|
* * *
На тревожном Донбассе опять
начинают стрелять.
Восемь лет продолжается там
«боевая работа».
Расскажи мне, солдат,
каково умирать в двадцать пять.
Мне теперь шестьдесят,
но и то умирать неохота.
Всё отчётливей я
слышу поступь войны у дверей.
Вижу бравых ребят,
одержимых свирепою страстью.
Вижу свастики взлёт…
Чем утешить седых матерей
потерявших детей,
не пришедших к святому причастью?
В небе кружится дым,
значит, где-то пылает огонь.
Поспеши погасить,
а не то разрастётся повсюду.
Мне теперь шестьдесят,
но тревожная помнит ладонь
автоматную сталь.
И пока я её не забуду…
ПАМЯТИ ГЕРОЯ РОССИИ
НУРМАГОМЕДА ГАДЖИМАГОМЕДОВА*
Скорбит село Кани,
что в Дагестане.
Скорбят Рязань,
Донбасс, Махачкала…
Их верный сын
в десантный строй не встанет.
Он в строй Героев
встанет, как скала.
Припомни,
в сорок первом – в сорок пятом,
когда нацисты
жгли российский кров,
такие вот
геройские ребята
с гранатой шли,
с последней, на врагов.
И Сирия
таких ребят узнала...
Немало их,
враги, возьмите в толк,
чтобы Россия
к вам не посылала
десантно-штурмовой
казачий полк.
Наступит мир
(любая боль стихает).
И он наступит,
твёрдо верю я.
Нурмагомед
вернётся к нам стихами
и дочкой,
что назвали Теймия,
и благодарной памятью,
и песней,
и улицей
в родной Махачкале…
С Героями такими
Русь воскреснет!
И пусть свеча
не гаснет на столе.
_______________
25-летний офицер-десантник родом из маленького селения Кани Республики Дагестана, лакец по национальности, Нурмагомед Гаджимагомедов в ходе спецоперации на Донбассе подорвал себя и вражеских солдат последней гранатой, чтобы спасти от потерь личный состав ставропольского 247-го десантно-штурмового полка. Посмертно награжден званием Героя России.
***
Вновь грохочет сапогами,
Сея смерть, за ратью рать.
Людям легче быть врагами,
Чем услышать и понять?
КРАСОТА
Мир спасёт красота!
Ф.М. Достоевский
«Мечты, мечты, где ваша сладость?»
Приносит жизнь иной урок.
Глухому музыка не в радость,
Слепому живопись не впрок.
Вот потому и жизнь косая
Прямой дорогой не пылит,
И красота – одних спасает,
Других напротив – только злит.
Они свергают идеалы,
То с пьедестала, то с холста…
У красоты свои вандалы,
Как и антихрист у Христа.
В КОНЦЕРТНОМ ЗАЛЕ
Пробуждался постепенно
Зал концертный от дремоты.
Тишину его нарушив
Люди шли к своим местам.
Оператор микрофоны
Расставлял на гнутых стойках,
Что похожи, только – меньше,
На большой подъёмный кран.
Занимали люди кресла
Для себя и для знакомых,
Чтобы с ними новостишки
Между делом обсудить.
Платья, галстуки, костюмы –
Всё солидно, всё пристойно.
Нет ни свитеров помятых,
Ни потёртых рваных джинс.
Если думаешь, читатель,
Что сейчас звонок раздастся
И под звуки увертюры
К небу занавес взлетит,
Заверяю – обманулся.
Нет, не будет увертюры,
И не будет представленья
Во святилище искусств.
Здесь собрались поневоле
Далеко ни театралы,
Вовсе ни балетоманы,
Ни любители музык...
Здесь проходит слёт партийный
И примкнувшего актива.
Очень скучная тусовка,
Прозаичная насквозь.
ДЕМОКРАТИЯ
Идеалы все повергли
С пьедесталов и икон,
И монархию отвергли,
И великих пантеон.
Каждый мнит себя великим,
Пялит мнение своё.
Оттого повсюду крики –
Не спокойное житьё.
Выбирать решили главных
Всем народом. Из кого?
Нет мужей самодержавных,
Нет посланников Его.
Получаем в благодарность
За безумие своё
Или честную бездарность,
Иль способное жульё.
ПАРАДОКС
Нам верить в Бога
запрещали строго,
но и мораль блюсти
учили всех.
Сегодня разрешили
славить Бога,
и тут же разрешили
славить грех. |
* * *
Мне слово – лекарь от земных невзгод,
От суеты и праздности беспечной.
Нам кажется – наш мир летит вперёд,
А он по кругу мчится бесконечно.
О чём поэт сто лет назад мечтал?
Что ум его тревожило до дрожи?
Прочти, и ты узнаешь, коль не знал,
Как ваши треволнения похожи.
И я сегодня, глядя на восход,
Освобождаюсь от тоски извечной.
Мне слово – лекарь от земных невзгод,
От суеты и праздности беспечной.
* * *
Оседлала трасса грудь деревни…
Возле дома дряхлый дед сидит.
То вздыхает, то тихонько дремлет,
То на проезжающих глядит.
Ждёт автобус ранний бабка Зина,
До райцентра съездить в магазин.
Проезжает с гордым видом мимо
Заплутавший, видно, лимузин.
Прогремел капризный, как ребёнок,
Так и не сумевший повзрослеть,
Навсегда отставший «Жигулёнок»,
От тоски готовый зареветь.
А за ним, рыча, прошёл по тракту,
Щекоча известным духом нос,
Всем знакомый белорусский трактор.
На поля повёз сырой навоз.
И неспешно вдоль садов и пашен,
Мимо вётел с кронами вразлёт
«Чёрный ворон», в белый цвет окрашен,
Чей-то грех на суд земной везёт.
Разно-пеги – ярки и немарки,
Не поймёшь порой, каков их цвет,
Пролетают с шиком иномарки,
Как пришельцы из иных планет.
Жизнь и та пролётом здесь в деревне.
Девять дач, лопух, крапива – в рост…
Дряхлый дед в тени на лавке дремлет,
Значит срок не вышел – на погост.
ЕСЛИ ВДРУГ
Если вдруг заблудился слегка,
Не найдёшь точку роста,
Посмотри, как плывут облака –
Элегантно и просто.
Посмотри, как цветут васильки
По окраинам поля,
И как божья коровка с руки
Улетает на волю.
Полюбуйся – искрится ручей
Меж кубышек и рясок.
И не слышно занудных речей,
Нет назойливых красок.
Лишь взгляни, как хрупка, высока
В небе радуги арка,
И распустится в сердце строка
Вдохновенно и ярко.
* * *
Не Гумилёвы, не Есенины,
Но тоже бьёмся над строкой…
Сквозь сито времени просеяны,
Исчезнем в дымке за рекой.
И тут, хоть – вешай, хоть – расстреливай
Иль на показ твори грехи –
Никто не вспомнит в час апрелевый
Мои истлевшие стихи.
И не помянет словом искренним,
Не прочитает наизусть…
И потому надежды искорки
Мне обволакивает грусть.
Но от стихов остынем вряд ли мы.
Закрался в душу непокой.
Не Кузнецовы и не Тряпкины,
Но всё же бьёмся над строкой.
МЕДИТАТИВНОЕ
Закрою глаза, подумаю
О чём-нибудь очень хорошем.
О девушке – в пору юную –
В платьице в синий горошек.
О лете, о море, облаке,
На белого льва похожем.
О светом наполненной комнате
И свежем загаре на коже.
О лодке в притихшей заводи,
О рыбе, снимаемой с донки,
И – как на небесном знамени
Закат догорает тонкий.
Закрою глаза, как занавес
С трудом завершённого дня.
Тревоги прожитые, заново
Пусть не тревожат меня.
* * *
Мечта
за горизонтом тает.
В руках –
опавших листьев медь.
Не всем,
что в жизни восхищает,
мы умудряемся
владеть.
И всё же
наша жизнь прекрасна,
хотя порой
и нелегка.
Мы любим!
Любим не напрасно,
пусть даже и
издалека.
* * *
Ввечеру
далеко над водой
разлетается слово
и уключины скрип,
и широкая поступь весла…
И восходит во мне
память юная снова и снова,
коль заслышу я крик петушиный
с околиц села.
Жар дневной присмирел.
Над водою туман заблудился,
и рыбацкий костёр
мне на ужин готовит уху.
Аромат чабреца
над лугами густыми разлился,
и вечерняя птица
кричит в темноте наверху.
Всё, как в том далеке,
когда жизнь открывалась неспешно,
когда мир свои тайны земные
мне щедро дарил.
Жить и жить бы вот так:
благодарно, безвредно, безгрешно,
чтобы лишь на добро
нам хватало неистовых сил.
Чай готов,
настоялась уха,
и пора повечерять.
Ароматный дымок
потянул от сгоревшей ольхи.
И так хочется жить,
и так хочется в доброе верить,
и читать до зари
дальним звёздам земные стихи.
|