НАША АНКЕТА
Во весь рост!

1. Ваше самоощущение в современном обществе?
2. Вам как писателю в первую очередь хочется высказаться или – создать произведение искусства (хотя, вроде бы, важно и то, и другое)?
3. Свыше получает, читателю передает – таким было всегда представление о писателе. Насколько утратил сегодня писатель своё сакральное значение? Нет ли у вас ощущения, что современный литературный процесс уже не является своего рода общегражданским форумом? Какова перспектива у коммерческой литературы, доверившейся ощущению, что «Бог умер» даже не в религиозном, а в общефилософском значении этого ницшеанского образа современного мира?
4. У нас теперь появились «фабрики звезд», в том числе, в литературе, и, скажем так, талант перестал быть главным компонентом на пути к славе. Мечтаете ли вы, противостоящий медийным фабрикам кустарь-одиночка, о славе? Или все-таки – «нас мало избранных»?
5. Каковы ваша самая горячая мысль и ваше самое тревожное обращение к современному читателю?
6. Мы живем в новом тысячелетии, после многих революций и связанных с ними катастроф, после двух коренных ломок общественного строя, причем вторая предполагает полный отказ от христианских норм жизни, а, следовательно, коренным образом меняет наш национальный менталитет. Возможна ли в современной литературе связь с литературой прошлых эпох? Какие книги из прошлого, включая ХХ век, могу быть актуальны сегодня и почему?
7. Какого вопроса вы от нас не дождались и что бы вы на этот вопрос ответили?

Ответ не должен превышать 12 000 знаков (одна газетная полоса). Если будут предложения по содержанию вопросов рубрики, мы будем рады принять их.

Владимир МАКАРОВ: «Следовать великой Простоте…»

1. Вся моя жизнь, все прошедшие десятилетия прошли под знаком, под звездой коллективности, взаимопомощи, взаимопонимания, при ощущении общих радостей и общих огорчений.

Так было в далёкие школьные годы, когда нас всем классом отправляли в ближний колхоз на уборку, скажем, того же турнепса. Уже начиналось предзимье, летали снежинки, и при первых минусах погоды мы добывали из нашей родной сибирской земли добрые, могучие, порой винтообразные плоды того самого турнепса, который складывали вначале в бурты, а потом переносили на подъехавшую на поле автомашину. И рядом, плечом к плечу, трудились парни-одноклассники, многие из которых были моими друзьями, и вместе с нами работали одноклассницы, и была, конечно, среди них одна, особая девочка – русоволосая, кареглазая, в незабытом мною до сих пор платьице и резиновых сапожках. Взгляд этой девочки обжигал меня, возвышал и радовал до самых потаённых глубин моего юного существа. Так было и в студенческие годы, а я учился в медицинском институте, где лишь общими усилиями всей родной группы удавалось нам постичь таинства и сложности медицинских наук и стать всем детскими врачами.

Это святое чувство людей ощущал я и в своих литературных делах, когда, к примеру, услышал ободряющие, мудрые слова руководителя нашего семинара на 5-м Всесоюзном совещании молодых литераторов Владимира Алексеевича Солоухина, послушать которого приходили поэты из практически всех семинаров и сердечно поздравляли меня, когда Солоухин сказал, что рекомендует меня в Союз писателей СССР.

И вот сегодня часто приходят на ум слова гениального Гоголя о том, что «нет уз святее товарищества». И его, это товарищество, всеми мыслимыми и немыслимыми путями приходится нынче удерживать, сохранять. Мне лично без товарищей по литературному цеху и горько, и тошно, и невмоготу. Вот и хочется противостоять всепроникающей идее современного нашего строя, который долбит и долбит людям всех возрастов, что «человек человеку волк».

2. Предпоследнюю «по времени выхода» свою книжку стихов я назвал просто, непритязательно (на мой взгляд), именно так, как мне хотелось – при выборе названия из двух десятков – «Доброта».

Название это для меня не случайно. И, отвечая на второй вопрос анкеты, я снова могу повторить это название своей книжки – мне хотелось своими строчками расшевелить, растормошить, закрепить те участки коры головного мозга (а они существуют – здесь я свидетельствую как врач), которые отвечают за эту самую доброту людскую. Конечно, много чего из человеческих качеств требуется нам, человекам, в обыденной жизни, но и та самая доброта – отнюдь не последнее свойство души и существа людского… Вот об этом мне и хотелось сказать своими строчками, а получилось ли из этих моих усилий произведение искусства – судить не мне.

3. Моя врачебная профессия, которую я избрал в юности и служил здоровью ребёнка до выхода на пенсию, всё время подсказывает мне и поведение в литературных испытаниях и попытках.

Я всегда помнил и помню сейчас слова одного из наших крупных современных педиатров – профессора А. Г. Румянцева: «Почему я стал педиатром? Потому, что, когда выздоравливает лечившийся у меня ребёнок, я спасаю в с ю его жизнь». Своими книжками, книжками своих друзей-поэтов я и хочу привлечь внимание читающих людей (особенно молодого возраста), чтобы разбудить в них подлинно человеческие качества, укрепить стремление души, – вот эта задача, а не позорные, никчемные мечтания о будущей славе литератора водит моей рукой, когда я вывожу строчки нового стихотворения.

Знаю доподлинно, что примерно так же думают, так же строят своё творческое поведение некоторые мои друзья – поэты и в Омске, и в других городах родной Сибири. А все мы вместе противостояли и будем противостоять так называемой коммерческой «литературе», о которой и грешно, и смешно говорить, как о серьёзном литературном труде, как о писательской профессии.

4. Слово «слава» совсем не чуждо мне, как работнику над стихотворениями. Но я связываю его, это громкое, грозное, зазывающее слово только с будущим временем – если по прошествии энного количества лет люди вспоминают имя и строчки какого-либо поэта, и эти строчки им нужны, им помогают в их деле, – вот это будет высшей наградой, для жившего до них, и страдавшего, и радовавшегося сходными с их бедами и радостями.

Эти воспоминания, эта образная, художественная память потомков будет похожа на подлинную славу поэта – прочие попытки, и главная из них – быть притчей на устах у многих сию секунду, сей час – суть пустая затея, которая может рухнуть, как карточный домик, сегодня же или через короткий срок, и принесёт только обиду, горечь, и даже желание расстаться немедленно с этим миром и его обитателями, как бы в некую отместку…

Время проходящее, интерес или даже любовь новых поколений к жившим и творившим до них – вот единственный и надёжный путь оказаться в сонме «избранных».

5. При ответе на этот вопрос я совершенно не боюсь давнишней истины о том, что простота хуже воровства. Есть великая Простота, которую не скрыть никакими словесными ухищрениями и новейшей языковой терминологией – она, эта Простота, преодолеет любые границы и будет главной идеей и красной нитью в стихах любого думающего, чувствующего своей душой и сердцем поэта, любящего своих современников и представляющего людей грядущих времён.

Честный труд, взаимопонимание трудящихся людей, взаимовыручка, рождающая в труде добрые чувства к окружающим людям, даже светлая любовь к избранной – вот те слагаемые великой Простоты, которая удержит мир от гибели, от дьявольских соблазнов, число которых катастрофически увеличивается. Так пусть же и тревога присутствует в стихах, которая только усилит и ускорит понимание, желание наших соплеменников следовать великой Простоте существования людского – она и только она не даёт нам вконец оскотинится, она и только она поможет нам остаться людьми.

6. Я абсолютно согласен, что две коренные ломки общественного строя, причём в неизмеримо большей степени вторая ломка, так называемая «катастройка», если вспомнить термин великого русского философа А. А. Зиновьева, потревожили, взбудоражили, а то и вздыбили наше самосознание, наш национальный менталитет.

Эта «катастройка» в значительной степени и повинна в том, что современный литературный процесс в серьёзной степени утратил роль общественного организма. Но, слава Богу, всё-таки только отчасти, поскольку постоянно (пусть и не таким мощным потоком, как нам бы хотелось) появляются повести и романы, стихи и публицистика В. Распутина, Ст. Куняева, В. Бондаренко, Е. Семичева и других.

Поэтому в немалой части нашего сегодняшнего народа сохраняется тот самый «русский дух», верность родной земле и всему сущему на ней. И это особенно видно нам, живущим в глубинке, вдалеке от столиц – многошумных, аккумулирующих на себе всероссийское богатство, разбавленных немалой долей людей, по меньшей мере равнодушно или даже с презрением относящихся к нашим обычаям, нашей истории, в конце концов, к тому самому «русскому духу».

Если же вспомнить только что прошедший век, то с нами остаются, нам помогают сохранить тот самый национальный менталитет великие творения Шолохова, Твардовского, Леонова, Платонова, Рубцова и других.

7. ...


Остановилось сердце большого русского поэта – Владимира Александровича Макарова. Моего друга, старшего товарища, Учителя…

Невыносимо тяжело… Чувствуешь, как не хватает дыхания от одной только мысли: неужели мы никогда больше не встретимся, не созвонимся?.. Вот как совсем недавно, поздним вечером уже: «Юра, у меня к тебе один вопрос, только ответь прямо, не жалея меня: «Скажи, не иссяк ли я как поэт?..»

Поначалу, обескураженный, я какие-то мгновения молчал… Тысячи стихотворцев в стране тискают свои книжонки, и разве задумываются об этом? Омск – не исключение, ежели на два творческих союза едва ли три-четыре настоящих поэта сыщется… Макаров среди этих трёх-четырёх – первый. Поэт всероссийского звучания. И такой вопрос.

Но сам вопрос – уже ответ. Его мог задать только Поэт. Бездари не сомневаются.

…За день до смерти он ездил на «Северное» кладбище, хотя в последнее время вообще редко выходил из дома. Вернулся с чувством спокойной печали в сердце: наконец-то, мол, поставил на могиле жены памятник – такой, какой хотел… Чуть более года назад умерла его голубушка, свет его Людмила, без которой, как я сейчас понимаю, просто не смог жить… Да, за этот год много стихов было написано, столь любимых читателями «Бумажных корабликов» – коротких заметок -размышлений… Но видно было, что не знает он, как жить ему дальше, что его держит на Земле…

Около месяца назад или чуть больше обратился ко мне главный редактор «Российского писателя» Николай Иванович Дорошенко: попроси, мол, ответить на вопросы нашей анкеты замечательного русского поэта Владимира Макарова. Там несколько вопросов, и на них регулярно для сайта этого издания Союза писателей России отвечают лучшие поэты и прозаики страны…

Макаров ответил, да вот только не успел я перевести его размышления в «электронный вид», чтобы они были размещены на сайте при жизни поэта. Впрочем, сам Владимир Александрович интернетом не пользовался, а то, о чём он думал, его друзья, коллеги, братья по ремеслу и все любители русской словесности смогут узнать сейчас…

А Владимир Макаров теперь пополнит небесное воинство Русских Поэтов…

Юрий ПЕРМИНОВ


Из последней книги Владимира МАКАРОВА «Под панорамой созвездий ночных» (Омское книжное изд., редактор Перминов Ю. П., 2010 г.)

 

* * *
Переплели мы с тобой наши руки,
Молча стояли в закатной поре –
Перед видением вечной разлуки,
Под облепихой на дачном дворе.

Ты мои руки губами согрела,
Я твои руки губами согрел.
Наша вечерняя радость сгорела,
Словно вечерний костёр догорел.

И у судьбы одного ты просила –
Как бы прожить мы ещё бы могли…
Вот и глядим, набираемся силы
У окоёма бессмертной земли.

* * *
Как на метель наскочившее судно,
Сердце стонет в усталой груди,
И душе сиротливо и трудно,
И просвета не ждёшь впереди.

Пусть не греет обычное бремя.
Пусть сегодня в тревоге живу.
Пусть всё так… Но какое-то время
Я покамест ещё на плаву.

Пусть в прошедшем остались дороги,
Надо жить до последнего дня.
А итоги… Ну что же, итоги
Подведёт кто-нибудь за меня.

* * *
Я смерти не боюсь, дойдя до края.
Мне некого встречать и провожать.
И мне не страшно, мать – земля сырая,
С ушедшими в одном ряду лежать.

Настанет день такой и час такой,
Когда неслыханным доселе словом
Нас очарует сладостный покой
И соблазнит подобьем жизни новой.

И позабудется в тот самый час,
Как под неведомой анестезией,
Небесный цвет любимых женских глаз,
Берёз сиянье и поля озимых.

Но – главное! – останется душа,
Она в тебе страдание разбудит,
Что жизнь была без меры хороша
И в будущем, пожалуй, лучше будет.

Вот потому оставшиеся дни
Дороже, краше серебра и злата.
И горечь глубже спрячь, что и они
Окончатся, совсем уйдут куда-то.

 

ВЕРШИННЫЙ ШУМ БЕРЁЗ

Завещание

Добра и широка
Душа моей России
И, видя ясный свет
Прекрасного лица,
Немало пышных слов
О ней произносили,
Божились дружбой с ней
До самого конца.

Да вот беда – божба
Подчас была притворной
И клятвы вместе быть
Давались не всерьёз,
О чём предупреждал
Могучих, непокорных,
Простых сынов её
Вершинный шум берёз.

Знал этот древний шум
Нашествие Батыя,
Ливонскую «свинью»,
Французов мерный строй, –
Да разве всех сочтёшь
Врагов твоих, Россия,
Что смерть тебе несли
В веках любой порой!

И шум не утихал,
Звучал с тревожной силой
Во всех краях Руси,
На всём её пути,
Казалось им, берёзам –
Дочерям России,
Что дружный шум беду
Поможет отвести.

И нынче слышен он,
Волшебный шум древесный,
Хоть в инее стволы,
Хоть зелена листва,
И чем-то он сродни
Молитве неизвестной
Да потеряли мы
Священные слова…

Спасите отчий край
От дикой распродажи,
Храните кров родной
От дьявольских угроз,
Чтобы всегда шумел
Над головою вашей
Вершинный шум берёз –
Бессмертный шум берёз!


Комментариев:

Вернуться на главную