***
Еще одна деревня умерла,
Уехали и старики, и дети.
Ушел народ искать свои дела,
Без дела-то нельзя на белом свете.
Кто в Сыктывкар подался, кто в Квебек.
В район соседний. Или за три моря.
Не проживает больше человек
В деревне древней на реке Печоре.
У человека планы и расчёт,
И он упрям, и многое умеет.
Он целый мир однажды обретёт,
Но на деревню став душой беднее.
ЗИМНЯЯ ДРАКА
Зимы у нас на Вычегде долгие. И темны.
Можно привыкнуть к снегу. Видеть десятые сны.
Можно ловить налимов. Хоть я не ловлю – мороз.
Можно листать брошюру «Шейный остеохондроз».
Можно вернуться в прошлое – в мыслях. Пить в тишине.
С Бродским вчера подрался зачем-то в десятом сне.
Сдался мне этот Иосиф?! Классик средней руки!
Разве за это дерутся? Разбивают очки?
Вижу Нью-Йорк и воздух я нервно глотаю ртом,
И у меня нет визы, только Пушкина том.
Вижу, совсем не Вычегда – устье реки Гудзон.
Бродский шагает навстречу… Очень тяжелый сон…
Наверное, это возраст. Или идёт циклон.
НЕБЕСНОЕ ВРЕМЯ
…до скончания неба он не пробудится…
Иов. 14, 12
Иссыхают озёрные воды,
Иссякают ручей и река.
Укрепляют небесные своды,
Как колонны и стены, века.
Небо
времени держат опоры –
Уходящие дни и года…
Разрушаются скалы и горы,
Исчезают в песок города.
Человек, как планета, остынет…
Где укроет его тишина?
До скончания неба отныне
Не сумеет воспрянуть от сна.
Человек будет спать, представляя,
Что не зря появился на свет,
Что не зря – ни конца и ни края
По небесному времени нет.
***
Се, стою у двери и стучу…
Откр. 3, 20
Мы вцепились в судьбу, как репей,
И друг другу не верим, как звери…
Он стоит у закрытых дверей,
Он стучит в затворенные двери.
Мы слова превращаем в свинец,
Чтобы лить их в неверные уши…
Он стоит у закрытых сердец,
Он стучит в затворенные души.
Мы затеплим о мире свечу,
Но войну и измену заметим.
«Се, стою у двери и стучу»…
Открывайте же, бисовы дети!
СПОР О ЕДИНОРОГЕ
Юношу убеждал –
Писать надо проще, светлее,
В сложности, кроме гордости, нет никакой идеи.
Сложность не глубока, хотя и темна, словно омут.
А в простоте глубина.
Надо писать по-другому!
Нет, я не против совсем странностей и аритмии.
И строчки удачные есть,
Только стихи плохие.
Он возмутился в ответ: - Вам мой язык непонятен!
Как нет у стихов глубины?!
Как у чернильных пятен?!
Не сразу бывает прочтен новый след звероловом,
Опытным даже –
Вы не распознали слово.
Глубже смотреть надо, проще.
Слезайте с единорога!..
Вспомнил, также, как он,
Наверно, веду себя с Богом.
Бог говорит мне –
Зачем живешь, любви не имея?
В спорах-то, кроме гордости, нет никакой идеи.
Гордость твоя глубока. Темна, словно тихий омут.
Ближнего возлюби. Не спорь.
Надо жить по-другому.
- Боже! – шепчу. – Люблю!
Взгляни на мои запятые.
Какие чернильные пятна? Разве стихи плохие?
ГИБЕЛЬ АМЕРИКИ
…пал Вавилон…
Откр. 18, 2
Ангел, осветивший небосклон
И земные веси, крикнул с силой:
- Пал великий город Вавилон!
Божья милость вас не позабыла!
Праведник огня не удержал –
Очерствели городские души.
Загорелся мировой пожар,
Ни песком, ни пеной не потушишь.
Не зальешь водой – густеет мгла,
Черный дым над городом клубится.
Да сгорит навечно и дотла
Вавилон, великая блудница!
Напоила яростным вином
Все народы, тёмною отравой –
И за домом полыхает дом,
И сгорает мировая слава.
За размах нечистых дел и дум,
За разгул с купцами и царями
Ветер атлантический раздул
До небес безжалостное пламя.
И пришли со всех концов земли –
Издали взирают за пожаром –
Полные печали корабли,
Полные непроданных товаров.
Город крепкий! Не было сильней,
Не было роскошнее столицы.
Некому продать теперь коней,
Мрамор, фимиам и колесницы.
Некому продать теперь елей,
Жемчуга, шелка и багряницы,
Серебро, вино и сельдерей,
Танкеры гречихи и пшеницы.
Горе, горе! Скоро он сгорит!
И уже не сдерживают всхлипов,
Плачут корабельщики навзрыд,
Пеплом горя головы посыпав.
А на небе в радость эта гарь,
Это праздник для святых и верных,
Светлый Ангел, прочитав тропарь,
Взял огромный камень, словно жернов,
Бросил в хляби океанских вод
И воскликнул звездам и просторам:
- Да с таким стремлением падёт
Вавилон, великий в прошлом город!.
Не прочтут в нем никогда стихи,
Не сыграют гусли в нем и трубы,
Никогда не станут женихи
Целовать невест счастливых в губы.
Не вернуть величия назад,
Никакая сила не поможет.
Живописцы не изобразят
Вавилонских улиц и прохожих.
…………………………………
Так свершится, а в каком году
Ангелы и те не знают точно.
Аллилуйя Божьему суду,
И Христу, и Деве Непорочной!
БАЛЛАДА О СВЯТОМ ЗЛОДЕЕ
1.
Атаман разбойников Давид
Ранним утром стал себе не люб –
Вдруг душа проснулась. И болит,
Словно почки или словно зуб.
Не утешил денег чемодан,
Не утешил подожженный дом.
И вздохнул сердечно атаман,
Проникаясь страхом и стыдом.
И потом в глухом лесном бору
Он делить добычу был не рад,
Мучась мыслью: «Если я умру,
То отправлюсь непременно в ад…
Там с бригадой мировой шпаны
Буду я кипеть в котле греха.
Никакие деньги не нужны,
Никакие цацки и меха.
Для чего я был от крови пьян?!
Для чего работал ночь и день –
И зарезал добрых христиан
Три села и восемь деревень?!
Для чего, как зверь, я был и жесток?
Обо мне напишет краевед,
Как дитю три пальца я отсёк
И отдал собакам на обед.
Для чего входил я в лютый гнев?!
Выбирал предательство и месть?!
Столько взял насильно юных дев,
И неюных тоже…Да не счесть!
Для чего живу я, старый хмырь?!
Я живу последним подлецом!».
И пошёл в ближайший монастырь,
Чтобы стать монахом-чернецом.
2.
Но сказал игумен: «Ты в летах.
Ты, пожалуй, зря сюда пришёл.
Ну какой же из тебя монах?!
Пьешь небось. Лицом изрядно зол.
У монахов служба тяжела.
Молодых и крепких я беру.
Ты в миру найди себе дела,
Поищи занятие в миру».
Уязвленный закричал Давид:
«Отче, я не понял твой ответ!
Я – разбойник! Атаман! Бандит!
Нож с собой ношу и пистолет.
Если в монастырскую семью,
Не возьмёшь меня, тебе конец –
Я вернусь с друзьями и убью
Всех твоих монахов, как овец.
Видит Бог, и глазом не моргну,
Часто убивал я на веку,
Разорю обитель, как мошну,
И тебя повешу на суку!».
«На душе твоей кромешный ад,
Грех тебя совсем согнул в дугу, –
Произнес игумен. – Ладно, брат,
Я тебя в монахи постригу».
3.
И постриг. С зари и до зари
Посвятил Давид себя трудам –
Пел молитвы он и тропари,
Покаянно о душе рыдал.
И совсем забыл про пистолет,
И про нож забыл седой монах,
На молитвах плакал тридцать лет
И три года о своих грехах.
Плакал, плакал, изнуряя плоть,
И услышал Ангел говорит:
«Ты прощён. Простил тебя Господь,
Атаман разбойников Давид!».
И от Бога в этот самый миг
Получил подвижник дар врача –
Перехожих стал лечить калик
От гастрита и паралича.
Почитает над больным псалтырь –
Хворь уйдёт. И бесов изгонял.
И к нему с надеждой в монастырь
Потянулись люди – стар и мал.
Шли к нему со всех концов земли –
Шел увечный, шел слепой народ.
И просили: - Старец! Исцели
Печень, катаракту, пищевод.
Шли к нему хромой и наркоман,
И Давид молился ночь и день –
Вылечил недужных христиан
Три села и восемь деревень.
От хандры спасался интроверт,
Экстраверт заканчивал запой.
Потому что Бог наш милосерд,
Потому что Бог наш – Всеблагой.
Даже нездоровый коллектив
Исцелён был как-то от проказ,
Потому что Бог наш терпелив,
Только покаянья ждёт от нас.
4.
Тот блажен, кому оно дано,
Тот, к кому придёт оно в свой час.
Справедливый человек давно
Старца бы казнил сто десять раз.
Все его злодейства для суда,
Каждый бы проступок и порок
Вспомнил. Потому он никогда
Стать святым подвижником не смог.
Не смогли и мы. Но, возлюбив
Ближних, не собьёмся на укор.
Потому что Бог наш терпелив,
А не справедлив, как прокурор.
5.
Забывай, душа, про пистолет,
Забывай, душа, про финский нож
И поплачь смиренно тридцать лет
И три года…Если проживёшь… |
ПИСЬМО О ТАЛАНТАХ
…и одному дал он пять талантов, другому
два, иному один, каждому по его силе.
Мф. 25,15
Помни — Господь дает по сердцу: каковое
сердце, таков и дар.
Прав. Иоанн Кронштадский
Ты берешь перо, Богу пишешь письмо –
Другим не можешь из-за убеждений –
Пишешь, вокруг провинция и дерьмо.
Не поймут никак. Не хватает денег.
А чего понимать? Ты займись простым –
Молитвой, постом. Хотя бы попробуй.
Спор о своем таланте – не русский стиль.
Это князь Курбский. Печаль русофоба.
Пусть говорят, талант на Руси – варяг,
Что русский – татарин наполовину.
Сами не сеют, не жнут, лишь говорят,
Как продотряд Иисуса Навина.
Им не по сердцу, что дал одному пять,
Что другому – два, лишь один – кому-то…
Им надо больше, надо пересчитать,
Жизни от них никакой – война да смута.
Сколько дано – все наши! Не до числа.
В синедрион придёшь и сочтёшь – тридцать!
Чтоб висеть на осине добра и зла –
Чтоб за шальной гонорар удавиться.
Выйдет, не всё то золото, что блестит.
Выйдет, напрасно ты спорил, ибо
Не всё удачно вложишь на депозит,
И не все способности – это прибыль.
Не на все и плевать. А куда девать?
Если быть должны. И даже есть, вроде.
Пишешь, закатился талант под кровать –
Просишь свет…А это жизнь не выходит.
Ищешь драхму. И ярче включаешь свет.
Но опускаешься до перебранки,
Что твоих небесной чеканки монет
Не принимают в рост ни в одном банке.
Пишешь Богу, в тучи макая перо,
Ниже инстанций не терпит твой гений,
Пропадает душевное серебро –
В рост нигде не берут. Сидишь без денег.
Пишешь, что собираешься петь в раю,
Когда удалишься из бренной жизни,
Что именно за это душу твою –
Дар не дают вложить в доходный бизнес.
Гонят привычно: - Малахольный, вали!
Идешь за венками – тебя пинками.
Краеугольный камень родной земли
Лежит на душе – тяжеленный камень.
Проклянешь валун среднерусских равнин,
А под ним дары твои, Божье чадо.
Разве ты князь Курбский? Иисус Навин?
Комиссар тамбовского продотряда?
Пишешь Богу – губишь бумаги листы –
Что талант пропадает, что ест не сладко.
Только пьёт, как русский. Займись простым –
Молитвой, постом. Или физзарядкой.
Хватит писем. И хватит шальной хандры.
О судах провинций и малых родин.
Ты талант свой, как в землю, в письма зарыл.
Бог молчит?.. А это жизнь не выходит.
СТИХИ СБЫВАЮТСЯ
1.
Поэты – себялюбцы, гордецы,
Но что напишут, сбудется построчно:
Сойдутся все начала и концы,
Сойдется все – до полуслова – точно.
Стихов не будет, если скажешь ложь,
И если дан мне скромный дар поэта,
То я предвижу, что переживешь
Ты много лет – не только это лето.
Твоя болезнь
Пройдет,
Пройдет,
Пройдет...
Пусть на полвека, но еще осталось
Делить с тобой нам кров и небосвод,
Делить с тобою нам любовь и старость.
Еще полвека...
Время есть пока –
Взглянуть на звезды,
Помолиться Богу,
И долго жить,
А унывать слегка.
И ты меня переживешь немного.
Однажды утром попрошу позвать
Священника. Жаль, рядом нету сына.
И, причастившись, лягу на кровать.
Глаза сомкну.
И не проснусь, Марина.
Душа моя отправится в полет,
Преодолеть воздушные мытарства...
Но о другом хочу сказать:
Вот-вот
Твоя болезнь
Пройдет,
Пройдет,
Пройдет...
Помогут и молитвы, и лекарства.
Стихи помогут – и сомнений нет.
Стихи помогут, знающие точно,
Что скромен дар, да все-таки поэт.
Мелю пустое -
сбудется построчно.
1994
2.
Пишу стихи – одно умею дело…
Твоей болезни исполнялся год.
Казалось свет в палате стал не белым.
Не белый свет, хотя еще не тот.
Врач говорил: - Лекарства, если сможешь,
Достань…Таких в больнице нашей нет.
Дороговаты…Импортные всё же…
Должны помочь.
- Должны! – твердил в ответ.
И я ходил по храмам и аптекам.
Глядел в иконы. И на небосвод.
И повторял: у нас еще полвека.
Еще полвека вместе. Боль пройдет.
Мне голос был. Любезный, но железный.
Он говорил: Слова твои легки.
Ты напиши стихи, что нет болезни.
Поправится! Сбываются стихи.
И я писал в больничных коридорах:
Прошло полвека, или больше лет,
И я лежу в постели старый, хворый,
И ты жива. Жаль, сына рядом нет.
Наверно, он сейчас в командировке.
И, видимо, приедет поутру.
Твержу грехи священнику.
Неловко,
Что ты их слышишь. Скоро я умру.
И чувствую я тела онемелость.
Пытаюсь жить – дыханье тяжело…
Стихи сбываются. Не как хотелось.
Наш сын погиб.
Полвека не прошло.
Сказал о сыне я неосторожно,
Слова свои ритмичные кляну.
Стихи сбываются.
Но невозможно
Теперь тебя оставить мне одну.
Мне голос был. Больничная палата
Мне диктовала выход из тоски.
Но дальше пусть не сбудутся – когда-то
Написанные для тебя стихи.
Я стал к словам внимательней и строже.
Стихи сбылись. И ты со мной – жива.
Нет рядом сына. Ты одна не сможешь.
Хочу исправить прежние слова.
И Господа прошу исправить строки,
Стряхнув с них не любовь, а только страх.
Пусть никогда не будут одиноки
Твои молитвы на земных путях.
Мои стихи надежды нашей ради
Тебя да не обнимут, как вдову.
И я переживу тебя. Хоть на день.
Я стал мудрее. Я переживу.
Я стал сильней. Сильней душой и телом.
Продли мне, Бог, отпущенные дни.
Пишу стихи – одно умею дело…
Пишу стихи – сбываются они.
2014
ОДЕКОЛОН «ТЕКЕЛ»
Приготовляйте себе…сокровище
неоскудевающее на небесах, куда вор
не приближается и где моль не съедает, ибо где
сокровище ваше, там и сердце ваше будет.
Лк. 12, 33-34
На лбу морщины –
Лучше на челе –
Наверное, от суеты и шума,
Не собирал сокровищ на земле,
Но я порой о них с надеждой думал.
Меня порой к ним до морщин влекло,
Я думал, как в буфете их достану –
Гуляй, душа, и пей одеколон,
Закусывая ночью и туманом!
Гуляй, душа! И ощущай размах
В глазах скопивших платья и монеты…
Одни морщины! Взвешен на весах –
И найден легким, как перо поэта.
Я не собрал на старость серебро,
Но, может быть, хоть этим интересен –
Вор не приходит, чтоб украсть перо,
Моль не съедает перышко для песен.
***
Я вас люблю. И потерять боюсь.
И как без вас переживу я зимы,
Чьи времена и сны необозримы,
А с ними — одиночество и грусть?
И с кем я словом точным поделюсь,
Догадкой, что тревожно поразила?
И кто поймет, что жизнь невыносима
И невозможна без любви?.. И пусть,
Как незабвенный римский прокуратор,
Чудные речи вежливо ценя,
Со мной решите незамысловато.
И перед неизбежною расплатой
Я вас люблю. И знаю, что когда-то
Вам будет очень не хватать меня. |
|