Эмма МЕНЬШИКОВА

ПИСАТЕЛЬСКИЙ ДНЕВНИК
<<< Предыдущие записи          Следующие записи>>>

24 марта 2014 г .

Highslide JS
Highslide JS
Highslide JS
Highslide JS
Highslide JS
БОЛЬШАЯ ВОЙНА «МАЛОГО ОХОТНИКА"

- Сегодня у меня радостный день! – приветствовал гостей на пороге своего дома фронтовик Иван Евстратов. – Нечасто так бывает, чтобы тебя начальство целовало…

 

Ну, насчет начальства это он, конечно, пошутил. Соцработники, учителя, журналисты – люди невеликие. Особенно по нашим временам. А что обнимали и целовали – так это правда. День-то радостным оказался не только для Ивана Никифоровича, но и для его гостей: немного их уже осталось, настоящих фронтовиков. И встречи с ними как праздник, который запоминается надолго…

Да и вообще Иван Евстратов человек редкостный. Мало того, что он стоит на пороге своего 90-летия, так уже и в детстве удивлял окружающих своими способностями, упорством и сообразительностью. Причем память у него поразительная, столько всего он в ней хранит и пестует.

 

Крестьянский сын

– Все у нас в семье крестьянского роду-племени, – рассказывает Иван Никифорович, – но в трудное для Отечества время становились воинами.

И не только: чтобы прокормить семью, отец Вани Евстратова, как и многие другие крестьяне тогдашней России, работал на шахтах Донбасса. Под землей на добыче угля в 1929 году он и погиб, осиротив двоих ребятишек.

Ване было тогда пять лет, и он стал единственным, хоть и маленьким мужичком в доме и опорой маме, безграмотной труженице-крестьянке, только-только родившей крохотную доченьку. Жили скудно, голодно, вспоминает Иван Никифорович, не было одежды и обуви, к тому же детей нещадно трепала малярия. Но, несмотря ни на что, парнишка рос впечатлительным и склонным к творчеству, много читал.

Прочитав однажды книгу о художнике Айвазовском, который начинал рисовать углем, он тоже пошел по его стопам. И преуспел в рисовании так, что в школе только диву давались: откуда у парня такой талант…

А когда он учился в седьмом классе, его работы углем и простым карандашом были отосланы в Курск на олимпиаду детского творчества.

Почему в Курск? А потому что родное село Малиновая Поляна в окружении таких же «певучих» Полян – Вислой, Большой, а еще была и Красная – с 1934 года входило в состав Курской области. Лишь в 1954 году этот край станет частью новообразованной Липецкой области. Но до этого времени было еще далеко…

С замиранием сердца ехал курский парнишка, крестьянский сын, на подведение итогов олимпиады. Он впервые увидел тогда паровоз, железную дорогу, большой город. И так застеснялся в просторном здании, куда попал, своей простецкой одежонки – латаных-перелатаных штанов, рубашки, сшитой из полотенец, отцовских галош, – что забился на какой-то дальний пыльный подоконник и сидел, сжавшись в комок и надеясь, что о нем никто не вспомнит.

Однако вспомнили. И нашли. Правда, тамошний заместитель начальника облоно никак не хотел поверить, что этот худенький деревенский мальчишка, который и в живописи вряд ли что понимает, может так хорошо рисовать.

Тогда Ваня сообразил – и быстро набросал пальцем на пыльном стекле профиль этого «дядьки». И чиновник был сражен.

Но первое место на олимпиаде отдали тогда другому участнику, сыну известного в области художника. Ваня занял второе место. Но зато ему подарили настоящую форму учащегося школы ФЗО – брюки, рубашку, ботинки. С обувью, однако, произошел казус: Ваня ни за что не хотел расставаться с калошами – это была память об отце. Поэтому его переодели, а ботинки дали с собой.

А еще ему подарили краски, бумагу, дали денег на обратную дорогу, а самое главное – оформили направление на учебу в Московское училище живописи, ваяния и зодчества. А через десять дней началась война…

 

Прощай, шахтерский городок…  

Об учебе нечего было и думать. Председатель колхоза направил его на… коноплю: тогда колхоз специализировался на ее выращивании. Из конопли производили веревки, ткали полотно. Это была очень востребованная культура. И хлопот с ней хватало. Ваня смастерил поблизости шалаш, и после работы, не чувствуя усталости и разбитости, рисовал новыми красками.

Ну а осенью его и еще двоих ребят из села направили в город Шахты: как раз туда, где погиб отец. Отучившись в ФЗО, парнишка начал работать в городе Дзержинске, в шахте 11/12, на глубине 700 метров крепильщиком – обкладывал породу, чтобы она не обвалилась.

Работа была выматывающая, там Иван полюбил песню про коногона – того самого, которого «несли с разбитой головой». Нам эта песня известна как песня про танкиста, где уже «молодого лейтенанта несут с пробитой головой». Впрочем, про кого только не переделывали эту песню, и всем она подходила в те-то времена, когда и война, и труд каторжный, и враг наступает…

В шахте потерял Иван своего друга Мишу: порода загорелась, и на того упала вентиляционная труба. А Ване повезло: его рисовальные способности оценил мастер дядя Коля Степаненко («Як же ты гарно малюешь!...») и даже хотел его… усыновить.

Нет, отказался парнишка, которого ждала мама в деревне, где росли его младшие братья и сестры, а отчим воевал на фронте. Но мастер с женой поселили его в своем доме, кормили галушками, поощряли занятия рисованием: на фоне сегодняшних событий на Украине это кажется неправдоподобным. Но это было, было, уверяет Иван Никифорович со слезами на глазах…

Но недолго длилось это относительное благополучие: фашисты подступали. Чтобы не оказаться под немцем, они с другом собрали походные узелки с хлебом-солью, одеждой, Иван упаковал свои эскизы – лица, улицы, кукурузное поле, жанровые зарисовки: рисовал всё, что видел, – и пошли они на станцию Кривой Торец. А там кроме воинского эшелона ничего. Втихаря от кочегара нырнули они в паровоз, спрятались в бункере с углем – и поехали: прощай, шахтёрский городок…

 

Не отказывались, не напрашивались, а дело свое делали  

Так попали они в самое пекло – под Харьков, где шли жестокие бои. Это потом они узнали, что на станции Изюм паровоз готовились отцеплять, а тогда они просто выскользнули из него с полотенцем и мылом, чтобы на станции помыться. Беззаботность тогдашнюю можно объяснить только юностью. К тому же в бункере с углем они превратились в негров, и без смеха не могли друг на друга глядеть. А тут бомбежка, в воздухе звеньями – немецкие самолеты…

Был день, стала ночь, рассказывает Иван Никифорович. Аж рельсы срывало, вагоны падали, всё горело – и куда они бежали, Бог весть. Очнулись: вокруг тишина, впереди степь, а в руках полотенце и кусок мыла.

Радуясь тому, что живы, брели они до тех пор, пока не вышли на одинокий хутор. Там и узнали, что впереди фронт, а им нужно в обратную сторону. Правдами и неправдами добрались ребята до Воронежа, и осенью 42-го вернулись, наконец, в свою Малиновую Поляну. Вскоре Ивана Евстратова призвали в армию.

- Только в 1942 году вместе со мной получили повестки около 400 моих земляков. А домой по Б.-Полянскому сельсовету вернулись чуть больше половины. Сегодня я единственный фронтовик на три села…

Думал ли он о своей исключительности, о своем художническом даре, когда медицинская комиссия определяла его на пригодность к службе? Нет, он по-мальчишески радовался тому, что один из всех (!) попал на флот.

Мы не отказывались, не напрашивались, а дело свое делали, говорит он о своём поколении. И это отсутствие показушности, бравады, хвальбы особенно подкупает в нем, скромном деревенском человеке, крестьянском сыне, который в трудное для Отечества время стал воином, защитником Родины.

 

Флотилия жизни  

С августа 42-го по апрель 43-го учился он в морской школе в Энгельсе, которую окончил с отличием. Хотел на Черное море, вспоминает он: ведь там жил его кумир в живописи Айвазовский. Но ребята уговорили на Балтийский флот. Где оказался Иван Евстратов в отдельной артиллерийской батарее Ладожской военной флотилии. Служил сигнальщиком.

Героическая Ладожская флотилия всю Великую Отечественную войну спасала Ленинград: эвакуировала людей из блокадного города, поставляла туда припасы. Именно корабли Ладожской военной флотилии протянули по дну озера 43-километровый бронированный кабель, благодаря которому взятый в клещи Ленинград получил связь с внешним миром.

Военнослужащие Ладожской флотилии проложили, а потом обслуживали автомобильную дорогу через ладожский лёд, ту самую легендарную «Дорогу жизни», спасшую миллионы ленинградцев. После прорыва блокады Ленинграда 18 января 1943 года «флотилия жизни», как ее стали называть, продолжала снабжать город продуктами питания и всем необходимым для жизни, поддерживала сухопутные армии.

За 1943 год, когда Иван Евстратов уже служил в ее составе, флотилия провела 23 боя против кораблей противника, участвовала в разведывательных операциях, перебрасывала войска для освобождения Ленинграда.

Когда в январе 1944 года блокада города была полностью снята, а перевозки по Ладожскому озеру прекратились, моряки продолжали службу по охране Ладожского побережья.

- 18 финских дивизий на шее сидели! – эмоционально восклицает старый моряк Иван Евстратов.

В это время флотилия тралила мины на озере и Неве, защищала Ленинград от авиации противника, сама наносила удары по прибрежным базам финнов. В сентябре, наконец, было подписано перемирие с Финляндией, и морские части переведены в Ленинград.

До сих пор не может спокойно рассказывать Иван Никифорович о том, как выглядели ленинградцы: одни глаза, и все как старички. Невозможно было различить, мальчики ли, девочки, взрослые ли люди.

После освобождения Ленинграда Ивану Евстратову довелось участвовать в массовых захоронениях умерших на Пискаревском кладбище. Моряки обходили дом за домом, квартиру за квартирой, машинами вывозя погибших от голода ленинградцев к месту их последнего упокоения. Даже один день такой «работы», вспоминает Иван Никифорович, давался тяжелее, чем самый тяжелый бой. Но впереди у моряка было еще много испытаний.

 

Грозные «МОшки»  

В ноябре 44-го Ивана Евстратова перевели служить в первый дивизион морских охотников за подводными лодками противника, приписанный к заново сформированной Либавской Военно-Морской базе. Это были малые морские охотничьи суда, по прозванию «МОшки» («малые охотники»). Малые-то малые, но вражьи подводные лодки, воевавшие против наших кораблей, топили как большие!

Эти МОшки были замечательными судами, с воодушевлением рассказывает Иван Никифорович. Корпуса их строились из первосортной сосны и имели хорошую живучесть, а водонепроницаемые отсеки делали их практически непотопляемыми.

Бензиновые моторы ГАМ-34БС обеспечивали катеру высокую скорость хода, после получения приказа он буквально срывался с места. Основное вооружение – глубинные бомбы, плюс две пушки (носовая и бортовая) и два зенитных пулемета. Для поиска подводных лодок МОшка была снабжена гидроакустической станцией.

Неуязвимые для торпед благодаря малой осадке, небольшим размерам и маневренности, эти корабли предназначались для действий против вражеских подводных лодок в прибрежных районах.

Выходя в море, ни команда, ни командир не знали задания, конверт вскрывался в заданной точке в море. А услышав «Обнаружен движущийся предмет!», команда начинала привычную и спорую работу…

Кроме борьбы с финскими и немецкими подлодками, МОшки занимались охраной конвоев, эскортом наших подлодок, высадкой десантов.

– 28 января 1945 года с нашим участием был взят Мемель (Клайпеда), – рассказывает Иван Никифорович, – оттуда с боями на своих охотниках мы дошли до Кенигсберга.

Куршская коса, Померанская бухта… Ветерану есть что поведать молодым, впрочем, и всем нам, ибо поколение воевавших стремительно истаивает. И надо записывать каждое слово участников Великой Отечественной, которые и знают, и помнят, как это было. Договорились, что члены добровольческого отряда запишут все воспоминания морского охотника Евстратова, чтобы оставить их будущим поколениям.

… Почти полгода Иван Никифорович тогда не покидал корабля: сойти с него даже на приколе моряки не имели права, это приравнивалось к дезертирству. 30 апреля 45-го корабль возвратился в Либаву на базу, чтобы в очередной раз принять боезапас и горючее. Там и пришла к ним весть о Победе.

 

Семейная крепость

Ранен Иван Евстратов был неоднократно, но легко, Бог миловал. Силы и здоровье восстанавливал среди боевых друзей-моряков, а то и на посту. Среди многих наград самые дорогие – медаль «За боевые заслуги» и медаль имени адмирала Ушакова, которой матросы и солдаты награждались за доблесть и мужество, проявленные в морских боях.

А еще особо дорожит он памятной благодарностью за освобождение города Мемеля, объявленной ему Приказом Верховного Главнокомандующего Генералиссимуса Советского Союза И. Сталина.

Особую роль в судьбе краснофлотца Евстратова сыграла… стенная газета, которую он выпустил в ознаменование Победы. Его приметило руководство и перевело служить в штаб Либавской Военно-Морской базы, откуда он через два с половиной года, отказавшись от карьеры морского офицера, на которого ему предлагали учиться, демобилизовался. Чтобы поступить в институт искусств имени Надежды Крупской: ведь он всю войну и после нее рисовал!

Более того: к тому времени он уже был заочно (!) расписан с любимой женщиной, с которой познакомился в отпуске на своей малой родине. Узнав, что она ждет ребенка, он отправил по почте листок из удостоверения для простановки штампа о браке и дал свое на то согласие. Чтобы она не сомневалась – любит, вернётся.

Самое удивительное, что их действительно расписали. И возвращался он домой уже к законной жене.

Брак был долгим и счастливым, хотя искушений отправиться в большое плавание у Ивана Никифоровича были. Он получил отличное образование. Работал в Москве. Потом ему поступило хорошее предложение поработать в оборонной промышленности, и семь с половиной лет он уже с семьей прожил в Подмосковье.

Но супруга Антонина Яковлевна тянулась домой, в свою теперь уже Липецкую область. Да найдем мы тебе в Москве и жену, и жильё, говаривали ему смышленые люди. Но он и тогда, и сейчас уверен: семейная крепость важнее всего. Еще Киров утверждал, вспоминает он, что крепость семейного быта – это крепость государства. Если мы побросаем свои семьи – распадется государство, уверен старый моряк. И в своей семье свято хранил устои русского семейного устройства.

 

Наденем бескозырки  

В 1957 году вернулись они в Малиновую Поляну. Жена работала учителем начальных классов, он преподавал черчение, рисование. Они вырастили, выучили, поставили на ноги двоих сыновей.

Лучший рисовальщик области, как его называют, он не только своими руками построил дом для своей семьи, но и много сил уложил на строительство новой школы, подготовку молодых кадров для отчего края. Гордится также тем, что двое его учеников стали профессиональными художниками.

Почетный гражданин района, ветеран педагогического труда, он и в мирной, сухопутной жизни не сдавал родных рубежей. И в долгом разговоре старался вспомнить как можно больше добрых хороших людей, которые встречались ему в жизни: начиная с мастера дяди Коли в шахте и кончая нынешним руководством района, области. Особо отмечая соцработников, помогающих в его нынешнем одиночестве – супруга и один из сыновей уже покинули наш мир – одолевать трудности быта.

Каюсь, выслушать обо всех не удалось, ибо беседа грозила затянуться надолго. Но когда мы уже собрались было уходить, ветеран принес свои рисунки. И мы опять вернулись к столу, перебирали и его первые ученические работы, за которые в Курске вручили ему новые ботинки, и военные зарисовки, и послевоенные портреты, иллюстрации, пейзажи, графику и акварели, альбомы и отдельные листы.

Самобытный талантливый русский человек, истый патриот своей Родины, сердечно переживающий за сегодняшний ее день, верный друг и добрый семьянин, воин и трудяга, православный христианин и привязанный к своей земле, деревне крестьянин. Ребята из добровольческого отряда «Юность» смотрели на него во все глаза. Лучшего примера для воспитания патриотизма и любви к Родине и придумать нельзя.

После того, как добровольцы подарили ветерану картину «Белеет парус одинокий» и вручили цветы, они под баян своего учителя музыки спели для ветерана несколько песен.

«Наденем бескозырки, уйдём однажды в море, там волны голубые гуляют на просторе…», – с печальной, задумчивой улыбкой подпевал им морской охотник Иван Евстратов…

Фото Анатолия Евстропова

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"
Комментариев:

Вернуться на главную