Инга КАРАБИНСКАЯ

СТАРИК И МОРЕ НЕ ПО Э. Х
Горизонт растирая в пепел, разнуздан ветер,
Наступает ноябрь - во веки веков и присно.
Море воет во сне, седину разметав по тверди.
Это море старо как мир. Морю снится пристань.
В эти дни к его изголовью, угрюм и чёрен,
Много лет выходил старик и молил безгласно:
"Я слыхал, что в смерти за рыбаками приходит море.
Я пришел, чтобы ты не искало меня напрасно".
Но кипящие гривы волн с сединой в подбое
Оседали пылью морской на векАх и вЕках.
Умирающий человек приходил за морем,
Потому что море не приходило за человеком.
Ибо смерть коротка, а бремя тоски безбрежно,
Лишь стоящий на берегу примирён с границей
Невозможного, что становится неизбежным.

Морю снится старик. Старику ничего не снится.

Любовь АНУФРИЕВА

***
Одиночества много вокруг!
Сполна
Всем дано.
Хотя никому немило.
Даже бабочка бабочке не видна.
И вчера тебя я, как сон, забыла.

Отдала тебя небу.
Лети, как дым.
По своим мечтам, по иным просторам.
Побреду одна по вокзалам земным,
И узнаешь ты обо мне нескоро.

***
Чайки в небе, как дети, плачут – 
Видно, к дождю и тоске.
И я, как ребенок, камешки
Бегу собирать к реке.
Бывают души, как камни,
Из самых железных руд.
А в светлых камешках Ижмы
Потерянных душ  приют.
Они из иного мира,
Устав от потерь и разлук,
Здесь ищут они, как пристань,
Тепло человеческих рук.
Беру, как детей, их на руки
Спасаю от стыни их,
Они обо мне помолятся
В далёких мирах иных.
Вновь чайки над Ижмою плачут
Перед тоской и дождём…
Вновь несколько душ промокших
Согрею в кармашке моём.

Перевод с коми Андрея Попова

Наталья СТИКИНА

О СТИХАХ И ВЕЧНОСТИ
не по выдохам - вдохам - считай безрассудный апрель,
не по слуху - по снам - вычленяя фальшивые ноты.
дни за днями летят сквозняком в приоткрытую дверь,
превращаясь в твоих рядовых стихотворной пехоты.

и стихи как солдаты на страже покоя в душе.
и стихи как солдаты, на вытяжку строчным ранжиром...
оголённые нервы -  не повод увязнуть в клише, 
пересохшее горло - не повод не быть целым миром.

вечность снова отступит, (как только апрель сменит май).
не сдавай себя в плен, отпусти и сойди с её следа.
отпусти, даже если стихи вдруг заступят за край.
ведь у этих солдат под рукой ничего, кроме неба.

СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ
Под каплями осеннего дождя
Проснутся львы на каменных  ступенях.
Часы на башне впитывают тени
Ночных видений, мучивших тебя.

Разбило время дымку над Невой…
И первый луч забытого рассвета
Коснётся нежно старого поэта,
Вернув на день утраченный покой.

Печальная улыбка красит лик
(Для памяти нет долгих церемоний):
Застыл навечно, в солнечной короне,
На старом фото юности двойник.

Но  кажется живым, /на краткий миг/,
Цветок граната, дремлющий в ладони.

Алена ШОМЫСОВА

ЧАСОВНЯ  
В Скородуме строится часовня –
Медленно, как кедр, растёт она.
Может, с нею заживём мы, словно 
В светлые былые времена. 

Потому и жизнь проходит криво,
Что креститься стало не с руки.
Разрослось неверье, как крапива,
Заглушает добрых дел ростки. 

Надо бы рассудок наизнанку
Вывернуть – и к Богу… Каждый год
Продолжаем суету и пьянку. 
Только горе в церковь нас ведёт. 


ОПАЛЫ ЗВЕЗДОПАДА
На звездопад смотрела я в окно,
Как звёзды падали на тротуары лета.
Раздать их надо тем, кому темно,
Кому сейчас так не хватает света.

Взяла я сумку и вступила в ночь –
И собрала опалы звездопада.
Но не сумела никому помочь. 
– Берите звёзды!
– Падших нам не надо!

Такие брать нам как-то не с руки –
Наверно, фианиты для браслетов.
В них мало неба – просто огоньки, 
Занятный мусор с тротуаров лета.

Перевод с коми Андрея Попова

Анна ЧАЛЫШЕВА

ОСТАВЛЕННЫЙ РАЙ
Учились взрослеть на обломках эпохи,
В руинах надежды, в трущобах любви.
И только отчаянья жалкие крохи
Кипели в отравленной небом крови.

Мы красили флаги акриловой верой,
Цитируя мертвых, пытались понять,
Как жить в эту странную смутную эру,
Где боги отчаялись что-то менять.

И наши пророки все ждали посланий,
Рождения избранных, знаков с высот.
А мы превращались в овец для закланий,
Чтоб счастлив был проклятый Богом народ.

Нам ставили жгучие черные метки
На душах, раздетых при всех догола.
И дым становился отчаянно-едким,
Когда нас с тобою сжигали дотла.

И искры взметались безумно и рьяно,
Никто не посмел приближаться к огню…
И ты мне шепнула: «Я завтра восстану»,
И я отвечал: «Я тебя догоню».

И вот мы стоим за воротами Рая,
Покинув жестокий знакомый приют…
И шепчешь ты мне: «А ведь здесь умирают…»
И я отвечаю: «Ну, значит – живут…»

***
Я играю с судьбой в пятнашки,
Затираю любовь до дыр.
Белый ворот твоей рубашки
Заменяет мне целый мир.

Пусть люблю я не тех и редко,
Но любовь моя - глубока.
И останется на салфетке
След от губ моих на века.

Я не верю, что мир потерян
Или Богом твоим забыт...
Слышишь, кто-то стучится в двери?..
Это - сердце мое стучит.

Мария РАЗМЫСЛОВА

НА ЯЗЫКЕ ВОСХОДА
И половинка сердца на запотевшей глади –
Как будто знак вопроса.
Ты под окном уселся в блуждающей досаде,
Смешной, длинноволосый;

В окне маячат крыши; растрепанные мысли
Текут по бездорожью;
Застигнут ими, слышишь, как все слова повисли
Над пропастью и рожью.

На желтом парашюте предвестье листопада
Слетает одиноко,
И радуга, по сути, – лишь часть видеоряда,
Лишенная намеков.

И радуге, по сути, владения не надо
Японским и немецким, –
В невысказанной смуте плывет твоя досада,
Что и развеять не с кем.

Так подступает вечер. Так с дрожью запоздалой,
Неловкой и невинной,
Склоняется на плечи объятием усталым
Семнадцать с половиной.

И в затененном взгляде ты вновь не видишь кода
К понятию «свобода».
А в клетчатой тетради – стихи без перевода
На языке восхода.

* * *
Зеленые звезды на лапах сосны,
Как знак, разрешающий путь.
И строки порою бывают тесны
Всему, что мешало вздохнуть.

Но кто бы ни крался теперь за спиной –
Не бойся. И выпрямись в рост.
Отчеркнуто все телеграфной струной
С колючками северных звезд.

Летят километры лесов и утрат,
Терзаний, не стоивших грош...
С улыбкою детской ты глянешь назад,
Как тот, на кого ты похож,

И бросишь, вдыхая до рези в глазах
Безжалостный ветер шоссе:
«Я думал, что сила – в больших городах,
А в городе слабые все...»

Александр ГЕРАСИМЕНКО

***
Опять лиловый вагон, качаясь,
Мне домом станет на малый срок,
И вот я снова журнал листаю,
Под тепловозный тугой гудок…
Стакан граненый забрякал в латах,
Как только темный был выпит чай,
Сосед купейный ругнулся матом, 
Зарёю градус в его очах…
Стучат колеса на стыках рельсов,
Склоняя к неге дневного сна,
Уже за сотню таких вот рейсов,
Судьбой скитальца мне жизнь дана.
Окно рисует озера, пашни,
Деревни малые у реки,
У старой водонапорной башни
Дерутся пьяные мужики…
Садится солнце за белым бором,
Мелькают отблески меж берез.
Несется в будущность поезд скорый,
Спешит, торопится тепловоз.
Стучат колеса, вагон качает,
В душе, как прежде, поет весна,
Давайте снова заварим чаю,
Дорог так много, а жизнь – одна.

***
Выйдя на крыльцо пятиэтажки,
Кинул взгляд – плывет над тополями
Облако в отбеленной рубашке
И в пушистой с дырами панаме.
Очертания меняя, скоро
Птицей стало с телом черепахи…
Скрылось, мне крылом махнув, за бором,
За забором, где не дремлют птахи.
Вот и я, то бегемот с крылами,
То в расцвете сил мужик с мотором,
И однажды отзвенев словами,
Скроюсь за неведомым забором…

Алена СТАРЦЕВА

***
Расчесала волосы пшеницы
И вдохнула трели соловья,
Светлых слёз прозрачную водицу
Выпила из звонкого ручья,

Мне берёзка о судьбе шептала,
Научил упрямству муравей,
Я малину в губы целовала –
Как же сладко целоваться с ней!

Я волнушек собрала улыбки,
А когда вошла в сырые мхи,
Родила и в золотую зыбку
Уложила первые стихи.

ПАМЯТИ ТАТЬЯНЫ КИРПИЧЕНКО
Теперь ты стала ангелом… Прости, Танюша…
Прости скупые и холодные слова,
Что не смогли собою занятые души 
У Бога вымолить, чтоб ты была жива.

Прости нас. Ты вела со смертью поединок,
В больничных сумерках так верила в рассвет,
Что всё получится – что будешь рядом с сыном,
Писать стихи, любить. И жить! А смерти нет.

Есть счастье на земле. Но счастье есть и выше.
И ангелы тебя забрали в смертный час.
По саду райскому идёшь. И песни слышишь
О счастье и любви…И молишься о нас.

Перевод с коми Андрея Попова

Виктория НАУМЕНКО

***
А ночь опять чернила пролила
Порывистой трепещущей рукою.
Сгущается тревога по углам,
И чувствуешь, объятый непокоем,

Как дышит бездна, разевая пасть,
Как вновь чужая смерть проходит рядом
И задевает. Чтобы не упасть,
Ты не рукой хватаешься, а взглядом

За что-нибудь, фиксируя деталь:
Герани, полки с серебристой пылью.
И спящий мир до кома в горле жаль.
И кривит рот бесслезное бессилье.

Крестом простерся переплет окна
И на пол длинные отбросил тени.
И над землей такая тишина,
Что каждый звук в ночи тебе спасеньем:

Вот граммофона движется игла,
Слегка хрустят под пальцами страницы.
Светлеет небо. Ты сгорел дотла.
Но по привычке продолжаешь длиться.

И РОЖДАЕТСЯ БЛЮЗ
И когда пустота по фигуре села,
Как садится на вырост хранимый фрак,
Это вовсе не значит, что плохо дело:
Все должно было кончиться именно так.

Что страшило - смешит, и мельчают драмы.
Отсырев, не горят, а гниют мосты.
Каждый гость, каждый зритель и гвоздь программы
Ясен, прост, предсказуем до тошноты.

Ты рассыпал весь бисер, свиней распродал,
Пожелав долгой жизни и всяких благ.
Знаешь брод, но уже не суешься в воду:
У тебя на счету каждый вздох и шаг.

Так сидишь в темной кухне почти крылатый
И свободный от всяких возможных уз.
Для тебя нет ни правых, ни виноватых.
И звенит тишина.
И рождается блюз.

Наталия КАТРУК

ДОЖДЬ
Там смерть проходит как простуда,
Там – в облаках – иное лето.
А здесь ты будто жив, покуда
Мной о тебе еще не спето.

Любви без слез и в небе пресно –
Безоблачно бывает редко.
И кажется, мы видим вместе,
Как от дождя качнулась ветка…

И кажется качнулись сроки –
Там в облаках – и мы до края
Дождя, и лета, и дороги
Идем с тобой, не умирая.

ЗАПИСКА
В который раз ты в сердце постучишься –
И скажешь, что во снах моих живой…
Я безнадежно рваное пальтишко,
Что ты носил, хотела выкинуть весной.
Но в нем нашла записку. Ты мне пишешь:
«Я строю дом… Прости, опять дела…
Но, может, пригожусь тебе…» Знак свыше –
Записка, что я медленно прочла.
Я верю, что оттуда, где нет ночи,
Ты видел, вспоминая о былом,
Как разобрала я знакомый почерк…
И строить дом пошёл. Небесный дом.

Татьяна ЯРЫШКИНА

НАКАНУНЕ
Однажды я сделаю что-то в последний раз.
Надраю в квартире полы... Почитаю книгу...
Возможно, те строки, что пишутся мной сейчас,
Я вспомню, дойдя до последнего в жизни мига.

Но я не провидец и знать не могу, когда
Тот миг, наступая, мне сердце сожмёт, как руку.
Могу я лишь верить: на то и ушли года,
Чтоб мне научиться ответить ему как другу.

Как другу отвечу: «Ты вовремя, в самый раз.
Всё прибрано в доме моём для такого мига.
Тому, что должно совершиться со мной сейчас,
Ты видишь, открыта душа — и закрыта книга...»

ВЕЛИКИЙ ПОСТ
Снова на крестные муки — и воскресать,
Чтобы вернуться к началу, дойдя до конца.
Всё это завтра; теперь — Гефсиманский сад,
Ночь и молитва, покорная воле Отца.

Эту суровую ночь проживу с Тобой.
Бдительной тенью дойду за Тобой до креста.
Всё остальное, что стало Твоей судьбой,
Станет моею тревогой во время поста.

Время держаться, молиться и вспоминать.
Время в себя углубиться, готовясь к Суду.
Только с Тобой оставаться. Опять, опять
Света Воскресного не постигаю, но жду...

Алексей ЗУБКОВ

***
Женщина - лодка -
Плывет, скользит...
Плавны ее обводы.
Лодка,
Мой пепел перевези
Через ночные воды.

Не называй мне своих имен,
Здесь и мое – нечетко...
Сух. Неподвижен. Испепелен.
Ты для меня – лишь
Лодка.

Не задавай мне вопросов, тьма –
Нету на них ответов.
Светлые мысли – игра ума.
Здесь - ни ума, ни света.

Нет расстояний. Времени нет.
Лодка плывет, плывет...
Пока я тьмою считаю свет -
Берега не найдет.

Путь ей неведом,
Слеп, одинок -
Жизнями не измерить...
Двигайся, лодка.
Плыви, челнок.
Пепел вези
На берег.

***
Я бросил город здесь,
В рабочем околотке,
Где с именем моим
В глухую толщу лет
Полз человекобес,
Осатанев от водки;
Без дома, без семьи,
Без двух минут – в петле.

Я бросил город здесь,
В окраинном предместье,
Где мир берут в кольцо
Следы собачьих лап,
Змеится на окне
Причудливая плесень,
И временем забыт
Разбитый циферблат.

И грязь, и красота –
Все слилось воедино
В круговорот путей,
Стремящихся к нулю.
Я бросил город – так
Бросают нелюбимых –
Чтобы вернуться в жизнь,
Которую люблю.

Где мысль и мошкару
Кружит еловый дым,
И рдеют уголья
Под серебристым пеплом...
Волна плеснула вдруг,
Прозрачная на светлом –
И разошлись круги
На зеркале воды.

Екатерина ЦУММЕР

 ***
Мы с тобою киты,
Мы - плывущие рядом, и ты
Подставляешь свой бок, если плыть мне становится трудно,
Если чёрной грозою мелькнет китобойное судно,
Ты меня прикрываешь собой, спрятав в толще воды.
Плавники вместо рук,
Полуслеп, под водой – близорук,
Не боишься жестокой неравной, отчаянной схватки.
Ты поешь, и, заслышав тебя, уплывают касатки.
Океанские волны несут о любви ультразвук.
Мой угрюмый герой,
Я прошу, своё сердце прикрой
Пусть не знает никто, что оно, как любое, ранимо,
Что оно горячей самых жарких объятий Гольфстрима,
И так сильно стучит, если я прижимаюсь порой...

ФОНАРЬ
В моё окно фонарь желтушный,
Глядит. Тоскливый идиот.
Железный, чахлый и бездушный,
Бессменный стражник у ворот.
Застывший старою занозой
В уюте сонного двора,
Как длинный стержень папиросы,
Как заржавевшая игла.
Тяжёлый взгляд уставил властно
На церкви высохший скелет...
И льнут к нему подобострастно
Обрывки выцветших газет...

Дарья СНЕГИРЕВА

***
В моё сердце по самую рукоятку
Нож вогнали (спасибо ещё - карманный).
А со мной - удивительно - всё в порядке:
Боли нет, только в мыслях слегка туманно.
Только хочется больше всего на свете
Новый повод для встречи придумать всё же.
Например, позвонить и сказать: "Приветик.
Дорогой, я зайду - занесу твой ножик".

***
Ему сказали, что я умру.
А он поверил – какой дурак!
Ему сказали, что это рак.
А он упрыгал, как кенгуру.
Закрылся в ванной – и плакал час.
Потом вернулся. Глаза сухи.
Он приказал мне писать стихи
И целоваться, как в первый раз.
Носить футболки и юбку-клеш –
Всегда красива, стройна, свежа...
Меня, рыдающую, прижав,
Шепнул на ухо: «Ты не умрешь!»

Андрей КОРТЕЛЕВ

***
Там мир другой,
хоть кажется, как прежде —
Петляешь под небесной синевой.
Там будущее в мрачной спецодежде,
А прошлое - в тетради черновой.
И горизонт, пропавший за забором,
Так часто снится замкнутой душе.
А по ночам гудят бараки хором,
И в горле из столовой вермишель.
Тревожный окрик.
И щелчок затвора.
Прожектор осветит запретный фронт,
И одиночный выстрел у забора
Прервёт короткий путь на горизонт

***
Колония в заброшенном посёлке.
Всё чаще ходит транспорт через шлюз...
И проволока остриём иголки
Играет на ветру печальный блюз.

Служебный пёс кружит тропой наряда
По часовой и против, по кускам
Глотая тишь ночного листопада,
Стуча когтями сухо по мосткам.

И смотрят чернотой погасших окон
Дома, что за периметром стоят,
Как убывают зэки раньше срока.
Молчит у часового автомат.

Всегда известно было только Богу
Кому дана тюрьма или сума...
Но он не знал, что в долгую дорогу
Так рвались опустевшие дома.

Мария ИГОНИНА

***
Одну Бог создал из титана,
Другую вылепил из глины.
Поставил рядом, безымянных,
И подтолкнул к дороге длинной.

Одна за каждый шаг боролась,
Когда вслепую путь искала.
Другая просто шла на голос,
На песню звонкого металла.

Одна просила половину -
Ей в одиночку не согреться.
И создал добрый Бог мужчину
Для металлического сердца.

Другая молча наблюдала,
Ждала, пока они остынут,
Пока ему не станет мало
Одной, чье сердце не из глины.

И он ушел - к простой и теплой,
А я подумала: "Как странно.
Бог включит дождь - она размокнет,
А мне - плевать, я из титана."

***
Идём мы. Вперёд, не в сторону,
Не в ногу, не по пути.
С работы, из дома – всё равно,
Куда и зачем идти.

Склонились к экранам матовым –
В контакте, в сети, во сне,
Во тьме непроглядной. Надо ли
Светить, или так видней?

Шагаем, кто сыт, кто голоден,
С айфоном, с кредитом, без.
Идём, далеко ли, холодно,
Без прав, без штанов, без мест.

Глаза опускаем под ноги.
Кто с грузом, кто налегке,
Плывём, без пяти свободные,
В безмолвной людской реке.

Податливые, что олово,
И твёрдые, как кремень.
Когда мы поднимем головы,
Россия встанет с колен.

Валентина МОРОЗОВА

***
Ты ничего не знаешь обо мне:
Как я смотрю на синь озёрной глади,
Как я пою бледнеющей Луне,
Как ветер заплетает мои пряди,
Как вижу наступление весны
Среди чужих многоголосых улиц,
Какие по ночам тревожат сны,
Пока ресницы вдруг не встрепенулись
От первых ярких солнечных лучей;
Не знаешь ты, чей взор я повсеместно
Ищу среди безжалостных ночей –
Мне очень одиноко, если честно;
Какое выражение в глазах,
Когда вновь распускаются бутоны,
Восторг ли испытаю или страх,
Когда земля от дикой бури стонет,
Что чувствую, увидев в вышине
На юг вновь улетающую стаю...
Ты ничего не знаешь обо мне.

И о тебе я ничего не знаю.

ОБОРОТЕНЬ
Если ищешь, рискуешь найти не то, что искал.
Где-то ветер гуляет среди неприступных скал,
Море бьётся о камни, да только их не разбить.
Скоро полночь, и больше не сможешь заговорить,
Волчьи лапы тебя уведут вновь от дома прочь,
И ты знаешь, что этому точно уж не помочь.
А она тебя ищет, зовёт в ледяной тиши,
Ты ночами приходишь сон её сторожить,
А как утро наступит - снова уходишь в лес.
Хоть она была самой лучшею из невест,
И в глазах её зелень, и в голосе - звон ручья,
Но навеки теперь останется здесь ничья,
Будет звать тебя, думая, что ты ещё придёшь.
А ты ей на пороге оставишь однажды нож
И напишешь на рукояти - не жди беды,
Я напился в лесу волчьей крови, а не воды,
И теперь мне один только путь - убираться прочь.
Коль найдёшь, то рискуешь сама превратиться в ночь.

Максим ЛЮТЫХ

КОТ, ФЕВРАЛЬ И ПАСТЕРНАК
Лакей-февраль в заснеженной ливрее
С утра к столу метели подает.
Мы тянем руки к ребрам батареи,
Последних зимних дней ведя отсчет.

Мы ждем весну (мы вечно ждем чего-то),
Хотим тепла, торопим ледоход,
А где-то в крайне северных широтах
Во льдах мурлычет вьюгой старый кот.

Лениво теребит мохнатой лапой
Кристаллы льда - осколки мерзлоты -
И с видом заполярного сатрапа
Всю ночь кометы ловит за хвосты...

Февраль. Но я над ним не стану плакать.
Не тот настрой, да и зима - не та.
Макну перо в чернила Пастернака
И воспою февральского кота.

СКАЛЫ
Циферблата осталось мало,
Стрелки-ножницы режут время.
Смерть-пчела выпускает жало
И готова вонзиться в темя,

Что уже обнажили годы...
Это только солдат бумажный
Был готов и в огонь, и в воду.
Даже солнцу бывает страшно

Превращаться в закатный пепел,
Ждать, откроет ли утро двери...
Ты боишься? Ты не ответил.
Ты пожалуйся, я поверю.

Каждый день - как подъем на скалы.
Ты пожалуйся, станет легче.
Если солнце всходить устало,
Скалы солнцу подставят плечи.

Ольга КОРИЭЛЛ

ЧЕЛОВЕЧЕК ЛЕДЯНОЙ
Поздний снег улетает всё выше,
Серебрится под сонной луной.
Родился той порою под крышей
Человечек — как я, ледяной.

Проживал молчаливо и скромно,
Там висел себе вниз головой,
И на тающий мир преогромный
Он смотрел и прощался с зимой.

...Утром луч по-весеннему тёплый
Пробежался по глади земной.
Начал таять, звеня, словно стёкла,
Человечек, как я, ледяной.

Исчезал, улыбаясь невинно,
Отдаваясь лучу каждый миг...
Так и я отдавался наивно —
Ведь я самый простой снеговик.

Довелось мне прожить чуть подольше
И увидеть в последний мой срок,
Как из лужицы тянет ладоши
Молчаливый и скромный цветок.

И, последнюю мысль отпуская,
Прошептал я лишь несколько слов:
"Я оставить хочу, умирая,
За собою букетик цветов!"

ПАЧУТКИ
Когда первый месяц весны щурит глазки,
Когда стаи тучек взлетают с разбега
И падают вниз, распыляясь на сказки,—
Тогда вылезают пачутки из снега.

Их много в ручьях и на узких тропинках.
Хихикая тихо, свои отпечатки
Они оставляют на чистых ботинках
И с радостью пачкают детям перчатки.

Ребята считают их милою шуткой;
А странные взрослые дяди и тёти,
Встречаясь у лужи с чудною пачуткой,
Ворчат о несносной весенней погоде.

Пачутки кочуют и пачкают смело
Куда-то зачем-то бегущих прохожих:
По тёплым ручьям на кораблике белом,
Рисуя весну на штанах и ладошах.

Когда же последний сугробик растает,—
Тогда, наигравшись, садятся на лучик
Пачкучих пачуток незримые стаи
И, тихо хихикнув, взлетают на тучи.

Анастасия ВЫБОРОВА

* * *
Я так поспешно перешла на ты,
И наше "Вы" закончилось так скоро...
Я не хотела этой простоты
И суеты в глубинных разговорах.

Хочу назад часы перевести -
И сохранить таинственность событий...
Я прошептала первое "прости" -
А вслед за ним - последнее "простите".

* * * 
Кони рассекают встречный ветер,
Пролетая в облачном огне.
Отчего бы Вам меня не встретить -
Всадницу на огненном коне?

Помню шаг - и помню дуновенье
Кольцами рассыпанных кудрей.
О, прошу Вас, станьте на мгновенье
Спутницей, соратницей моей!

Оживи, нечаянная встреча,
Дней однообразнейшую вязь!
Днём грущу - так буду целый вечер 
Шпорами позвякивать - смеясь!

Кони пролетают под луною
(Как бы мне и Вашего застать?)
Как хотелось мне, чтоб Вы со мною
Пополняли огненную рать!

Я могла бы с Вами до рассвета 
Ехать - от зари и до зари...
Горизонт уж тёмно-фиолетов,
И горят у дома фонари.

Владислав СУШКОВ

* * *
А таких, как я – на пятак кило.
И, наверное, что-то еще на сдачу.
…но весною голову унесло,
и сижу, строгаю себе весло,
чтоб опять отправиться наудачу.

Если просто плыть – ведь куда ни шло?
Просто по течению – ведь не слишком?
И весло – оно небольшое зло?
Да и, в общем, какое оно весло?! –
мелочишка, в общем-то, так, веслишко...

А здесь держат за ноги – и, вообще,
словно жучки с внучками – друг за дружку.
…я сижу, строгаю, хотя вотще –
– в негустом и мутном речном борще
только щепки и кольца древесной стружки.

Вот сорваться б, вырваться всем назло!
Вот послать к чертям эти сказки-репки
и вперед! снесло – значит, повезло
– помогай мне, Господи и весло!

…обгонять неслышно листву и щепки.

***
Мы в стихах о России погрязли настолько,
что чуть-чуть – и её однозначно спасём.

За рекою мужик с русским именем Колька
ничего знать не знает об этом о всём.

Он с утра жадно воду хлебает, не топит 
печь, поскольку с утра уж пора со двора,
потому как работает Колька «в ГорТопе»,
как он сам говорит. За работу пора –

значит, ходит деревней – да в помощь соседкам:
кому дров наколоть и поправить забор.
Есть же сила в руках, глаз – намётанный, меткий,
а соседки – бабульки, какой разговор,

им самим не суметь. Угодил – так бутылка,
где-то – хлеба буханка. Друзьям подмигнул –

и с утра отдаётся свинцово в затылке
весь вчерашний вечерний сивушный загул.

Ну а чем ещё брать? Денег нет и не надо,
магазин за рекой – что ль за хлебом идти?
Колька деньгам не рад, деньги Кольке не рады,
а вино – это дело. С вином по пути

веселей. Он идёт от деревни к деревне,
возвращаясь домой, чтобы малость поспать,
и не знает стихов в честь Святой Руси Древней,
и не знает, что их очень важно писать.

Он живёт за рекой, где тайга и старухи.
Там – преломленный хлеб, там –  разлито вино,
и никто не читает стихов о разрухе,
там под вечер до этого – всем всё равно.

Там живут не спеша. И не думают даже 
о поруганности вековечных святынь.
Колька – сам не святой. Если скажет – так скажет,
хошь – святых выноси, хошь – прими да остынь.

А он баню натопит, нальёт наполстолько,
все обиды в вино превращая. И в дым.

Говорите, Россия? Скажите о Кольке,
а потом о России мы поговорим.    

Анна МАНУИЛОВА

ПИТЕРСКОЕ
Небо чуть выше шпиля Адмиралтейства.
Тучи с Исакия можно черпать ведром.
Это отчасти похоже на чародейство:
Мост прогнулся над рябью Невы ребром.

Воздух сер и, как будто бы, осязаем,
Застревает в горле, вязнет на языке.
Я бреду по пятам за пустым трамваем
И сжимаю томик стихов в руке.

У трамвая нет ни маршрута, ни направлений,
Он плывёт одиноко между домов и крыш.
Он развозит по Петербургу немые тени
Тех поэтов, чьи сборники ты хранишь.

Он застрянет в доме, что на Фонтанке,
И на Мойке тоже задержится до утра.
Я догоню его в старом трамвайном парке.
Мы отправимся вместе будить Петра.

И когда закат опустит печально веки,
Трамвай, вздохнув устало, продолжит путь.
Нас с Петром позабыв у библиотеки,
Он уедет в закат, чтобы там уснуть.

Евгения ЛИПОВЕЦКАЯ

***
Я умираю, стоя
В холодной осенней куртке.
Прокручиваю разговоры
Наши. По телу дрожь.
Слёзы мои не стоят
Даже твоих окурков
От сигарет, которые
Ты у меня берёшь.
Пачкая листья грязью,
Сухие жёлтые листья,
Глотаю я дым и слёзы.
Это пройдет к утру.
Прошу, уходи не сразу.
Так легче будет смириться,
Оставить тот мир, где скоро
Я без тебя умру.

Анастасия БЕСТВИТСКАЯ

***
Целый день сгущались краски,
Ветер выл в оконной раме.
Ты сказал: «Не жди напрасно.
Ставлю точку в нашей драме».

Подоконник. Чашка чая.
И вчерашняя рубашка.
Разобьётся, остывая...
То ли сердце.
То ли чашка.

***
Я выдумала  «кофе по-французски»:
Сидишь на крыше и рассвет встречаешь,
Слоёный круассан, безе – вприкуску,
Горячий кофе в чашке попиваешь.
Есть пара чашек. Мы - пока не пара.
Зато слова летают между нами,
Летят по тишине - над Сыктывкаром.
Кофейный аромат парит клубами,
Сплетая в воздухе - случайно – взгляды.
Рассвет поднимет солнце чуть повыше -
И уберёт последние преграды
Между людьми, что кофе пьют на крыше.

Владимир УСТЮГОВ

***
При тусклом свете керосинки
Сидишь на узеньком крыльце.
Две чистых маковых росинки,
Две капли света на лице.

Туманом ночь укроет землю.
Ты затаишься, чутко внемля,
Как зреет северная рожь,
Как холод сны бросает в дрожь,

Как дышит лось на водопое,
И волки оглашают воем
Страну серебряных озёр.

Куда ни обрати свой взор -
Увидишь небо и простор
Покинутой родной земли,
И неминуемо вдали
Заметишь
Мой костёр...

***
Солнце, касаясь светом
Юных ветвей запястий,
Нежно их тянет к небу.
Также и я во власти

Тихих Твоих призывов -
Пигалица на ладошке,
То подмигну шутливо,
То подбираю крошки.

А предавать бумаге
Смысла, пожалуй, нету,
Что мне нашепчет ангел
В это Господне Лето...

Дарья ФИЛИТОВА

***
Звонишь мне ночью, обычно в полночь,
Срывая голос, кричишь стихи.
В них лунный всполох и кофе горечь,
Чужие руки, глаза, духи,

В них чьи-то тайны, твои победы,
В них путь, житейская колея.
В них та, кто тайно отводит беды,
В них все - но только, увы, не я.

Кричи, кричи про огни обочин,
Про свет, который разгонит мрак!
Пока ты будешь звонить мне ночью,
Я буду нужной. Хотя бы так.

***
И какую из звезд загадать тебе,
Если ночь звездопада нынче?
Поищи ответа в моей судьбе -
Все равно его не отыщешь.
Ничего больше нет, кроме нас двоих:
Мир темнеет, и меркнут лица.
Я глотаю жемчужины слез твоих
И никак
Не могу
Напиться.

Составитель - Андрей ПОПОВ

Вверх

Комментариев: