| |
20 октября 2023 года в Ялте прошел международный литературный фестиваль «Вишневый сад». Гран-При был присужден Марине Орловой из Севастополя
Марина ОРЛОВА
(Севастополь)
ДОНЕЦКИЙ ВЕТЕР
У нее на огне кастрюлька со снегом талым,
Без воды две недели, но все говорят – ненадолго,
У нее на окне подушка и одеяло,
Если что, на себя они примут стекла осколки.
За порогом война, она эти долгие годы
Бьет по южному городу гулким тяжелым градом,
И в снегу перезревшие ягоды винограда –
То обстрелы собрать мешали, то непогода.
Эта песня слагалась там, где ветра певали –
Сквозь тягучие волны прошлых тысячелетий,
А сегодня земля в окопах, земля в металле,
Но над степью снова вольный гуляет ветер!
Металлический век – и в небо летят снаряды,
Беспощадный век бетона и твердой стали,
Но как прежде вьется ниточка шелкопряда,
И луга цветут, и земля рожать не устала...
У нее на столе портрет в золоченой раме,
И она на него глядит – так глядят на иконы.
У порога глубокий след – от осколков шрамы,
У войны свои рубежи и свои законы.
Но звенит эта песня там, где ветра певали –
Сквозь тягучие волны прошлых тысячелетий,
Пусть сегодня земля в окопах, земля в металле,
Но над степью – снова вольный донецкий ветер,
Вольный ветер парит под солнцем на крыльях птицы,
Вольный ветер взмывает вихрем и круговертью...
Отчего у здешних людей так прекрасны лица?
Отчего у здешних людей так красивы дети?
НАД ОКОПОМ
Он стоит над окопом, который стал чьей-то судьбой,
Здесь недавно шел бой, в этом самом окопе шел бой,
Но позиции сдвинулись на километры вперед,
И теперь этот бой в отдалении где-то идет…
Только ястреб парит, только в рытвинах белых земля,
И полоской в степи спят акации и тополя.
Здесь почти тишина, здесь теперь отдыхают бойцы –
Ясноглазые парни, седые как пепел отцы,
Здесь звучит только "братик", "братишка" и твердое "брат",
И привратник молчит возле райских заснеженных врат.
Те, кто выжил в сраженье, и те, кому не повезло,
Друг на друга глядят, будто сквозь ледяное стекло,
И оттуда плеснет синевой васильковою взгляд:
«После свидимся…
Ладно, бывай,
Береги себя, Брат...»
***
Тут небо все ближе с землею,
И времени соты
В расплавленный полдень впечатаны,
будто случайно...
Тут люди глаза опускают при слове "двухсотый"
И слово "последний" меняют на тихое "крайний"...
Тут розы цветут и от яблок сгибаются ветки,
На кухнях хозяйки гремят перемытой посудой,
Варенье в тазу закипает, и каждою клеткой
Настоянный запах вбирая, мы живы, покуда
Хрустально звенит бытие, и судьбы уверенья
Еще подкрепляются взгляда наполненной чашей,
Пока этот мир обещается быть настоящим...
И пчелы гудят. И на кухне всё варят варенье...
***
Утро за окнами. Что-то особенно громко
Били сегодня по городу чем-то тяжелым,
Ахнуло гулко под сердцем у старенькой школы…
Десять минут на машине – до огненной кромки
Стекла дрожат в переполненной светом квартире,
Люстра качается, словно при землетрясенье…
Лето еще одно – от сотворения мира –
Яркие желтые листья и ветер осенний…
Город привык к ежедневной почти канонаде,
Гул в небесах приучает не вздрагивать плечи,
Трудно поверить, но здесь мне спокойней и легче,
Чем в многолюдной Москве, окольцованной МКАДом…
Там все слышнее английский, немецкий, турецкий,
Тут говорят на исконном в простуженных классах…
Только столица сейчас прорастает в Донецке,
Как и Великая Русь – прорастает в Донбассе…
***
А на чашке вовсю золотилось лето
И цвела лазурь, как тогда, на море,
Помнишь, отмель… и цаплю – звезду балета,
И под вечер тихие разговоры,
А потом, разутая, спозаранку
Ты бежишь за первой рыбацкой сетью,
Золотая рыбка в стеклянной банке
Не стареет даже за полстолетья…
Серый плес, стихающий всплеск прибоя…
Это все сгущалось, и в одночасье
Обернулось чем-то, возможно, счастьем,
Невозможной Рыбкою Золотою…
Старым книжным сериям многотомным
Не под силу выразить то, что знаю:
Это счастье было таким огромным,
Будто та, из детства –
Страна родная…
***
Когда на невесомых рукавах
Летела я над синею равниной,
Таила изумрудная трава
Рептилии пути. И соколиный
Метался в небе удивленном крик,
Не нарушая в целом неподвижность
Внутри тягучей и текучей жизни,
Похожей на дремучий мой язык,
Что заблудился раз и навсегда
В забытой чаще словосочетаний,
Но, впрочем, он и там как сыр в сметане –
Идет-бредет, не ведая куда,
Ведомый лишь предчувствием строки,
Но это все предписано сюжетом,
Точней – его отсутствием. Об этом
Подробнее напишут Дураки-
Иванушки. Но все же я о том,
Как над холмами снов легко летела,
И растворялось сказочное тело,
И на постели раскрывался том,
Тяжелый – фолиант из фолиантов -
Из правеков, гудящих в темноте…
И слово поднималось на пуантах
И обращалось в точку на листе…
***
Луна зависла, как половник,
Льет молоко на травы тайные…
О ты, король кустов, Шиповник,
И королева – Роза Чайная,
Вы тоже помните, как долго
Спит нежный плод под покрывалами
И если вдруг кольнет иголкой,
То не затем, чтоб вызвать алые
Крючочки нот на нервных пальцах
И сочных ягод капли спелые…
Прозрачный свет дрожит на пяльцах,
Рисует белое по белому…
Мы столько лет искали случая,
Мы столько лет искали ключ, и я
Солила день, как ночь вчерашнюю,
Но… Эта изгородь колючая
Кустов шиповника под башнею…
***
Над душистой душою цветка зависает пчела,
Чтобы после наполнить медово-янтарные соты,
Эти низкие (в чаше под сердцем гудящие) ноты
Отразятся в росе – чтобы вечность прозрачней цвела,
Отразятся в деревьях и зеркале чистой воды,
В легких перьях Сильфиды, в овальных задумчивых лицах…
Над согретой лучами дорогою воздух искрится
И роится – как пчелы в раю, завершая труды…
Подожди, обернись! Оттого неуместен наш бег,
Что подобен не бегу – но бегству,
Не бегу – но бегству…
Отчего ты боишься вернуться, смешной человек?
Подойди неспеша, подойди - как наследник к наследству
К белоснежным садам – что от цвета и света белы,
И зеркальным доспехам – совсем не похожим на латы,
Мы явились под Солнце под знаком летящей пчелы,
Потому что как дети –
давно
по рожденью
крылаты… |
|
