| |
ПИСЬМО С ВОЙНЫ
Здравствуй, мама!
Живой я, не плачь.
Только грязный, чумазый,
как грач.
И скучаю, как маленький
прямо…
Напиши, как сыграло
«Динамо».
Пусть меня моя Анечка
ждёт.
Ты скажи ей, разлука –
пройдёт.
А тебя я прошу, не волнуйся!
Посмотри, вон, Серёжка –
вернулся!..
Мы одержим победу,
не плачь!
Сдай в химчистку, пожалуйста,
плащ.
Потеплело, хоть город –
заснежен…
Я – вернусь…
Я совсем ещё не жил.
***
Нет, не я босиком выбегала
в дождь – ночами, –
слезинки тая,
и от ужаса изнемогала
под разрывами молний –
не я.
Нет, не я –
лишь дождинка твоя.
И не я от тоски умирала
в тишине каждый раз
допоздна;
В ночь одну – на Ивана Купала –
нет, не я,
холодна и бледна –
всё бродила по саду одна.
Нет, не я,–
лишь частичка твоя.
И вчера – это тоже не я
ожила на стене
светлой тенью
и, обои на части кроя,
торопила картинки-виденья,
чтобы вспомнить…
Нет, тоже не я…
Лишь живая пылинка твоя.
***
В дом этот, мне дорогой, кто-то
придёт другой,
чтоб ликовать, как я, скрывшись
от воронья.
Будет когда-нибудь верить
кому-нибудь.
Светел и чист, и свеж – станет
рабом надежд…
Легче любых шелков тяжесть
таких оков.
Но – воронья боясь – он
загрустит подчас.
Малость, совсем чуть-чуть
грустью –
исколет грудь.
И за окном бурьян станет
от ран багрян…
***
Плоть горит. Пылают камни.
Хризантемы – угольками.
Чёрный пепел. Звёзды меркнут.
Мир в пучину бед низвергнут…
Сотни бьющих в цель орудий.
Гибнут, гибнут, гибнут люди.
Сиротеют, гибнут дети!
Гнев и ярость на планете.
Разделён на до и после
Мир, что каждому ниспослан.
Жизнь, дарованная Свыше,
Лишь игрушка для людишек.
***
Заброшен дом, – уехали
соседи.
Они спасают сына
от войны.
Он так раним, так слаб
их сын, так бледен, –
что силы есть лишь
чалиться в айпэде…
Да и родители затем
нужны.
Всё бросили они, дитё
дороже.
Ну да, дитё – всего-то
тридцать лет.
И жизнь свою – как и его –
итожа,
творят молитву горькую:
«О, Боже,
спаси Ты нас, укрой Ты нас
от бед…»
Им невдомёк – в побеге
мало толку,
когда все беды в доме
неспроста.
Любовь такая к отпрыску-
ребёнку
претить должна родительскому
долгу:
душа сыновняя слепа,
пуста…
Декабрь 2022 г.
***
«Всё время важно и вельможно
шёл снег, себя даря и множа…»
Б. Ахмадулина
«Растает снег – я в зоопарк
схожу»,
себе – сегодняшней –
быть слабой разрешу.
Куплю подснежников
себе букетик.
Из синей вазы выну
сухоцветик…
И, может быть, стихи о нём
сложу.
Он – сухоцветик – ярок был
и свеж,
когда в душе моей зияла
брешь.
Но время шло… Оно его
сгубило.
И пробудило внутреннюю
силу
моих предчувствий, чаяний,
надежд…
***
«О Господи! Царь наш небесный!
Какая густая метель!»
Анатолий Жигулин
А пух за окошком – лебяжий –
летит целый день и всю ночь…
А я не заметила даже, –
зима будто в детстве,
точь-в-точь…
Был смолоду ночью
безлунной
мир высветлен мой добела,
а я – и счастливой, и юной –
спала и – как вишня – цвела…
И после порой предрассветной,
коснувшись мужского плеча,
следила за кипенно-светлой
метелью,
сердечком стуча…
Теперь же, в объятьях бессонья,
в плену у безгрешной красы,
глаза защищая ладонью, –
смотрю и смотрю
на часы…
Всё тот же художник безвестный
наносит на мир акварель…
«О Господи! Царь наш небесный!
Какая густая
метель…»
***
Синева… Такая синева,
будто всё вокруг –
цветущий лён;
бренный мир и чист,
и просветлён;
каждый, кто страдал, –
уже спасён;
нет ни лжи, ни бед,
ни плутовства…
Но в саду средь трав
и синевы
коченеет палая листва,
притаились мысли и слова,
от которых – кругом голова,
скорых зим предчувствие,
увы…
Журавли вечернею порой
унесут на крыльях синеву.
К вечеру все яблоки сорву,
чтоб они не падали в траву
и в листве не стыли бы
сырой…
***
А Земля всё пластинкою
вертится.
По утрам гололёд-гололедица.
Октябри-ноябри-декабри…
Небо в реку упало
и светится.
Скоро осень со стужею
встретится.
В ожиданье снегов – снегири…
Туча, снегом тяжёлая,
тужится.
Скоро захолодает-завьюжится…
И уже поседела трава.
Паутинками-льдинками
лужицы.
В танце ветер с метелицей
кружатся
и фиалковая синева…
***
Держу удар... Ещё удар!..
Кошмар скандалов, склок и свар.
А жизнь свернулась
серпантином, –
я в мире собственном
пустынном.
Какие белые снега…
Какая жуткая пурга…
Навстречу – крошка ледяная,
двойная линия
сплошная!
Неужто жизнь приснилась мне…
И исключительно во сне
тепло так солнышко
светило,
и лишь от счастья сердце
ныло…
***
Бинтуешь ты раны
словами-тряпицами,
а я не решаюсь
и руку отнять.
Бинтуешь ты раны, –
всё снится, всё снится мне…
А боль пустословьем, увы,
не унять…
А боль наяву.
Не приснилась, не кажется.
Её не осилить,
не преодолеть.
Мне б только в глаза твои
глянуть отважиться.
Чтоб после ни разу
и не посмотреть.
***
Ну вот и настало...
Увы, отлюбила.
Мне холодно стало,
и песня – остыла.
Река обмелела,
тропиночка сбилась.
А солнышко село, –
омела приснилась.
Озябшее сердце
всё глуше, всё тише…
Ему бы согреться,
но – дождик по крыше!..
Всё ближе и ближе
лохматые тучи…
В окно глянул рыжий
доверчивый лучик.
Он так улыбался, –
всю жизнь буду помнить.
Откуда он взялся,
за окнами – полночь…
То самое время –
о нет, – не настало!
Лишь тягостно бремя.
Лишь сердце устало. |
***
Неприкаянное лето.
Приунывшая планета.
Всё одно и то ж:
одержимо-бесновато
брат опять идёт на брата…
Колосится рожь.
Человеку мало нужно:
жить с любимой мирно-
дружно,
петь, мечтать, дерзать…
След оставить светлый,
чистый.
В этой жизни, – злой
и мглистой –
доброе сказать…
Очевидно всё, понятно –
жизнь уходит
безвозвратно,
жухнет, будто лист…
Да неужто всё так просто:
чтоб лежать в земле
погоста,
мы и родились…
***
Идёт война.
Повыплаканы слёзы.
Когда душа истлела, –
не до слёз.
За окнами хозяйничает
прозимь –
как никогда, я даже с нею
врозь.
Как никогда,
вдыхая свежесть утра,
я не спешу,
не сдерживая прыть,
упасть к столу,
чтоб зло и безрассудно
в страну чудес
сбежать, утечь, уплыть…
Сгорает жизнь
в костре земных реалий,
и саднит ран невидимых
ожог…
Мои стихи – хранилища
печалей, –
по ней своеобразный
некролог.
***
Так зелен, так юн этот век
заполошный, –
и столько испуга в глазах…
И крик этот жуткий,
по-детски истошный,
пал миррою на образах…
Прогоркли ветра и сирени,
и души.
Горчат земляника и мёд.
И даже вода в чашке кофе
и в душе
измаяла горечью рот.
Пройдёт это лето.
И плач журавлиный
прольётся в осеннюю тишь;
слезою невинной, тоскою
полынной
растает за шапками крыш.
Оплавятся свечи и медь
с позолотой.
Зарядят, накроют дожди.
И горечь полынною точкой
отсчёта
падёт-поселится в груди…
***
Сосед мой –
желтоликий, одинокий,
скрипучий и слепой почти,
фонарь –
взирает сверху вниз
на мир жестокий.
Ему – едино всё:
январь, февраль…
Вот только бы –
не ветер оголтелый,
не сушь и не снега…
И не дожди…
Вот только б, потерявшись
в мире целом, –
увидеть свет надежды
впереди…
***
Пустынной улицей шагают
фонари.
Им безразличны январи все,
феврали…
Не сплю и слышу безразличия
шаги
и шёпот ветра, и стенания
пурги…
Не сплю, бессонницу стараюсь
одолеть.
Две трети минуло, одна
осталась треть…
Ну, вот и утро, и кофейный
аромат.
И виноватый, и погасший –
мамин взгляд…
Я сердцем вижу
безысходности глаза,
хоть цвет любимый – не свинец,
а бирюза.
Я предпочла бы чуть и света,
и тепла…
И чтоб пурга все наши беды
замела…
***
В тревожно-мнительно-
фобическое время
то злясь, а то от страха
обмирая,
несу абсурда
горько-тягостное бремя,
желая всею кожей,
клеточками всеми
жить жадно, –
обжигаясь, угорая…
Остаток дней сидеть
под веником обидно
до ёжиков, до чёртиков,
до боли.
Иду с утра гулять
недальновидно.
Плевать мне на запрет,
режим ковидный!
Да что мне, помереть
от скуки, что ли…
18.05.2020 г
***
Иссушили ветра…
Рвали в клочья,
убивали бездушьем строку…
Мне поставить бы тут многоточье –
да припасть бы на миг
к роднику…
Не сидеть, обхвативши
колени,
коротая и ночи, и дни.
Квинтэссенцией преодолений –
пить до дна
богоданный родник!..
Но его, как меня, – не щадили,
иссушили всё те же ветра.
Не винили ни в чём,
не судили, –
убивали с утра до утра…
***
Давно не снился, па, –
приснись…
Во сне хотя бы
улыбнись.
Ну, как ты там, скажи,
папуль…
Я что-то стряпаю,
пишу ль, –
всё жду и жду, что
на порог
шагнёшь однажды в мой
мирок, –
подскажешь пару
новых тем,
от бед избавишь
и проблем
рукой мозолистой своей,
которой мягче нет,
родней…
Ты ж, как никто здесь,
знал людей.
А сколько ты забил
гвоздей!..
Я так скучаю, па, –
приснись…
Так без тебя ужасна
жизнь.
***
Маме
Ты отдавала всё, что дать могла, –
и расступалась предо мною мгла.
Крестила вслед, – удачным был
экзамен,
и лёгким был билет
перед глазами.
Ты верила, – и верить я старалась,
что шаг ещё, терпения лишь малость, –
и стихнут ветры, солнце
улыбнётся,
ко мне жизнь тёплым боком
повернётся…
Теперь – и я твои ветра смиряю,
и бури все с твоими я сверяю.
Дарю своё тепло и эти
строчки.
И жизнь свою – всю –
до последней
точки.
***
Грачи. Бурьян. Паслён.
Калитка…
Кузнечики стрекочут в лопухах…
До горизонта – кто-то выткал
ковёр чудесный, –
весь в шелках и мхах…
Окраина села, что снится
который год
все ночи напролёт.
Который год в слезах ресницы
от счастья по утрам, –
который год…]
***
Кусала-жалила крапива.
Зато еда – со всех сторон.
Обычный летний рацион –
горох, паслён, жердёлы,
сливы…
Да, было детство босоного.
И ярко-огненный петух
хватал за пятки от порога,
и палкой гнал его
мой друг.
Теперь мой друг – большой
начальник,
женат и счастлив много лет.
Зайдёт на час, согрею чайник.
Тащу пирог я,
таз котлет…
Ему по вкусу мясо с перцем
и всякий сытный рацион.
Но чтит жердёлы и паслён,
горох и сливы… – память
сердца.
***
Прощай…
Теперь я знаю точно:
нам здесь, сейчас – не по пути.
Прочти меж делом – междустрочно –
где и когда меня
найти.
Быть может,
минет век иль вечность.
По воле звёзд растают льды.
Туманно-белых вишен млечность
опять окутает сады…
И над землёй
две чайки-птицы
закружат вдруг в урочный час…
И – может всякое случиться –
они в полёте вспомнят
нас…
***
Жизнь – дорога
сквозь скалы и крошево,
через вихри
пространств и эпох.
Хоть всегда
маловато хорошего, –
этот мир, всё же,
очень неплох.
Всё же, есть в нём,
поросшем бурьянами
и сбивающем
косточки в кровь, –
аромат, красота
окаянная,
поцелуи, надежда,
любовь… |
