Колючками покрытых слов -
Чистейших, невесомо-ватных
От мира горнего послов.
Не сгорит в бесовской печи
Под визг и хохот мультзверья
Благопристойность русской речи,
Добропорядочность ея.

СЛАВЯНСКИЙ МАРШ
За Отчизну плененную нашу
Разгорается сердце огнем:
Мы поднимем военные марши,
Мы знамена свои развернем.

Молодые, суровые лица...
Ты, мамаша, не плачь. Не тужи.
Восстановим святые границы,
Государственные рубежи.

Нет, еще не погибла Россия!
Сыновей, дочерей соберет
Богоносная, грозная сила -
Нерушимый наш Русский народ.

В небесах не устанут молиться
За Россию святые мужи:
Восстановим святые границы,
Государственные рубежи.

Мы вернемся домой непременно,
Если все не погибнем в бою
За гвардейские наши знамена,
За любимую землю свою.

А над павшими в битве кровавой
Встанет Русь безутешной вдовой:
Все равны перед смертью и славой -
Генерал и солдат рядовой.

МУЗА
Муза в розовых рейтузах,
С непокрытой головой,
Полезай, подруга, в кузов
Санитаркой фронтовой.

Но сперва зайди в каптерку,
Получи у старшины
Сапоги и гимнастерку,
И солдатские штаны.

И пилотку, чтобы с маху
Подносить к виску ладонь,
И ремень с тяжелой бляхой,
С металлической звездой.

Сверху книзу по уставу
Пуговицы застегни.
И ремнем, словно гитару,
Талию перетяни.

У начальника медчасти,
Девочка, получишь ты
Знаки медицинской власти -
Йод, глюкозу и бинты.

Эх, иголочка, иголка,
Отчего ты не остра?
Пионерка, комсомолка,
Фронтовая медсестра.
Крест на сумке цвета крови,
Видимый издалека
Вместо пропуска-пароля -
Цель для дьявола-стрелка.

ВОЕННЫЙ ПАРАД 7 НОЯБРЯ 1941 ГОДА
Москва. Красная площадь

Взрывая снег метельный, с ладонью у виска,
Будённый и Артемьев объехали войска.
Немеркнущая слава святых-сороковых!
Метели белый саван укутывает их…

Продрогшие вороны.
Морозная Москва.
Наркома обороны
Суровые слова.

С трибуны Мавзолея: не человек – кремень!
(А гроб, где мёртвый Ленин, был вывезен в Тюмень).
Апостольский характер! Подвигнется народ –
Неисчислимы рати Россия соберёт.

Бьют восемь раз куранты. Пурга. Штыки горят.
Кремлёвские курсанты идут – за рядом ряд;
Морские пехотинцы – как усмирённый гром:
Бушлаты, бескозырки, ботинки – флотский хром.

Сто двадцать раз в минуту печатают шаги
Единственным маршрутом – на фронт! – строевики.
А конницы! Тачанки (Доватор и Белов…)!
Грохочущие танки – солярка, рты стволов…-

Решительные лица,
Запретная тоска.
Столица ты, столица,
Царь-град ты наш – Москва!

НОЧЬ
Холодно в большом пустынном доме.
Шляется по комнатам сквозняк.
Дую на озябшие ладони.
Память проверяю: всё не так.

Цвета растворённого рубина,
Градусов не более шести,
Траурная чёрная рябина
Греет кровь, ерошит и шерстит.

Жизнь моя — вопросы без ответа.
Вновь от неземного холодка,
От дыханья каменного ветра
Корчатся листы черновика.

Может быть, зачистив электроды,
Душу к телефону подключу
Центра информации природы
И — узнаю всё, что захочу. ..

Тютчева открою или Блока, —
Намертво замкнувшая века,
Бьёт разрядом творческого тока
К сердцу подведённая строка.

Что же я тоскую, что желаю,
Глядя в наползающую тьму?
Комната всегда как нежилая.
Если нету женщины в дому. ..

* * *
Ты меня угощала грустникой,
Царской ягодой ваших лесов,
И к тебе, изумительноликой,
сердцем я прилепился, присох.

То ли утро уже, то ли вечер
У природы на хмуром лице...
О смешная неправильность речи,
Чушь прелестная, милый акцент!

Пусть вороны кричали, с азартом
Раскрывая вольтеровы рты, -
Ты ввела во владение царством
Финских сосен, карельской воды.

Я один. Телефонную книгу
Прочитал. Все в дожде, как в дыму.
Эту ягоду, эту грустнику
Не советую есть никому.

ОСЕННЯЯ ЛИРИЧЕСКАЯ
Отцвела в огородах картошка,
А в деревне из разных окон
То баян зазвучит, то гармошка,
Балалайка да аккордеон.

В яркой грусти душа замирает,
Золотые услышав слова.
Если Русь на гармони играет,
Значит, не умерла, а жива!

Тонким льдом покрываются лужи,
Дни короче, а ночи длинней…
Значит, скоро на срочную службу
Провожать вам, девчата, парней.

Не кусайте от ревности губы
И не верьте в обманные сны:
Наши девочки, если полюбят,
То в любви до могилы верны.

Наши мамы, упав на колени,
Как бы ни согрешили сыны, –
Вымолят из чеченского плена
И спасут от тюрьмы и сумы.

Деревенская и городская,
Русь то пляшет, то горькую пьёт;
У гармошки меха раздвигая,
То заплачет, а то запоёт.

Хороши наши песни и танцы:
Вытри слёзы – запой, запляши!
Ни китайцу, ни американцу
Не понять нашей русской души.

Расцвели георгины на клумбах,
Журавли-эмигранты летят…
А на площади около клуба
Вновь военные марши звучат.

* * *
В хмурый вечер ярче помнится,
Как, задорна и свежа,
Ты влетала прямо в горницу,
Синей курточкой шурша!

Ты, порывисто-неловкая,
Куртку сбрасывала с плеч,
Рассыпала — словно локоны —
Непричёсанную речь.

Вынимая стельки мокрые
Из резиновых сапог,
Восклицала, что за окнами —
Всё течёт! Нагрянул срок!

Вся в порыве, необутая
Подбегала ты к окну,
Говорила мне, что будто я
Проморгаю жизнь-весну!

А в окно — лучи янтарные
Так, что горенка светла…
Люди прочие — по Дарвину,
Ты — от птиц произошла!

* * *
Сад заморозками сожгло.
Заря холодная сгорает.
Взаимной нежности тепло
Пусть греет нас и напояет.

Чтоб жизни горестной моей
Не раз продлявшийся остаток
Хотя бы на закате дней
Мне с нею стал и мил, и сладок.

Одним дыханием дыша,
Нам жить. А жизнь всё тяжелеет…
Но лишь влюблённая душа
Всех, милосердствуя, жалеет.

Благодарю вас, небеса,
За эту женщину земную,
За эти волосы, глаза,
За эти губы, что целую.

Сочувствовать и сострадать
Научимся мы друг у друга.
Любви последней благодать –
Как благодать Святого Духа.

* * *
Угасла страсть – убийца счастья:
Зола да искорки огня...
Глазами, полными участья,
Природа смотрит на меня.

Вокруг пылающего шара
Ромашек бедных лепестки.
Опустошающего жара
Восторг и – чёрный снег тоски.

Луга в росе и не примяты.
Вдвойне ценимы ныне мной
Иного счастия приметы
И всходы радости иной.

* * *
Я думал, что она чиста,
светла, невинна и безгрешна...
Увы, земная красота
от века лжива неизбежно.
Я думал, что она умна,
что глупости не совершает,
раз верит в Бога; а она
всего лишь дура небольшая.
О, как же обманулся я!
Как я сумел так наколоться?
И все же: женщина сия
чиста, как влага из колодца.
Взаимных заблуждений мгла
развеется внезапно, чудно:
нет, эта женщина светла
и в высшем смысле неподсудна.
Любовь такая - тяжкий крест,
ниспосылаемый нам свыше:
в эпоху ужаса и зверств
вдруг пенье ангелов услышать!
Черемух белое белье
в безмолвии прекрасном стынет.
Но мир цветущий без нее
мне представляется пустыней.

* * *
Помнишь, лунный лён раздвигая,
Вся обрызганная росой,
Ночью женщина шла босая, –
И не холодно ей, босой?

Пыль серебряная на ресницах,
Частый гребень в короне кос;
Платье из голубого ситца
Всё просвечивало насквозь.

Свежесть юности, ночи сырость –
Всё стремилось к её ногам.
Тонким голосом петь училась
Птица иволга по слогам.

Все сравненья, поверь, не новы,
Если царствует красота,
Где фундамент, скелет, основа –
Звуки, запахи и цвета.

* * *
И лишь переступив порог
Сорокалетия земного,
Я добродетель и порок
Мечом сверкающего слова
Без колебаний разделил.

Обрушил молнию удара
И небо возблагодарил
За это различенье дара.

Сердечным разумом искал
Несокрушаемой твердыни,
Мечом смиренья отсекал
Главы змеиныя гордыни,

Чтоб не довлели надо мной
Ни серебро, ни страх, ни мода,
Чтоб неподкупный голос мой
Был эхом русского народа.

* * *
Над рекою, дорогою, садом
Проплывали громады дождей...
Окрестили меня Александром,
Это значит - защитник людей.

Было холодно и одиноко
На вселенском лежать сквозняке;
А природа смотрела из окон -
Вся в резиновом дождевике -
Неприветливо и равнодушно,
То ли бомбу зажав, то ли игрушку
В напружиненной сильной руке.

Были корни - поднимется крона...
Но в утробе уютней житье:
Там стучали два сердца синхронно -
Сердце мамы и сердце мое.

Я хочу, чтобы птицы и звери
Не боялись довериться мне;
Чтоб рассвет выезжал из деревьев
На торжественном красном коне;
Чтоб восстало, разбужено мыслью, -
Потерявшее форму, сюжет...
Чтобы полнились чувством и смыслом
И молчанье, и слово, и жест.

ИГРАЕТ МАМА НА ГАРМОНИ
Крестьянина и гегемона
К труду приученная дочь,
Играет мама на гармони,
А за окном - луна и ночь.
Играет мама на гармони,
Ведет низы, берет верха...
Словно резиновые волны,
Растягиваются меха.
И выплывают из гармони
Амбары, мельница, река;
Бегут встревоженные кони,
Махая гривами, в луга...
Желаю вслушаться, вглядеться
Я в звуков басовитый рой...
Вон Богородица с Младенцем
Твоей заслушалась игрой!
У сына сердце замирает,
Заплакать, кажется, готов!
Она играет все, играет...
А маме семьдесят годов.
Мы северяне, мы живучи,
Мы вологжане, наконец!
Неволей тяжкою замучен,
Лежит в сырой земле отец.
Сгорела мельница, а кони
Все ускакали в конский рай.
Играет мама на гармони...
Играй, пожалуйста, играй!

* * *
Как на берегу
Завод-фабрика.
По реке плывут
Два кораблика.

Да увенчаны
Червень-флагами.
На одном стоят
Божьи ангелы.

На другом плывут
Люди черные -
Души грешные,
Непокорные.

«Все мы умерли,
Все черны с лица:
Не успели мы
Да покаяться.

Ох, тяжел корабль,
Черпает бортом:
Все грехи свои
Мы на нем везем!»

Светлы ангелы
Мертвецов везут
В воскресение
Да на Божий суд.

КАРЕЛИЯ
Вращая жерновами небо,
тяжелый жирный ветер дул.
Вливался в нижний гул Онего
когтистых сосен верхний гул.
Березы шумно обнажались,
листва стекала, как вода:
в них благотворно совершались
процессы входа в холода.
Был домик, сложенный
из бревен,
ему, пожалуй, века три;
он крепко сшит, он ладно скроен,
уютно и тепло внутри.
Под боком у Петрозаводска
на три персоны стол накрыт:
и водка, и свеча из воска,
и рыба, полная икры.
Ворочаясь, как зверь в корыте,
под карканье морских ворон,
ворчало озеро, граниты
грызя клыками рыбных волн.
Рассыпавшись на миллионы
вертлявых брызг, поджав бока,
опять на берег разъяренно
бросало шумные войска.

* * *
У меня, у славянской твари -
Так уж распорядился Бог -
Все в единственном экземпляре:
Мама, Родина и любовь.

Вот, мне сорок четыре года,
Уж могила недалека:
Не корите меня, юрода,
Ненормального дурака!

Мне любая страна - чужбина,
Кроме той, где на свет рожден:
К ней любовью христианина
Я пожизненно пригвожден.

Я целую Россию в губы
С чувством нежности и тоски:
Однолюбы мы, однолюбы,
Деревенские русаки.

Богомольно благоговею
Перед мужеством русских вдов.
Просто высказать не умею -
Не уменьшится ведь любовь!

Я стою у столба позора,
У распятия, у креста.
Сострадательному лишь взору
Открывается красота.

Русь моя, основанье храма!
Непутевый я, может, сын,
Но для Родины и для мамы
Уж какой ни на есть - один.

* * *
Ангел мой! Доплыву ли до пристани,
Если нет тебя на корабле?
Припаду ли к Источнику истины,
Если мир утопает во зле?
И не святости я, и не внешности, -
Чтоб тянуть со грехами баржу, -
Утешения и мягкой нежности
У Начальника жизни прошу.
Чтобы не облениться, не скурвиться,
Не сгубить чтобы душу мою, -
Хорошо бы не мокрую курицу,
И не злую бы, и не змею...
Чтобы в царстве разврата и гадости,
Я же ведь не обманщик, не тать, -
Хоть немного нечаянной радости
Сиротинушке - мне - испытать.
Лизавету ли, Ольгу, Наталию, -
Чтобы только пришлась ко двору:
Чтобы веками очи усталые
Мне прикрыла, когда я умру.
Не раскольницу или распутницу:
До креста, до конца моих дней,
Даруй, Господи, верную спутницу
Жизни бедной моей.

МОЛЕНИЕ О ЧАШЕ
Плыли из черного мрака
Звезды, молчанья полны.
Петр, Иоанн, Иаков
Спали, утомлены.
В грозном безмолвии ночи
в смертной тоске попросил
По-человечески: Отче!
Чашу сию - пронеси!..
Он подошел ко спавшим:
Бодрствуйте! Стражу ведет
От Нашего тела отпавший
Иуда Искариот.

* * *
Так скажу этой Божьей рабе,
Что несет добровольные гири:
Не суди о других по себе,
Потому что другие - другие.
Чтоб не стали вериги твои
Надувными, из черной резины, -
Где-нибудь в Сыктывкаре, в Твери
Или в дохлых столицах России, -
Солнце истины вновь украдут,
Натянув на мордарии лица,
И на мир в наступленье пойдут
Все кощунники, воры, мздоимцы.
Ты умрешь, он умрет, я умру -
Жениха в полуночи кто встретит?
Все же девы на брачном пиру
Пять светильников чистых засветят!
Не целуйте Иуду в уста.
Кто б ты ни был - писатель, десантник -
Не берите чужого креста,
Главное, своего не бросайте.
Не суди, говорю, не суди:
Что поделаешь - люди есть люди.
Будь всегда наготове: следи,
Чтобы масло не горкло в сосуде.

ЗАВЕЩАНИЕ
Идоложертвенник обмана
Падет под громом и огнем.
На брачный праздник много званных,
Но мало избранных на нем.
И за церковною оградой
До часа смертного живи,
И душу зябкую обрадуй
Смиренным подвигом любви.
Незлобив будь, а особливо -
Когда душа твоя скорбит;
Сноси, как столпник, терпеливо
Несправедливость злых обид.
Люби отечество земное,
Его величье, кровь и дым,
Пока не обретешь иное -
Небесный Иерусалим.

* * *
На берегу пустого рая
                 Стою...
Все камни да вода...
Два раза я не повторяю
Одно и то же, господа.

Эх, люди,люди! Люди, люди...
Не плачьте... Солнышко взойдет.
Как я скажу, так все и будет:
Свершится и произойдет.

Картины предо мной земные:
Река. Дорога. Облака.
Как избежать соблазнов змия,
Соблазнов змия-языка?

Смотрю открытыми очами
И небеса благодарю
За дар умелого молчанья:
Не все, что знаю, говорю.

* * *
На колоннах из лунного света
Возвышается храм облаков -
Обиталище вольного ветра,
Современника всех языков.
Третий лишний любви и злодейства
Наблюдал, как небесный матрос,
Всхлипы старости, возгласы детства
Возле вечного озера слез.
И, швыряя горящие копья,
Многотонные волны вздымал,
Дождевою спрессованной дробью
Разбивал стекловидный овал.
Хоронясь в пышных кронах, на крышах
Хижин царских, дворцов-шалашей,
Сколько видел всего! Сколько слышал
Миллионами чутких ушей!
Я люблю, когда в небе холодном,
Уплывающем вдаль по утрам,
На дымящихся лунных колоннах
Воздвигается облачный храм.
Я спокойно курю сигарету.
В мире тихо, Деревья в зиме.
Только ветер - он все-таки ветер...
Ветер! Что у него на уме?

* * *
Если б душу ввернуть в патрон,
Словно лампочку, да зажечь!
В колбе выпуклой в сотню свеч
Электрон возведен на трон.

Сострадания лишены -
Молоко еще на губах! -
Пляшут мальчики на гробах
Новомучеников страны.

Да и девочки хороши...
Впрочем, Бог им судья - не я!
Гаснут свечи-карандаши.
До свиданья, история!

На асфальтах - пласты тоски.
Тают в холмиках пылевых.
Головастиков дождевых
Нерешительные мазки.

Смотрит ангел, понуро хмур,
С исторического шатра.
Снова темен с утра до утра
Пленник времени - Петербург.

ЗНАМЕНИЕ
Погодной пользуясь оказией –
Что за страшилище с трубой! –
Вчера соседи дом покрасили:
Был розовый - стал голубой.
В белила окуная кисточки,
Сосед покрасил от руки
На окнах рамы и наличники,
Потом дверные косяки.
Корчевкой снял следы багровые,
Потом за лестницей сходил;
Большие банки трехлитровые
Он скипидаром разводил.
Периметр выкрасил и радиус,
Веранду, столбики перил...
Работе выполненной радуясь,
Он сигарету закурил.
И я подумал с уважением
И с мрачной завистью о том,
Что к празднику Преображения
Преобразился дачный дом.
Я выключил приемник радио.
Вздохнул о том, что я ничей...
Вдруг в небе появилась радуга –
Семь изумительных лучей!

* * *
Поминайте наставников ваших,
Проповедников слова любви,
Ибо пили страдания чашу
За грехи человеков земли.
Братолюбие будет меж вами,
Позаботьтесь о брате больном.
Не бросайтесь пустыми словами,
Также не упивайтесь вином.

Будет ложе у вас непорочно,
Честен брак: падших жен и мужей -
Злоречивых, разнузданных, склочных -
Извергайте, гоните взашей.
Будьте, братья, несребролюбивы
И довольствуйтесь тем, что дано:
Нам Господь, рассудив справедливо,
Даст для плоти и хлеб, и вино.
Поздним вечером, утром ли ранним
Постучавшихся - нужно любить,
Ибо нищий неведомый странник
Может Божиим ангелом быть.

Повинуйтесь наставникам строгим,
Им покорными будьте всегда,
Ибо этим известна дорога,
Ибо их направляет звезда.
Утруждайте и душу, и спину,
Так ведь сказано Богом живых:
Не оставлю тебя, не покину
Я ни в узах, ни в скорбях твоих.

Что - любая земная награда
Перед блеском награды наград!
Нет у нас постоянного града,
Созидаем мы будущий град.
Так что, христолюбивые братья,
Не зловредным ученьем ума -
Укрепляйте сердца благодатью:
Светом да рассекается тьма!
Я свободен: и скоро приду к вам.
Агнца закланного не отринь:
Славим Дух! А не мертвую букву.
Слава Богу Живому!
Аминь.

К ЕФЕСЯНАМ
Ты, соблюдая правило
Молитвы и поста,
Встань против козней дьявола
Святой солдат Христа.

Убей слова досужие,
От мира отрекись
И весь во всеоружие,
Как воин облекись.

Наш враг - не рожи битые,
Не самый человек,
Но тьмы мироправители,
Что царствуют в сей век.

Не мальчики кудрявые,
Не плоть и кровь сама -
Номенклатура дьявола,-
Власть злобного ума.

Отвергну с омерзением
Все, что мертвит меня.
Щит веры, шлем спасения -
Вот праведных броня.

От самоисступления,
От раскаленных стрел
Кольчугою смирения
Всего себя одел.

А чресла препоясали
Мне истины ремни.
ТО, что не мы заквасили, -
Извергни, изрыгни.

А чтобы мудрость ложную
Вам было, чем отсечь,
Возьмите Слово Божие:
Сие - духовный меч.

Храни любви источники,
Чтобы в нежданный срок
Невесту непорочную
Ввести в святой чертог.

* * *
Халдеи, чародеи-маги
Обманывают нас, людей:
Им помогает черный ангел -
Душеубийца и злодей.

И безобразен, и огромен,
Он выползает, как змея,
Из тьмы сырых каменоломен,
Из преисподней бытия.

Умеет он рычать и мявкать,
Вгрызаться в тело до костей,
И разжигать плотскую мякоть
Звериной похотью страстей.

Певцы, поэты, музыканты,
Актеры, любящие грим..
Все земнородные таланты
Всю жизнь заигрывают с ним!

Вином из конопли, из мака
Их напояет допьяна.
Он сатана, он ангел мрака,
А слуги у него - шпана.

А он на дудочке играет,
Скрывая бесоестество,
Но рано ль, поздно ль - пожирает
Из мрака вызвавших его.

Он вулканические бомбы
Швыряет в море-океан,
Обрушивает катакомбы,
Придавливая христиан.

Умеет он рычать и мявкать,
В коней вселяться и в свиней...
Силен и страшен ангел мрака,
Но ангел света - он сильней.

Не лезьте, бедолаги, в сети,
Кровавых идолов творя.
Велик и грозен ангел света -
Слуга небесного царя.

За что вы изгнаны из рая?
Египет, Вавилон и Рим -
Все пало...
Трепещи, Израиль!
Покайся, Иерусалим!

* * *
Я раньше думал, что другие
Умней и праведней меня,
Что за грехи мои на гибель
Осуждена душа моя.

Гневлив, и мордою не вышел,
Происхождение не то;
Что суждены мне кем-то свыше
Топор, мотыга, долото.

Я жил испуганно и скромно,
В ряды калашные не пер,
То дворником, то почтальоном
Работал до недавних пор.

То пост держал, то матерился,
То умирал, то воскресал,
То Богу истово молился,
То кулаками потрясал.

Я убедился, что священник,
И дьякон, и митрополит -
Такой же грешный раб и пленник
Обряда, плоти и молитв.

У малограмотной бабули,
У пастуха, у косаря,
Пожалуй, святости поболе,
Чем у всего монастыря.

Пусть он всю ночь перед иконой
Усердные поклоны бил...
И вот, когда я это понял,
То всех простил и полюбил.

* * *
Имя, отчество, даже фамилию,
Даже паспорт могу поменять...
Но люблю мою родину милую,
А за что - не умею понять.

Ни природу ее, ни историю
Безупречными не назову.
Уважаемая территория,
Солнце, вброшенное в синеву!

Не прошу ни коровы, ни ордена,
Ни трагической власти земной.
Так зачем же уродина-родина,
Издеваешься ты надо мной?

Ты меняешь, характером дикая,
То лицо, то одежду, страна;
То границы, то герб, то религию,
То историю, то имена...

Суеверия рядом с наукою
Уживаются мирно в тебе;
Ночь надвинется - филины ухают,
Домовой завывает в трубе.

У реки, под стеной монастырскою,
Приведенья глухие сидят;
Лешие озабоченно рыскают,
И русалки на ивах грустят.

Пусть плывут, словно ангелы конные,
Сном окованные облака...
Дегтем мазать ворота церковные
Не додумались люди пока.

ПОКАЯННЫЙ МОНОЛОГ СЫНА ДЬЯВОЛА
      Ваш отец Диавол; он лжец и отец лжи
                              Иоанн, 8,44

И запомните, и запишите -
Вот кириллица, русский, латынь:
Есть особый народ-разрушитель,
Осквернитель могил и святынь.

В муки вечные наша дорога:
Исказили свое естество,
Как отринули Господа Бога,
Умертвили, казнили Его.

Никуда нам от правды не деться:
Мы в течение многих веков
Пили кровь христианских младенцев,
Юных девственниц и мальчиков.

Мы мочились на камни апсиды,
Мы расстреливали звонарей,
Мы отмщали былые обиды,
Разрушители русских церквей.

В муки вечные наша дорога:
Клеветник наш, как мальчик, соплив:
Мы не ведали Русского Бога.
Многомилостив Он, справедлив.

* * *
Алые розы, пунцовые розы,
Лунные розы увяли, увы;
Логово лилий сковали морозы,
Астры, и вам не сносить головы!

Кончились праздники грешного лета,
Осени всадники скачут вдали;
Золото рыхлое лиственных веток
Лошади топчут в стеклянной пыли.

Иссиня-чёрные соли кристаллы –
Ночь, небеса: ни покрышки, ни дна.
Ангелы плачут. Мерцают крестами
Астрологические письмена.

МИР ВИДИМЫЙ
Смотри, раздвоенные жала,
Раскрыв пылающие рты,
Высовывают звёзды: жарко!
Уходит солнце в монастырь!

Мир чувственно-многоэтажен –
Пощупай, поцелуй, погладь…
На лошадях чернее сажи
Ночь выезжает погулять.

У старой мельницы, где свалка
Консервных банок, всех забыв,
Сплетает юная русалка
Венок из лилий голубых.

А может, из речных кувшинок –
Отсюдова не разглядеть;
Вся гибкая, как на пружинах,
Её подстричь бы, приодеть…

На пне метровом, как на троне,
Осколок зеркальца держа,
Сидит опрятная ворона
И думает: «Кар-рк хороша!»

Плывёт – глаза как перископы –
Амфибия; ерши шуршат;
Сверкают маленькие попы
Распрыгавшихся лягушат.

Лесные кошки язычками –
Не язычки, а наждачки, –
Мерцая круглыми зрачками,
Лакают воду из реки

И лакомятся лунным сыром…
Не уходи, не вымирай,
Кусок нетронутого мира,
Законсервированный рай.

* * *
Что прежде мучило, томило –
Ушло под воду, в глубину:
Отшелестело, отштормило...
Я жду нагонную волну.

Любой проступок, слово, дата
В ревнивой памяти живут:
Ещё аукнутся когда-то,
С ушами скроют, захлестнут...

Так давайте покаемся, братья,
Беззаветно Христа возлюбя!
И клеймо родового проклятья
Каждый смоет крещеньем с себя.
Припадем ко святому подножью:
«Не губи наш раскаянный род!»...
И, быть может, по милости Божьей,
Нас помилует Русский народ.

Мы на темные силы трудились,
Клеветник нас по кругу водил...
Мы смиряемся - мы убедились:
Галилеянин, Ты победил!

* * *
Все умерли.
Фаворский свет
                  померк,
Небесный образ тает...
Но христианство, как скелет,
Славянской плотью обрастает.

О! Тысячи венчальных свеч,
В невинных пальчиках зажаты,
Возвысят плоть, очистят речь
От жаркой ржавчины разврата.

Придем туда, где Божий храм,
Правдивый символ мирозданья,
Возвысив главы к облакам,
Застыл, исполненный сиянья.

И все войдем: и царь, и раб -
Пусть лают псы сторожевые -
В ковчег спасения, в корабль,
Где мертвых нет,
Где все живые.

* * *
Земля сгорела. Мёртвые восстали.
Оделись в плоть скелеты-черепа.
Вся многомиллиардная толпа
Осенена незримыми крестами.

Погасло солнце. Звёзды умирают.
Свернулся в свиток чёрный небосвод.
На свой неисчисляемый приплод
Адам и Ева с ужасом взирают.

Кто где лежал – там и восстановился;
Собрался пепел, снова телом стал.
И всё прозрачно стало, как кристалл;
А кто не умер – тот преобразился.

Нездешний свет, не создавая тени,
Заполнил всё. Растаял потолок.
Разверзся пол и растворились стены...
Вселенная уходит из-под ног.
-----
Пропало всё – кумирни и святыни,
И хлеб, и золотой соблазн монет...
Настало настоящее. Отныне
Ни прошлого, ни будущего – нет.

И вечность, не имеющая смысла
Земного – поглотила, пожрала
Утробой ненасытного жерла
Все формулы, законы, сроки, числа...

И смерть, убийца жизни, умерла.
---
Тоскует Каин. Бессловесен Авель.
Все замерло: надежда, радость, страх...
И Божий лик в расплавленных сердцах
Отображён в неизречённой славе.

* * *
Где родился - там и пригодился:
Пригодиться России хочу.
До чего ж я, дурак, докатился:
Перед свиньями бисер мечу!

Красотой позлащенная горечь,
Голь языческая в неглиже...
Петербургская бодрая сволочь
Ленинградской не хуже уже.

Петушатся орлята в овалах
Золотых полицейских погон.
Прежде в душу украдкой плевали,
А теперь норовят - сапогом!

В удивлении рот не разину,
Крутанувшись на левой ноге.
Что же делать крестьянскому сыну
В петербургской горелой тайге?

Вдаль бредут фонари, как деревья,
И несут золотые шары.
Эх, позвать бы родню из деревни -
Косы, вилы у них, топоры...