| |
Нина ОРЛОВА-МАРКГРАФ
Собор сентября златоглавен...
***
Осень нынче какая!
Собор сентября златоглавен.
Я на пороге стою,
полон сегодня храм.
Скажут « Апостол» –
а сердце добавит: Павел.
Скажут «Креститель» –
я выдохну: «Ио-анн…»
Ветер колышет листву,
фолиант старой рощи листает,
– «Ру-ссь …» – прошумит,
а душа отзовется: « святая…».
Памяти воина Игоря Лункина
«Жизнь на току кладут,
Веют душу от тела.»
«Слово о полку Игореве»
Междоусобная? Мировая?
Какая убила тебя - не знаю,
горит в степи
и в груди все выгорело,
я раны смертные омываю
в реке Каяле, к полкам взываю:
«За землю русскую, за раны Игоревы…»
В огонь бросаю подарки ханские,
рву грамоту, разбиваю басму*,
плюю в послов, в заявленья хамские,
и тем в огонь подливаю масло.
Даю краюху французу пленному
(И ты бы мог голодать под Горловкой),
Твержу, впечатавшись в снег коленами,
Слова, где имя твое –
как горлом кровь.
Она заливает пространство рваное,
и колокол под дугою курскою,
ей гусли обагрены баяновы,
и девы юной уста медвяные:
«За раны Игоревы, за землю русскую…»
__________
* басма - потрет хана, которому должно поклоняться.
Богородица в поселке
На поселке гульба, лай собачий, пальба,
Праздник зимний.
Кто проулком идет,
чей покров – небосвод
синий?
Свежий снег на холме, а над ним купола,
и рука над пределом покров подняла.
2.
Слышно, идет служба в храме,
полумрак, свечек редкое пламя,
святые праздника цветами увитые,
четыре матери, горем убитые.
«…О плавающих, путешествующих,
страждущих, плененных» – басит иерей.
Божья Матерь ходит меж матерей,
устами касаясь каждого слуха,
голос ее – дуновенье,
дыханье святого духа:
–Твой Иляточка пасет божьих теляточек.
–Твой Сашечка кормит божьих пташечек.
–Твой Ванечка печет райски прянички.
–Твой Боря поет со ангелы в хоре.
Нет у меня фоток, снимков,
где они все в обнимку,
но вы увидите своих сыновей.
Изболевшие души тянутся к Ней:
Анна, Дарья, Людмила, Лидия –
каждая своего сына видит!
Кто плачет, кто смеется,
тянут руки к сынам,
покой в душу льется.
Кончилась служба,
прозвонила морозная звонница,
домой собирается Богородица.
Матери с Ней прощаются, обнимаются,
каждая просит передать посылочку –
ждет поди родный сыночка.
Саше – куртку фирменную:
«Не смотри что таксист, он у меня форсист.»
Ване корзинку с выпечкой до самого края:
«Как он без моих пирогов – не знаю!»
Боре ксилофон: «До войны справно играл он.»
Илье кроссовки: «Рвется, горит обувь у моего.»
И все шли и шли за Ней – до конца пути своего.
Осенняя смута
Русское лето, прощай,
отечество счастья земного,
троицына трава, яблоки Спаса второго.
Бабьего лета юбка за перелеском мелькнула
кромкою золотой, ровно и не было, сдуло.
.
Перед толпой дубов – в рванье, скинувших шапки,
ветер –
рыжим рябым всадником на коне
листьев кидает охапки,
грамотки раздает, треплет и треплет,
как самозванный царь Гришка Отрепьев.
Из цикла «Последние песни»
Целовал ястреб горлицу до последнего перышка,
да выцеживал кровушку аж до самого донышка.
Он выцеживал кровушку, наливаяся силою,
и с тоскою летал потом над сырою могилою:
- Кто убил, мою горлицу, кто сгубил мою милую? -
И кричал он, и перья рвал над сырою могилою.
- Ойей -ёй, моя горлица…
- На кого ты покинула меня, ястреба ясного?
Но не слышала горлица его речи напрасная.
- Ойей -ёй, моя горлица…
Осень в Абхазии
Не сгорает осенний пылающий куст,
купиной у пустынной дороги горит.
стук копытцев овечьих и гравия хруст,
и пастух молодой, хоть зарос как старик.
И ягненок глазастый, как ангел в кудрях
у него на руках.
К полыхающим веткам склонившись стоишь.
Куст горит, но прозрачен огонь на просвет.
Вдруг – зрачками, ладонями, кожею всей
ты святую прохладу его ощутишь
и услышишь сквозь бриз:
– « Моисе-е-ей!..»
|
|
