29 ноября 2012 г .

ДОРОГА НАШЕЙ ЖИЗНИ

Вот едет по этой дороге посторонний – и ни о чем она ему не говорит. А ведь жизнь русской глубинки вся вдоль дороги и сосредотачивается…

Впервые мы поехали по ней, когда только-только оказались в липецком селе Доброе, где нам предстояло провести несколько примечательных – в конце двадцатого века – лет.

Вместо былой крепости на высоком берегу реки Воронеж, построенной в свое время для защиты южных рубежей Руси от «бусурманских» набегов, ко времени нашего приезда в Добром зиждились только развалины старинной Тихвинской церкви.

Не уходя в глубь столетий, отмечу всё же, что самую большую славу Добрый, как его называли тогда, приобрел в семнадцатом веке, когда стал городом-крепостью в составе Белгородской засечной черты. Когда надобность в сторожевой крепости отпала, Добрый утратил свой городской статус и перспективы. В 1779 году он был преобразован в волостное село. Примерно тогда же на месте крепости появилась каменная церковь Тихвинской Иконы Божией Матери. Существовала она до 30-х годов прошлого века.

Сейчас о древности строения напоминает лишь одна стена церкви: из старинного красного кирпича местного производства, сохраненная для потомков. Уменьшенной же копией прежнего храма предстает нынешняя ладная церквушка с колоколенкой, из красного же, но современного кирпича, с яркими синими куполками, которая разместилась за старой стеной – словно церковь в церкви… – и существует ныне под ее прикрытием и защитой.

Эту церквушку и огибает дорога, ведущая к мосту через реку Воронеж и бегущую далее сначала по лесу, потом по тамбовскому подстепью, потом мимо яблоневых садов к тамошнему Мичуринску, бывшему городу Козлову.

Дороги красивее у нас в области я не знаю, а уж поездила… Деревья подступают к самым обочинам – и кажется, что дорога узкой лентой буквально врезывается в лес и пропадает где-то вдали, постепенно разматываясь под колесами движущегося автомобиля.

Затем деревья редеют, редеют – и на много вёрст кругом глазам открывается воля. Но до этих красивостей мы сегодня не доедем: свернем с лесной дороги на село Кривец, где опять окажемся в лесу.

Мост на выезде из Доброго старый, высокий, основательный, и странно, как местные рыбаки умудряются удочками не только ловить с него рыбу, но и что-то вылавливать. Со стороны глядишь: с моста до воды такая высота, что никакой лески хватить не должно. Однако хватает и лески, и рыбацкого терпения, и рыбы. А мы уже съезжаем с моста и мчим мимо старого русла Воронежа с его заливными лугами. В 90-е годы там паслись сотни коров с частных подворий.

И было тогда в Добром (на шесть тысяч жителей) несколько стад, которые назывались общественными. Владельцы коров пасли их по очереди. А кто-то в стадо коров не гонял, а сам по весне переправлял свою живность на лодке через речку и оставлял там, на лугах, до самой осени, где коровы и другие жвачные и нежвачные бродили сами по себе, сытые и довольные.

Мне впервые тогда довелось увидеть, как коровы плавают. Переправляли буренку обычно на пару: мужик с женой или с каким-нибудь родственником. Один сидел на весле (в Добром все орудуют одним веслом), а другой тянул корову на веревке в воду, и она послушно сходила в реку и плыла за лодкой к противоположному берегу. Коз перевозили в самой лодке. Гуси сами доплывали куда им заблагорассудится. И осенью сами же возвращались домой.

Вечерами со своего берега мы частенько наблюдали, как коровы уже по своей «инициативе» собирались «группами» и переплывали с одного заливного острова на другой...

Доить хозяйки тоже отправлялись на лодках, дважды в день, туда и обратно. Сено заготавливали тоже на лугах. Да и где угодно. Молоко, сметана, масло в магазинах не продавались, их покупали у местных хозяек. У каждой была своя клиентура, реализация шла широкая и четкая: забираешь продукт, оставляешь пустую банку на следующий день. А какие это были продукты! Одно слово: «свойские»…

Раньше на дороге встретишь стадо – не объедешь. Полчаса простоишь на обочине, пока вся эта рогатая братия не пройдет мимо. Причем всегда попадались отдельные «экземпляры», норовящие поддеть машину рогом. А сейчас в единственном на всё про всё стаде – с десяток хилых коровенок, прошмыгнут – и нету их. Перестал народ держать живность – старики уходят, а молодые со своим хозяйством не связываются: трудно и невыгодно.

Километрах в семи от моста – добровский лесхоз. Раньше там чем только не занимались: заготавливали древесину, собирали и перерабатывали хвою, сосновую смолу, шишки, пилили, кололи, строгали, рубили. Домики были сплошь деревянные, отопление печное. Зимой подъезжаешь к такой деревушке – одни трубы из-под снега торчат. Всё кругом белым-бело – и голубоватый дым в небо. Романтика…

А летом (году в 93-м или 94-м) мы с одной моей приятельницей пристрастились вечерами, когда закончены все домашние работы, ездить на велосипедах до лесхоза. Зачем? На закат смотреть! Маршрут был таким: доезжаем до лесхоза, разворачиваемся – и назад, крутим педали к Доброму. А над речкою уже закат разливается по всему небу… Иной раз аж сердце захолонет…

Ну а сейчас мы уже проезжаем лесхоз и оставляем позади себя поворот на лесной кордон под названием Двойня. Места здесь грибные. Славен кордон был и своей легендарной медсестрой… Володькой. На самом деле это бывшая пулеметчица Мария Щербак. А Володькой ее звали на фронте, куда она напросилась после гибели брата совсем еще девчонкой. Ну и в образе Володьки ей было легче переносить тяготы армейской жизни.

На войне уложила она немало фашистов, а в мирное время была обычной медсестрой в глухом затерянном в лесу поселке. Впрочем, не совсем обычной. О ней потом писали книги, она получала много писем. Я застала ее живой, задорной, непременной заводилой всех ветеранских посиделок, где она без устали пела, плясала, шутила. А потом ушла из жизни – и никто о ней не вспоминает …

Проезжаем поворот направо, на Борисовку, из которой дорога ведет в Кореневщину, прародину Пушкина, где родилась и до замужества жила его бабушка, Мария Алексеевна Пушкина.

Березы, березы вдоль дорог – аж в глазах рябит. Жаль, что в этом году их много погибло. «Страна березового ситца» меняет свой облик. Может быть, это какой-то знак: выстоят берёзы – выстоит Россия? И в помощь им – исполинские сосны, стеной стоящие вдоль дороги. Спокойные, важные, словно утешают: всё будет хорошо…

Как бы не так: начались «горелики». Так я называю пострадавшие в пожарах 2010-го участки леса, на которые больно смотреть. Добровский район – самый лесистый в области, ему больше всех и досталось. Корабельные сосны (не случайно здесь зачинался Петровский флот!) факелами вспыхивали в верховых пожарах, погубивших тогда массу деревьев. Огонь, перепрыгивая с сосны на сосну, с бешеной скоростью охватывал лес и всё ближе продвигался к Доброму. Но его спасла река. А все деревеньки и поселки по ту сторону – как раз куда мы едем – в большей или меньшей степени обгорели…

А вот и Кривец. Село в последнее время очень популярное – грибными местами, чистыми родниками. Строятся здесь все, кому не лень и у кого деньги есть. Около ста детей размещались раньше в школе-интернате для умственно отсталых ребятишек. Обстановка здесь была изумительная: детей любили, их учили, давали профессию – швеи, обувщика, слесаря. И они, даже при невысоком своем интеллекте, успешно устраивались потом в обычной деревенской жизни, трудились в меру сил и возможностей.

Теперь интернат закрыт. То ли отсталых детей поубавилось, то ли, наоборот, прибавилось, мест всё равно не хватало, вот и прикрыли. Закрыли и местную школу: детей возят на занятия в соседнее село. Немудрено, что ребятишек здесь всё меньше и меньше…

А вот и Кривецкое лесничество. Красивые места, а проезжаешь их с тяжелым сердцем. Шесть лет назад здесь произошла трагедия, потрясшая тогда всю страну. Сегодня таким никого не удивишь. И это страшно.

Женщина приехала в лесничество к кому-то в гости. С мужем и дочерью. Девочка ушла с местными ребятами на дискотеку в близлежащий оздоровительный лагерь. Мамаша, изрядно выпив, решила съездить за ребенком. Села за руль – и…

Было уже темно. Ребята не успели дойти до первых лесхозовских домов буквально десять метров. Впрочем, что бы уже остановило осатаневшую женщину. На лесной, а ночью и вовсе глухой дороге она сбивает шестерых подростков, в том числе и свою 13-летнюю дочь. Четверо погибают сразу, еще одна девушка умирает в «скорой помощи», и еще одна – уже в больнице.

Через два года в нашем районе еще одна пьяная женщина совершила наезд на подростков, убив четверых. Поражает, что никто не схватил пьяных водительниц за руку, не вышвырнул их из авто. Неужели никто не видел и не слышал, в каком они состоянии садятся за руль?

Кривецкая детоубийца уже вышла из тюрьмы, отбыв там вместо восьми с половиной лет неполных шесть. Как она живет, уму непостижимо. А в память о ребятах у дороги, под сенью высоких густых сосен, стоит памятник, где в образах голубей навсегда застыли в высоте погибшие дети…

Кривецкое лесничество располагается в колоритном деревянном доме, его много лет возглавлял знатный лесник, заслуженный работник лесного хозяйства Закурдаев. Один из погибших на дороге юношей – его сын…

Много славного на счету у кривецких лесников. Самое примечательное – питомники. Невозможно смотреть без умиления на подрастающую поросль сосенок, других деревцев, пушистых и нежных, как младенцы. Тем горше опять оказаться в местах бывших пожаров: перед нами поселок Дальний.

Дорога к нему, куда мы сейчас сворачиваем, была просто наезженной колеей. В густом лесу стояли домики местных жителей и дачников, окруженные целомудренной природой. Ныне покойный липецкий художник Дворянчиков в 90-е годы выстроил здесь небольшую деревянную церквушку. И вот в горячее лето 2010-го во время службы по церкви пошел гудящий шепот: «Пожар!» «Пожар!».

Огня ждали – жара стояла несусветная, огня боялись – но как выйдешь из церкви, не выстояв службу?! Тем более батюшка продолжает ее, несмотря ни на что. И только когда церковь уже сама оказалась в кольце огня, люди стали выбегать наружу. Кстати, говорят, что священник вышел последним. К тому времени многие дома уже сгорели. Другие, объятые пламенем, тоже спасти не удалось. Ибо пожар был буйный, а пожарных машин в то сухое и жаркое лето не хватало.

Нужно было спасать людей, нехитрую живность. Телевизионная бригада, ехавшая мимо по другим делам и прельстившаяся сенсацией, вынуждена была ждать подмоги в реке, куда загнал их огонь. Пламя отрезало их от машины, оставшейся у въезда в деревню. Сгорел и храм, но Божией Волею никто не пострадал, все успели выйти. А художник Дворянчиков ушел из жизни буквально накануне пожара, так и не узнав о гибели храма.

Деревня выглядела плачевно. Сгорели около 80 домов. Люди пережили настоящий ужас. Нет, утверждали многие, мы сюда не вернемся: черны воспоминания, черны обгоревшие остовы деревьев. И вот мы едем по Дальнему и диву даемся: аккуратные коттеджики один за другим образуют улицу за улицей, «горелики» в основном спилены и вывезены, леса восстанавливаются, уже тянется ввысь дикая поросль.

Деньги, отпущенные государством на строительство домов погорельцам, сделали своё дело. Более того: в Дальнем появилась новая дорога, связь, сюда теперь ходит маршрутный автобусик. Будет восстановливаться и церковь.

А вот и цель нашего путешествия – село Преображеновка. Но это следующая страница моего дневника. Всего же мы проехали сегодня километров 30. А сколько лет, веков даже, сколько событий новой истории, сколько судеб и испытаний вместила в себя эта обычная – в лесной российской глубинке – дорога…