«Рассветная звонница»
Литературное объединение Твери

«Если  из тридцати  стихотворений  два хороших, я на них указываю»
                                          Е.И. Сигарёв  «Тверская газета»,  № 43,  30.07.2004 г.

Молодёжное литературное объединение «Рассветная звонница» создано в Твери в 1999 году  известным  российским поэтом Евгением Игнатьевичем Сигарёвым.

За все годы через литобъединение «Рассветная Звонница» прошло более двухсот человек – молодых поэтов, прозаиков, литературных деятелей.  На данном этапе авангард  «Рассветной Звонницы»  составляют около двадцати человек – уже состоявшихся молодых тверских литераторов. Их произведения публикуются в тверской и российской  прессе («Наш современник», «Дон», «Юность», «Студенческий меридиан» и др.),  литературных альманахах и сборниках («Берновская осень», «Сергиев», «Абрис музы» и др.), во многих интернет-изданиях (ЛИНТО «Брусника», «Новые писатели», «45-ая параллель» и др.,) стихи звучали по местному  радио, состоялось несколько интервью на тверском телевидении. 

За эти годы члены ЛИТО «Рассветная звонница»  выпустили более 30 книг стихов, вышло несколько общих поэтических сборников.

 В  2003 году  руководителями  ЛИТО «Рассветная звонница»  учреждена  молодёжная литературная премия «Родник» за первую книгу стихов молодого            (до 30 лет) автора. После смерти  Евгения Игнатьевича Сигарёва,  в память об учителе, с 2010 года премия носит название «Молодёжная литературная премия «Родник» им. Е.И. Сигарёва». Лауреатами этой премии стали несколько авторов в Твери.

На стихи многих поэтов «Рассветной Звонницы» написаны песни  местными композиторами.  Исполнителями этих песен являются как сами авторы стихов, так и известные тверские барды.

В апреле 2009 года члены литературного объединения «Рассветная звонница» были приглашены участвовать во Всероссийском совещании молодых писателей, и по итогам этого мероприятия трое членов нашего объединения стали членами Союза Писателей России. Также  в рядах членов «Рассветной звонницы» выпускники  Московского Литературного института им. Горького.

После смерти Евгения Сигарёва в 2010 году руководство ЛИТО «Рассветная звонница» приняла Любовь Старшинова. В эти годы  в ряды в объединение пришло несколько человек, которые уже имеют весомый литературный опыт, а также те, кто делает первые шаги на поэтическом поприще.

В 2013 году в Твери прошел фестиваль «Дни памяти поэта Евгения Сигарёва». Состоялась презентация посмертной книги стихов Евгения Сигарёва «Последняя вахта», подготовленная и изданная его учениками.

В 2014 году к пятнадцатилетию ЛИТО «Рассветная звонница» вышел сборник стихов «Гостиная для строк», а также совместно с тверскими молодыми художниками издан уникальный сборник стихотворений и рисунков «Стихи и штрихи», где художники специально рисовали свои картины для каждого стихотворения.

Из года в год члены ЛИТО «Рассветная звонница» традиционно поддерживают многие поэтические и музыкальные  фестивали Твери и Тверской области своим участием: многие стали дипломантами «Неоновой Музы» (г. Тверь), «Зелёного листка» (г.Тверь),  «Каблуковской радуги» (с. Каблуково Калининского района), «Ликующей Музы» и ФАП «На Тверце» (г. Торжок) и др.

В последние годы  члены ЛИТО «Рассветная звонница» участвовали во многих литературных мероприятиях не только в Твери, но и выезжали в  Москву, Валдай, Санкт-Петербург, Тулу, Сергиев Посад, Псков, Минск, Витебск (республика Беларусь), Керчь (Крым)  и другие города России,  где показали достойный уровень своих произведений на поэтических конкурсах и фестивалях.

Также наши  авторы принимали участие в международном литературном фестивале «Европа» в Праге (Чехия), международном фестивале «Поющие письмена», в фестивале античных искусств «Боспорские Агоны» (г. Керчь, Крым), были участниками «Славянского базара» (г. Витебск, Беларусь) и т.д.

С 2017 года представители нашего литературного объединения участвуют во многих фестивалях и совещаниях молодых литераторов. Это и однодневные семинары в Москве, и выездные мероприятия, такие как  Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Сочи (поэт Елена Давыдова, 2017 г.), всероссийский обучающий фестиваль «Таврида-арт» в Крыму (поэт Екатерина Большакова в 2018 г., поэт Марина Крутова в 2019 г.), российский фестиваль «Некрасовский семинар в Карабихе» (пятеро членов ЛИТО побывали в Ярославле в 2018 и 2019 гг.), Всероссийское совещание  Союза писателей  России (четверо членов ЛИТО были приглашены в г. Химки в 2019 г.). 

 В декабре 2019 года литературное объединение отмечает 20 лет со дня создания ЛИТО. К юбилейной дате выпущен совместный сборник стихотворений.           

 Активная литературная позиция ЛИТО «Рассветная звонница» заметна на фоне культурной жизни Твери и области. Уже без  своего Учителя, поэта Евгения Игнатьевича Сигарёва, члены ЛИТО  «Рассветная звонница» продолжают  традиции, заложенные им при создании ЛИТО,  главная из которых  – помогать молодым авторам  совершенствовать свой литературный талант и найти выход к читателю.

Екатерина Большакова
Окончила медицинскую академию, работает по специальности. Активно участвует в литературной жизни Твери и Тверской области. Делегат международного молодёжного форума «Таврида», призёр нескольких поэтических конкурсов.

На даче

Там сердцу спокойно и детство нетленно,
Там запахи мёда и мяты вокруг.
И нет уголка в бесконечной вселенной,
Как этот, где жизни смыкаются в круг.

Бывало, откроешь знакомые двери –
Уже на веранде пыхтит самовар.
А запах какой!  Пироги подоспели,
От чая с лимоном вздымается пар!

В полуденный час и в часы на рассвете,
Люблю наблюдать, как волшебно блестят
Пылинки, парящие в солнечном свете…
Я счастьем бесхитростным снова объят!

 

Стихам

Я слышу, вдали шелестят тополя.
Вокруг – тишина и покой.
В душе остаётся родная земля –
Крылатая память за мной.
В глазах отражается солнечный свет,
А небо нахмурило бровь.
Я помню, как нежится жёлтый рассвет
В перине седых облаков.
На коже трепещут осколки дождя,
Стирая иные следы…
Мгновенья простые в душе бередят
Поэзии первой сады.
Вокруг расцветает неведомый мир!
Я - часть. Я - песчинка. Я – слог.
Врастаю в него, заглушая эфир.
Я – есть! Я – основа, итог.
Безумство стихий, заглушающих шум
Сомнения, правят в крови.
Рождённые в муках истерзанных дум,
Стихи, что примерили жизни костюм,
Вы – часть безрассудной любви!

 

Московская осень

Кофе со вкусом лаванды.
Улица после дождя.
Звёзд золотые гирлянды
Вечер зажёг уходя.
Тихо иду по бульвару,
Мысли по лужам скользят.
В плеере – звуки гитары,
В воздухе – ноты сквозят.
Плавятся серые тени
В глянце ночного шоссе.
Чудо мгновений осенних
Память затянет в кисет.
Тёплый лавандовый кофе –
Жизни изменчивой вкус,
Смена стальных философий…
И послевкусием – грусть.

 

Твоё молчание

Веди меня сквозь сон,
Я буду – за тобой.
Души невнятный стон –
Ты болен тишиной.
Звучит в кромешной тьме,
Слепого сердца стук.
Сегодня нужно мне
Тепло знакомых рук.
Беззвучен дней пейзаж,
Немы огня уста…
Забвенье – верный страж.
         Бесцельна суета.

 

Эхо

Слышу эхо прошлого
За окном.
Словно гость непрошенный
Рвётся в дом.
Уж сугробы белые
Намело.
Чувство наше первое
Отцвело.
Пусть обидам прожитым
Вышел срок.
Не пущу непрошенных
На порог.
В небе звёзды теплятся,
Скоро ночь.
И гостей метелица
Гонит прочь.

 

 

Дороги

По дорогам мира крупным
Вьются жизней наших нити,
Мы из них плетём попутно,
Новых чувств цветастый ситец.

Без ухабов нет дороги
В русской выцветшей глубинке.
Но идём, волочим ноги,
По исхоженной тропинке.

Ночи дни сменяют плавно,
Жизнь свои листает главы.
И ведёт дорога влево,
И ведёт дорога вправо…

Но столкнут ли в жизни снова
Нас судьбы пути-дороги?
А пока опять без крова,
И опять в душе тревоги.

 

***

Берёз обнажённые спины
Изящным изгибом маня,
Тонули в туманной пустыне
Нечёткости серого дня.

Изломаны тонкие руки
Чернильно-белёсых ветвей,
Следы увяданья и муки
На профиле строгом видней.

Сейчас – одиночеством живы,
А прежде – рассвета полны…
Тоска проливается в жилы,
Недолги тревожные сны.

Неясны, нечётки, размыты,
Несмелы, наги и чисты…
Потеряны, всеми забыты…
                                           Как ты…

 

***

Близость дождя напророчат озябшие птицы.
Я возвращаюсь в покинутый некогда дом,
Чтобы собрать мимолётного счастья крупицы
И у родного огня погрустить о былом.
Вспомнить легко беззаботные детские годы,
Пыльные классы и клавиш приглушенный тон.
Музыка, танец, минуты привычной свободы…
Сердце и ноты так странно звучат в унисон.
Старый рояль, где предательски «соль» западает,
Так и стоит, молчаливый, у серой стены.
Магии звуков, случается, мне не хватает.
Хочется музыкой плен разорвать тишины.
Мой инструмент разговорчив не в меру сегодня…
Вспомнили гаммы, этюды и простенький вальс.
Я так хотела вернуться к мгновеньям исходным,
Клавиш коснулась, и новая жизнь началась.

Татьяна Винокурова
Поэт, музыкант, автор-исполнитель. Победитель многих музыкальных конкурсов. Постоянный участник концертов ЛИТО «Рассветная звонница». Рекомендована в члены Союза писателей России по итогам Совещания молодых литераторов в Ярославле в  2018 г.

***

Дождь на Пасху.
На Победу дождь.
Ты живёшь, живёшь, живёшь, живёшь.
Если что, звони и говори:
Дождь сегодня у меня внутри.

И выходят там из берегов
голубые клочья облаков.

Стены стынут здесь который день.
Не живи как собственная тень.
Если ты один, а месяц май –
одеяло молча обнимай.

Светлоглазый, не глядящий вниз, –

ты держись, держись, держись, держись.

Что ж, дружок, в любви и без любви
ты – живи, живи, живи, живи!
Зная все дожди наперечёт,
крикни – пусть идёт! Пусть идёт!..

Боже, если б не было дождя –
было б больше на земле Тебя.

 

***

У ночной селигерской воды,
в колдовство абсолютно не веря,
я пытаюсь волшебного зверя
вызвать веткой простой лебеды.

Ты, Патронус мой, свет неземной,
серебристое сердце оленье,
до скончания века и пенья
за плечами детей моих стой,

что бы ни было дальше со мной,
как скала, как стена, вместо солнца,
стой, о главный из всех мракоборцев,
между сосен, окутанных тьмой,

ведь нежнейший мерцающий гул –
то и есть, что до смерти продлится
и с концом моим не прекратится.

Это всё, что для них я могу.


***

По дому –  исключительно бегом.
Я в центре хаты, хоть она и с краю.
Сквозняк здесь ходит по цепи кругом,
и время ничего не успевает.

Здесь жизнь-то и проходит, говорю.
На чеке из пятёрочки – две строчки.
Я трижды Ньютон, яблоки варю,
разглядываю даль,
вяжу носочки.

Что воля, что неволя, всё равно.
Заткнись и пой, лирический герой мой.
Иди, садись на старое бревно,
ты, возжелавший жизни беспокойной.

Что ты там мог.
Ты вообще о чём.
Ты женщина.
Куда там о высоком.
Разбрызгивая гнев, как Башлачёв,
ты выжмешь сок – не напитаешь соком.

Ты тыл.
Тебе ещё стирать пиджак.
Психуй потише.
У тебя же дети.
А то, что нет гастролей,– это так,
потеря небольшая для столетий.

Забей. Всё пустяки. Прими как факт.
Запей глотком апсны – чуток отпустит.
Гляди, с закатом розовеет как
на улице Хрустальной каждый кустик,

и можно просто выйти подышать,
разрезать лужу колесом коляски
и по подъезду яблоки раздать.
И оказаться зайчиком из сказки.

***

Парит, парит Речной вокзал,
срывает крышу с крыш.
Теперь я сам,
теперь я сам,
как шпиль,
пронзаю тишь,
и пылен пирс,
и грязен двор,
не скошена трава,
и стрелка тела моего
сутула и крива.

Ты тоже стрелкой часовой
пронзаешь темноту.
И даже богу над водой
парить невмоготу.
Не выпьешь яд,
не рухнешь ниц,
не убежишь в закат,
и вечный шпиль –
огромный шприц –
стоит,
стоит в глазах.

Закрыт травмпункт, ушёл трамвай,
до дома далеко,
и надо к боли привыкать –
кому сейчас легко.
Теперь на берег ни ногой.
Как будто ты в плену
за этот доблестный Речной,
что простоял войну

и пал, как будто на тебя,
как стыд, как боль, как дождь, –
остроконечная судьба
в окраинах подошв,
бетонной крошкой,
вечным льдом
хрустящего стекла.

Ты что застыл?
Пойдём,
пойдём.

Дела, дела.

 

***

Чёрные тридцать.
Депрессия ноября.
Чёрным костром вороньим дворы горят.
Голого мира страшная благодать –
снега земного, как манны небесной, ждать.

Будешь отпущен, если переживёшь.
Голову к небу тусклому задерёшь,
вытрешь глаза, очухаешься,
а там –
белые точки к чёрным летят домам.

Сон свой нарушишь, мир обоймёшь душой –
ты ведь не глупый, ты ведь уже большой –
и оправданья снегом сотрёшь с земли,
свет зажигая сам у себя внутри.


***
Памяти Амона Сулейманова
и Халига Керимова

Стараясь быть стремительным,
Амон жил.
Жил Халиг.
Амон лечился длительно.
Халиг лечил других.

Пока я, криворукая,
всё гладила тряпьё,
Амон читал Безрукову.
Халиг читал своё.

Всерьёз мозгами пораскинь:
все предрассудки – ложь.
Амон был глух – технически
(не знаешь – не поймёшь).

Водила пел,
водил кляня,
владимирский централ.
Последний раз Халиг меня
в маршрутке не узнал.

Едва ль, живя в краю одном,
знакомы меж собой.
Амону было с хвостиком.
Халиг – ровесник мой.

Я знала их обоих чуть,
поверх их смуглых глав,
не видя никакую суть,
так, рядом постояв.

Летел по бежецкой Халиг.
Удар был лобовой.
Амон сверкал, как святый лик
под дозой лучевой.

А тот, кто вместе с ними пел
хоть час из жизни всей,
осиротел,
осиротел
за эти пару дней.

И я, как флаг,
как обелиск,
как жертвенный огонь,
волшебный свет их божьих искр
запрятала в ладонь.

Я здесь, и я ещё жива –
и помню не одна,
что жили рядом солнца два,
два русских пацана.

Пирамидка

Рассыпал кольца под кровать.
Он убирался.
Теперь их в жизни не достать,
как ни старайся.
Да у него полно всего –
ему всё мало.
И я орала на него.
Я так орала.

Губу сгрызаю в чешую.
Терпенье рвётся.
Жизнь испоганили мою
цветные кольца.
Отсохли руки в жерновах
сплошной уборки.
И я кричу,
кричу в сердцах
без остановки.

Мой сын,
мой царь,
мой результат
всего на свете!
Куда слова мои летят
в минуты эти,
сметая всё, эфир бомбя
в квартирной клетке –
неужто, Господи,
в тебя,
четырёхлетку?

Меня осудят небеса,
соседи, или
меня осудит лично сам
Амонашвили,
мне погрозит из всех статей,
со всех экранов
ванильно-розовая мама
инстаграма.

Сойдёшь с ума,
себя распнёшь,
сто раз не рада.
Вина виной, а жить-то дальше
как-то надо.
Я ж человек, не тамагочи
из Китая –
неидеальная,
кричащая,
живая.

Иди на ручки, поревём.
Затихнут страсти.
Из-под дивана достаём
свои запчасти.
Мизинчик дай.
Мирись-мирись.
Авось забудешь.
Там, в холодильнике, мороженое.
Будешь?

***

Каждый божий год одно и то же.
Выкатят к театру всю броню.
От детей в пилотках дрожь по коже.
Топают суворовцы к огню.

А потом, под вечер, при народе,
в горсаду какой-нибудь урод
под Катюшу пафосно выходит
и слащавым голосом поёт,

и уже не слышен звон тишайший
братских переполненных могил.
Речи эти, блёклые от фальши,
прадед мой уж точно б невзлюбил.

Прадеды мои бы сквернословить
стали, мол, чего тут каждый год
прохлаждаться? Нечего филонить.
Надо за лопату, в огород.

Забывать нельзя – трудиться можно.
Что фашисты – победить бы сныть.
День победы. Бобриков. Картошка.
Чем ещё победу искупить?

Для того и бились...
Тучки бродят,
ранние гвоздики расцвели.

Полстраны бессмертный полк выводит.
Топчет огороды полстраны.

Давыдова Елена
Автор двух книг стихов. Победитель нескольких поэтических конкурсов. Финалист поэтического конкурса на Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Сочи (2017 г.),   участник Совещания молодых писателей (2019 г.)

Весна

Зацвела, зазвенела, выстрелила
Облаками сирени на улицах.
Ворвалась, как врывается ввысь стрела,
А теперь хохочет и жмурится.
И раскинула руки в стороны,
Словно хочет объять необъятное,
Словно маски в спектакле сорваны,
Только ей одной и понятные.
Так выходят — под занавес к зрителю,
Собирая оваций ворохи…
Но бывают такие воители,
Что с порога войдут — и всполохом!
Долгожданное мне спасение!
Зацвела, зазвенела, выстрелила!
Сумасшествие ты весеннее,
Мы вдвоём непременно выстоим.

 

***

Как будто в параллельный мир
(Мой неизменный путь к свободе)
Вагонный караван уходит,
Глотая шпаловый пунктир.
Вокзал полуночный продрог:
Холодный август – аксиома
Для моего «второго дома»,
Где Волги освящён исток.
Экспресс несётся напролом
Воспоминаниям навстречу
О том, что Каспий – бесконечен,
И лотос пахнет миндалём…
В конце билетного пути
Откинет проводник подножку,
Багаж сгружая понемножку
Моих заветных тридцати.
Короткий выдох, жадный вдох,
И, без оглядки на советы,
Шагну в распахнутое лето,
В мой солнечный переполох

 

* * *

Ветер носит в ладонях листву бережно, боязно,
Новый сентябрь старый заводит сплин.
Я бы примчалась к тебе любым проходящим поездом…
Только скажи – каким?..

Сердце упрямо скрывает загадку из прошлого,
Трепетной памяти оберегая нить,
Будто бы чётки перебирает, крупицы хорошего,
И… продолжает жить.

 

Мальчик

  Сыну Даниилу
  (с древн. евр. Даниил – «Бог мне судья»)

Смотрит мальчик на море синее:
Море сверкает сапфировой брошью,
Швыряет камни по праву сильного
На берег и безжалостно крошит их.

Даже бывалый невольно вздрогнул и
Крепче засовы дверные вешает,
Кличет мальчишку словами строгими.
А тот – загорелый, глаза – черешины

Спелые, смелые – ни знал, ни видывал
Такого надрыва волны раскатистой!
Вот и ему похожую силу бы!..
Вот и ему геройство и стать ее!..

Острые плечи легко расправлены –
Жизнь, как стихия, влечёт воинственных.
В точке отсчёта бесстрашно равный он.
Свободен дух и судья – единственный.

 

* * *
                Февраль. Достать чернил и плакать!
                Писать о феврале навзрыд…
                                          Борис  Пастернак

Простуда хватает за горло,
Тоска – за жабры,
Отчаянье крутит руки, как арестанту.
Меня бы перевязать оранжевым бантом…
Такого «подарка» каждый психолог ждал бы!

Встречаю холодный Февраль,
Готовлю чернила.
Причины заплакать смотрят во все глазища.
И я на секунду немая, убитая, нищая…
Вот только не денег, а сил, увы, не хватило.

Шорох. Что-то ещё
В темноте кромешной
Вместе со мною замерло в ожиданье.
Это – Весна, тайком второе дыханье
Кинула… и растворилась в кулисе снежной.

 

30 декабря

Уютный сумрак за твоим окном:
Любимый город забросало снегом,
Трамвай-зануда неохотным бегом
Усталый вечер прихватил хвостом;
Кошачьим глазом сторожит фонарь
Затихший двор и, наводя поспешность,
Последний лист готовит календарь,
Напоминая чем-то неизбежность.

 

Выбор

Стою у самого края пропасти
Бездонно-чёрной, как глаз вороний.
С какой-то необъяснимой кротостью
Прошлое ёжится на ладони,
Кошкой бездомною просит жалости.
К себе? Или ко мне самой же?
Глаза закрыты. Сердце сжалось и…
Шаг вперёд. И мороз по коже.
А если там, за чертой известного
Награда смелым за выбор сложный?
И то, что кажется страшной бездною —
Мой путь
единственный
и
надёжный.

 

Вечность

Сигарёву Евгению Игнатьевичу –
                учителю, поэту, другу

Вечность – это когда листва
Кружит стаей над головою,
Разноцветные острова
Оставляя в осеннем море;

Одинаковость и одиночество
Вечеров февральского кроя;
Двор забеленный снегом дочиста...
Вечность... Что же это такое?

У какого ни спросишь прохожего
Всё едино: «Увы, не знаю!».
Я стучался гостем непрошеным
Даже к той, что прятала Кая...

Бросить поиски. Всё оставить.
И затея не стоит свеч, но...
Вечность – это всего лишь память.
Память – это
                     целая
                              Вечность!

Ольга Кочнова
Автор двух книг стихов и множества публикаций в российских литературных журналах. Победитель ряда конкурсов и фестивалей поэзии. Выпускница Литературного института им. А.М. Горького. Член Союза писателей России.

***
Карусель снегопада в марте...
Карусельщик, похоже, пьян.
Обозначенный точкой на карте, 
город – точно врождённый изъян.

Зашиваюсь суровой ниткой,
не уйти ни в себя, ни в запой –
на ладонях его гранитных
никому не найти покой.

В вихре мартовской  круговерти
прочь куда-то весь мир несёт.
Эй, ты слышишь –  ты тоже смертен!
Начинай свой обратный отсчёт!

Запускай...
Каруселит в марте.
Вектор выбран опять нулевой.
Город мой – только точкой на карте, 
точкой маленькой, болевой.

 

***
Над морем грозовые облака,
а я из-под руки издалека
смотрю, как волны в небо льются, бьются,
и как тяжёл у ласточки полёт, 
её к земле – небесную – гнетёт, 
и воздух густ, как чай на тонком блюдце
свежезаваренный, кипрейный, луговой.
Я в небо упираюсь головой, 
и пахнет горем, влагой и крапивой.
Два дня гроза раскатисто гремит,
гнездо осиротевшее молчит.
Птенец закопан был под сливой.

 

***
Площади привокзальной
провинциальный гам.
Туч лиловеет задник –
белое по краям.

В богом забытой глубинке
сумрачно испокон.
Пьяной лесной голубики
цвета речной затон.

Дальний гудок теплохода
ил всколыхнёт со дна.
Здесь и во мне порода
сразу на взгляд видна.

Выдернет из дремоты
оклик на мостовых
(Леты холодные броды):
– Знал стариков твоих.

 

***
Старинный особняк, обрыв, река
так скрыты в шорохе седого тростника –
запрятаны, завьюжены, забыты. 
И окна заколочены, забиты. 

Так холодно и сине. Так февраль – 
что плакать, выть и вглядываться вдаль 
сквозь космы – век не чёсаны берёзы – 
туда, где лес, снега, в снегах откосы 

и галок стаи в мареве небес 
качают тишину и солнца срез, 
и колыбель, больничную палату. 
На потолке пожарище заката. 

И в гипсе замурована душа. 
И как, о господи, она нехороша!

***
А дальше будут только холода,
заплаканные стёкла, шорох капель,
и небо точно блёклая слюда,
и лес расхристан, и весь мир как паперть...

А дальше будет только этот снег,
пугающий своею чистотою,
ложащийся на чёрный глянец рек,
летящий над тобой и надо мною...

А дальше... всё известно наперёд.
Я как во сне твою сжимаю руку,
и вижу ледостав и ледоход,
но кто-то вдруг окошко распахнёт
и душу выпустит,
и кончит эту муку...

 

***
Лифт разгоняется и падает,
отсчитывая этажи.
Я, на саму себя досадуя,
перелицовываю жизнь

свою, чужую... Дом качается, 
гул нарастает изнутри. 
Нам слишком многое прощается – 
не выдавай, не говори. 

Пока ты куришь, небо рушится 
и жизнь летит ко всем чертям.
Мой хладнокровный, мне бы мужества
смотреть на всё полушутя

и не бросаться прочь в агонии,
пальто накинув на бегу...
Лифт падает и тьма бездоннее,
и двор в снегу.

 

***
за окнами деревьев ровный ряд
мне только семь, опять продлёнка в школе
пиши своё жи-ши – мне говорят
я не пишу, я не дышу, я болен

и гаснет день, и свет уже дневной
в светильниках гудит, мигает тускло
открыта книга, я смотрю в окно
а там темно и холодно
и пусто

и не идут
и не придут за мной
с плафонов ламп свисает паутина 
я – батискаф, я ухожу на дно
внутри себя так тихо и рутинно

mayday, mayday... неслышимо никем
в эфире исчезает пульсом тонким
но снова кто-то пишет в дневнике
что остаюсь, что у меня продлёнка

Марина Крутова

Автор трёх книг стихов. Лауреат множества поэтических конкурсов, обладатель литературных премий, в том числе – Премии губернатора Тверской области в сфере культуры и искусства (2019 г.)



Антоновка

Антоновку с ветвей снимал сосед,
Стремянкой небо подперев умело.
И осень на его ладонях зрела,
А он был этой зрелостью согрет.

И становился будто бы здоров,
Вдыхая запах кислый и бодрящий.
И тяжесть яблок наполняла ящик
И душу наполняла до краёв.

Но жизнь сама снимает урожай.
Кому легко нести такую ношу?
…И дом был снегом густо запорошен,
И было деда по-соседски жаль.

И прелый запах яблоневых строк,
Лежащих без движенья на соломе,
Напоминал, что был хозяин в доме,
Но пережить антоновку не смог.

 

Наследство

Где-то там, где дома приникают к земле,
Где застывшее время ко всем безучастно,
Мне в наследство достался заросший участок
Да изба, прислонённая боком к ветле.

На облупленный шифер налипла листва,
Словно силясь прикрыть неухоженность дома.
И ветвей рукава, будто свыше ведомы,
Обнимают его по законам родства…

Опустевший давно — не приют, не очаг —
Доживает свой век по-крестьянски покорно…
Здесь, из этой земли, силу черпали корни,
Но о них облетевшие листья молчат…

Лебеда и полынь — старожилы глуши.
Сотню вёрст прошагай — тишина бездорожья…
Здесь наследство моё: не от бабушки — божье.
                                           А вокруг — ни души.

 

Женское ремесло

Снег занавесил простынями сад:
Хэбэшки белоснежные висят
И в детство тянут и зовут упрямо.
Там — тощая стиральная доска,
На зимней речке два гнилых мостка
И прорубь, где бельё полощет мама…

В воде холодной пальцы, словно лёд.
Отпустишь ткань на миг — и унесёт,
А мама шутит: «Для русалок платья!»
С ней рядом — таз, бельё горой лежит…
Не каждый с ним управится мужик.
Вот только это — женское занятье…

Потом в саду от неба до земли
Белеют парусами корабли —
Морозом укрощённые скитальцы.
Так было раньше… И почти везде:
Бельё купали в ледяной воде
И мучились всю жизнь от боли в пальцах.

Течением те годы унесло…
Быть женщиной — простое ремесло?
Поймёт не каждый этот подвиг тяжкий.
…А мама рядом. И её рука,
Как в детстве, исцеляюще легка…
И я целую красные костяшки.

 

Мой город

Тверской весны угрюмый вид
Напомнит старого бродягу:
В грязи, потрёпан и небрит,
Окурком ТЭЦ вовсю дымит,
В кармане сжав Лазури* флягу.

На коже — сыпь дорожных ям,
И вены вздуты половодьем…
А по нахмуренным бровям
Трамвай ползёт ко всем чертям
И на Советской в ноль уходит…

На Комсомольской каждый год
Нарыв вскрывается подкожный.
Но вновь бродяга просто ждёт,
Пока беда сама пройдёт,
Прижав асфальта подорожник…

Оставив почести другим
И старых крыш понурив плечи,
Мой город слишком человечен…
И оттого до слёз любим.

__
*Лазурь — небольшая река в черте города Тверь, правый приток Тьмаки. В настоящее время река в результате хозяйственной деятельности человека превращена в цепь прудов.

 

Дворник

Может, дворник заболел гриппом
Или снова в руки взял стопку:
За ночь сбросили листву липы,
И теперь не тротуар – тропка!

Сизый ветер шелестит грустно,
Паутинок промелькнут нити…
Лист иссохший под ногой хрустнул
И рассыпался, но кто видит?

Замечаем то, что нам ближе,
И не смотрим на других вовсе.
Нами что-то изнутри движет –
Переждать бы, пережить осень…

Вдаль отчалить, только кто пустит?
Листик в луже – вот моя лодка!
Ветер улицу метёт с грустью,
Дворник снова заболел водкой.

 

Зерно

Золотится жнивьё, как осколки янтарного солнца.
Щедрый серпень* бросает озимые звёзды в поля…
И не важно, когда жизнь моя так же с неба сорвётся,
Потому что её, как зерно, нежно примет земля.

И оно прорастёт, и наполнится истинной силой,
И по стеблям его, как по венам, душа потечёт.
Вечный жизненный круг замыкается необъяснимо —
И звезда, догорев, начинает с начала отсчёт.

И пока янтарём в небе солнце бессмертное светит
И ласкает побеги, земле воскрешенье суля,
На весенних лугах прорастают зелёные дети
Из зерна наших душ, что упали в родные поля.
__
*Серпень — август в переводе со старославянского языка, соответствует времени жатвы.

* * *

Чирикнет случайная птица –
И ночь взбудоражится вдруг:
Забытому саду не спится,
Он жаждет заботливых рук.
Дрожат одинокие ветки,
Бросая на ветер листву.
Шальным звездопадом ранетки
Слетают безмолвно в траву...
Здесь чары наводит осока,
Волхвуют крапива и сныть.
Но саду опять одиноко,
Он ждёт и не может забыть,
Как руки любимые прежде
Хранили его от невзгод.
И сад встрепенется в надежде...
И с ветки звезда упадёт.

 

* * *

Я возвращаюсь в старый сад,
Где яблок сморщенные лица
С кривых ветвей в глаза глядят —
Не откреститься.

В них столько яблочной тоски,
Что скоро уксусом забродят.
Они не кислы, но горьки
В своём исходе.

Прижмусь щекой к сухой коре,
К морщинам грубым и глубоким,
Как будто в яблоне-сестре
Мои истоки.

В траву, как в вечность, упадёт
Ньютонов шар, как детства символ.
Но я поднять запретный плод
Уже не в силах.

Ксения Маркова

Кандидат биологических наук. Автор книги стихов «Я падаю вверх». Победитель нескольких литературных конкурсов всероссийского уровня. Участник различных литературных фестивалей и слётов.

Стихо_творение

я ведь знаю прекрасно, чего поэтам
стоят самые лучшие
их стихи…
В. Миловидова

Стихами искупаются грехи:
что ни строка – то личный крематорий,
где каждая из прожитых историй
оплачена частицею души,
где дно неотличимо от вершин,
где знаки восклицания тихи.

Поэтов не торопятся спасать,
и пепел превращается в стихи –
такие судьбоносные штрихи.
Поэтому так хочется порою
Пегаса заарканить суетою,
и больше ни строки…

 

***
Столбов верстовых генеральская стать.
Вагоны в почётном стоят карауле.
Ей, кажется, есть, от кого уезжать
в своём юбилейном – тридцатом – июле.

Здесь солнечным зайчиком строгий гранит
азартно играет в гляделки с Невою,
но честно нехитрую тайну хранит.
Лишь эхо волна донесёт: «двое… двое».

И за руку больше не страшно держать
того, с кем бессмысленно вовсе прощаться.
Ей, кажется, есть, от кого уезжать
и в город чужой, как домой, возвращаться.

 

***

1.
Начать всё с нуля…
Или хотя бы с первого…
Под ёлкой, как в детстве,
с утра отыскать заветное,
от Деда Мороза письмо получить ответное,
где сказано: Каю – каяться,
Герде – верного.

2.
Начать всё с нуля…
И лучше всего по Цельсию –
расстроить той Королеве все планы снежные,
чтобы растаяли льдинки-обиды прежние,
чтобы услышать сказки другую версию.

3.
Начать всё с нуля…
Календарь не листать в обратную…
И, наконец, обрести
по делам и помыслам.
Крошечный ангел, тебе небесами посланный,
радость подарит, двум новым жизням кратную.

 

Сыну
(к 4-летию)

Ты на свет появился не просто так –
это скажет любой богослов и маг:
для одних – пучина, другим – маяк,
для меня – счастье высшей пробы.

Целый мир мне доверен. Должна я дать
тебе корни и крылья – чтоб мог летать,
а в невзгоды вернуться домой и знать:
всё проходит. Пока же давай мечтать
(ведь в четыре всё можно), чтобы

стать однажды актёром/зубным врачом,
верным другом, надёжным мужским плечом,
храбрым рыцарем (с дамой, щитом, мечом),
принцем на небольшой планете,

где приручен Лис, где цветут сады,
родники оставляют в песках следы,
где достать легко до своей звезды,
где ты выше, сильнее любой беды,
самый лучший мой сын на свете!

 

***
С.К.

Здравствуй, мой солнечный человек!
Я скучала дождливо-холодным летом:
ты из снов моих уходил с рассветом,
не всегда возвращаясь в них на ночлег.

Здравствуй, мой солнечный человек!
Я ждала с нетерпением этой встречи:
если космос во взгляде – костры и свечи
не нужны, чтоб хватило тепла навек.

Здравствуй, мой солнечный человек!
Ты – очень щедрый подарок Бога
(значит, верит в меня, хоть и смотрит строго).
Ты – самый сильный мой оберег.

Виктория Панина

Автор трёх книг стихов. Лауреат многих литературных конкурсов всероссийского и международного уровней, активный участник литературной жизни в Твери и регионе. Член Союза писателей России

Речной Вокзал

Оттого ли роднее душе ты моей, что заброшен,
Предан памяти, прошлому, предан, как я, человеком?
Крест уже постаревшей надежды становится ношей,
Обреченьем, которое вытеснить нечем и некем.

Здравствуй. Снова дотронусь до стен неприглядных ладонью.
Сероглазое прошлое так же ко мне прикасалось.
И тогда было сердце наполнено светом, я помню.
Но пустует теперь, словно стены Речного Вокзала.

Здесь, в туманы укутавшись, хочется жить до восхода
И вдыхать глубину каждой ночи, меня приютившей,
Под луной провожать бесконечно бегущие воды
И шептать им вдогонку, а может, себе: «Тише, тише…»

Вновь стою на краю то ли прошлого, то ли причала.
А река предо мной, как дорога из сказки, в три вехи.
Тихо зреет рассвет над мостом и своими лучами
В заколоченных окнах и в сердце всё ищет прорехи.

 

* * *
Так и вижу тебя: отрешённого от любви.
Ты уходишь, объятьями новой весны обвит,
В тяжеленной кожаной куртке из США,
С лёгким регги, беспечно звучащим всегда в ушах.
Беспощадно распята на куртке твоей звезда,
Как ладонь, как любовь, как душа моя, навсегда…
Ты, похожий на Бонда, уверен, красив и свеж,
Растворяешься тенью смелых моих надежд.
Исчезаешь бесстрашно в чужую судьбу, во тьму.
Быть счастливым – твой главный плюс. Вопреки всему.

Так и вижу тебя: отрешённого от меня.
Без меня,
одного,
выходящего из огня

 

Поцелуй

И снова этот поцелуй
Приник дыханьем леденящим
К обыкновенному теплу
Дрожащих губ.
Как настоящий.
Закружит против часовой
Неубиваемая память,
В тот день забросит с головой,
Когда возможно всё исправить.
Помчусь сквозь улиц лабиринт,
Вдоль мостовых, лохматых парков,
На ткани ночи выжгу принт
Сияньем глаз, свеченьем фар, как
Выжигают тишину
Золотошвейной силой слова,
Как в памяти меня одну
Твой поцелуй сжигает снова.

Мы не близки, не далеки
(я под твоим балконом старым).
Ты выходи на маяки –
Во тьме мигающие фары…
Меня к свободе не ревнуй –
Нырну в портал – тоннель бесцветный,
Забрав январский поцелуй
В подарочной фольге рассвета.

 

* * *
Одиннадцатый час глотал минуты –
И в темноте обычного двора
Фонарный свет колпак набросил мутный
На лавочку до самого утра.
И в круглом очертании свеченья,
Как мотылёк, метался добрый рок –
И не было той музыки священней,
Правдивее и правильней тех строк
Для смелых и отчаянных подростков
(Они хотели просто быть взрослей).
Одетые не модно и не броско,
Играли песни о добре и зле.
Вне времени.
И только тётя Шура
Который вечер из окна кричит:
«А ну, кончайте щажже шуры-муры» –
И по карнизу кулаком стучит…
Но обнимал ташкентский летний вечер
И не хотелось уходить домой…

Рок жив и вечен. В памяти засвечен
Фонарным светом двор друзей.
И мой.

 

Дорога

1.
Шины на трассе почти как шасси,
Мощны железные крылья!
Пьяное солнце на ветках висит,
Пить небеса обессилев.
Словно лечу над изгибами рек,
Ситцевым, радужным полем.
Я на дороге – другой человек –
Жадно глотающий волю.
В перьях зелёных, как селезень, май
Кормится с рук, не боится…
Дивны пейзажи, снимай и снимай
Вспышками через ресницы.
Мыльною пеной плывут облака,
Нежно смывая печали.
Я выливаюсь в весну, как река,
И становлюсь как в начале…

2.
Упруга и податлива педаль.
Плывёт полей пестрящая расцветка.
Куда ведёт асфальтовая даль,
Пришитая к земле тугой разметкой?

Раскрученная битумная гладь,
Как эластичный бинт на ранах мира.
Дорогам снова впору бинтовать
Больной души порывы и нарывы.

Стеснённая тесьмой из тополей,
Бежит дорога без конца и края,
Несёт меня рекою по земле
И в небо неизбежное впадает.

 

Другу

Если боязно и тревожно
В эпицентре возможного взрыва,
Разминируй меня осторожно.
И красиво.

Пульс тактичен, как писк отсчёта,
Страшно в жизненных катакомбах.
Если здесь я – ты знаешь чётко:
В сердце бомба.

От неё проводов сплетенье
Длится прямо к тебе в руки.
В ком увидеть сапёра, если не
В близком друге.

В одинаково-мутные вены
Запусти алкоголь и речи.
Что в какую – ты знаешь верно,
Безупречно.

Режь больное чутьём подкожным,
Острой правдой о самом личном.
Разминируй, уже не сложно.
Как обычно…

 

Снега

Накрыли город белые стога:
Он обесцвечен, обескровлен.
Идут, идут, идут, идут снега.
Не за тобой ли?

Несётся, спотыкаясь, по дворам
Хромое колесо метели,
И с ловкостью простого маляра
Пространство белит.

Кто раскрывает неба дряхлый зонт,
Давно необратимо спятил.
Без сил раскинул руки горизонт,
Как на распятье.

Земля нага под чистой простынёй.
И, кажется, что хочешь – требуй.
Но крошится без меры на неё
Большое небо.

Зима невозмутима и строга:
Как выжить, никому не скажет.
Идут, идут, идут, идут снега.
Идут за каждым.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"
Комментариев: