|
| ***
Белеет голова,
И обступают сроки.
А в сердце входит клин
Последних журавлей.
Пока растёт трава,
В себя вбирая соки,
Пока смеётся сын,
О прошлом не жалей.
Родится новый день
И будет, как вчерашний,
Сиять в моей душе,
Над головой светить.
И крыши деревень,
И смоляные пашни,
И лодку в камыше –
Лучами золотить.
***
Я самое главное забыл узнать.
А дождя тут не было?
(Из разговора)
Чего-чего, дождя не видели.
Быть может, мимо проходя,
Его мы чем-нибудь обидели.
Нет мы не видели дождя.
Морщины на земле – отметины,
Морщины на лице – пути.
А травушка растёт, хоть медленно.
Растёт. А как же не расти.
Звенит-летит пустой тарелкою
По небу солнце день за днём.
Картошка будет. Хоть и мелкая,
Но будет. Нет, не пропадём.
ГОЛОД
…….
Всю жизнь под страхом жил. Никто не знает, сколько
трястись и снова ждать измен и перемен.
Не сходит тонкий звон с бутылочных осколков –
вот жизнь моя, вот всё, что в жизни я имел.
Деревья пахнут хлебом, запах по ветвям
Спускается на землю, входит в нам в жилище.
Я шестистопный ямб ломаю пополам,
ворона, лира, страх – всем не хватает пищи.
***
Вот и печалями дунуло
Из-за лесов, из-за рек.
Вот и молчу я и думаю,
Что завершился мой век.
Можно назвать его бронзовым,
Можно назвать золотым.
Под листопадом берёзовым,
Под листопадом густым.
Можно назвать его атомным,
Можно и ржавым назвать.
Знаю, одни виноваты мы,
Что не сумели понять.
Был простым, не зашоренным,
Так же любил, как и все,
Ночью прислушаться к шорохам,
Утром пройти по росе.
Полон был нашими лицами,
Помнил все наши слова.
Не торопись, друг мой ситцевый,
Я поспеваю едва…
ДЕРЖАВА
Держава – сельский дом,
зелёный луг – держава,
где ива над прудом
от ветерка дрожала.
Держава – под окном
пчелой в цветах жужжала.
С вонзённым топором
пенёк – моя держава.
Держава – пыли клуб
и острый штык, что жало
Огнём сражённый дуб
Гремит листвою ржавой.
Держава, ты всегда
меня в руках держала.
Не сломит дух беда,
когда в душе – Держава.
ОЧАРОВАННЫЙ ГРЕШНИК
Все поверили в Бога сегодня. Вчера
Веселились с антихристом, не замечали
Удивительный свет в половину чела,
Свет, пришедший из тьмы безысходной печали.
Я не верю, что есть где-то рай, — всюду ад.
Веют тихим забвеньем аллеи пустые.
Всех не может вместить распустившийся сад,
И кому-то придётся остаться в пустыне.
Неподвластна движению тьмы синева,
Возвращенье молитвы превыше геройства.
Облекай настроения эти в слова,
Шорох светлых минут превращай в беспокойство.
Я не видел ни Бога, ни чёрта. Любить
Не умею без веры высокой и прочной.
Знаю, смертный мой грех никогда не избыть,
Грешник я, но душа у меня непорочна.
ПРИКОСНОВЕНИЕ
Простите Ольгу, недалёкие древляне,
бросали в ямы вас, обманывали, жгли;
приняв за правду ложь, за прямоту кривлянье,
в историю земли вы всё-таки вошли.
О, как жестоко мстит убитый вами Игорь,
как трудно избежать хитросплетенья слов;
могильные холмы – ристалища для игр
крикливых чёрных птиц – в пространстве наших снов.
Вот хаос птичьих стай: к хвостам их привязали
горящие труты; вот этот час и день;
в тяжёлых жерновах величественных зарев
размолот, как зерно, сожжён Искоростень.
Я летопись листал и слышал запах места,
я слышал рёв огня и видел отчий дом,
который позабыл в строку поставить Нестор,
и, может быть, как знать, он сожалел о том.
В Отечестве моём нет города такого,
который бы не знал разрухи и огня;
в завалах бытия живым осталось Слово,
и сохранился зов космического дня.
Откликнуться на зов, не ждать благословенья
незыблемой судьбе изменчивых планет, –
вот истинная жизнь, итог прикосновенья
гусиного пера, рождающего свет.
МОЛЕНИЕ
Есть песня у меня – нет времени для песни.
Разбросаны в полях обугленные дни.
Убила правду ложь, и я шепчу: «Воскресни,
Молитву отыщи, моленье сохрани.
На внешность не смотри – я одеяньем беден,
Но разумом богат, и свет мой – изнутри.
Я голоден и бос, беспомощен и бледен,
Унижен, оскорблён – о, лучше не смотри…»
Разрушены миры, не выдержали скрепы.
«Воскресни, – я шепчу, – над ложью поднимись.
Корнями крепок дуб, а дом державой крепок,
В завалах бытия живёт и светит мысль.
Воскресни, – говорю, – вложи в трусливых храбрость,
Бесстрашных укрепи, ленивых утверди.
Моление храни на горе и на радость,
На горе – позади, на радость – впереди.
Терпи, не поднимай кусок, который бросят,
Молитву подними, она лежит в золе.
Да пусть не скажут нам, пусть никогда не спросят:
«Да где их Бог?..» Наш Бог — на небе и земле».
ГОРОД
Мне снится, будто я внутри дворца,
Углы, колонны, стены без конца.
Мне снится, что за мной крадётся зверь,
И я боюсь попасться в когти зверю.
Бегу, бегу. И подбегаю к двери.
Открыл её, а там другая дверь.
Дверь приоткрыта. Виден солнца луч.
От ветреного дня счастливый ключ.
Ура! Никто не страшен мне теперь,
Как мог я жить, в спасение не веря?
Бегу, бегу. И подбегаю к двери.
Открыл её, а там другая дверь.
Дыханье зверя слышу за спиной.
Сейчас всё будет кончено со мной.
Прощай, земля! Из множества потерь
Я буду незаметною потерей.
Бегу, бегу. И подбегаю к двери.
Открыл её, а там другая дверь.
Отчаяньем охвачена душа.
Жизнь и во сне не очень хороша.
Мне хочется проснуться поскорей
И жизнь спросить, зачем она тревожит
Дворцом, в котором тысяча дверей,
Но выйти из него никто не может.
***
Ты плачешь, и слёзы бегут по лицу,
Как быстрые капли дождя по листу.
А ночью, когда все больные уснут,
В палате становится тише.
По небу прозрачные тени снуют –
Мелькают летучие мыши.
В окне слуховом сеть поставил паук
На лунную искру, на радостный звук.
Тебя не заметило время, летя
Звездой рукотворной над бездной.
Мать, слушая, слышит, как стонет дитя,
Свернувшись на койке железной.
И чувством трагедии полнится ночь.
Не в силах спасти я, не в силах помочь
Тебя унести за леса и моря,
Где музыка, солнце и пенье.
Темно. И не скоро окликнет заря,
И нет никакого терпенья.
|
***
Я вытащил пулю из тела сосны,
Кусочек свинца – тяжелее нет бремени.
Сосне много лет снились чёрные сны,
Сгорбатилась и поседела без времени.
А пуля когда-то летела в отца,
В открытое сердце, в открытую дверь его.
Смертельные граммы тупого свинца
Впитало в себя золотистое дерево.
Я пулю гвоздём ковырнул из распила
И к удочке сделал из пули грузило.
Тяжёлую память минувшей войны
Бросаю в глубокие омуты. Верю:
Нигде на земле нет такой глубины,
Которую памятью я не измерю.
ВРЕМЯ ПАДЕНИЯ ЗВЁЗД
В начале августа, во время звездопада
Услышал голос я: «Взгляните на меня!»
Звезда, мелькнувшая над яблоневым садом,
Ушла в антоновку молекулой огня.
Желанье загадай! Желанье загадаю,
След света отыскать над вечною росой, –
За Летой, за рекой, за лесом, за годами,
За сердцем, за судьбой – широкой полосой.
Бесшумный звездопад. Пружинит чистый воздух.
Свет звёздный переходит в яблоневый сад.
Первостепенное – антоновки и звёзды.
Второстепенное – урановый распад.
В червя ползущего и в дремлющего зверя
Свет превращается, высокий звёздный свет.
Себя измерю я и с мирозданьем сверю:
Нам вместе – тридцать семь и миллионы лет.
Не знаю, как прожил я эти миллионы,
Между тревожных троп, между ревущих рек.
Я в небеса смотрел с улыбкой удивлённой,
Пахал и воевал. И так – из века в век.
И вот сейчас, когда звенят душа и колос,
Из мглы космической летят снопы огня,
Когда я стал звездой, вы слышите мой голос?
И, если слышите, взгляните на меня.
ЗЕРНО
Пиши, пиши – всё вытерпит бумага,
но у зерна слова в земле не те;
зерно, себя насытив терпкой влагой,
раскидывает корни в темноте.
Неторопливо и без проволочки,
непостижимо ясно сознаёт:
защитные от смерти оболочки
оно для человека создаёт.
Растёт зерно. Тяжёлая работа –
расти: дожди секут, а грозы жгут,
бураны суховейные с разлёта
толкают в бездну, скручивают в жгут.
По тверди – тучи-глыбы, вал за валом,
по хляби – искры с дымом пополам;
но, видно, счастье зёрна целовало,
взгляни-ка – живы, ходят по полям.
Корнями – вглубь, а стеблем в небо. В звёздах,
блуждая в мыслях, видел я зерно.
Зачем шуметь, колебля криком воздух,
взгляните на зерно – молчит оно;
лежит в земле, готовясь к правде смерти,
чтоб в смерти к жизни новой прорасти.
Судьбой зерна вы жизнь свою измерьте,
грядущий день попробуйте спасти.
***
Шёпот в сухом камыше.
Дерево смотрит с обрыва…
Перевернётся в душе
Радость, как в омуте рыба.
Необходимо теперь
Выбрать во времени место,
Вырвать из плена потерь
Запахи поля и леса
И возвратиться назад,
Прежде чем звонкое слово
Станет молчанием над
Холмиком полуметровым.
СТРИЖ
Пером, обмакнутым во тьму,
Слова, понятные ему,
Писал он на листочке неба.
Слова понятны были нам.
Прикованы к его словам
Равнина, солнце, поле хлеба.
Равнина, солнце и трава
Шептали светлые слова.
И муравьишко с узкой тропки
Смотрел в открытый небосвод,
Где реактивный самолёт
Был взят бесстрашной птицей в скобки.
ДЫХАНЬЕ СВЕТА
Свет начинает снова говорить,
но слушать темнота не научилась
и продолжает шорох туч ловить,
в глухой гордыне пыжась и пучинясь.
Достаточно улыбки – разбудить
печали полноводное волненье;
так начинает сок в стволах бродить
в преддверье неожиданного пенья.
Сок начинает снова говорить,
но крона слушать корни не готова.
В игольное ушко вдеваю нить,
невидимую нить живого слова.
Ты слышишь, в паутине площадей
и улиц – сердце говорит и бьётся
от имени беспамятных людей,
погибших от лучей слепого солнца.
В зловонной жиже светится звезда,
дыханьем света растворяя жижу;
на ветке жизни певчего дрозда
ты видишь? Нет, я никого не вижу.
В игольное ушко продета нить,
связующая каменные числа;
кровь начинает снова говорить,
но слушать я ещё не научился.
***
Все обиды забыл я, и всех я простил,
И надеюсь, они меня тоже простили.
Я живу среди добрых людей и простых,
И в душе моей живы желанья простые.
Я хочу, чтобы дождь надо мной моросил,
Тусклым блеском холодное небо манило.
Чтобы кто-нибудь в гости меня пригласил
И сказал: «Напою тебя чаем с малиной».
В небесах журавля никогда не поймать.
Небу – птицы паренье, а сердцу – незнанье:
Что земля – это просто земля, а не мать,
Что заря – это просто заря, а не знамя.
***
У меня под порогом живут муравьи,
Поднимаясь чуть свет по тревоге.
Хлеборобы, строители, братья мои,
Друг за другом идут по дороге.
А вверху под карнизом живут воробьи,
Подбирая тщету на пороге.
Всяк по-своему дни мы теряем свои,
А находим бессмертье в итоге.
Наше счастье и наше бессмертие в том,
Есть в душе ощущение дома.
За полями холмы, а за каждым холмом –
Брат, сестра или просто знакомый.
А вверху воробьи, а внизу муравьи,
Огурец – нос прыщавый – на грядке.
И пока вы живёте, соседи мои,
Жив и я, у меня всё в порядке.
***
Накапливаю свет. Как некий циферблат
В окружности миров накапливает время.
Трепещущий рассвет, задумчивый закат,
Движенье солнц и лун в себе замкнуло семя.
……..........
Накапливаю свет. Словесное зерно
Толку в своей душе, как в некой вечной ступе,
Забытое лицо с улыбкой озорной
И кровь из-под бинтов – всё тот же свет по сути.
***
Однообразность дней, однообразность лиц.
Всё больше воронья, всё меньше певчих птиц.
Руины, пепел, прах, где раньше жизнь резвилась,
Мерцает паутина в глубине следов.
Упёрлось время лбом в непроходимость слов,
С которыми я жил и из которых вырос.
Лежат, кольцо к кольцу, года внутри ствола.
Они хранят в себе прошедшие слова,
Которые из нас бесцеремонно выжал
Двадцатый век – ему ни славы, ни любви.
Останусь навсегда самим собой с людьми,
С которыми я жил, с которыми я выжил.
|
Макаров Александр Михайлович – поэт. Член Союза писателей России. 
