Наш литературный процесс

Я еще застал те времена, когда литературная критика была впереди литературного процесса, "переваривала" и осмысляла все, что только появлялось интересного в поэзии и прозе. И помню я, как мы, читатели, сами одинаково жадно читали и обсуждали все литературные новинки, а также и все наиболее значительные критические статьи. Можете себе представить, с какой радостью сегодня, когда уже нет целостного литературного процесса (и пространства), когда, лишь за редким исключением, критики становятся пиар-менеджерами коммерческой литературы, мы отмечаем на нашем сайте появление живых и заинтересованных читательских и писательских мнений в комментариях на наши публикации. Наиболее интересные из этих комментариев мы предлагаем вашему вниманию.

Николай Дорошенко

Геннадий Николаевич Петелин
16.03.13 10:41

Отклик на книгу «Белой ночью у залива»

С удовольствием прочитал книгу замечательного писателя Юрия Пахомова «Белой ночью у залива». Есть в ней рассказ с аналогичным названием. В нем буквально все пропитано поэзией, он словно написан на одном дыхании. «По утрам залив был рыж, к обеду выцветал, сливался с небом, и лодки рыбаков как бы зависали в пустоте». И еще небольшой фрагмент из этого же рассказа: «Май стоял необычайно душный, напористо, жадно цвела сирень, и волны резкого, напоминающего дешевый одеколон запаха затекали в окна. Духота, белые ночи тяготили Зрачкова. Он плохо спал, часто просыпался, выходил на балкон, курил и глядел на Финский залив». Так через неброскую красоту северных морей и широт писатель вводит нас в сложный и противоречивый мир главного героя Игоря Зрачкова, человека, много повидавшего и наделавшего уйму ошибок. Он циничен и груб. Где он не появился бы, на него, избороздившего морские просторы и из-за своего буйного неуравновешенного характера отсидевшего в тюрьме, люди смотрят с подозрением и недоверием. Но, ведь случается в жизни такое, когда и на черствых душах негодяев появляются светлые пятна человеколюбия. Таков и Игорь. Он начал страдать по девушке со странным именем Ляка, которую будучи курсантом мореходного училища, шедшим на золотую медаль, предал легко и без зазрения совести. Образ Зрачкова автор нарисовал размашисто и широко, не жалея густых красок.

Книга Юрия Пахомова с поэтическим названием «Белой ночью у залива» написана в мягких лирических тонах. В ней удачно подобраны рассказы. Украшением ее является короткая повесть «Зося», она невелика по своим размерам, но глубока по своему содержанию. И в этом случае остается только сказать: «Мал золотник, да дорог». В повести не встретишь ни одного лишнего или случайного эпизода. Все выверено до запятой, едва ли не с математической точностью. Повесть душиста, ароматна и при этом не сладко приторна. Фабула повести не сложна. Андрей Сергеевич Насонов временно живет в Ленинграде: он слушатель академии усовершенствования врачей для военно-морского флота. Жена Вероника и дочь Марина остались в городе Северодвинске, там у них благоустроенная квартира. Между мужем и женой существует некоторое недопонимание. Помимо учебы Андрей Насонов еще всерьез увлечен литературой, пишет рассказы, повести. У него есть даже своя книга, изданная в Архангельском издательстве. Попав в Ленинград, Андрей полон стремления напечататься и в северной столице, а потому посещает литературные семинары и стучится в редакции журналов.

Повествование ведется от первого лица. Главный герой Андрей Насонов нас легко перемещает в атмосферу богемной жизни тех далеких лет.

Тема взаимоотношений мужчины и женщины невероятно сложная, чтобы в нее войти писателю надо иметь не только острый глаз, но и тонкое природное чутье. И эти инструментарии, как никому другому подвластны Юрию Пахомову. Психологически точно писатель показывает отношения с женой Вероникой Андрея, молодого мужчины, оторванного от дома. Не менее правдиво и искусно сводит Насонова с Зоей Михайловной, показывает их взаимные симпатии друг к другу, приведшие к любви– любви короткой, как Ленинградские белые ночи. Автор рассказывает читателю о светлой и чистой любви без примеси пошлости и фальши.

Читаешь повесть и восхищаешься тем, как автор, словно не пишет, а плещет незабываемыми портретами, плетет словесные кружева образов. В повести даже эпизодические герои имеют свою неповторимую индивидуальность. Короткий диалог и образ бабульки готов. Одна фраза, несколько слов и возникает живой персонаж: «этакая польская графиня», «седой метелкой надвигалась борода Александра Семеновича», «Мишка пил много, но никогда не пьянел, только становился мрачнее и светлые усы его обвисали», «Вероника в незнакомой короткой шубке, торопливый поцелуй»…

Прочитана книга, перевернута последняя страница. И наступает осмысление тех импульсов, которые были посланы нам читателям автором, что он хотел нам сказать и донести такого, чего ранее мы не знали. И уже мы начинаем судить, насколько удался творцу тот или иной образ. Книга «Белой ночью у Залива» Юрию Пахомову удалась на славу. Редкий случай, когда книгу хочется не только читать, но и перечитывать.

Зубова Поляна, Мордовия

 

Константин Денисов
8.03.13 09:44

К рассказу Виктора Герасина "Родные души".

Писатель в очередной раз блестяще отразил не просто деревенские нравы, но дал возможность читателю прикоснуться к родникам души, питающим русскую нравственность. Странное чувство испытываю, как будто в замочную скважину наблюдал за чужой жизнью - чужой и одновременно такой родной. Виктор Иванович позволил прочувствовать не горечь, а благородство щемящего чувства одиночества Личности в трясине обыденности и суеты. Ведь известно, что орлы летают по одиночке, а вороны - стаями. Две Личности встретились, чтобы согреть друг друга и напоить душевностью, набраться сил и дальше одиноко парить над ложью, чьими-то глупыми домыслами, питающими скуку и искать свой путь к истине.

Большая часть рассказа "Родные души" состоит из лаконичных диалогов, формирующих представление читателя о внутреннем мире двух главных героев. В коротких фразах- исповедях предстают целые жизненные пласты, грустно переосмысливая которые Костя и Настасья не плюют в свое прошлое, но уже понимают, что так жить дальше нельзя. Нельзя петь под одеялом или во сне, как это делала Настасья. И нельзя мысленно раздвигать стены своей однокомнатной темницы, чтобы почувствовать запах родной земли, как это происходит у Кости.

Скандал, который закатывает дочь Настасьи Клавдия в отчем доме, свидетельствует не столько о меркантильности дочери, сколько демонстрируют отцовские устои, против которых восстала постаревшая, но не потерявшая способность любить и заботиться о других родная мать. Все понимающая и все прощающая мать, которая, может быть напрасно, будет ждать чуточку ласки, чуток внимания и доброты от дочери, выросшей в фальшивом мире стереотипов рабского повиновения, оставшегося от крепостного права и сталинского правления.

Весь рассказ написан акварельными неброскими и потому еще более убедительными красками. Конечно, танго сегодня возможно танцуют и в деревне, но согласитесь, кадриль в глубинке российской как-то ближе русскому сердцу. Так и Виктор Герасин находит жесткие звуковые полутона, не разрушающие надежду, но вселяющие веру в читателя. Ни одной лишней ноты... Автор не опускается до сладеньких сантиментов дешевого чтива. Герои, пейзажи только до боли правдивы. Их реализм настолько убедителен, что невольно комок подкатывает к горлу. Может еще оттого, что видишь себя и свою жизнь в те же годы, хочешь сбросить собственную маску, которую как паутину, соткало время несвободы.

Прощальная сцена расставания Кости и Настасьи на автобусной остановке изложена в двух коротких абзацах. И трогательная материнская забота Настасьи о Костином здоровье одновременно подчеркивает необходимость объединения всех духовно богатых людей и в то же время их беззащитность в бренном мире, где резкий морозный ветер отрывает от деревенских труб тонкие дымки и рвет их в клочья. На этом фоне изба Настасьи вспоминается, как монашеская келья с безмолвной молитвой её старицы. Пройдут годы. Уйдет Настасья и тогда-то, верит читатель, Клавдия поймет, что не изба, а ее хозяйка была главным сокровищем опустевшего дома. Поймут ли это наши дети ?... Какая память сердца будет стучаться в головы наших потомков ? Нам этого не суждено узнать. Но так хочется верить...

 

Геннадий Николаевич Петелин
17.02.13 19:58

Подборка рассказов Юрия Пахомова, расположенная на сайте «Российский писатель», совершенно не похожа и сюжетно не связана с «Морскими повестями». Они другие – о людях вполне земных и мирных.

В рассказе «В деревне» тонко выписан образ Фролова Валентина Петровича, не смотря на возраст которого, окружающие называют Валек. Он – человек давно городской, но его деревенские корни постоянно дают знать о себе. Деревня Черенки влечет и тянет к себе главного героя. И Валек при каждом удобном случае отправляется туда на своем «коньке-горбунке»( «Запорожце). В деревне у него стоит небольшая изба, доставшаяся ему по наследству от деда и бабки. Когда Валек бывает на своей малой родине, он словно растворяется в ней, становится ее частицей, у него даже меняется речь. А рядом с деревней находится водохранилище, когда-то его воды погребли деревенское кладбище. Фролов человек всесторонне развитый: и стихотворение сочинит, и песню споет. Может починить любую бытовую технику. А еще он классный токарь. И на заводе в большой чести. Но, к водочке он неравнодушен. Валек – мужик с золотыми руками и душой поэта, чем-то сродни Лесковскому Левше.

Один из главных героев рассказа «Посреди желто-зеленого неба» – Михаил, женившийся когда-то, еще в бытность Советского Союза на девушке с финскими корнями. В лихие годы перестройки судьба их забросила в соседнюю капиталистическую страну. Михаилу, не знавшему иностранного языка, приходилось несладко. И благо у него появился друг, который взял его под свою опеку. Они вместе работали. После тяжелой изнурительной рабочей недели вместе отдыхали, выезжали на рыбалку. В рассказе нет политики, есть здоровая взаимовыручка простых трудяг. Объединяющим символом в рассказе стало русское слово таранька.

Рассказ «Лешка-альпинист» повествует о человеке, прибившемся к лодочной станции. Река с крутым берегом. Чтобы попасть в магазин в город, надо преодолеть крутой подъем. Мужики пользуются Лешкой – часто отправляют его за водкой. Он по нескольку раз за день покоряет крутую высоту. По ходу рассказа выясняется, что Алексей жил когда-то в ближнем зарубежье. Он – продукт развала СССР. Остался без семьи и жилья. Одним словом бомж. Но бомж, которого не хочется осуждать. С ним хочется делиться куском хлеба, хочется ему сострадать, жалеть.

В произведениях описаны не только городские улицы с шумными базарами, сувенирными магазинами, но и деревенские пейзажи, в которых четко обрисованы и деревенские избы, и русские печи, и заливные луга. В «Посреди желто-зеленого неба» много лирических отступлений и описания природы, неброской северной красоты: предместий Петербурга и приграничных районов Финляндии. В рассказах ощущается запах цветущих черемух, пыль проселочных дорог. И можно только дивиться тому, как городской человек, писатель морской тематики с таким успехом работает в жанре деревенской прозы. В каждом рассказе Юрий Пахомов душою болеет за землю, на которой столетиями живет русский человек. И пыткой разума выглядит водохранилище, накрывшее своими водами кладбище небольшой деревеньки Черенки. Валек из рассказа «В деревне» сумел перезахоронить деда с бабкой. А те, кто не сумели? Как они живут? И во благо ли цивилизация? Она обрубила их корни.

Глубокое знание жизни, глубина мышления, свое видение мира – этими качествами сполна обладает проза Юрия Пахомова.

Рассказы Юрия Пахомова лишний раз нам доказывают прописную истину «мир тесен», к тому еще и необыкновенно хрупок. Тому пример небольшой рассказ «На острове Бриони на корабле Маркони». Казалось бы, обычный круиз. Среди путешествующих людей находится уже немолодая пара, сыгравшая золотую свадьбу. Они от души любуются видом средиземного моря. Неизгладимый след в их памяти оставила Италия со своей Венецией. Отдых на славу!

Туристическую путевку им подарил сын. Он умный, образованный человек, но крепко на ноги сумел только стать к сорока годам, когда в нем открылся способный бизнесмен. Офис его торговой фирмы, заточенной на российский рынок, располагался в одной из Нью-Йорских башен-близнецов.

И вдруг роковое событие, выпавшее на 11 сентября 2002года. Трагедия другого континента не только аукнулась в России, но и стала ее былью. И надо представить состояние пожилых людей, когда они на фотографиях жертв теракта, демонстрируемых на весь мир, увидели своего сына. На первый взгляд сюжет рассказа не сложен. Читается легко. Но за всей этой простотой и легкостью ощущается большой писательский труд. В нем доступным и понятным языком описана трагедия вселенского масштаба.

И еще одна особенность представленных в «Российском писателе» рассказов Юрия Пахомова. Он – маринист. И в его рассказах непременно в сюжет вплетается водоем – река с крутым берегом в рассказе «Лешка-альпинист», водохранилище – «В деревне», Средиземное море– в рассказе «На острове Бриони на корабле Маркони», речные заливы в рассказе «Посреди желто-зеленого неба».

Удачно подобранные рассказы свежи, остры и актуальны. Они о нас, о нашей жизни.

 

Николай Дмитриевич Балабай
4.02.13 15:45

Отзыв на рассказ Михаила Еськова «Нареченная»

Но муза, правду соблюдая,
Глядит — а на весах у ней
Вот эта книжка небольшая
Томов премногих тяжелей.

Афанасий Фет. На книжке стихотворений Тютчева.

Трудно писать отзыв о прозе Михаила Николаевича, в том числе и о рассказе «Наречённая». Это произведение многопланово. Как вертикальный срез горного склона.

Здесь и занимательное повествование, начав читать которое, хочется, не отрываясь, дочитать до конца. А то и перечитать ещё раз. Такая судьба у настоящих художественных произведений, такова классическая литература. И другие пласты жизни.

Сейчас русская проза переживает, к сожалению, не совсем удачные времена. С одной стороны, бесцензурные публикации плодят лавину посредственных авторов. С другой стороны, вседозволенность порождает неряшливость в работе над текстом, примитивность сюжетов, абстрактность в изображении героев, а также наблюдается литературная беда XXI века – безнравственность, сквернословие, и попрание грамматики русского языка.

На этом неблагополучном фоне приятно поражает читателя язык прозы курского писателя Михаила Николаевича Еськова.

У него чистый современный русский язык, украшенный перламутровыми блёстками авторских художественных находок: древнерусских, простонародных слов, а также украинизмами. Это язык родины Михаила Еськова – Пристеньщины. Пристеньский район Курской области – один из южных регионов, ближе других расположенный к Украине. Так ведь и Россия произошла от Киевской Руси. Так что быть в языке курян древнерусским и украинским словам сам Бог велел. Я позволю себе привести несколько таких замечательных слов, употребляемых героями и автором в рассказе «Наречённая».

Скукоженной – скомканной, усохшей и ещё много слов-синонимов. А тут одно искрящееся слово.

Вызволить – освободить, выручить из неволи. Это слово в украинском языке самостоятельное.

Бегучей жизни – особое слово. Не то же самое, что «бегущей». Здесь есть оттенок неустроенности, неуютности.

Едучих мыслей – беспокойных, неуёмных, неприятных мыслей. Слово «едучих» - ёмче, колоритнее, богаче, свежее.

- Жаню тебя – излишнее акание или даже якание характерно для простонародного русского языка. Например, тебе – табе, несу – нясу, мешок – мяшок, Кумаманька – Кумаманькя. То же «Манькя, будя».

В другом месте: «жана будет справная». Слово «справная» - скорее украинское. Но в украинском языке оно означает «упитанная», «толстая», «дюжая». А в русском – подходящая, хорошая, правильная.

Девка работяшшая – удвоение буквы «ш» вместо буквы «щ» характерно для речи русского селянина. Например: подходящая, ледащая.

- Мам, а про что ишшо? Окромя работы я, ить, ничего не видала – Здесь вместо «ещё» – «ишшо», вместо «ведь» – «ить».

Блескучий след (от плуга). В украинском языке есть слово «Блыскучий», что значит «блестящий».

А вот смачная авторская речь. «Оживлять задичавшие огороды; земля пробыла под войной, отбилась от рук: покрылась колюкой, забурьянела - переиначилась неузнаваемо. В брундевших руках не осталось никакой державы.

Ковылюгами (след от плуга) – изгибами. Но слово Михаила Еськова кажется мне красивее, богаче, полнокровнее.

Цобцобеканья – слово, образованное автором от двух слов «Цоб» и «Цобэ». Это команды волам для поворота в движении.

Кошлатых волос. Кошлатый – украинское слово, означающее «лохматый».

Вот ещё находка автора: «Бешено забухала кровь, и руки рванулись к постижению…» Как кто-нибудь другой написал бы эту фразу? «Бешено застучало сердце, и руки протянулись к телу». «Забухала кровь» выглядит сильнее. Это значит, что любовный трепет овладел всем Мишкиным организмом. Ведь кровь – везде, а сердце – только в одном месте.

Испужался?.. Видишь, какая теперича? …Калекой изделалась. Здесь комментарии не требуются.

Плечи никлые – уставшие, ослабевшие, поникшие

Зануженности (о воздухе в избе) – затхлый, вонючий. По-видимому, слово происходит от слова «нужник», туалет, уборная.

Послухай меня – украинское выражение.

По радиву на те-та деньги кухвайку купить – без комментариев.

Переживчивый – сопереживающий, сочувствующий, добрый. Красивое русское слово.

Хорошо исделал, что на мне не жанился – без комментариев.

Я никогда звягливой не была. Из контекста следует: «Не была неженкой».

Примеров колоритной и яркой русской речи достаточно. Но, хотелось бы особо отметить, что слова и в авторском тексте, и в разговорах героев – понятные, эмоциональные.

Я недавно пытался читать книгу одного современного писателя о древней Руси. Так там и авторская речь, и диалоги героев наполовину написаны на древнеславянском языке. Я не смог эту книгу прочитать. Какой-то иностранный язык. Будто щебёнки поел. У Михаила Николаевича Еськова этой беды нет.

Пронизывает рассказ Михаила Еськова глубокая и здоровая философия воли к жизни. Он пишет: «Кто-то хлёстко изрёк: «К счастью, все мы смертны». Такое лихо сказать в пустой белый свет. Когда коснётся тебя самого, философские измышления, скорее всего, обернутся недобрым напутствием в сырую землю. Как врач, Михаил Николаевич представить не мог ликующего состояния перед последним вздохом. Счастье - жить! А смерть - какое счастье? Если же полагать, что мы, человеки, гожи лишь в качестве навоза на земле, тогда не следует изобретать заоблачно высокие мысли». И ещё: «Собственный приговор гнетущей ненужности запечатлён в древнем латинском изречении: «Лучше умереть тому, кому не хочется жить».

Я лично испытал однажды эту позицию автора рассказа.

Как-то я сказал Михаилу Николаевичу (он на год старше меня, а знакомы мы на протяжении сорока пяти лет):

- Мы с тобой уже в таком возрасте, что можем спокойно говорить о смерти.

Он с негодованием ответил мне:

- Это надо совсем потерять мозги, чтобы о своей смерти говорить спокойно.

Отдельной темой звучит, мне показалось, будто моцартовская, светлая и торжественная, музыка нравственности, вины, покаяния, верности идеалам морали, трепетная и глубокая вера в Бога. Вот примеры.

«Грехи наши Бог может простить, а нервная система – никогда. Оказывается, человек изнутри не так чист, как выглядит снаружи». Или вот ещё: «Мусор от вроде бы навсегда забытых неприглядных поступков». «Вот он не знает, куда деться от поиска вины перед бедной женщиной. Значит, есть смысл определиться, во всём ли поступал, как подобает. Был ведь не травой. Жил среди людей и жил не ради смерти… Успел-таки вымолвить душой»

Михаил Николаевич может целомудренно описать интимную картину жизни.

В рассказе «Бучило» он описывает такой эпизод.. «Танётка с ходу вздернула свою сумку, а другой рукой к подбородку подхватила еще и платье. Я остолбенел. Танётка была без ничего…». Далее в том же рассказе его герой Мишка вспоминал: «…Передо мною не улетучивалась развилка Танёткиных ног и черный рисунок в виде распластанной ласточки».

В рассказе «Наречённая» есть столь же беспорочное описание двух эротических сцен: купание Кумаманьки в сарае и её сон на снопах.

Кроме мною перечисленных, есть и другие оттенки прозы Михаила Еськова. Я, будучи в какой-то мере математиком, сказал бы, что рассказ расположен в многомерном пространстве. И «мер» этих очень много.

Все мною перечисленные измерения уложены автором на прочном постаменте Правды жизни.

Я познакомился с творчеством Михаила Еськова в 1968 году. Первые его рассказы «Гулёнок» и особенно «Петька вернулся», которые я услышал из уст молодого тогда Миши Еськова, были уже тогда пронизаны жгучей, кричащей и покоряющей Правдой. Рассказ «Гулёнок» впоследствии превратился в монументальную повесть, рассказывающую о послевоенной жизни односельчан.

Правдой жизни «грешат» все его произведения. Вот почему большинство из них написано от первого лица. А этот рассказ хотя и написан от автора, но трудно отделаться от ощущения авторского повествования о себе.

А ещё хочу добавить, что Михаил Николаевич Еськов – замечательный Человек. Он скромен, добр и заботлив по отношению к людям, в том числе и ко мне, много помогает школьникам, библиотекам, молодым писателям. Он верен в дружбе.

Курянин Евгений Иванович Носов, гордость русской литературы XX века, в одном из посвящений своей книги написал: «Михаилу Николаевичу Еськову – человеку, потерять которого боюсь как самой большой беды. А потому на дружбу, на память. Е Носов».


Комментариев:

Вернуться на главную