***
Чтобы они не сказали - я всё же предельно прост.
Горсть своих приключений сжимаю в кулак до слёз.
Рядом воздух как будто чище и всякая блажь - всерьёз.
Мы смеёмся. Время катится под откос,
Солнце катится к горизонту, смолкают оркестры гроз.
Мы приносим в глазах озёра, на дне которых - упавших звёзд
Столько, что во веки не сосчитать.

Чтобы они не сказали - мы сами себе мосты
Через пропасти в вечность, в поле колючей ржи,
Города в наши руки ставят - малыш не бойся, ты подержи!
Сторожи эти ночи, раскладывай на пласты
Светомузыку и серебристых комет хвосты,
Сохраняй у себя под сердцем, смотри чтобы не остыл
Этот пьяный пыл до завтрашнего утра.

***
Рассвет отливал имбирём как в самом начале
Лета - когда жила далеко от дома.
Там утро на волнах немного качалось.
Там солнца лучи заламывались соломой.
И ветер как маленький мальчик кричал с причала
О том, чтобы это лето совсем не кончалось
И чайки ему в ответ отзывались хором.

Мы складывали ладони в кораблик, щурясь
Как два капитана плаваний очень дальних
Мы чувствовали - срастается рук вязь
Мы слышали с дна перестуки камней овальных
И видели бирюзовую на берегу грязь
От волны убегали скользя, оступаясь, смеясь
А волна размывала следы наших случайных
Признаний целому миру в большой любви.

***
*
Ноябрь - это когда огромный купол из синего стекла
укрывает город,
а над самой землёй появляется ощущение первого снега.
Это как будто осень в лабиринты свои завлекла -
в тёмный омут,
хочется выбраться, хочется в зиму с разбега
врезаться, чтобы коркой покрылась льда
надежда и память,
и руки озябли до боли как будто от острых иголок.
Чтобы почувствовать - надо же, я жива!
Чтобы отставить
книги-сомнения в глубь запылённых полок.

Чтобы смотреть на ясный небесный свод,
в белые реки,
хвойные сны увидеть, глотнуть молчанья
иссиня-чёрной краской дождливых вод.
Чтобы веки
уставшие, опустились. И от дыханья
какого-то чуть горячего видеть там -
в стране
иллюзорных глупостей яркий лучик
от солнца скользящего по окантовке рам,
и в инее на стекле
различать слова, которые в ноябре забирались в тучи.

*
Кричи не кричи
в синем куполе ноября:
жестокое эхо бьёт по ушам, и спину
царапают ночи, встречи,
глаза...
Земля под ногами
стала почти что глиной.

*
Мой город такой рождественский сувенир -
пылится на полке снежным стеклянным шаром.
А кто-то возьмёт в ладони..., ещё вдобавок
Вверх дном опрокинет. Без всяких усилий. Мир.

***
Много дождей назад разве могла представить эту глухую тишь, этот нелистопад?
Думала - ты простишь, так и тебя простят. Только не срезы крыш - город, что мёртвый сад.
Только не серый цвет, сумрак, и немота. Можно наоборот - чтобы от Я до А.
Можно нестись вперёд, чтобы в ладонях свет, чтобы в ногах фокстрот, чтобы в душе балет,
бабочкин танец, птиц ровный лихой полёт, чтоб в мишуре ресниц "было - и боль пройдёт"
просто найти, и чтоб яркое волшебство, словно тягучий мёд чуточку жгло нутро.

Всё как всегда назло много тебя назад. Хочется лишь одно - лампочку в столько ватт,
чтобы увидеть даль, скомканный лист добра, моря заветный край, в ниточках серебра,
летнее танго звёзд, пропасть внутри, а над ней этот снежный мост, жемчуга неба гладь.
Много себя назад я же умела ждать.

Жаль, но вокруг меня медленно гаснет мир, сходят на нет слова, сходят волной лавин.
Только едва-едва в вечно-немой стране ухает ночь сова, и на моей спине
изморозь словно, дрожь, прямо как в январе.

И призакрыв глаза ткань ощущений шьёш. Там колосится рожь, золотом тысяч солнц.
Ядом в стакан сольёшь зелень древесных крон, чтоб наступил конец, - вакуумный эталон.
Но получается - обморок, кома, сон.

***
Уведи меня в этот жуткий слепой мороз в мир твоих не записанных страшных и злых кошмаров.
Там на ветках повисли гроздья кромешных гроз, маки чудные распускаются цветом алым.
И из каждого мака смотрит зелёный глаз - на тебя, на меня; мы распятые этим взглядом
От макушки до самых пят. Что-то видит нас, отравляя пространство хаосом, мглой и ядом.
Солнце ниже, ты слышишь? Солнце стучит сильней и быстрее, чем сердце сжатое чьей-то лапой.
На земле появляются трещины. Сотни фей вырываются, образуя вулканный кратер.
Их прозрачные крылья, будто бы у стрекоз, - все в прожилках тончайших, линиях и узорах,
Начинают сгорать и плавится. Токсикоз организма не лечится без надзора.
Ветер резче, вся пыль слетается нам в лицо, образуя подобие маски из жёлтой глины.
Нас уносит в воронку, ставит в петлю, в кольцо. Всё сжимается в точку: высоты, пространства, длины.
<...>
Я не вижу. Я слышу голос, но он не твой. Я пытаюсь сказать - мой голос чужой и странный.
Под ногами устелено будто сухой листвой. Запах чувствую - он горчащий такой, шафранный.
Я сажусь на колени, рукой провожу вокруг- это просто клочки бумаги так грубо смятой.
Всех стихов недописанных, видимо, чёртов луг! Чиркни спичкой, пожалуйста, честно и не предвзято.
Если уж и гореть - выбираю в своих страстях, пусть - беспомощных, истеричных, немного детских.
Если уж и винить кого-то в своих смертях, то, пожалуй, свою же дурость. Других же веских
Обвинительных поводов нет и не будет впредь. На суде обойдусь судьбою особо тяжкой.
Ты захочешь меня откупить, оправдать, согреть. А повсюду - ловушки, ямы, ещё растяжки.
Не получится. Не совпали десятки схем, или может одна предательски не подходит.

Я слепа. Очевидно. А ты - бесконечно нем.

***
Перепачкалась в синем, жёлтом, бордово-красном.
Извлекала мечты, переписывала в тетрадку.
Забывала и ёжилась, бредила понапрасну.
Чай готовила то холодный, то слишком сладкий.

Не заметила будто солнца в твоих ладонях.
Закатай рукава. Обожжёшься лучём ты белым.
Если был кто-то третий, он бы совсем не понял.
Если есть кто-то третий, я его не согрела.

Мир дешёвых карикатур, закадычных пьяниц.
Задыхаясь - бежать. Разве здесь нам помочь смогут?
Где-то около сердца - старый слепой старец
Поживает, и кто-то кличет его Богом.

Я не верю. Да что его в этой глуши держит?
Если только стальные прутья грудной клетки.
В этой клетке такая темень, такой скрежет...
Страх и горечь, и непонятные всем метки:

Двадцать первое марта, первый четверг апреля.
Даты вмёрзшие в память. Мне не дают добро,
Чтобы вычеркнуть их, ни надежда, ни даже время.
Я немею и прячу кошмары свои под ребро.

***
1.
Серое небо сплошь мелкий бисер - косой дождь.
Мурашки каблуков по аллее,
Как ртуть - на шарики: в дрожь улицы, в дрожь город - меня в дрожь.
От любого из неосторожных прикосновений.
Закат. Алое солнце - сияющий медный грош
- В карман убрал горизонт, и больше не греет сердце.

А если сверху посмотреть на мир
- Купол неба - цветной зонт,
Сиренево-синий цветок флокса - в космос,
Огромный улей для звёзд-ос.

Разлинованная тетрадь испачкана мёдом моих парадоксов,
Вся мокро-зелёная от весенних чуть сладких гроз.
Так мы - из света - тянемся стеблями, тенемся остовом лоз
Ввысь - для света - зная, нам тоже когда-то достанется
Блеск звёзд.

2.
Великолепье неба и надменность лип,
И ливень наступающий на город
- Безумье. Капель перелив,
И голос ветра - свист, и он осип,
Выплёскивая из себя столетний холод,
Обрушивая синь на своды лип.

Всё остро, ясно, косо, как осока,
Так режет глаз и слух, дробя стекло.
И свежесть - криком трав в моё окно,
Врывается, без стука
- гордый нрав -
В листве зелёной, в чёрных проводах.
Он весь мой вздох, и взмах
Крыла и щебет птиц
Он весь смешенье лиц,
И танец ног.
И смотрит мне в глаза
Мой дождь - вода и свет
Расходятся на дне кругами,
Туманным омутом и дымом сигарет.

Мой дождь уходит.
За собой взрывая в стаю оригами
- беспечно -
Ворох непрочитанных газет.

3.
Как в городе после грозы пляшут огни
Слышны из окон обрывки музыки и шаги
Протяни свою руку в небо и горизонт согни,
Солнце на спектры-линии разложи,
В семь полос - для одной дуги,
Семицветиком радуги.
В волосы лентой вплети закатные миражи.
И лети, лети
К пропасти вдоль границ золотистой ржи.
Смейся и пой, описывай виражи.
Как долетишь до моря - в руки ветру письмо вложи:
Всё - мне - расскажи.

***
Вслушаться в тебя как в стук дождя по мокрому стеклу,
пропитанному дрожью улиц,
и воздухом, которым я дышу,
туманом испарений над рекой.
Вглядеться в тишь и бархатную мглу,
нить горизонта взять своей рукой
и ощутить, что время невесомо.
Я в сны свои спешу, я их пишу
забывшись, полуотрешённо
под гулкий стук дождя по мокрому стеклу.

В изгибах, поворотах город мой мне будто незнаком.
В пустых аллеях, в слух обратившись,
гулких жду шагов,
и шёпота воды в сырой листве,
и очертаний птиц, слетевших с крыши,
и вороха молчанья вместо слов,
мгновения, когда густые тени
лишаются своих прямых углов,
по влажному блестящему асфальту
ступают осторожно босиком.
И бродят памятники, бросив постаменты,
в изгибах, поворотах города, который мне всё так же незнаком.

***
О самом солёном из всех морей, что ты можешь мне рассказать
Лишнее можешь во мне стереть, так, что бы время вернулось вспять,
Так, чтобы снова сжимать весь мир в тёплых ладонях и на двоих
Ветер делить, выдыхать навзрыд стонущий бриз, и лазурный свет.
Горстками бисера – день ко дню. Надо бы спрятаться в грот, и там
Тихо придумывать грустный бред, жить по нездешним - своим часам.
Что тебе? Север и юг в руках – сплющивать вечные полюса.
Солнце стирать в золотую пыль. В пыльной шкатулке хранить мой страх.
Снегом приходит чужой апрель. Небо прозрачное как акрил.
Слышишь в шкатулке – на самом дне, что-то гремит – из последних сил
Жмётся одно в четырёх стенах. Слышишь - смеётся, звенит.. Капель?

- Тише, там море всего лишь дышит.
Самое солёное из всех моих морей.

***
Под звенящими ливнями, за поездами синими,
Растянувшись вдоль одной путевой линии,
Под стеклянным сводом моего имени -

Воспоминания:
Изнутри меня, извели меня, зацвели в меня -
Невыносимые - запахом душным - лилии.
Лепестки, раскрывшиеся крыльями.
Птицы - намертво - врезавшись в горизонт:
Голоса - изо рта в рот.
Секунды - из года в год.

Чемоданы слов - тяжёлые, непосильные,
Грозовыми раскатами, звуками эскадрильными
Клёкотом звёздных стай.

Север милями, изучи меня, посмотри в меня,
У обрыва стою, и ресницы покрылись инеем.
Ещё капля, минута, слово - и я упаду за край.

***
Мы улыбаемся,
На кромках волн качаемся и видим сны,
Мы морскими звёздами распластали руки.
А наши улыбки искренни и честны
От того, что
некому их показывать:
ни от скуки, непонимания и тоски.
От того, что
На кромках волн качаемся, и видим сны.
Волосы разбросав русалочьи.
От того, что одежды нам не тесны.
Наши глаза не смотрят трусливо по-заячьи
И по щекам не бегут ручьи
Только тени чаек,
Только тонкие солнечные лучи.

Мы молчим,
Не от того, что воды понабрали в рот.
Наши губы бруснично-красны
И сомкнуты - залепленный вязкою глиной грот -
От того, что нельзя рассказывать сны.
Их исполняют певцы,
Их выплясывают танцовщицы,
Ими жонглируют циркачи,
А мы на кромках волн качаемся и видим сны.
- Пусть они не кончаются:
Не истончаются канаты, не сдуваются мячи,
И скрипичные находятся на каждую строку,
И на каждый замок - ключи.

***
И то что мы подгребаем наши пласты пространства
- Все под себя; наши измерения, киноленты.
То что, наши комнаты обычны -
Лишены какого блеска и убранства
С коробками на антресолях, где всё ещё храним
Школьные дневники, и банты, и ленты...
Вся эта память,
Вечная ностальгическая осень на чердаках
- Не переводится в секунды; не складывается в километры.
Ветер шуршащий в кусте малины на даче - ничего не исправить,
Не переписать, не снять заново, не снять вообще
И слава богу, что это так.

Вещи, остающиеся неизменными - не листок, а потом гербарий.
Просто фотография, ещё и ещё одна.
Не получится выбрать, омолодить, состарить,
Всё что когда-нибудь отзовётся, поднимется с илистого зыбкого дна.
Чем-то чистым и светлым,
Когда прогремит очередной сентябрь,
Окатив туманами, листопадами и водой -
Целая вселенная, о котором мы так ничего не узнали
Отражается в луже, и с каждым новым корабликом из бумаги
Мы остаёмся только собой наедине с собой.

***
ЦелУю.
ЦЕлую и невредимую,
Вернувшуюся из дальних стран,
Вывернувшую моё представление о мире.
Не судьба, но подарочная коробка "сделай сам".

ЦЕлую вечность не виделись.
И потому целУю: еле слышимый скрип дверей,
Охапку оконных рам, за которыми ты проходила,
Улицу, по которой идешь сейчас.
Лица, фотографии и картины, к которым ты пригвоздила
Гвоздики своих глаз.

Пристань бумажным корабликом
К моей пристани.
Не простынь на сквозняке
под одной простынью.
Не обращай внимания на слова,
они все так похоже звучат.

Говори со мной, без устали
- жестами, цветами, числами,
Иди же, иди дальше
Когда ещё будем такими молодыми и такими взрослыми?
И все языки перед нами бессмысленны и немыслимы
И потому - молчат.

***
Там в руки падает голова,
Там руки опускаются и дрожат.
Слова не звучат, звуки не говорят,
Говорят из радио, радио вечно фонит,
Фоном проходит - день, трамвай, собачий лай и чей-то мат.

Там осень, та самая -
Достающая холод из самых своих низин,
Поставляющая синь, чернила и дождь.
С трепетом - словно в цирке - ждущая,
Когда же ты рухнешь с её каната, когда же ты упадёшь.

Вот ты падаешь. Тут-то тебя и охватывает зябкая дрожь:
Снизу настелена куча сухих разноцветных листьев
Дальше конечно не совсем как в сказке:
Ты просто поднимаешь и просто идешь
Дальше.

***
Нам в лицо - то бриз, то дым с завода.
То летишь к земле, то с синего небосвода
Срываешь огромные хризантемы,
Составляющие этой системы
- Белы, немы, независимы от погоды.

И звонкие ливни все прячутся по карманам,
И солнце за пазухой - все стучит, отгоняя мглу.
А мы ждём грозы, живём в округах туманов,
Как рыбу выбрасывает на берег - летим с карусели -
Первый раз обрывая молчание - в темноту.

***
Я считаю - пора бежать, потому что ты
Мне мерещишься в каждом выступе пустоты
И за каждым углом, и в каждом моём трамвае.
Всякий в городе носит гордо твои черты.
Нужно прятаться! Безымянный, уже считаю.
Раз, два, три...

***
Я живу от лета к лету,
Через зиму, весну,
Задержавшись в осени апельсиновой.
Птицы улетают - я отхожу ко сну.
Солнце холодеет, источает запах жасминовый.
Льёт белый тревожный свет,
За дождями - снег,
За грозами - стук капели,
Крик дельфиновый
В городе по апрелю.

Жизнь ускоряет бег,
По спирали - вверх
Бежит время,
Выкидывая излишки минут -
Ягод спелых.

Светлоокий рассвет
Шепчет океанскими бризами,
Играет складками штор.

Русалочий хор
В моей комнате
Как в молочно-белых
Ракушках,
Пылящихся там,
Где мама хранит фарфор.

***
Это же мы
- Созерцали микроцивиллизации в муравейниках,
Искали грибы в колючих и страшных ельниках,
Шпионы-бездельники, рукодельники.
Из рукомойника воду носили в чайнике.

А сейчас - сухое отчаянье в рюмочках,
Чёрная горечь в кофейнике,
Вода проржавелая в кранике,
Воду вообще отключили.

Шторы пыльные занавесили,
Облака замесили
Огромные руки ветра и взбили в тучи.
Так и ходим - жмёмся к навесам,
Дождь на себя нахлобучив,
Воду вокруг мутим,
Ждём пока попадётся случай,
Какой-то случай ищем,
Пьём и пляшем.

Курим. Пишем.

***
Как лето отстрачивает платья своей небесной тесьмой
К подошвам прибивает травы - шалфей и зверобой
Ближе к ночи чернеет купол - звёздам рушится,
И иногда лимонной луной
Заливает город.
Если прислушаться:
Мятные ветры мечутся в воздухе,
И качается словно маятник шар земной.

***
Это всё как симптомы жизни -
Будто кто-то проводит рукой по лопаткам и волосам.
Осознание того,
Что счастье могут приносить слова, города и фильмы.

И ты сам -
Обычный и настоящий,
Обладающий памятью, желаниями, тоской.
Выдыхающий на стекло в трамвае своё тепло.
Ненавидящий скрежет снега под каблуком.
Бесконечно больной простудой.
Ты сам.
От конечной бежишь в метро.
И носишь колючий шарф,
Все твои шрамы - как пометки, памятки.
Дымный шарм,
Горький пьянящий ром.
И что-то побуждает тебя действовать
- Как будто чья-то рука проводит по лопаткам и волосам
Жест знакомый, как будто - ты сам.

***
И то что ливнями мельтешит в глазах,
И то что ставнями бьётся в сердце -
Разбитые окна в детство,
Заячьи ухмылки лучиков на стенах, пульс в висках.

Солнце надменной сливой покачивается слегка
Город колючий жжётся так, что дрожит рука,
Бессильная отпустить цветные нити и спицы дорог и встреч.
Орёл или решка? Смогу ли я уберечь
Длинные линии капель, слёз с лица не утереть,
Не потерять лица.
Вьётся лиловая, от заката, карусельная круговерть,
Звенит как столовое серебро
К моим ногам спускается серая улица
Монетка позвякивает, и становится на ребро.
***
1.
Наши лестницы не ведут в небо,
Ровно как и не сбегают вниз.
Наши дальности - только ветер
Между крыльями синих птиц:

Не поймать, не захлопнуть клетку,
Не придумать, не осознать.
Только вечер. Скребутся ветки
О стекло, и гремит карниз
От огромной охапки снега.
Самолеты взмывают ввысь.
Сотни мест - жаль - но я там не был,
В этом данность и вечность их.

2.
Наши лестницы замкнуты друг на друге,
И упираются в самый простой фасад
Здания, такого как сотни тысяч -
На улице мира, в один конец, без пути назад.

И ступеньки крошатся как печенье,
И перила обрываются в пустоту
Натуральных чисел, восклицательных знаков
И важных дат; как кораблики, плавно идут ко дну.

Только колкий букет из еловых лап
Шуршит о стекло, нарушая гулкую тишину.
Выход - там, откуда обычно отъезжает трап.
Это как заглянуть в чужие сны, не придаваясь сну,

Обменяться слухом и зрением, оставив себе лишь речь.
Но организм борется с инородным, - и память это всё, что удается тебе сберечь.

Самолеты как птицы обречены возвращаться назад,
И ты снова на тех же ступенях,
И перед тобой тот же фассад
Города - твоего: твой слух, твоё зрение,

Тот же шелест ветвей о стекла,
И снежные бесконечные вечера...
Но горечь на языке, где была твоя речь
- слова слова слова -
Казалось, ещё вчера

***
Кто мы, где мы и как мы живём
На заброшенных чердаках
По утрам качаемся на качелях, чеканим шаг
Ближе к шумному лесу, погрязшему в детских снах.
Что за ритмы колотятся в наших больших сердцах.
Шесть седьмых от отжившей осени носим в линиях на ладонях.
А на руках убаюкиваем миндально горчащий страх

Будто выселят, выгонят, обнаружат ошибку -
Перепутанные серии и номера в паспортах.

***
Неловкий след каблука, и песок, и море, и даже моя тоска
- Недописанный акварелью пейзаж - разлад, вне меня
Я - ноябрь, причал, ракушки, и самолет вместо корабля
Его так трясло над гигантским миром, сквозь облака,
И глаз не хватало разлитых на пол лица,
И сил не хватает зажмуриться, прокричать,
И хотя бы сделать отметку в бортовом журнале:
Мол, вот - начало конца.

***
Самолет приземлился в Римини
Небо как будто выбелили
И меня - от лица до имени
Стерли, вычистили и вымели
- Хлам из каждой свитой извилины
Только жухлые листья шуршат.

Только море блестит чернильное
Гладь невысказанная - ливнями
Настучит на стекло,
Настучит на камень оград
Свои буквы. А небо крыльями
Разорвет самолет из Римини.
Там вот-вот начнется закат.