ПЁТР И НАДЕЖДА
Рассказ

Надежда встала, как всегда, в пять. «Холодно. И тело ломит. И горло ещё…», — потрогала лоб — горячий. Она натянула фланелевый халат и, стараясь не шуметь, прошла в кухню. «Котлет нажарить надо бы… Хотя, Пётр и без них обойтись может — в холодильнике всего полно… Хорошо, хоть суббота. Выходные — отлежаться можно…», — она вынула из шкафчика термометр, сунула под мышку: «Так и есть — тридцать восемь и семь. Где ж аспирин?».

Надежда стала рыться в коробке с лекарствами. «Ещё собаку покормить…», — она положила в кастрюлю размороженные накануне кости, залила водой и поставила на медленный огонь.

— Вот. Потом только крупу кинуть — и готово, — подбодрила себя. — А я пока полежу.

Она проглотила таблетку и пошла в комнату. «А сердце стучит! Господи, только б не свалиться», — шептала, укрываясь тёплым одеялом.

Сон то погружал её в свои глубины, то выталкивал на поверхность: были и кастрюля с собачьей кашей, и фарш для котлет. «Вот и разболелась», — тут же пронеслось в голове. Был и Пётр. Таким, каким был ещё недавно: с рыжей бородкой, с брюшком. Стоит в белом кителе за штурвалом своей баржи. Коренастый, суровый, направо и налево отдаёт команды. Потом были белые стены и белые халаты. И опять Пётр. Открывает рот, и она отчётливо слышит: «На-дя! На-дя!».

Надежда вздрогнула и проснулась.

— Щас! — прохрипела, в ответ, поднимаясь.

Быстро пошла в кухню и стала рыться в шкафчике с лекарствами. Нашла старую марлевую маску, зацепила её за уши и поспешила к мужу.

— Ты чего это? — удивился тот, увидев Надежду. — Вроде ж ничего… не воняет…

— Это, чтоб тебя не заразить. Простыла я… А тебе ещё этого не хватает…

Она взяла судно и вышла из комнаты.

— Ты ж выпей чего-нибудь, — вдогонку сказал Пётр, и было слышно, как голос его дрогнул.

— Выпила.

Надежда вылила судно, помыла его. Набрала воды в таз, взяла зубную щётку, мыло и вернулась к мужу.

— Сам справишься?

Пётр кивнул.

— Пойду завтрак греть. Тебе рагу или кашу будешь?

— Кашу, наверное. Особо есть пока не охота.

Надежда поставила воду, достала пакетик овсянки. Пётр привык есть кашу только свежую. И она каждое утро варила овсянку в пакете, мысленно благодаря «молодцов», которые «догадались её придумать, чтоб людям не заморачиваться».

— Надя!

Снова услышала голос мужа.

— Надя, сюда иди!

— Чего? — она стала на пороге спальни.

— Полотенце, — Пётр кивнул на таз с мыльной водой. — Полотенце упало. Не удобно всё-таки самому…

— Щас чистое дам.

Надежда открыла шкаф. Достала из аккуратно сложенной стопки махровое полотенце и вытерла мужу лицо. «А то ещё опять уронишь…», — взяла таз, и отнесла в ванную. «Простирнуть надо», — она морщась смотрела на полотенце, потом бросила его в ванну, махнула рукой: «Завтра». И поспешила в кухню.

Открыв дверь, сразу почувствовала запах газа. Вода в кастрюле почти выкипела и залила огонь. «Японский городовой!» — Надежда открыла окно, кинулась вытирать плиту. Потом вновь налила воду и поставила кипятить. Газом уже не пахло. Надежда закрыла окно, съёжилась, села на табурет. Поставив локти на стол и опустив на них голову, стала ждать. И, когда каша была готова, отнесла Петру.

— Как поешь, оставь посуду на тумбочке. Потом вымою. Пойду собаку покормлю и прилягу. Что-то не очень мне…

Она накинула старое пальто, взяла кастрюлю с собачьей кашей и вышла во двор. Сразу же обдул ноги ветерок и забрался под пальто. Всюду валялись сброшенные дождём ржавые листья. На клумбе лежали поваленные хризантемы.

Надежда покачала головой: «Ой, как не вовремя заболела, а?»

На запах съестного вылезла из будки большая немецкая овчарка.

— Лайна, Лайночка! Кушать пришла! — Надежда высыпала половину кастрюли в миску, половину оставила на вечер.

Лайна остановилась и недоуменно смотрела на хозяйку.

Та сняла марлевую повязку: «Что, Лайночка? Думаешь, что это хозяйка твоя нацепила?»

Она погладила собаку по густой шерсти.

— Вот, Лайночка, беда! Хозяин твой почти два года с постели не встаёт, а если ещё я…

Надежда вошла в дом. Здесь было теплее. Но она не согрелась. Налила горячего чая и глянула в зеркало. Лицо горело, щёки впали, под глазами темнели круги. «И так красавицей не была. А щас вообще! — поправила разлохмаченные ветром волосы. — А девчата на работе ещё скажут: «Где маникюр?»». Надежда вспомнила, как сотрудницы с завистью разглядывали её наряды, причёску и с любопытством вслушивались в её с Петром телефонные разговоры, когда в такую же осеннюю, промозглую сырость она говорила в трубку: «Не приедешь? Что? А, футбол. Ну, смотри, смотри. Погода какая? Дождь. Что? Нет, не надо, Петя. Не надо, смотри. Всё равно приедешь? Хорошо-хорошо. Жду». Надежда выпила чай и пошла к себе.

Проходя мимо комнаты мужа, заглянула в неё. Пётр смотрел телевизор, брезгливо отстранившись от тумбочки, на которой стояла грязная посуда. Он тоже грязи не терпел. «Не в силах сейчас», — мысленно сказала она то ли себе, то ли мужу.

Она заснула быстро, но сон был беспокойным. Опять видела Петра. Гладит капот нового «Мицубиши» и щурится: «В ресторан — обмывать!». И вдруг раздаётся чей-то голос: «Резать надо. Иначе умрёт». «А как же он без ноги будет?» — пытается возразить кому-то Надежда. «Протез сделаем», — слышит в ответ и открывает глаза. Сердце выпрыгивает из груди, в голове будто бурлит кипяток.

— Надя! — опять зовёт Пётр.

Надежда медленно поднимается, натягивает маску и идёт к мужу. В глазах его беспокойство.

— Как ты?

Она махнула рукой.

— Рагу разогреешь? Что-то проголодался я. И это, — он замялся и кивнулна тумбочку. — Посуду захвати.

Пока греется рагу, Надежда меряет температуру. Та ползёт вверх.

«Эх, если бы Пётр был здоров… Намолол бы мне, как всегда, лука с кетчупом… Я бы съела и поправилась…», — вздохнула Надежда. — И тут же спохватилась: «Да если б он был здоров, мне бы вообще не пришлось…», — подкативший комок сдавил горло. Надежда закашлялась.

— Надя! Всё нормально?! — услышала она.

Ничего не ответила. Взяла тарелку, понесла мужу.

— Чего там случилось, Надь?— Пётр убавил звук телевизора и отложил в стону пульт.

— Чего случилось? — переспросила супруга. — Заболела, — голос её дрожал.

— Ну? — недоумённо промычал Пётр.

— Что «Ну»?

Надежда трясущимися руками расставляла посуду.

— Если со мной что случится… — Надежда осеклась. — Кто за тобой смотреть будет?

— Чего ты так, Надя?

— Чего? Да ты подумай, что с тобой будет? Камнем лежишь! А ведь можнобыло протез сделать!.. — Надежда замолчала, сделала глубокий вдох. — Хоть бы на костылях ходил! Себя бы хоть как-то обслуживал! Ведь одна нога-то есть!

— Ты же знаешь, мышцы атрофировались! — недовольно пробубнил Пётр.

— Потому что ты их не разрабатываешь!

— Я разрабатывал. Ты ж знаешь. Но мне шестьдесят скоро — не двадцать: толку нет.

— Толку нет, потому что не стараешься! Мне и врач это говорил, — она смахнула слезу. — Ты ж всегда лентяем был. Лишний шаг не сделаешь! Привык, что я всегда рядом! А если что со мной…Кому ты нужен?!

— Понятно, — пробасил Пётр. — Калека тебе не нужен. Так оставь меня! Уходи! Найдёшь себе мужика. Здорового! С ногами!

— Что?! — Надежда почувствовала боль в сердце. — Что ты мелишь?!

— А что? Ты баба ничего ещё! Могла бы сразу меня бросить! Не мучаться! Ты ж только потому со мной, что у меня пенсия вдвое больше!

— Дурак! — вырвался крик из осипшего горла. — Да я на двух работах пашу! Чтобы тебя на ноги поставить!.. Я-то не пропаду, да! А вот ты…

Надежда вышла прочь, подавляя рыдания.

На кухне она молча перемалывала лук и глотала слёзы. «Из-за денег живу… Мужика найди… Вот, значит, как… Думает, нужен он кому такой?!». В памяти проносились вместе прожитые годы. Ссорились — характер у Петра тяжёлый, мирились. Но «Уходи!»… Даже когда в третий раз не смогла родить, бабский коллектив гудел: «Бросит тебя, Надька! Ему дети нужны. Бросит!». А он не бросил. «Значит, не в детях дело… Значит, я нужна была? Значит, любил?.. — Надежда отпустила ручку мясорубки. — Любил… Любит… — она промокнула фартуком глаза. — Любит?».

Надежда залила перемолотый лук кетчупом и залпом съела несколько ложек, запила водой.

-Теперь полегчает. Полежу, и ужин буду греть. Надо ещё шаль найти — холодно. Где-то в шифоньере была.

Она вышла в прихожую, подошла к шифоньеру. Громко скрипнула дверца.

— Ты чего ищешь? — нервно крикнул Пётр.

— Ничего, — отмахнулась Надежда и замерла.

… Перед ней висела норковая шуба.

— … у тебя День рождения скоро, — нарушил долгую тишину Пётр.

— Да зачем?

— Я ж тебя не могу теперь на машине возить — мёрзнешь на остановках. Вот я и подумал… Кум помог… Примерь.

Надежда молча натянула шубу. Вновь промокнула глаза и подошла к Петру.

— Нравится? — тихо спросил тот.

Надежда, улыбнувшись, закивала.

— На ужин рагу и ещё отбивная осталась. Ты что будешь? — сквозь комок в горле спросила она.

«ВРАКИ»
Рассказ

Высокая рыжая девушка, которую называли «секретарь Лена», вывела Юрку за порог просторной комнаты с большим высоким столом, уставленной лавками, и закрыла за ним дверь. Юрка шмыгнул носом. Осмотрелся. Он стоял вузком пустом коридоре, который освещала люминесцентная лампа. Он присел на лавочку у стены и стал рассматривать пятно на футболке. В ушах не умолкал зычный голос лысого человека в чёрной накидке — судьи: «Зачем ребёнка в суд привели?! Что это вам, цирк, что ли?!»

Юрка в цирке однажды был. В прошлом году его 1 «В» водили туда на каникулах. Он смеялся, удивлялся и не отрывая взгляда смотрел на акробатов под куполом цирка.«А что в суде?» — сегодня он с отцом впервые пришёл сюда. «Посодют, тебя, Сашка», — слышал он, как соседка говорила отцу. «Да у меня ж дитё», — махнул тот в ответ рукой.

«Неужели в тюрьму в суде садят? Почему моего папку?» — размышлял Юрка. — «Наденут наручники, как в кино, и уведут в подземелье? А там темно…»

Юрка втянул голову в плечи. Он боялся темноты. Одноклассники пугали: «Оттуда монстры выходят». Хотя папа часто повторял: «Враки».

Внезапно откуда-то дунуло ветром. В конце коридора хлопнула оконная рама, а дверь, из-за которой выставили Юрку, приоткрылась.

Юрка поднялся, на цыпочках подошёл к ней и с любопытством заглянул внутрь.Перед трибуной стоял худощавый, невысокого роста отец.

— Семейное положение? — услышал Юрказычный голос судьи.

— Разведён, — ответил отец.

— Работаете?

— Ну, шабашки.

— Рассказывайте, как кражу совершили?

Отец ссутулился и робко поднимал вверх глаза.

— Ну, со своей знакомой в гости пошёл. Ну, посидели, — тихо начал он. — Смотрю, стол пустой. Ну, я в магазин решил идти. А денег нету. Ну, перед знакомой неудобно…Я стекло разбил и залез…

— Что взяли? — прозвучал вопрос судьи.

— Водки взял, колбасы. Ну, закусь там всякую. Пепси-колы и ещё чё-то там…Для сына.

При слове «пепси-кола» Юрка ощутил лёгкое покалывание пузырьков на языке и вспомнил день, когда после ночного отсутствия отец принёс большую бутылку этого напитка, что бывало только по праздникам, много чипсов и шоколадки. А он крепко обнял его и почувствовал себя самым счастливым человеком на земле.

Когда отец не ночевал дома, возвращался утром с опухшим лицом и взъерошенными волосами. От него разило чем-то резким, неприятным. Такой же запах исходил от матери, образ которой Юрка неоднократно пытался вызвать в памяти, но не мог вспомнить ни лица, ни голоса. Только этот запах. И рваный тапок, которым она била его по голове. Отец Юрку никогда не бил. Приходил молча и ложился на диван. На вопрос сына: «А где ты был?» бурчал: «В Караганде».

К ночному отсутствию отца Юрка привык, но всегда, когда того долго не было, набирал номер мобильного, чтобы услышать его голос. Отец не брал трубку, а потом, когда, наконец, поднимал, говорил: «Чего звонишь? Иди спать». Юрка шёл. При включённом свете ложился в кровать и вскоре засыпал. И в этот раз, как только стемнело, Юрка включил свет и позвонил отцу. Долго раздавались длинные гудки. Юрка позвонил снова, но вызов сбросили.

— Пап, ну ответь! Где ты?

Юрка подошёл к окну. Единственный фонарь слабо освещал безлюдную улицу и качающиеся от ветра деревья. Их тени на асфальте казались многорукими чудовищами. Вот они движутся, тянут вперёд свои корявые руки-щупальца… Юрка вздрогнул. Потом отошёл от окна и сказал: «Враки!»

Он уселся перед телевизором. Пощёлкав пультом, нашёл боевик, где главный герой ничего не боится и смело сражается со злом.

Ветер усиливался, через оконные щели проникал в дом. Завывал противными голосами. Чтобы их заглушить, Юрка прибавил громкость. Электрическая лампочка стала мигать.Экран телевизора внезапно погас. Комната погрузилась во мрак. Внутри у Юрки похолодело.

— Враки! — стукнул он кулачком по дивану.

Снова набрал отцовский номер. В ответ раздалось: «Абонент не доступен».

— Может, батарейка села. Или связь не ловит, — объяснял сам себе Юрка.

Он встал и посмотрел в окно. Уличный фонарь не горел.

— Во-от темноти-ища! — прошептал он.

Но тут же дрожащим голосом добавил:

— В-всё в-вра-аки!

Он разделся, залез в постель, рядом положил телефон.

Ветер не унимался. Он то тоскливо выл, то протяжно, тревожно гудел. От этих звуков Юрка съёживался, натягивал на себя одеяло, оставляя лишь глаза и настороженно вглядывался в темноту. «В-враки! В-враки! В-враки!», — долдонил он, пока сон его не сморил.

— У вас за прошлую кражу ещё испытательный срок. Теперь добавится к новому наказанию. Подсудимый, на что вы надеялись, когда преступление совершали? — спросил мужчина, сидящий за столом у окна.

— Гражданин прокурор, — обратился к нему отец. — Пожалуйста, не сажайте — у меня же ребёнок.

— Так, значит, для этого вы его сюда привели?!

— А с кем я его оставлю?! — вскипел вдруг подсудимый. — Мать лишена родительских прав. Других родственников нету. Ну, то есть отец у меня, но он в дерене. Пьёт. А у матери моей опять новый муж. Ей не до ребёнка. Ну, в общем, он никому не нужен, кроме меня!

— А вам нужен только для того, чтоб суд разжалобить?!

Юрка увидел, как отец опустил голову.

— Да у него никого больше нету! Ну, посадят меня, а с ним что будет? Кто о нём позаботиться?!

Прокурор усмехнулся:

— А вы заботились? Вам и за ту кражу «условно» дали только из-за ребёнка! Предупреждали о последствиях, в случае чего!

— Ну, чёрт попутал, ну, бывает, каюсь! Один я у Юрки! — продолжал отец. — Может, можно «условно», или работы какие?На всё согласен! Только не сажайте! Как он без меня будет?! Ведь он ещё маленький! И так без матери растёт! Так ещё и сиротойпри живом отце будет?!

— Лучше бы о нём думали, прежде, чем магазин обносить! А теперь хотите предстать тут хорошим отцом?! Не выйдет!

Отец совсем сник. Юрке показалось, тот вот-вот заплачет. Он чуть приоткрыл дверь и встал на пороге:

— Враки! У меня папа хороший! Он мне жувачку покупает и чипсы! А на Новый год обещал планшет подарить! Дяденька судья, не садите папу в тюрьму!

— Лена! — раздался зычный голос.

Рыжая девушка снова вывела Юрку за дверь. Люминесцентная лампа уже не горела. Слабый солнечный свет проникал через окно в конце коридора. Юрка сел на лавку и посмотрел туда.

— Враки!

Лозбенева Ольга Владимировна живёт в Таганроге. Адвокат.С 2015 г.член Союза писателей России.
Публиковалась в газетах: «Таганрогская правда», «Донской писатель», в альманахах«У солнечных часов», «Берега», «Дон и Кубань», журнале «Дон_новый».
В декабре 2009г. выпустила первый сборник рассказов «И смех, и слёзы». В 2015г. вышел сборник рассказов «Петров день».
В 2017 г. рассказ «Поможите!» был переведён на болгарский язык и опубликован в сборнике Люлина Занова «Словото, словото…» , издательство «Пи Ар Ви рефреш вижън» — Плевен.

Наш канал на Яндекс-Дзен

Вверх

Комментариев: