...И только дыханьем строк
судьба пощадила нас.
Светлана Макарова-Гриценко

Светлана Макарова-Гриценко в большей степени известна как прозаик. Однако давняя фраза о том, что без поэзии проза мертва, в ее творчестве обретает дополнительное подтверждение. Помимо авторского сборника стихотворений, в ее библиографии есть книга поэтических переводов на белорусский язык «Стихи спускаются с небес». И вот в нынешнем году появился второй сборник стихотворений и переводов с почти зеркальным названием – «Жить на этой земле...»* .

В новой книге поэтесса (в настоящем контексте будем закономерно именовать ее именно так) предстает перед читателем в самых разных тематических воплощениях. Здесь есть строки, посвященные родной земле, Великой Отечественной войне, материнской доле, пейзажные сюжеты, стихи о любви и одиночестве, лирические размышления философского характера.

Достаточно широкая тематическая палитра представляет нам автора как участника и созерцателя большого мира, в котором один угол зрения не заслоняет собой какой-то иной ракурс – все они существуют в предложенном читателю большом поэтическом высказывании, кажется, на равных правах.

За единственным исключением: смысловым и интонационным стержнем сборника оказываются стихотворения о любви. А пространство, в котором происходят или наперекор надеждам не случаются те или иные события, обозначено в заглавии книги: «Жить на этой земле...».

Во многом такая позиция наглядно верна: все земные шаги предопределяют небесную судьбу человека, а страдания и подвиги, которым мы сочувствуем и преклоняемся перед ними, имеют свое надмирное измерение. Но у Светланы Макаровой-Гриценко мистическая нота в стихах приглушена: слух автора, ее память, зрение и сердечное переживание – всё здешнее. Это та же реальность, но с более глубоким теневым объемом, в котором невидимо переплетены чувства и предназначение человека, его счастье и беда. Тогда как незримый мир, всеми своими токами пронизывающий осязаемую действительность, автор только подразумевает и почти не конкретизирует.

В лирическом рассказе прорисовывается образ героини, заждавшейся любви и взаимопонимания. Потому так подчеркнуто воспринимает она все оттенки общения с любимым человеком. Хотя подробности во многом скрыты, события прямо не названы, а всё происходящее переведено в психологическое поле.

Не любимой жила этот день,
нежеланной тебе и ненужной.
На прощанье сказал ты про дружбу
и, увы, неизбежность потерь.

Нелюбимой по городу шла,
нежеланной на небо смотрела,
шаг за шагом мертвела душа,
леденила горячее тело.

Где ты, солнце? – за тучу ушло.
Птичий грай – черных воронов стая.
Хорошо, что душа ледяная
и не нужно ей больше тепло.

Постепенно нарастая по объему авторских замечаний и окрашенных примет, перед внутренним взором читателя возникает фигура земной женщины – до времени затаенной, но постепенно раскрывающей молчаливо хранимые драгоценности своего сердца – сдержанного на словах, но в себе самом – горячего и терпеливого.

На фоне сюжетов патриотического и краеведческого характера это определенно женские стихи, продолжающие ахматовскую линию русской поэзии. Хотя в образе лирической героини нет уже привычного и подчеркнутого чувства одиночества и стоицизма, основанного на спрятанном отчаянии, – вся она находится в молчаливом ожидании перемен и, в то же время, в тоскливом неверии, что с течением дней в ее судьбе что-то изменится. И когда возникают токи любви, возникают прикосновения, понимание друг друга с полуслова, появляется образ женщины обаятельной, но словно века прожившей если не в летаргическом сне, то в замирании, в грустной привычке сохранять житейский баланс желаний и обязанностей. И это перерождение бросает отблеск на всё вокруг – на природу, людей, движение времен года.

А мне бы снова стать простой и сильной,
спокойной, словно старая дорога,
что протянулась прямо от порога
и вдаль зовет, укрывшись мглою синей.

И чтобы россыпь звезд, манящих, алых.
Да шум берез, да легкость птичьей стайки.
И сладких слез, пусть даже запоздалых.
И песню б под дыхание тальянки.

И мне б идти, свободою томимой,
на белую зарю по той дороге.
Да чтоб мои не уставали ноги.
Да чтоб вослед никто не звал любимой...
……………………………………………..

Еще вчера мне места было мало –
давила мгла.
Душа моя металась и рыдала –
мир полон зла.

А за стеною кто-то пел уныло:
«Прости, прости...».
Но не подвластно этой песне было
любовь спасти.

И шли дожди. Без края, без начала,
ночь – как смола.
А где-то далеко зима крепчала,
снега мела.

Она пришла сегодня, спозаранку,
и рассвело,
сквозь голубую в сером небе ранку,
дождей тепло.

Весь мир, как белый голубь –
мягкость взмаха
           чиста, тиха.
В глазах – восторг,
            без суеты, без страха
и без греха.

Между тем в корпусе стихотворений Светланы Макаровой-Гриценко мы не находим торжества любви, рождения ослепительного нового солнца. Прежний опыт душевно уединенного существования не покидает ее героиню, несмотря на то, что кровь ее стала двигаться быстрее, а сама она обрела способность видеть во внешнем мире значительно больше граней, оттенков, примет, перемен... Очевидно, прошлая печаль в чем-то умаляет всплеск радости, делает ее сдержанней и осмотрительней. И в этом можно увидеть поучительный урок женщины, привыкшей «жить на этой земле».

Я здесь, на краю земли,
а ты на другом краю,
и значит, мы не смогли
судьбу разглядеть свою.

К чему теперь два крыла?
Уснул в небесах закат.
Зачем я тебя ждала,
и в чем ты, скажи, виноват?

Как прежде суров и строг
разлуки немой приказ.
И только дыханьем строк
судьба пощадила нас.

Обозначив таким образом художественную территорию новой книги Светланы Макаровой-Гриценко, заметим, что в стихах о любви молодого поколения поэтов бережность и драматизм взаимоотношений двух любящих изменились ныне порой до неузнаваемости. Появилась бьющая в глаза «цыганщина», суицидальные оговорки, внимательность и чуткость по отношению к любимому человеку приобрели характер бесконечного перечисления зримых деталей, предметов и шагов, и всё это – на фоне эгоистического взгляда автора на собственное отражение в виртуальном зеркале.

Стихи Светланы Макаровой-Гриценко о любви – традиционны. В них есть лаконизм, а переживание лирической героини в необходимый, мастерски подготовленный автором момент переходит в смысловую формулу, которая доопределяет происходящее и его участников. Возможно, такое воплощение темы противоречит нашему лихорадочному времени. Однако нынешняя эпоха – враг традиционного человека, и всё, что позволяет нам увидеть в современнике черты христианские и даже философско-гуманистические, становится нашим богатством.

Речь не только о названии и содержании книги «Жить на этой земле...», но и о способе, с помощью которого всё старое вправе вглядываться и комментировать всё новое. Быть может, молодое и «бешеное» постепенно вернется к словам и путям осторожным и взвешенным. Но сейчас мы обязаны сохранить традиционные чувства и даже саму манеру думать, потому что без этого завтрашний день может быть безутешен и жесток, а ведь в нем призваны жить наши дети и внуки.

Вверх

Комментариев: