|
Александр ЛОШКАРЁВ (Липецк)
"...Потому что родился в России"
(Из новых стихов)
***
Бабушки торгуют чем придётся,
катится автобус по делам...
Наконец-то пригревает солнце –
будем живы с горем пополам.
Двину мимо старого завода,
белой церкви и больничных стен –
это мне дороже с каждым годом
в чёртову эпоху перемен.
Не восторженный и не влюблённый,
и давным-давно уже другой,
я пойду по улице Зелёной
словно с мамой за руку домой.
Никого своих не повстречаю,
ну и ладно, это не беда,
вон ведь как, не ведая печали,
малышня резвится у пруда,
не подозревая как же много
предстоит увидеть и узнать...
Я пойду от них своей дорогой,
но невольно отведу глаза.
***
Сродни вагонной полудрёме
жизнь за сто первым.
Морозец тихий душу тронет,
излечит нервы.
Здесь в небо рвущиеся сосны,
дома вдоль речки
и вовсе никогда не поздно
для главной встречи.
Сойдёшь на станции вальяжно
в зимы напевы...
...Попросит вдруг помочь с поклажей
Святая Дева.
***
Тут заборы протянуты в ряд,
как слова незатейливой песни,
обрываясь вдали наугад,
чтобы в памяти снова воскреснуть.
Тут рекламных не сыщешь огней,
разговоры спокойней и проще
и тягучее время вполне
ощутимо, как будто наощупь.
Я полно городов пролистал,
уезжал в направленья любые,
но к бесхитростным этим местам
прикипел, как влюбился впервые.
Значит было не то. И не те
привечали радушно и много.
Видно тянет к земной простоте
перед самой последней дорогой.
***
Однажды приручить фонарную жар-птицу –
я выдумал себе забаву из забав.
Когда уже не жаль всего, что не случится
я этим баловством пускай останусь прав.
Ну в самом деле ведь
подумать – чушь какая!
На кой мне эта дрянь в подоблачном миру?
Но наступает ночь и птица прилетает
и апельсинный свет струится по двору.
Что б ни было потом – снег мелкий сыпал где-то
иль ветер хохотал, пугая взмахом крыл –
пускай с началом дня о ней я позабыл,
она была со мной. И с нею столько света.
***
Я помню сырую и тёмную осень на свете
и бледный безжизненный свет по проходу вагона.
Бросались из тьмы полустанки, как листья на ветер,
я не узнавал их, всё дальше от дома влекомый.
Я помню холодное утро и город пустынный,
такой отрешённо-спокойный, их сотни за МКАДом –
хрущёвки и брежневки, улиц названья простые,
надежда, что лучшее время наступит когда-то.
...Я вышел с вокзала на улицы эти впервые
и понял тогда, что наверно нельзя по-другому:
в какую бы даль ни мотала судьба по России,
в любом уголке всё равно ты окажешься дома.
***
Девчушка-цыганка, от силы тринадцать на вид,
гадала для всех, в остановке от шума укрывшись,
и в море людском, что волнуясь куда-то спешит,
казалась нездешней, как будто ниспосланной свыше.
Сквозь лёгкую дымку виднеется издалека
то странное время, в котором прошло моё детство.
Девчонку зарезали вечером возле ларька
и некуда было от этой жестокости деться.
Тогда было так – отпылало недавно в Чечне,
но гибли повсюду от водки и жажды наживы.
Смешная девчонка на счастье гадала стране
и может быть мы до сих пор лишь поэтому живы.
***
Свистят события, как розги,
на душах сколько там отметин?
Великовозрастным подросткам
так трудно жить на белом свете.
Мусоля модную повестку,
они скулят по интернету,
что жить в России не по-детски
и никакой свободы нету.
Над ними в детстве все смеялись,
теперь – кошмар! – работать надо.
И вот последнее осталось
и то отняли – гей парады.
Смакуя глупые обиды
себе подобным на потеху,
они подспудно ненавидят
страну за все её успехи.
И нас с тобой, что мы не плачем,
не держим фигушки в кармане,
а зубы стиснули – и значит
мы чужаки в их пониманьи.
А на петлю, на пистолеты
кишка тонка у них решиться.
Как трудно жить на белом свете
подросткам в возрасте за тридцать.
***
Одни опять скорбят всем сердцем:
как ни крути стряслась беда –
для нас костюмы европейцев
не по размеру как всегда –
и жизнь марают, как бумагу,
в страданиях который год...
Да, тяжело им, бедолагам,
не тот народ.
Другие машут кулаками
и Богом треплют, как флажком,
(ему, задёрганному вами,
не до заботы ни о ком!)
и ни за что не отвечая,
выглядывая из-за спин,
о повторении мечтают:
рейхстаг, Берлин...
...А за окном без изменений
и понимается одно:
России глубоко до фени
все эти брызганья слюной.
Жизнь от зарплаты до зарплаты
петляет средь панельных стен
и мы ни в чём не виноваты
ни перед кем.
***
Да, мы в сказке живём, но понять бы с каким концом.
Пьём мёд-пиво, да снова стекает всё по усам.
Кто с деньгами – смеются стране в лицо,
пусто на небесах...
Ничего не излечишь, к какому ни лезь врачу,
если мир перекошен, сыплется, валит с ног...
Снег по-дружески хлопает по плечу:
мол, не грусти, браток,
перетопчемся, сдюжим, удержимся – так и знай.
Сколько раз получалось... Каждый из них был прав,
подаривших нам тёплый, цветущий май,
жизни свои отдав.
***
Теперь понимаешь без скидок на "или":
мы, сами не ведая этого, жили
прекрасно – хоть снова на бис.
А дальше – конец доковидной эпохи.
Так вдруг онемев, поперхнувшись на вдохе,
уходит со сцены артист.
И перед молчаньем смущённого зала
война в полный рост преспокойно вставала:
как раньше уже никогда
не будет. Что мы говорили в испуге
нам может простят наши дети и внуки,
припомнивши эти года,
простят нам растерянность вместе с бессильем,
простят, что стоящих сейчас за Россию
оставили вновь в дураках.
Хоть верь, хоть не верь объяснениям куцым,
но дети от матери общей грызутся
на прежде родных берегах...
***
Время стылого ветра и луж,
дождь прохожий в машину стучится.
Утекает вода по стеклу,
размывая века и границы.
Вдруг покажется улица мне
молодой и не знающей горя
и округлые волги по ней
устремятся к Каспийскому морю.
Наваждение это стряхну –
на мгновенье покажется жутко...
Я не знаю совсем ту страну,
но живу в ней. И это не шутка.
С навалившейся смертью борясь,
тридцать лет она мечется в хрипе –
Карабах, Приднестровье, Донбасс
наша общая боль и погибель.
Я во всём виноват без вины:
что прибалты в неистовом гаме
топчут память великой войны –
это мне по груди сапогами.
Не охватишь мозгами причин.
Так ответил бы, если б спросили:
я ко всем этим бедам пришит,
потому что родился в России.
***
Никуда от этого не скрыться,
ни в какой не сгинуть тишине,
ведь на картах чертятся границы,
трещинами становясь в стене.
И приходишь к истине избитой
(не понять за что-то или так):
никогда мир не был монолитом,
это просто выдумки, чудак.
Не увидишь райские картины
хоть в какой подайся край земли.
Никогда мы не были едины,
так что ничего не сберегли.
В прошлом – дым, грядущее пунктиром
и сейчас хлебнуть дано сполна:
трещины расходятся по миру,
никогда не кончится война.
***
Есть тишина первоначальная,
которая стократ горчей
всех пафосных минут молчания
и триколоровых речей.
Слова совсем неповоротливы,
тяжёлые, как валуны,
здесь – где ребята похоронены,
сил на свершения полны.
Из-под Москвы и из-под Грозного,
из-под Донецка в свой черёд
они, намучившись, отозваны,
их больше ничего не ждёт.
Хоть с детства не грешил молитвами,
а шепчешь: Боже сохрани
всех, кто теперь лежат убитыми
за то, что русские они.
|
|
