Увидело свет второе издание коллективного сборника стихов «Ожог»*. Книгу, посвящённую жителям и защитникам Новороссии, любовно и со знанием дела подговили C. Д. Евсеев, В. Ф. Кирюшин, В. Н. Попов, а выпустило московское издательство «Вече». Первый тираж был отпечатан в дни празднования 70-летия Великой Победы и быстро разошёлся. В Москве и ряде других российских городов состоялись презентации сборника, появились доброжелательные отклики в прессе. Пока читатели и рецензенты обсуждали книгу, составители продолжали работу, и результатом её стала значительно расширенная версия.

Костяк сборника — произведения, написанные по горячим следам трагических событий на Украине. В числе авторов известные современные поэты. Вот лишь некоторые из них — без учёта литературных заслуг и места в издании — просто имена в алфавитном порядке: Мария Аввакумова, Ольга Аникина, Вячеслав Артёмов, Марина Ахмедова, Любовь Берзина, Николай Зиновьев, Геннадий Иванов, Светлана Кекова, Виктор Кирюшин, Владимир Костров, Марина Кудимова, Валерий Латынин, Наталья Лясковская, Станислав Минаков, Юнна Мориц, Вадим Степанцов, Юрий Щербаков, Людмила Щипахина, Евгений Юшин... Перечень легко продолжить.

Нынешний «спор славян между собою», по знаменитому выражению А. С. Пушкина, начал разгораться с новою силою не вчера. Открывающий книгу раздел «Окаянные дни. Вместо предисловия» включил стихотворения, написанные непосредственно после беловежского сговора опьянённых властью лидеров трёх союзных республик. Как сбывшееся пророчество звучат строки Евгения Лукина, обращённые к родной стране, к державе, которая «свалила за кордон», оставив на произвол судьбы миллионы русских людей, проживавших за её пределами в общих границах Советского Союза:

«Россия! Эмигрантка!
Взгляни из-за бугра,
как разворотом танка
ровняют хутора.
И это не твои ли
простёрты на песке
за то, что говорили
на русском языке?» (1992).

С той же горечью и в том же ритме, словно бы вторя прерывистому дыханию товарища по перу, высказался Игорь Ляпин:

«Родимая чужбина,
Проклятая пора…
Отныне Украина
России — не сестра» (1992).

В сборнике «Ожог», прежде всего в одноимённом его разделе, широко представлены участники и очевидцы трагических событий в Северном Причерноморье и на Донбассе. Это поэты Крыма, лишь недавно вернувшегося в пределы Отечества, это литераторы исторической Новороссии и провозглашённых республик Новороссии нынешней — ДНР и ЛНР. Их имена, за немногими исключениями, пока малознакомы российскому читателю. В числе тех, кто обрёл известность, далеко выходящую за пределы региона, — одессит Вадим Негатуров, математик и финансист, автор патриотических стихов и песен, герой одесского сопротивления, скончавшийся 2 мая 2014 года от ожогов и травм, полученных в Доме профсоюзов; уроженец Одессы и гражданин Франции Юрий Юрченко, поэт, актёр, драматург, военный корреспондент, захваченный в плен карателями в зоне вооружённого конфликта и чудом выживший после жестоких пыток; луганчанка Елена Заславская, поэт, журналист и общественный деятель. Из не столь именитых участников сборника назову и процитирую Татьяну Дугиль из Евпатории. Пронзительны заключительные строки её стихотворения, в котором убитая снарядом пятилетняя девочка из Славянска представлена ангелом-хранителем родной земли:

«Добрый дедушка Бог, научи, как мне крылья расправить
И укрыть ими город, в котором так мало жила…».

Сколько веков насчитывают наши усобицы?! О братней подлости тысячелетней давности, о невинных жертвах вошедшего в историю братнего коварства напоминает москвичка Любовь Берзина, обращаясь к житийному сюжету:

«Вверху заплаты облаков,
И солнца дуло.
Не ветром — памятью веков
С полей подуло.
Там были те же облака,
И то же небо.
Убила братская рука
Бориса, Глеба».

Убийство — само по себе смертный грех. Но расчётливое, детально продуманное убийство единоверца — деяние поистине сатанинское. Об этом — горькие строки уроженца вечно порубежного Брянска Виктора Кирюшина:

«Может, вот здесь у разбитой котельной
Пламенем адовым вспыхнет зенит,
Мир пошатнётся,
И крестик нательный,
Мамой подаренный, не сохранит.
...
Молча уходим леском предрассветным.
Где, за каким затаился кустом
Брат мой и враг мой
С таким же заветным,
Мамой надетым, нательным крестом?»

При составлении тематического сборника всегда есть опасность пожертвовать качеством материала ради соответствия теме, ради событийной значимости. Книга «Ожог» объединила стихи, ощутимо разные по мастерству исполнения, по глубине питающего их чувства, но вещей пустых и холодных в ней нет. Что же касается шероховатостей технического порядка… Сборник не задумывался как антология образцов изящной словесности. Многие вошедшие в него произведения, написанные в жанре поэтической публицистики, имеют ценность, в первую очередь, как свидетельства эпохи, переданные не языком отчётов и протоколов, но образной, эмоциональной речью. Это гражданская лирика в исконном её понимании, подзабытом нами в постмодернистской говорильне последних десятилетий.

Завершают заглавный раздел книги стихотворения, перекидывающие временной мостик в годину Великой Отечественной войны. Сожалея о немощи преклонного возраста, о невозможности с оружием в руках прийти на помощь ополченцам, молит Бога писатель-фронтовик Владимир Бушин:

«...Отче! Обрати меня в сержанта,
Бравшего когда-то Кёнигсберг.
Ниспошли тому сержанту милость,
Чтобы, если уж на этот раз
Выпал жребий, пусть бы смерть явилась
В праведном бою за мой Донбасс».

С этими стихами удивительным образом перекликаются полемические строки другого «сержанта» — моего земляка из Красноярского края Андрея Лукина:

«Я ватник, я упёртый патриот.
Я до последних дней сержант запаса.
Я разделённый натрое народ.
Во мне стучит и сердце в клочья рвёт
Горячий пепел русского Донбасса».

В раздел «Страницы общей памяти» вошли преимущественно стихи поэтов военного времени, посвящённые битве за Украину против гитлеровских захватчиков и их пособников. Это во всех смыслах сердцевина сборника. В разделе представлены выдающиеся мастера русского поэтического и песенного слова: Евгений Долматовский, Александр Жаров, Дмитрий Кедрин, Михаил Исаковский, Сергей Наровчатов, Юрий Разумовский, Константин Симонов, Александр Твардовский, Николай Ушаков; известные украинские поэты: Микола Бажан, Платон Воронько, Андрей Малышко; классик башкирской литературы Мустай Карим.

Советская фронтовая лирика стала хрестоматийной, включена в учебные программы школ и вузов. Но ценность её не только просветительская и мемориальная. Послушайте, как созвучны мироощущению многих из нас, как интонационно близки сегодняшним стихам невычурно образные и совсем не пафосные строки Юрия Разумовского:

«Вязнут ноги, машины и пушки
В чёрном тесте раскисших дорог,
Только скачут назад, как лягушки,
Комья грязи у нас из-под ног.
…
Ездовые издёргали вожжи —
Кони ржут, а идти не идут…
Это позже, значительно позже,
Наши муки отметит салют» (1944).

И как набатно, как злободневно звучит суровое заклятие Миколы Бажана в стихотворении о Бабьем Яре, которое сложено 70 лет назад, но обжигает так, словно сочинено вчера, под чёрным пеплом «Одесской Хатыни»:

«Мы этот пламень помнить вечно будем,
И этот пепел — он неискупим.
Будь проклят тот, кто скажет нам: “Забудем”.
Будь проклят тот, кто скажет нам: “Простим”» (1945. Перевод с украинского Михаила Лозинского).

Приведённые строки отсылают читателя к разделу «Ожог», перекликаясь в нём со стихами нашего современника, астраханца Юрия Щербакова, припомнившего рассказ своего деда о сожжённых фашистами хуторянах — рассказ полувековой давности: «С тех пор полсотни лет прошло,
И снова мир во зле.
Стоит по-прежнему село,
Но на чужой земле.
Гляжу в экран, и худо мне,
Я опускаю взгляд —
Там люди вовсе не во сне,
А наяву горят!». Подобного рода отсылы и переклички, как нервные волокна, переплетают живую ткань стихотворного сборника, заставляя перечитывать уже прочтённое.

Надежд на лучшие времена исполнен заключительный раздел книги: «Мы — русские». Ёмкий образ для выражения идеи самопожертвования воина-защитника — ради сохранения своего рода, отчей земли и родной речи — нашёл томич Леонид Шелудько. Его стихотворение «Археология» немногословно: всего-то одна строфа. Но строфа, отточенная, как булат:

«Вот здесь, где проросли века
сквозь кости и кольчугу,
я и стоял, в кольце клинков,
со смертью на клинке.
Я был зарублен.
Но зато — вы только что друг другу
сказать сумели о любви
на русском языке…».

Исповедуя многосоставную целостность народа исторической Руси и призывая к братскому единению разведённые внешними силами части его, современные авторы нередко обращаются к новозаветным образам, к догматам и канонам Православия.

«Есть народ. Он на два иль на три неделим.
Есть Господь. Он и в трёх ипостасях един».

Эту поэтическую формулу вывел в 2010 году московский литературовед и писатель, уроженец Одесской области Юрий Лощиц. Сегодня луганчанка Елена Заславская обращается к своему другу-ополченцу, «русскому мальчику», с верой в скорое избавление от погибельной напасти, в пасхальное воскресение мирной, свободной от страха жизни:

«Я твоя русская девочка:
Красный крест, белый бинт, чистый спирт.
В мясорубке расчеловечивания
Будет щит тебе
Из моих молитв.
А весна наступает. Цветущие яблони
Поют о жизни, презревшей тлен,
Так, будто они — православные.
Русские после молитвы встают с колен».

...У слова «обожённые» два прямых значения. Одно: опалённые — до состояния ожога. Другое: прокалённые — до твёрдости камня. Таковы люди, выступившие на защиту своей земли, своего языка, своего уклада жизни. Таковы лучшие их строки.