Юрий МАНАКОВ (Рудный Алтай - Подмосковье)

Где-то там, в садах неосязаемых...

(Стихи разных лет)

 

* * *
Алтай ты мой зеленоглазый,
В теснине глыбистых хребтов
Ты неоконченным рассказом
Простёрся посреди веков.

Я перелистываю книгу.
В ней кедры, вереск и жарки,
Дороги каменной изгибы,
На дне ущелья шум реки.

Ютится пасека на склоне,
Пасётся лошадь на лугу.
Я до того в мой край влюблённый,
Что и расплакаться могу!

Я до того с тобой сроднился,
Алтай мой горный и лесной!
И мне вовеки не напиться
Водой твоею ключевой.

* * *
Безнадёжный поэт,
Я привыкнуть никак не умею,
Что с течением лет
Я немею, немею, немею.

И не то, чтобы слов,
Чую как мне души не хватает.
Ах, куда занесло!
Где ж ты нить моей песни живая?

Безнадёжный поэт,
Кувыркаюсь по жизни, как в цирке,
Но спасения нет
И на донышке горькой бутылки.

Ухватить за рукав
Я хочу уходящее время,
Затеряться в лугах
Ненаписанных стихотворений.

ДИКИЙ ЧЕСНОК
В ущелье Опёныш, где сходятся горы,
Чеснок по откосам ядрёный в кустах.
Сюда поднимаюсь по снегу, который
Никак не растает в отдельных местах.

Иззубрины скал на обветренном гребне,
В теснине на дне талый бьётся поток.
Не знаю я дней в своей жизни целебней,
Чем тех, как сюда я вскарабкаться смог.

На склоне крутом между каменных складок
Вздымает зелёные стрелки свои
Чеснок этот сочный, он горек и сладок,
И будто бы дразнит: попробуй – сорви!

Взбегу по тропе по-над пропастью узкой,
И вскружит мне голову вновь высота.
Я с детства обучен подъёмам и спускам,
А скал пооблазил – до ночи считать!

Я свой на горах среди редких растений,
И этим всегда и везде дорожу.
Чеснок мне напомнил кержацкое племя,
К которому кровно я принадлежу.

* * *
В Дагестане – Театр Поэзии.
Это в наши то времена,
Объявившие бесполезными
Лиру, Слово и Письмена!
В тихой улочке между соснами
В центре каменной Махачкалы
Не на день и не на два созданный
Весь театр, он как из скалы.
Я в нём был. И меня там слушали,
Как и я слушал братьев моих.
Праздник цвёл. Мы роднились душами.
И над залом господствовал Стих!
Столько нового, столько дивного,
Но особо мне на сердце лёг
Сквер Поэтов у Каспия синего,
Горских песен гортанный слог.
Много доброго я перечувствовал,
Поэтических строк вдохнул.
И повсюду-то с нами присутствовал
Сам Гамзатов, великий Расул!

КНИГИ
А я издаю на свои –
Я просто просить не умею.
Отменны мои соловьи.
Мои – в буреломах – аллеи.
Но горечи на сердце нет,
Как нет ни богатств, ни почёта…
Когда ты душою поэт,
Другое пусть катится к чёрту!

* * *
Густая синь по-августовски пряна,
И зелень вперемешку с золотым.
Я без вина лишь здесь бываю пьяным
И необыкновенно молодым.

Мои лога, отроги и утёсы,
Мои ручьи – поэты отчих гор!
Ах, как умеют слушать вас берёзы,
Взбежавши на обрывистый простор!

Да ведь и я заслушаюсь порою.
И за искристым говором ручья
Такое вдруг в душе своей открою!
Как будто крылья обретаю я!

Я чувствую, что здесь я жданый, званый,
Весь мир во мне, и я в него пролит.
Густая синь по-августовски пряна.
Она моё отечество хранит!

РУКИ ОТЦА
Тот случай из раннего детства
Я в сердце под спудом сберёг:
Был пасмурный вечер апрельский
И зыбок дощатый мосток.

С отцом возвращаясь с заимки,
Взошли на него, и тогда
Решил я идти без заминки     
Один – не страшна мне вода!

Качнулись висячие кладки,
И я как птенец полетел…
В прыжке у волны меня папка
Поймать за тужурку успел.

Кипели буруны и звонко
Сшибались друг с дружкой, дробясь.
Хотела сглотнуть нас воронка
И выплюнуть где-нибудь в грязь.

Но ловким отец был и сильным,
Настырней, чем воды весной.
Он вырвал меня из пучины.
 И позже в сторожке лесной

Мне было тепло и не страшно,
Печь светом узоры ткала.
И только отцова фуражка
Корабликом где-то плыла.

Я вырос давно уж, но если,
Бывает, настигнет беда,
Как старую добрую песню
Я день тот припомню тогда.

И выведут памяти струны
Всё то, чему нету конца:
Нависшие тучи, буруны.
И сильные руки отца.

* * *
Да, мы повадками медведи.
Родимых палестин руда.
Неблагодарные соседи
Нас беспокоят иногда.

Понятно, что они не сами,
Подначить бывших есть кому.
Когда же им отбило память?
Им дали мало? – Не пойму…

Спасли, пригрели, обучили,
И даже в высший свет ввели,
И от щедрот – не от бессилья,
Своей нарезали земли.

Теперь же слышим вой и скрежет:
«Не должен русский жить медведь!».
… Отринуть их или как прежде
За дурость эту пожалеть?

* * *
Через поток ледяной
Перевозил конь меня,
Лопнул ремень стремянной,
Я и подался с коня.

Но за седло уцепясь,
Выровнялся на ходу:
Мне бы еще и пропасть
Здесь - на таёжном броду!

Конь, рассекая волну,
Камни упрямо крушил.
Слились, казалось, в одну
Две наших тёплых души.

Выбрались мы на обрыв,
А за спиной у меня
Бился поток, что открыл
Верность и силу коня.

ЖИВОПИСЬ
Тяжёлая живопись Средневековья,
Надменные лица святош и вельмож.
Здесь много цветов как бы смешанных с кровью.
Но облик девиц обнажённых хорош!

Воздушные перья экспрессионизма,
Размытость, догадки, прорывы за грань.
Здесь солнце, как в море, купается в жизни,
А девушки, словно на окнах герань.

И вот век двадцатый. Советские девы
На тракторе в поле, иль в школе с детьми.
Но столько в них света, любви и распева!
И не на таких ли наш держится мир?!

* * *
Я в тайге! И нету переводу
Ни весне, ни шалому ручью!
Пригоршнями солнечную воду
Талую живительную пью.

И подснежник первый на пригорке,
И отмякший под лучами лес.
Да, порою жизнь бывает горькой…
Только не сегодня, и не здесь!

МОРОЗ
Подвернув кокетливо копыто,
Выгнув шею в инее свою,
Бусая корова, как в корыто,
Погружает ноздри в полынью.

Сжатое скрипящее пространство,
Обморочный, зимний огород,
Где сугробов синее убранство
Подпирает тёмный небосвод.

Ничего поблизости живого,
Индевеет сторона моя,
Только я да бусая корова,
Да в декабрьских звёздах полынья.

МАКУШКА ЛЕТА
Малина распадки венчала,
Жужжали довольно шмели.
Пурпуром цветы иван-чая
По склонам мерцали вдали.

Жеребчик мой, надвое грива,
Ходок был – каких поискать!
Но скачкой по горным разливам
Азарта не мог я унять.

Я пел во всё горло и птицы
Во след звонко вторили мне.
Я снова – и это не снится! -
На родине. И на коне!

ПОЮЩАЯ ГОРА
Тончает свет, а вспомнить нечего,
Вот разве что весенний склон,
Лучами первыми расцвеченный,
Самозабвенный птичий звон.

Вокзал, глоток воды колодезной,
В тропинку сузившийся путь.
Такими встречи были с родиной
Тому лет сто каких-нибудь!

Ах, что ж со мною есть и к тем ли я
Воспоминаниям припал?
Хвостом вильнула змейка времени
И в прах рассыпался вокзал.

Давно затихла, обесптичила
Моя поющая гора.
И мысль котёнком чёрным тычется:
Ужель и мне пришла пора?..

* * *
Июль нараспашку по родине бродит,
Осинники треплет на горных грядах.
Цветут помидоры в моём огороде:
Зелёное с жёлтым в богатых рядах.

Ползут на тропу огуречные плети,
И ягоды вишни рубином горят.
Пионы на цыпочках – малые дети! –
О чём-то неслышно своём говорят.

А в кадке с водой отражается небо,
Купаются звёзды в её глубине.
И жук-носорог пролетает свирепый,
Но с ним я знаком – и не страшен он мне.

Качается солнечный зонтик укропа,
Клубника отходит, пространство кисля.
А я, как и в детстве молю Бога, чтобы
Всегда оставалась такою земля!

* * *
Кони тебенюют на отлогой горке,
Разрывают стебли в смёрзшемся снегу.
Я бы к ним пробрался хоть сейчас, да только
По таким сугробам – я куда ж смогу!

Дров подкину в печку, вновь вернусь к окошку,
Тихо залюбуюсь табунком. И вот,
Шапку - на затылок, куртку - на застёжки.
И уже в чарыме* я ломаю лёд.

Как же вам, родные, на ветру да в стужу
При короткой шерсти и волков в степи?!
Вон – глядите, ворон по-над горкой кружит,
И корсак в овраге шёрсткою скрипит.

Ружьецо срываю я с плеча, и разом –
По кустам, где серый ладится в набег.
Отпугнул – и ладно. До худого часа
Не даю дойти я матушке-судьбе.

Кони, мои кони, грация и сила,
Вы на человека не держите зла.
Хоть всего меж нами за столетья было,
Но всегда огромной и любовь была!
_____________
*чарым – твёрдый, спёкшийся снег

ВДОХНОВЕНИЕ
Летят года, как поезда в тумане,
Вплывают пашни, реки, города.
И как всегда меня влечёт и манит
Лучистых странствий терпкая звезда.

Мне скажут: дескать, от себя не бегай.
А может, это я к себе бегу
С тех пор как сел однажды на телегу
Мой пращур на ромашковом лугу!

Вот так и катит через поколенья
Моя родова по материку.
Для нас дорога - это вдохновенье.
А без него и жить я не смогу!

* * *
Розовеет кипрей на откосах железной дороги.
От жары позажухла во всех огородах ботва,
И таёжные плавают в мареве знойном отроги,
А мой поезд себя от перрона уже оторвал.

В перестуке колёс потонули слова расставанья,
За вагонными окнами где-то осталась родня…
Дорогие мои, мы отныне в стране ожиданий –
Мне - молиться о вас, вам - молиться теперь за меня.

Ах, какое высокое всё-таки в юности небо!
Как обманчиво мы заворожены той высотой!
Дорогие мои, почему всё так вышло нелепо:
Я вернулся из странствий домой – а перрон мой пустой!

Время неумолимо – оно созидает и рушит,
Будто б всё в его власти… Молитва - однако ж сильней!
Я отсюда с Земли помяну ваши светлые души.
Вы же там у себя о душе помолитесь моей…

* * *
В старом доме, печальным закатом окрашенном,
Красный отблеск его даже на кирпичах,
Наши окна, которые стали не нашими,
Сиротливо мерцают в последних лучах.

А когда-то широкая гладь подоконника
Вся заставлена лепкой моею была:
Крестоносцы с мечами и русские конники,
Копья, сёдла, подпруги, в натяг удила.

Был причудлив и ярок мой мир пластилиновый,
Я в него погружался и дни напролёт
Самолёты и воины с флагом малиновым
От фашистов спасали советский народ.

Я лепил хорошо: видно, быть ему скульптором –
Говорили соседи, увидев мельком
Панораму боёв и героев из мультиков,
Что стояли поближе к окошку рядком.

Только вот не пришлось ничего мне вылепливать…
А в квартире давно уж чужие живут,
Да из окон глядят на меня неприветливо:
Мол, почто это всякие шастают тут!

* * *
Выйду я на речку тихоструйную
В предвечерний неурочный час.
Где-то есть за солнцами и лунами
Дом, где ждут, где вечно помнят нас.

Где-то там, в садах неосязаемых
Благодать разлита по цветкам.
Лишь во снах порой туда летаем мы,
Чтоб потом не верить этим снам.

Плеск воды. Звезда на небе первая,
Как из не постигнутого весть.
Губы сами тихо шепчут: «Верую,
Верую, что это так и есть…».

КНИГА МОЯ
Хоть я и приемлю мир этот как милость,
До срока б не брякнуться оземь с крыльца, -
Та книга моя, что мне в детстве приснилась,
Ещё не дописана мной до конца.
 
Ещё во мне бродит стихия дороги,
И я расстоянья любые сомну,
Пройду по горам, и крутым, и пологим,
И где-нибудь на море встречу весну.

Я знаю, что жизнь не такая, как прежде,
Всё спуталось в ней и в потёмки ушло,
Но к свету - вперёд! - я шагаю в надежде
На то, чтобы с солнцем мне вновь повезло!

Лучей бы начерпал я тёплых и добрых,
В котомку бы их и - в потёмки опять.
Чтоб всем заплутавшим на жизненных тропах,
Как свечи лучи эти в руки раздать.

И пусть пребывает на всех Божья милость,
А мне снова в путь от родного крыльца,
Ведь книга моя, та, что в детстве приснилась,
Ещё не дописана мной до конца.



  Наш сайт нуждается в вашей поддержке >>>

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вверх

Яндекс.Метрика

Вернуться на главную