Почему-то это последнее заявление, вызвало меньший интерес у спутников, чем жуткие истории о марсельской войне с побежденной эпидемией.

- И куда же вы направляетесь в настоящий момент, метр? - Поинтересовался аптекарь.

- Туда, где засели передовые полки моего главного врага. В Экс-ан-Прованс.

- Говорят, что там обнаружилась некая непонятная зараза. - Осторожно сказал один судейский другому.

Мишель де Нотрдам похлопал ладонью по объемистому кожаному саквояжу, лежавшему справа от него на сиденье.

- Не беспокойтесь, господа, здесь есть все средства предохранения от любой болезненного поветрия. По вашим словам, место назначе-ния у вас Генуя, зачем вам делать большой крюк через Адье, едемте на-прямую. Добравшись до Экса, я отдам вам эту замечательную, полностью оплаченную повозку вместе с певуном-возницей. Вы будете в Шартоне через двое суток, и даже быстрее.

Но ночью на развилке все трое просвещенных спутников исчезли, не простившись, не поблагодарив за приятное общество. Рассудили, видимо, что кружной путь по здоровой местности меньше навредит им, чем короткий по владениям зараженной.

Это была не последняя потеря. Замолчал возница. До этого он охотно сыпал шутками, историями, веселыми песенками, но теперь сосре-доточено молчал, думая о чем-то своем. Впрочем, не слишком трудно бы-ло догадаться, о чем именно. Подряжаясь на эту работу, он не знал о дурных слухах из Экса, и теперь мучительно взвешивал, что болезненнее: отказаться от большей части оплаты - в случае разрыва транспортного контракта - или смерть от прованской хвори.

В конце концов, жажда жизни оказалась сильнее жажды наживы. Возница сбежал, и тоже ночью, в то время, когда метр и лакей спали в номере придорожной гостиницы.

Теперь Люк. Он тоже молчал. Метр поглядывал на него с исследовательским интересом. Перед ним была живая лаборатория, где ста-вился опыт: свет научного знания против тьмы предрассудка, питаемого животным страхом. Люк мог собственными глазами наблюдать в том са-мом Марселе, сколь могущественно средство, заключенное в кожаном сак-вояже метра. Стоило ему появиться со своей пробиркой и веером в какой-нибудь казарме или больнице, как заболевание отступало, и никто больше не заболевал. Но юноша пасмурен и озабочен, и не потому что обливается потом под тяжестью медицинского груза. В его голове наверняка бродят сомнения характерные для ума плебея. А вдруг чума в Марселе и чума в Экс-ан-Провансе это две разные чумы, то, что помогало на побережье, не станет лечить в предгорьях? Наивный неуч. Мишель де Нотрдам несколь-ко раз порывался прочесть ему лекцию, чтобы выправить работу его еще не стройного ума. Но всякий раз отказывался. По двум соображением: не хотел унижать идеал своей науки уговариванием его принять. Во-вторых, он уважал свободу воли человека. Хочет сомневаться, пусть сомневается, хотя у него перед носом убедительнейшее средство против сомнений. Хо-чет сбежать, пусть сбегает. Как те судейские и аптекарь. Человек волен со-вершать поступки по своему усмотрению, хотя бы на просвещенный взгляд они и показались бы глупыми.

Дорога сделала крутой поворот направо. С холма, где между двух благообразных платанов торчало засохшее дерево, на суку которого по преданию повесился безнадежно влюбленный мельник Босси, открылся вид с дороги на типичную прованскую ферму. Такие крестьянские хо-зяйства широким веером окружали столицу провинции, образуя ее пище-вой пояс. Живность и зелень к столу горожанина поступали с их гряд и пастбищ. Но сейчас деревенская идиллия не веселила глаз. Некрасивое длинное строение из серого камня в два этажа с узкими неодинаковыми окнами-бойницами, из одного равнодушно торчит жующая коровья голова. Жующая так уныло, будто она жует само время. Круглый зев колодца посреди двора, вознесенная к небу стрела журавля, с мятым кожаным ведром на черной веревке. Двор представлял собой слой вязкой грязи ис-пещренной копытами свиней и коз. Ни одной человеческой фигуры. И привкус горького несчастья в воздухе. Несчастья и безнадежности.

Ученый велел слуге опустить саквояж на землю. Открыл его, достал одну из стеклянных колб, вынул пробку, капнул пару капель на кончики пальцев и пометил зеленоватой влагой крылья горбатого, власт-ного носа.

- Можешь оставаться здесь, если боишься.

Когда Мишель де Нотрдам вернулся под сень платана, слуги он уже не застал. Люк умчался прочь, как будто собственными глазами ви-дел трупы с распухшими шеями и синими лицами, которые обнаружил в каменном доме его хозяин. Ученый еще раз прикоснулся лекарственными пальцами к ноздрям, закрыл саквояж, и, вздохнув, взвалил его на плечо вошел в Экс-ан-Прованс. Он был спокоен. У него были свои счеты с чумой. Восемь лет назад он потерял во время эпидемии не только жену и де-тей, но и веру в человеческое благородство, после того как тесть подал на него после эпидемии в суд, требуя вернуть приданое. Ученый был уверен, что эпидемия жадности, вреднее для человеческого сообщества, чем эпи-демия любой известной болезни. Правда, одному Господу известно каким хворям и несчастьям суждено навалиться на род людской в будущем. Об этом Мишель де Нотрдам задумывался все чаще. На улицах было, естественно пусто. Через узкие улицы перебегали тихие безнадежные собаки. Только вороны вели себя по-хозяйски, разгуливали по черепичным крышам и заборам поводя плечами. И над всем ца-рил запах человеческих фекалий. Напавшая на Экс болезнь побужадала заболевших, помимо всего прочего, к неудержимому поносу. Здание городского магистрата, стройное, стрельчатооконное, в общем представительное снаружи, внутри представляло собой как бы собрание всей мировой скорби. Пыльный, несчастный воздух, расползающиеся груды пересохших пергаментов с делами, которым больше никогда уж не завершиться. Унылые, испуганные тени редких чиновников, и повсюду запах гари, отлично знакомый марсельскому гостю. Тут жгли в каменных тиглях порошок из рога единорога, уже полтысячи лет самое авторитетное средство в борьбе с чумной напастью. Стоивший баснословных денег препарат этот был абсолютно бесполезен в деле борьбы с эпидемией. Пятьсот лет это средство никому не помогало, но авторитет его рос и рос, а вместе с авторитетом и цена. И все средства магистрата тратились на его закупку. Мишель де Нотрдам грустно улыбнулся. Остается только удивляться тому, сколь наивны и ничтожны усилия человека, предпринимаемые для спасе-ния своей жизни, если они не состоят в союзе с достижениями подлинного научного знания.

Завидев нового человека, чиновники норовили скрыться в глухих, темных углах помещения прижимая к лицу платки пропитанные средствами, которые скорей должны были не дать защиту, а вызвать рвоту. А требование незнакомца представить его мэру, и вовсе приводило их в оторопь. Наконец ученому удалось добиться от одного старика-письмоводителя, находившегося судя по всему по ту сторону и жизни, и чумы, что мэр недоступен ибо умер.

- Но кто-нибудь из членов магистрата имеется в наличии?

- Разве что, господин прево.

Ученый гость обрадовался, этого было вполне достаточно. Он был осведомлен, что если в других провинциях Франции королевские прево давно уже превратились всего лишь в городских мировых судей, то в Провансе они сохраняли традиционную власть и над сбором налогов, и над полицией, и всеми другими городскими чиновниками, врачами, ветеринарами и провизорами. Заручившись его поддержкой можно было по-настоящему и, главное, быстро развернуться.

Мсье Жирон оказался настолько сухощавым, компактным человеком, что сразу становилось понятным, почему он не заболел - болезни просто было не найти сочного местечка в этом организме, чтобы как следует вгрызться. Небольшой мозг этого господина, между тем, обладал всей необходимой сообразительностью, а характер решительностью.

Когда Мишель де Нотрдам поднес к его носу платок смоченный раствором собственного сочинения, и пояснил смысл его действия, господин прево, сразу же принял решение.

- Это победит эпидемию?

- По крайней мере, остановит. - Честно уточнил ученый.

- Приступайте метр.

Были тут же собраны до полусотни женщин, которым выдали образцы трав, которые следовало собрать на окружавших город холмах. В здание магистрата был доставлен главный городской парфюмер и детально проинструктирован - ему следовало немедленно разжечь огонь под всеми его перегонными кубами, и дистиллировать семь видов сложных смесей, тщательно следя за дозировкой.

- Того, что я принес с собой, хватит едва ли на два дня. - Объяснил ученый.

После этого он сказал.

- А теперь в кордегардию.

Там он велел тщательно разделить больных и здоровых. Здоровых обработал своим раствором и велел их выставить у всех въездов в город.

- Никого не впускать, без того, чтобы они не умылись моим зельем. Вы видели, как я это делаю?

- Да, метр. - Сказал усатый сержант, и отправился расставлять посты.

Одним словом, работа закипела.

Мишель де Нотрдам поселился в пустовавшей усадьбе с садом и конюшней на окраине города. Там в одной из пристроек он устроил свою лабораторию, куда свозились все нужные ему материалы, травы, семена, растворы, вязанки дров, медицинская посуда. Там он трудился вечерами, после того как все утро и весь день проводил в обходах городской терри-тории.

Однажды вечером, когда ученый был занят работой, сопровождаемой неравномерным потрескиванием сальных свечей внутри дома, и трелями цикад в саду, в дверь дома постучали. Именно в дверь дома, а не в калитку крепкого забора, окружавшего усадьбу. Ученый ждал высоких гостей - прево и кюре - и ему было трудно представить, что эти почтенные люди смогли самостоятельно перемахнуть через забор. Метр хорошо помнил, что как следует запер калитку ворот, выходящих на улицу Каменщиков. Чувствуя сильное волнение Мишель де Нотрдам отпер дверь и увидел в дверном проеме незнакомого, да еще и сильно оборванного молодого че-ловека. Человек этот был большого роста, статного телосложения, тяжко дышал, как после длительного бега, поминутно при этом оглядывался. Такой не только через забор перескочит… Вид столь необычного незнакомца должен был бы испугать беззащитного ученого, но почему-то наоборот, вызвал приступ жалости, таким испугом был пропитан его облик.

- Умоляю вас, помогите мне!

- Чем же я могу?

- По крайности, укройте.

- За вами гонятся?

- О, да!

- Кто?

- Мне кажется, что все.

- Может быть, вы просто не совсем здоровы?

- О, это обязательно, но у меня не чума, не бойтесь!

Мишель де Нотрдам улыбнулся.

- Как раз чума меня не слишком пугает.

Тем более, что ученый давно уже понял, что имеет дело отнюдь не с классической чумой, а разновидностью дифтерита, отягощенно-го каким-то кишечным расстройством.

Гость трясся как дерево, сотрясаемое сильным ветром.

- Так вы разрешите мне войти? И я расскажу вам свою историю.

Человек явно нуждался в помощи. Я оказываю помощь городу, было бы логично помочь и отдельному человеку, сказал себе ученый.

Странный гость не отказался ни от еды, ни от питья, жевал сыр с хлебом, запивая это кисловатым вином, и благодарно сверкал белками. Ученый терпеливо ждал, когда он насытиться и внимательно рассматривал его, насколько позволял свет оплывших сальных свечей в единственном подсвечнике посреди стола. Глаза голубые, как у нормандца, но сам не слишком широк в кости как представители этого края. Нос по-генуэзски длинноват, но волосы не черные, а скорее русые, как у пиккардийца. Чистым выговором он похож на выходца из Иль-де-Франс, но… Ученый решил дальше не гадать.

- Как вас зовут?

- Кассандр.

- Странное имя. Кассандр, Александр… Вы грек?

- Я не знаю. И имя, может быть, не мое.

- Как это понять?

- Мне его недавно дал маркиз де Лувертюр. Я был найден у во-рот его замка.

- Что значит, найден? - Мишель де Нотрдам недовольно поморщился. Разговор начинал приобретать какой-то неосновательный, рас-плывчатый характер.

Гость торопливо утер уста краем своих нечистых одежд и утвердительно кивнул.

- Да, да, найден. Я лежал в беспамятстве под ветлой на берегу ручья. И не просто в беспамятстве.

- Что значит "не просто в беспамятстве". - Ученый почувствовал, что начинает сердиться. Зря, я его впустил!

- Я был совершенно обнажен. Я сидел согнувшись, упираясь руками в землю, так мне потом рассказывали. Меня нашла девушка, что выгоняла пастись гусей к ручейной заводи. Я едва очнулся, потому что был, по словам тех, кто меня нашел, в глубоком забытьи. Не знал, кто я, как меня зовут, откуда я родом, и как оказался на берегу под ветлой. Впрочем, я вижу, что мои слова вызывают у вас сомнение.

- Как вам сказать… А почему господин де Лувертюр назвал вас так странно - Кассандр?

- Очень скоро вы об этом узнаете. Я могу сказать вам об этом сам, но для вас убедительнее прозвучат слова из иных уст.

Раздался стук в калитку ворот.

- Умоляю, спрячьте меня. Они не должны меня видеть! Это смертельно опасно!

Находясь в крайней степени раздражения и недоумения, Мишель де Нотрдам указал странному гостю на дверь ведущую в спальню.

- В стене за кроватью, есть потайной шкаф. Поверните голову грифона на левой колонне в головах кровати.

- Благодарю вас, метр, о, как я вас благодарю, вы мой спаситель!

Гостей было не двое, как ожидалось, а трое. Помимо крохотного, сухощавого господина Жирона, и длинного мрачного кюре Грималя, явился еще один господин. Бравый дворянин по виду, с закрученными усами, шляпе с тремя разноцветными пышными перьями, на эфесе шпаги крепкая рука в кожаной перчатке с огромным перстнем на безымянном пальце - последняя придворная мода. Ему и представляться было не надо - маркиз де Лувертюр, собственной персоной. Ученый поклонился важному господину, за это короткое мгновение досада против первого не званного гостя, перешла в раздражение против не званного гостя номер два. И раздражение лишь крепло по мере того, как маркиз презентовал манеру своего поведения. Едва отрекомендовавшись, он закричал:

- Ба, да вы неплохо устроились господин лекарь! - И двинулся без всякого приглашение внутрь дома, распахивая двери и отводя в сторону портьеры ножнами шпаги. Господин прево только вздохнул, а кюре даже и вздыхать не стал. Оба они двинулись вслед за господином маркизом как понятые при обыске. Дольше всего маркиз задержался как раз в спаль-не, и сделался максимально схож с охотничьей собакой, даже носом подергал, ощупывая воздух.

- У вас не было сегодня неожиданных гостей, господин лекарь?

- Нет. - Сказал ученый с тихой мстительностью в голосе.

Маркиз, весело улыбнувшись, поглядел на него и решительно направился к тайнику.

- Так говорите, никого?

Ученый молчал.

Наглый гость крутанул резную фигуру на столбике в головах кровати, тайник распахнулся.

Внутри никого не было.

Маркиз несколько секунд стоял неподвижно. Потом резко обернулся и выругался по-английски.

- Год демет!

После чего решительно вышел. И из спальни, и из дома. А возможно убыл и из города.

Господин кюре с чувством перекрестился на деревянное распятие над кроватью.

- Прошу вас мьсе. - Сказал Мишель де Нотрдам, приглашая гостей в гостиную.

Когда сели за стол, господин Жиро сказал.

- Маркиз очень хорошо знает этот дом. Он раньше принадлежал управляющему одного из его имений, и господин де Лувертюр неоднократно интриговал здесь со своими фаворитками, тайком от госпожи маркизы.

Поднося к столу поднос, уставленный тарелками с едой и откупоренными бутылками, ученый сказал.

- Непонятно, а с чего это маркиз взял, что у меня кто-то скрывается здесь?

Закончив эту фразу, он увидел, что оба гостя смотрят на край стола усыпанный крошками хлеба и сыра, и слегка забрызганный вином. Поставив поднос он присел.

Все молчали.

Мишель де Нотрдам вдруг усмехнулся.

- Если бы господин маркиз хуже знал устройство дома, и провел последовательный осмотр, он наверняка бы разоблачил меня.

Прево усмехнулся, а кюре снова перекрестился. Было понятно, что оба рады, что разоблачение не состоялось.

- Может быть, вы мне скажете, господа, кто этот человек, которого ищет маркиз, и почему он его ищет? Кстати, я то же не прочь был бы узнать, где он в данный момент.

Визитеры переглянулись. Господин Жиро сказал.

- Оставим в покое этого господина. Если захочет, покажется. Не исключено, что он вообще уже не в пределах этого дома и спасается бегством. Ибо маркиз де Лувертюр публично пообещал казнить его за одно еще не вполне совершенное прегрешение.

Ученый нахмурился. Ему не нравилось, когда с ним разговаривают загадками. Чиновник понимал его состояние, поэтому продолжил.

- Я расскажу все, что знаю об этой истории, но чуть позже, а сейчас позвольте мне закончить мою официальную миссию, ради чего мы и прибыли сюда с его преподобием.

Мишель де Нотр Дамм наклонил голову в знак согласия.

Господин прево произнес торжественную речь. Из нее следовало, что по мнению городского магистрата эпидемия "сиреневой" чумы, характеризующаяся воспалением горла, расстройством кишечника и соз-нания, остановлена. Уже более недели не зафиксировано ни одного нового заражения. Уже заболевшие, все еще иной раз умирают, но в городе боль-ше не царит уныние, открылись лавки и мастерские, воздух в городе весьма посвежел, все без исключения горожане прибегают к средству, изго-товленному метром де Нотрдам. Местные провизоры даже дали ему пола-гающееся латинское название - "эссенция Нострадамуса".

Ученый усмехнулся, и кивнул, видно было, что он ничего не имеет против такого названия. Он и сам подумывал о латинском имени для себя.

В речь прево вклинился кюре, и сообщил интересную подробность. Оказывается, перелом в битве с болезнью произошел не где-нибудь, а в городском сумасшедшем доме. Только там удалось добиться тотально-го, поголовного применения эссенции Нострадамуса, и там был зафикси-рован первый факт приостановления потока новых заражений. Когда со-мнения в том, что это есть результат применения лекарства, отпали, граж-дане обратились к эссенции в массовом порядке. До этого кто-то, кто не считал себя дураком, предпочитал лечиться кальвадосом, воскурениями и прочими ненаучными глупостями.

- Эссенция Нострадамуса и молитва, вот подлинные спасители Экса! - С чувством произнес его преподобие.

Нострадамус, а он уже принял окончательное решение, что в научных своих публикациях будет использовать это имя, вежливо покло-нился.

На первый план снова выступил чиновник. И объявил, что благодарный город Экс, отныне считает господина де Нотрдама своим люби-мым сыном и первым гражданином, и в качестве воздаяния за победу над эпидемией, дарит ему сей дом, где они все сейчас имеют счастье находиться. И дом, и сад, и вся усадьба уже год как являются имуществом город-ской казны, и нет для его лучшего употребления, как в дар спасителю здо-ровья всех горожан.

Нострадамус рассыпался в благодарностях, хотя полагал, что помимо дома ему бы еще следовала бы некая сумма, хотя бы на продолже-ние общеполезных медицинских исследований. Денег не дали. Очевидно, все монеты были потрачены на закупку пресловутого единорожьего по-рошка.

Был поднят тост. Потом еще один, после этого ученый попытался вернуться к разговору о Кассандре. Сначала господин Жиро хотел было замять его, как и дело о наградных деньгах, но ученый был настой-чив, как настоящий ученый. Вздохнув, господин прево рассказал следую-щее: несколько месяцев назад неподалеку от замка де Лувертюр, на берегу ручья был обнаружен молодой, огромный абсолютно голый, и абсолютно беспамятный юноша. Он не знал кто он, откуда он, и что делает в здешней местности. Маркиз с интересом допросил его. Вообще, этот дворянин не чужд наукам, обладает библиотекой, и даже чем-то вроде лаборатории. "Алхимической" - недовольно пробурчал в этом месте его преподобие. Маркиз собиратель диковинок "натуры и природы", "соискатель филосо-фического камня". "Как и большинство проклятых альбигойских потом-ков" - опять вставил кюре.

- Его светлость разрешил юноше проживать у него в замке, как я понимаю, на правах некоего экспоната замечательной коллекции дико-вин.

- А откуда взялось странное имя - Кассандр? Ведь оно было присвоено юноше маркизом, своего настоящего имени он не помнил, как и всего остального.

- Верно. Имя возникло как обозначение неожиданных способностей найденыша. - Кивнул господин Жиро. Господин Грималь добавил:

- Заметили, что юноша умеет предсказывать всякие мелкие события, например, когда именно начнет дождь, или чем заболеет та или иная лошадь, принесет ли барыш шерстяная торговля маркиза на ярмарке в Бре или нет.

Ученый и так внимательно следивший за рассказом, при словах священника весь подобрался, и его острые черные глаза засверкали особенным огнем.

- Вот оно что?

- Да, одно время, Кассандр пользовался большим расположением маркиза, он с удовольствием демонстрировал его гостям, но с опре-деленного момента их отношения разладились.

- С какого, ваше преподобие?

Кюре вздохнул.

- Юноша Кассандр предсказал, что на город Экс обрушится болезненное поветрие, схожее с чумным. Что погибнут многие, но город не вымрет полностью, как при подлинной черной чуме, ибо подоспеет спа-сение.

Нострадамус выпил сразу полбокала вина, задумчиво при этом двигая кустистыми своими бровями.

- Я понимаю. В тот момент, когда чума действительно нача-лась, юноша из предсказателя превратился в виновника.

- Примерно так. - Кивнули уважаемые горожане.

- У маркиза потребовали выдачи Кассандра?

- Да. - Опять последовал совместный ответ.

- Жители требовали, чтобы он удалил "вонючую" чуму так же как и наслал. Но он не мог этого сделать, потому что предсказывать бо-лезнь, не значит лечить ее. Но он пообещал вам мой приезд.

- Что-то вроде того. - Усмехнулся господин прево. - Господин маркиз защищал Кассандра от толпы, он даже не показывал его никому. И все бы сошло на нет, тем более, что ваш въезд в город состоялся своевре-менно, и принес благоприятный результат, но юноша сделал новое пред-сказание.

Нострадамус докончил свой кубок и налил себе еще вина.

- Какое?

- У господина маркиза есть дочь, любимая дочь Миранда, - сказал кюре, - она не так давно вышла замуж. Через несколько месяцев по-сле свадьбы ее супруг погиб, упал в воду с одного из парижских мостов. Дочь вернулась под отцовский кров. Кассандр был удален из замка на са-мую захолустную ферму, но и оттуда дошли сведения…

Господин прево перехватил нить изложения

- … что юноша "увидел" будто бы Миранда умирает при тяжких родах. Тут же маркизу проговорились, что и о падении в Сену супруга Миранды Кассандр тоже загодя поговаривал. Де Лувертюр пришел в ярость и перешел на народную точку зрения, что юноша этот никакой не предсказатель, а злой колдун, и должен быть истреблен. Но поначалу дол-жен снять проклятие с Миранды, им наверняка уже наложенное.

Нострадмус медленно отодвинул от себя бокал.

- Кассандр услышал о приближающейся опасности, и бросился бежать. Но почему ко мне? Я ведь не могу защитить его от гнева маркиза, я всего лишь скромный ученый.

Оба гостя улыбнулись. Кюре сказал.

- Расчет юноши был верный. Он слышал, видимо, от других слуг, что как победителю эпидемии вам несомненно по традиции будет присвоено звание почетного горожанина, а по древнему городскому уло-жению носитель этого звания, имеет право ограниченной милости, то есть законного изъятия из под суда и городского, и дворянского любого одного человека. Кассандр надеялся, что вы, как просвещенный человек не захо-тите потакать языческой дикости, которая толкает маркиза к расправе с ним. Он надеялся, что он заинтересует вас, хотя бы как интересный факт природы.

- Это мне говорите вы, ваше преподобие!? Разве церковь…

- Церковь еще не решила, одержим ли этот человек, и чем именно одержим. Большей частью он ровен в своем настроении, и никаки-ми злыми силами не охвачен, но иной раз у него бывают внезапные про-блески-прозрения, как у больных при падучей, только без того, чтобы он падал, и извергал пену из себя. И тогда, во время этих приступов ему вдруг открываются некие сведения из будущего и он произносит это вслух, и ему трудно удержаться. Он сам боится своих способностей, и искренне, как мне показалось, совершенно искренне, искал в храме облегчения своей ноши. По мнению церкви было бы и преступно, и неразумно принять ре-шение на его счет, не изучив сей души. Может статься, перед нами некий пророк. Даже фарисей Гамалиил вступился за апостола Павла, боясь ока-заться ненароком в стане богоборцев.

Нострадамус грустно поглядел на своих гостей. На душе он чувствовал тяжесть, такую, что ему даже дышать приходилось через силу.

- Я теперь понимаю, почему маркиз явился ко мне без преду-преждения.

- Да, - сказал господин прево, - у него была последняя возмож-ность взять Кассандра, до того, как вам будут объявлены ваши новые пра-ва. Он примчался к вашим воротам первым, мы с его преподобием едва на-гнали его у дверей вашего дома.

- Скажите, ваше преподобие, каков же ваш взгляд на природу сего странного юноши, что говорит ваш житейский и церковный опыт?

- Я уже сказал достаточно. У меня нет вывода. Я наблюдал этого человека какое-то время. Теперь, ваша очередь. Рассмотрите дело со всей тщательностью. Может быть, перед нами просто казус нескольких совпадений, может быть, перед нами пока неопознанное чудо. Будем по-могать друг другу своими возможностями, и да поможет нам Господь.

- Аминь! - Сказали все трое. И все трое без воодушевления.

Едва прозвучало это тройственное слово, из темноты, что гус-то занимала углы залы бесшумно выступил тот, о ком шла речь. Выраже-ние лица Кассандра было сосредоточенное, почти испуганное.

- Где ты скрывался? - Спросил господин прево.

- Почему ты убежал? - Спросил его преподобие.

Подождав немного, добавил свой вопрос и Нострадамус.

- Как ты догадался, что маркиз сразу обратиться к тайнику в спальне? Вы говорили раньше о тайнике?

Кассандр ответил на вопросы по очереди. Прятался он в яме в саду, вырытой видимо для большого винного кувшина, а теперь засыпанной сухими листьями. Убежал потому что знал о гневе маркиза в свой ад-рес. А что касается тайника…

- Ты предчувствовал, что маркиз зайдет именно туда, да?

Кассандр честно покачал головой.

- Нет, метр, я был в испуге. Я бросился, куда глаза глядят. Вы-брал первое попавшееся убежище.

- Выйдя в сад с простым факелом маркиз тут же бы тебя обнаружил. - Сказал господин Жиро, и в его тоне промелькнула пренебрежи-тельная нотка.

- Вероятнее всего, мессир. - Легко согласился Кассандр.

- То есть, свое ближайшее будущее ты предчувствовать не в состоянии? - Усмехнулся его преподобие.

- Ни ближайшее, не отдаленное. - Вздохнул Кассандр.

- Но утверждаешь, что Миранда де Лувертюр умрет родами? - Вставил свое слово Нострадамус.

Кассандр только поклонился в подтверждение этих слов, и вид у него в этот момент был одновременно и уверенный и жалкий, если такое вообще можно вообразить. Высокие гости ученого встали, учтиво попро-щались, еще раз произнесли слова благодарности за победу над страшной эпидемией. Ученый принял слова благодарности с подобающим достоин-ством и смирением. Про себя он давно уже решил, что здесь в Экс-ан-Провансе они имеют дело не с самым страшным видом эпидемии, это не бубонное страшилище, сгноившее треть населения Европы каких-нибудь семьдесят лет назад. Дифтерит, в смеси с чем-то кишечным. Но не дело победителя преуменьшать значение своего подвига.

Когда гости удалились, Нострадамус внимательно и долго смотрел на своего неожиданного домочадца. Совершенно было ясно, что выставлять его на улицу нельзя, да и первым лицам города он обещал ра-зобраться с загадкой этого человека.

- Ляжешь спать в комнате садовника. Там тяжелый железный засов изнутри. Никому не открывай, кроме меня.

Всю ночь ученый ворочался на своем ложе, вряд ли ему ме-шали воспоминания о постельных плясках легкомысленной хозяйки, со-трясавшей грабовый каркас кровати совместно с ученым маркизом, меша-ло что-то другое. Мистическое совпадение, о котором он не посмел проговориться отцам города, и не проговорится никогда. Появление Кассандра в его доме, странное само по себе, становилось вдвойне, в сто раз страннее и символичнее, если принять во внимание ту деятельность, которой преда-вался последние годы удачливый врач Мишель де Нотрдам. Утром, когда явился его научный обоз на трех повозках, знающий человек быстро бы сообразил, чем на самом деле занимается, под прикрытием своей врачеб-ной практики, этот сорокатрехлетний, начавший седеть человек с орлиным профилем и жгучим черным взглядом.

За возницу на первой повозке устроился негодяй Люк. Едва въехав в ворота, он бросился в ноги господину, разрывая на себе ветхую рубаху, и проклиная себя последними словами за трусость и предательст-во.

Нострадамус посмотрел на него почти снисходительно.

- Когда я только нанимал тебя Марселе, я отлично знал, кто ты таков, так что перестань придуриваться и займись разгрузкой.

Люк тут же вскочил, бодро отряхиваясь, это было не первое прощение дарованное ему метром, и было понятно, что не оно будет по-следним.

- Знаю, знаю, манускрипты и фолианты требуют внимания и порядка. И весь порядок разгрузки нам знаком вполне. Сначала вносим вот эти тяжелые кожаные - книги Птолемея, потом книги Сивилл, следом пой-дет Маймонид, Альбумазар, Алькабит…

Люк лихо и умело руководил наемными носильщиками, собственных рук почти не утруждая. Когда Нострадамус вышел из дому, чтобы проследить за процессом, он увидел во дворе Кассандра, то же приспособленного ловким лакеем к общей работе.

- Кто разрешил тебе выйти? - Впрочем, сердился он только мгновение. Было бы нереальным скрыть этого долговязого увальня навсе-гда в садовом павильоне. - Ладно, помоги им.

По окончании выгрузки книг и приборов, и убытии повозок, ученый велел подать себе вина, расположился в кабинете, заставленном стопками книг, заваленном бумажными и пергаментными свитками, буты-лями непонятно с чем, начищенными медными весами, склянками с неразличимым содержимым, целыми ворохами сушеных трав, панцирями чере-пах, и черепами непонятных тварей. Кассандру он велел сесть напротив.

Отосланный Люк сердито хлопнул дверью, кажется, его при-вилегированное место при хозяине собирается перехватить этот чумазый корсиканец громадного роста. Судя по всему, он не просто прислуга при метре. И когда успел завестись в доме? Люк сбросил с себя ветхое тряпье, надетое специально, чтобы его не жалко было разорвать перед хозяином, и задумался над тем, как бы ему вернуть свое былое положение при хозяине, тем более, что метр так возрос в своем значении, а стало быть, будет приподнят над местным простонародьем доверенный его лакей.

- Знаешь, что это такое? - Спросил Нострадамус Кассандра?

- Книги.

- Ты их читал?

- Я не умею читать.

Ответ этот не обескуражил врачевателя. Он ждал чего-то по-добного. Не потому что этот юноша не походил обликом и поведением на студента парижского университета. Он был чужероден тому, что называет-ся ученость, чем то более важным в составе своей личности. Выбор ученого перетекал между определениями "варвар" и "дикарь". "Варвар" - чело-век развитый по-другому, "дикарь" просто отставший в развитии. Не исключено, что играет свою роль и невольное ожидание ожидание какого-нибудь немедленного чуда, на что этот человек способен, судя по словам прево и кюре.

- Итак, ты не умеешь читать, стало быть, и будущее ты узна-ешь, не так, как если бы читал в Книге будущего.

Кассандр задумался. Ему хотелось, судя по всему ответить на этот довольно вопрос исчерпывающим образом. Вообще, он был очень озабочен тем, чтобы произвести на своего спасителя как можно лучшее впечатление.

- Сказать по правде, я довольно много знаю.

- Угу.

- Но мне трудно объяснить каким образом я все это знаю. Я не читаю свое знание из какой-то книги, это точно, но, однако же, могу сказать уверено, что знание это каким-то образом записано.

Нострадамус подумал, что поспешил, разводя в голове своего странного гостя и Парижский университет, от рассуждений Кассандра слегка потянуло схоластической пылью, коей пропитаны сами стены этого старинного замка науки.

- Оставим эти тонкости, возьмемся с другой стороны. Что самое главное, ты можешь сообщить, из того, что ты знаешь, неизвестно каким образом, но как я понимаю, совершенно точно.

Юноша не обратил ни малейшего внимания на тонкую иро-нию, от которой не удержался собеседник.

- Самое главное? - Кассандр, кажется, растерялся.

- Вот именно. Самое. Насчет предсказания больших болезней ты свое умение показал. А как насчет появления комет в небе, извержения вулканов, когда, например, будет новый Везувий, и где нам ждать земле-трясения? А может, новый потоп? Или нет, нет, скажи, когда твое странное знание обещает нам конец света?

Кассандр быстро кивнул и охотно произнес.

- Конец света будет в три тысячи семьсот девяносто седьмом году от Рождества Христова.

Нострадамус попытался не улыбнуться.

- Три тысячи семьсот девяносто семь лет?

- Новый Везувий извергнется в Италии, в тысячу шестьсот шестьдесят девятом году. Это будет гора Этна.

- Извержение Этны? - На губах метра появилась недоверчивая гримаса.

Тут распахнулась дверь, и в кабинет влетел Люк, и заявил, что если срочно не заплатить возчикам за доставленный груз, они точно устроят настоящее извержение и прямо во дворе дома.

Отделавшись от назойливого мажордома несколькими монетами, Нострадамус вернулся к разговору.

- Итак, много цифр. Ты не умеешь читать, но неплохо считаешь.

Кассандр пожал плечами и покачал ими слегка, словно взвешивая эти два своих качества.

- Цифры даются мне сами, как и все остальное.

- Оставим пока это. Я знавал лет десять назад человека, кото-рому "давались" цифры. Настолько, что ему трудно было возразить. Особенно цифры разлагающие на части время. Все, что мы нынче считаем ле-тоисчислением, весь порядок в этом деле заведен тем моим знакомым. Его звали Жюль Сезар Скалигер, ты не слыхал о нем?

Юноша отрицательно покачал головой.

- Я вообще ничего не слыхал о том, что было до меня. Если уж я ни в малейшей степени не представляю, кто я сам такой…

- Ладно, хватит об этом. Поговорим о чем-нибудь более про-стом и понятном. Например, о конце света.

Кассандр выразил всем своим видом живейшую готовность заняться этим.

- Вот ты назвал число, три тысячи семьсот девяносто семь. Но что ты можешь сказать кроме голого числа? Признаться Жюль Сезар гово-рил о несколько других сроках, но не будем привередливы, разница между твоим предсказанием и его не так уж велика невелика. Но он пришел к выводу путем сложного вычисления, длительного, аргументированного, сверенного с многими наблюдениями над поведением звезд и планет, и соотнесенного с цифрами и построениями чисел в самых умных книгах. Каков твой метод.

- Никаков. - Быстро ответил Кассандр, несомненно огорчая ученого.

- Это не ответ. Не достаточно произнести несколько цифр, необходимо…

- Я могу описать! - Тихо произнес юноша.

- Что описать? Конец света? Ну, это, братец, не номер. Ты читал Откровение Иоанна Богослова, или тебе кто-нибудь его читал, ты запомнил несколько фраз, и теперь…

Кассандр заговорил еще тише.

- Я ничего не знаю об этих книгах, их имена только слышал несколько раз. Мое знание совсем другое. Говорить?

Ученый, на секунду замялся, ему казалось, что он втягивается в немного недостойную его звания игру, но сделал разрешающий жест рукой.

- В самом конце на Землю упадут все ее девятнадцать лун.

Нострадамус ожидал услышать что угодно, но не такую откровенную, несообразную чушь. Он даже возражать не стал, Кассандр понял его молчание за предложение продолжать.

- Это будет самый конец, после чего уже ничего нельзя увидеть, и цифры потеряют значение, и останется один измеритель - воля Бо-жья. Но перед падением лун, случиться громадное, в немыслимом количестве падение на землю железных гробов. Они будут слетаться много месяцев, и падать будут медленно. Внутри каждого будут люди, и они выйдут из своих гробов и кинутся по земле в разные стороны, и пешком и в повозках, в поисках самого важного, но нельзя сейчас представить и понять че-го…

Нострадамус улыбнулся и спросил, включаясь в шутливый разговор.

- А до того?

- А до того будет царство.

- Царство Зверя?

- Нет, нет, зверья будет очень мало. Только в специальных местах за оградой.

- В зверинцах?

- Это будет называться по-другому, но не это важно.

Нострадамус кивнул и вздохнул.

- А что важно?

- Важно, что родится князь.

- Мира сего? - Продолжил свои подсказки ученый, с трудом сдерживая зевок.

- Я не знаю, как правильно сказать. Главное, что родится он особенным способом.

- Каким же это?

Кассандр оглянулся, проверяя не подслушивают ли. Гневливый голос Люка слышался на улице, он снова с кем-то бранился, но, судя по всему, не побеждал в перебранке.

- Он родится от мертвой женщины.

Нострадамус слышал по крайней мере о трех сектах, пропове-довавшие подобную чепуху. Раскапывание могил и совокупление с женскими трупами. Ребенок появляется по представлениям этих безумных святотатцев то ли через тринадцать дней, то ли через семнадцать месяцев, уже с зубами, и неуязвимым для обычного человеческого оружия. С науч-ной точки зрения чепуха беспредельная, а за разрывание могил и надругательство над телами надо сжигать, хотя, в общем и целом, костры это, ко-нечно пережиток. Но иной раз…

- Только никаких там разрытых могил, метр.

- А что же?

- Сначала случиться страшное преступление - грубо и насильно будет взята женщина, взята одним неизвестным. Что для тех времен вещь небывалая. Женщина понесет в результате этого, но будет еще и убита, посредством рассечения головы. Но ее оставят жить.

- Кто? Ангелы?

- Нет, простые лекари. В те годы лекарская наука возымеет способности ни с чем не сравнимые. Деву положат в хрустальный саркофаг, к жилам подведут трубки с нужными соками, и она благополучно бу-дет ждать разрешения от бремени. Будучи при этом мертвой, ибо мозг ее разрушится. Ребенок выкормится, благополучно явится на свет, и это бу-дет удивительный в своем роде мальчик. Бестрепетный, лишенный сомне-ния и страха, посвященный мистически тайнам мира и небытия. Ему со временем отдадут скипетр главной власти, и все народы Земли объединят-ся в счастливом труде, и не будет войн.

В комнату снова ворвался Люк. Он размазывал по лицу кровь, что шла из расквашеного носа.

- Вам придется выйти, метр. Люди маркиза де Лувертюра. Сначала они требовали, чтобы я отворил ворота к его прибытию, а теперь он явился сам…

Нострадамус встал, подумал секунду, поджав губы, и сказал Кассандру.

- Иди, скройся в тайник в спальне. Теперь это будет последнее место, где он станет тебя искать. И молись, чтобы маркиз внял моим доводам. Буду с тобой честен - подвергать себя большой опасности, ради твоих сказок, я не собираюсь. А ты Люк, беги в магистратуру, объясни господину Жиро…

- Я все понял, метр.

Маркиз явился не один. Помимо внушительной вооруженной свиты, с ним был и судейский чиновник, судя по желтым нашивкам на черной мантии, королевский пристав. Кожа у него была серая, взгляд тусклый, про таких в прованских деревнях говорят - "выгнали с кладбища"! Но дело, однако, с его появлением оборачивалось самым серьезным образом.

Ученый не стал препираться у порога, а пригласил неожидан-ных гостей внутрь. Они вошли, но сесть отказались.

- Капитан Гравлен! - Шумно отрекомендовал своего спутника маркиз, прохаживаясь по столовой, нарочно задевая ножки стульев нож-нами шпаги. - Он любезно согласился задержаться в наших краях на полторы недели, дабы лично присутствовать при событии.

Примерно дней через десять ожидалось разрешение от бремени его дочери Миранды, то самое, что заранее было объявлено роковым.

Королевский пристав играл морщинами на лбу, кивал в такт словам маркиза, но чувствовалось, что он немного смущен необычностью дела, в которое втянут влиянием могучей натуры его светлости.

Выслушав сообщение, Нострадамус развел руками, и сказал, что ничего не имеет против мер, принятых маркизом.

- Таким образом, вы готовы выдать мне этого субъекта, чело-века именуемого Кассандр? Тем более что и самое имя дал ему я.

Ученый вежливо поклонился. И тут же заметил, что, к сожалению, пожелание его светлости выполнено быть не может. Для начала, человека именуемого Кассандр нет в доме, а выдать то, чего нет, затруднительно. Но важнее другое, вина этого человека не доказана формальным образом. Уважаемый королевский пристав появился чуть рано, еще до того как прозвучало решение суда.

- Я тут суд!! - крикнул маркиз, - и выдам решение немедленно, если нужно!

- В ваших владениях несомненно, ваша светлость вы самоуправны всецело, но не на территории города, тут законы свои, и по этим законам я могу взять под свою защиту любого из своих домочадцев, даже в том случае, если он в чем либо провинился против городского устава. В том случае, если бы человек именуемый Кассандр был объявлен виновным по решению суда, то и тогда, я имел бы право выбора: защитить его или выдать властям, как его городской сеньор. Имя же указанное - Кассандр - вы властны вернуть себе прямо сейчас.

Против ожиданий, маркиз не обиделся на остроту. Он ревниво воззрился на привезенного с собой капитана.

- В Лангедоке и Провансе есть такой закон. - Тусклым голосом подтвердил господин Гравлен, чувствуя неудобство из-за того, что вынуж-ден говорить нечто неприятное для слуха его светлости. - Города даруют некоторым своим жителям права сходные…

- Дурацкий закон! - Вспылил маркиз, чувствуя, что попытка взять на испуг приезжего лекаря, проваливается, и так шевельнул шпагой, что повалил стул. - Его давно пора отменить!

Нострадмус только поднял брови в ответ, мол, что тут ска-жешь.

Но маркиз еще не считал, что разговор окончен. Он подошел к ученому вплотную, играя желваками. Красноватую щеку пересекала медленная капелька пота, прибывшая из под шляпы.

- Если моя дочь умрет, то это будет преступление совершенное на территории, которая находится под моей судебной властью, и господин королевский пристав это подтвердит.

Капитан более менее подтвердил, после того, как его светлость бросил в его сторону яростный взгляд.

- Мы удаляемся! - Объявил маркиз де Лувертюр и поступил как человек слова, то есть немедленно удалился.

Прибывший спустя полчаса к месту бурного объяснения гос-подин Жиро был уже в курсе дела. Он вытирал платком морщинистый лоб, пил поднесенную Люком сахарную воду, и вздыхал.

Чем же может разрешиться эта ситуация, поинтересовался ученый. История обычная для нашего времени, отвечал чиновник. Города ссорятся с господами. Из-за земель, из-за дорожных пошлин, теперь, вот, из-за вообще невесть чего, какого-то смутного предсказания.

От чего будет зависеть исход дела в данном случае, опять спросил Нострадамус.

- Если Миранда не умрет…

- Это понятно. А если умрет?

- Вы что, то же начали в это верить, метр?

- Я просто хочу как можно лучше подготовиться к ситуации.

Господин прево надел шляпу.

- Многое будет зависеть от этого капитана. Его приезд сильно изменил расстановку сил. Я никогда не встану на дороге человека имеющего доклад у королевского министра. Если он всецело встанет на сторону маркиза…

- Понятно.

- Послушайте моего совета, метр… впрочем, не хочу даже таким образом вмешиваться в эту историю. Этот странный субъект доверен вам, и вам виднее, как себя вести.

- Но законную помощь вы мне обещаете?

Господин прево встал.

- Мне самому неприятен этот де Луветюр, но я не люблю его меньше, чем боюсь за себя.

Нострадамус кивнул.

- Вы сказали мне много полезного.

Было понятно, что рассчитывать можно только на себя. Мысль работала быстро. Пока ученый прошел из столовой в спальню, у него уже забрезжил в голове вариант выхода из создавшегося положения.

Кассандр сидел на сундуке под зарешеченным окном, с каким-то особым покорством сложив руки на мощных коленях. Сидел в детской позе, что при его размерах смотрелось как-то неприятно. Когда ребенок настолько велик, это уже уродство, подумал метр и сел в кресло с высокой спинкой, закинул ногу на ногу, самоуверенно расправил плечи. При всей хлопотности, эта история его как-то бодрила, побуждала к борьбе с об-стоятельствами, да и маркиз казался соперником, которому стыдно уступить без борьбы.

- Прикажете продолжать? - Спросил вкрадчиво Кассандр.

- Что?

- До воцарения на земном престоле сына мертвой женщины будут три продолжительные эпохи. Перед самым годом порочного зачатия в полном разливе будет пора тысячи бесцветных царств, медленная война всех со всеми и без всякой пользы для кого бы то ни было. А перед нею эпоха черной власти, она придет на смену эпохе власти желтой. Каждая эпоха длинною в несколько столетий. Если угодно, я могу объяснить в чем причина каждого названия. Желтая власть - по цвету народов живущих на восточных морях, и на землях, о которых мы имеем одни лишь слухи от португальских редких моряков на нынешний день. Черная власть - по цве-ту народов, живущих южнее берберских песков Африки…

Нострадамус поднял руку.

- Обо всем этом ты мне еще успеешь рассказать. Сейчас перед нами встала другая задача. Перебросся всею своей способностью, если она все же не выдумка, не шарлатанство, из конца времен во время наше, а именно в сегодняшний день.

Кассандр несколько раз хлопнул глазами, надо полагать, таким образом проявлялось его внутреннее "перебрасывание" через тысячелетия.

- Твое положение сделалось еще хуже, чем было до того. Мар-киз де Лувертюр привлек на свою сторону королевского пристава, он бу-дет пьянствовать с его высочеством в замке Лувертюр, до самых родов Миранды, и если она умрет родами… она умрет?

Кассандр кивнул.

- То, боюсь, тебя не смогу защитить, не только я, но и законы Экса. Тебя обвинят в насылании какой-нибудь порчи на Миранду де Лувертюр, и кому какое дело, что такие люди как я, например, считают, все эти разговоры о порче, ведовстве и прочем, дикостью.

Глаза юноши налились страхом.

- Как нам спасать тебя, предсказатель?

Кассандр нервно пожал плечами.

- Тебе ничего не приходит в голову, я уже понял. Про сына мертвой женщины ты можешь рассказывать сколько угодно. В каком году будет извержение Этны, я что-то подзабыл?

- В-в-в, - Кассандр помотал тоскующей головой, - в тысяча шестьсот шестьдесят девятом. Вы меня проверяете, да?

- Хорошо, - сказал Нострадамус, он действительно решил ми-моходом проверить, не путается ли собеседник в своих предсказаниях от раза к разу, - мне вот что пришло в голову. Если ты можешь предсказать смерть Миранды, вдруг ты сможешь что-нибудь найти у себя в голове и для Огюстена Гравлена капитана, королевского пристава, мужчины лет сорока, с длинным лицом, огромной родинкой у правой брови. Родом он из Пасти. Какое-нибудь событие в его жизни в ближайшую неделю! Например, у него сгорит дом!

- Нет. - Покачал головой Кассандр.

- Кто-то умрет из родных?

- Нет. - Тихо произнес Кассандр.

- Наводнение, пожар в городе, разорение известного горожанина, большая драка!

Кассандр все качал головой. Потом спросил.

- Родом из Пасти?

- Да, да, да. - Азартно повторял Нострадамус.

- Через три дня там выпадет сильный град. С куриное яйцо. Уничтожит все посевы.

- Летом? Град? Ты не путаешь?

Кассандр только улыбнулся.

- Ну, что ж, такое должно запомниться. Через три дня? Хорошо!

Нострадамус встал, потирая сухие, безжалостные на вид руки. По губам дважды пробежала плотоядная, быстрая улыбка. Нет, не то что бы он окончательно проникся верой в невероятные способности этого юнца, но почему бы не попробовать воспользоваться его болтовней. В конце концов, это ведь еще и забота о нем самом.

- Хватит, Кассандр. Пока мне достаточно и этого. Иди в свою комнату. Люк принесет тебе поесть. Тебе лучше не показываться чужим. Не только на улицу не желательно показываться, и по саду не надо расха-живать без дела.

Люк был крайне раздосадован необходимостью обслуживать этого огромного оборванца с сумасшедшим взглядом и дикими манерами. Он попытался поговорить с господином.

Нострадамус писал у себя в кабинете. Пробивающийся сквозь приоткрытое окно пламень заката играл тревожными бликами на начищенной меди и бронзе измерительных приборов, подсвечников, на стеклянных боках колб, и золоте книжных корешков. Стоячий поток драгоцен-ной научной пыли шел от окна к двери. Нострадамус водил себя кончиком пера по кончику носа, согласовывая мысли в составляемом послании.

- Метр, я ваш лакей?

Нострадамус его не услышал.

- Но разве я так же и лакей этого найденыша? Как я могу ус-петь достойно услужить вам, если буду отвлекаться на то, что бы бегать с подносом еще и в садовый сарай?

Нострадамус плеснул две струи песка на чернила для просушки написанного из драгоценной канцелярской пороховницы подаренной на память другом Скалигером.

- Слушай меня, Люк.

- Я весь внимание.

- Я на тебя полагаюсь, но при этом и награжу, если ты все выполнишь надлежащим образом.

Лакей сделал стойку наподобие военной.

- Ты отправишься сейчас…

- Но ведь дело к ночи.

- В том-то и прелесть дела. Ты отправишься к замку де Лувертюр, найдешь способ, как вручить это послание капитану Гравлену. Познакомишься с тамошними слугами, в общем, найдешься. Передашь письмо, да еще таким образом, чтобы никто этого не заметил.

Люк выразительно вздохнул.

Метр достал из кармана свой кошелек, развязал его, и начал выкладывать на угол стола серебряные монеты одна на другую. И делал так до тех пор, пока вершина башенки не попала в луч закатного света и засверкала. Лакею стало неудобно ломаться далее.

- Господин капитан, я отношусь с большим уважением к чув-ствам его высочества, но не к его методам. Там, где я пытаюсь действовать способами новейшей науки, и с благословения церкви, между прочим, вы можете справиться у его преподобия, господин маркиз прибегнет к дыбе, и или к бичу.

- Но его дочь…

Нострадамус и Гравлен прогуливались в свете нежного тихого рассвета в буковой роще у западной стены монастыря, излюбленное, из-за своей укромности, место местных дуэлянтов. В данный момент так же разворачивался поединок, правда, лишь словесный.

- Господи, если будет доказано, что юноша, именуемый Кассандр действительно виновен в предполагаемой смерти Миранды де Лувертюр… впрочем, что же я буду в пятый раз об одном и том же. Надо, наконец, сказать вам то, ради чего я вас сюда пригласил.

Ученый остановился, как бы давая знак военному, что пред-стоящее сообщение лучше выслушать, прочно и неподвижно стоя на земле.

- Я хочу пригласить вас в свидетели и эксперты. Слово такого человека как вы в подобном деле может стать решающим.

Нострадамус рассказал королевскому приставу историю про намечающийся град. Переждал приступ насмешливого недоверия.

- От вас потребуется совсем немногое, господин капитан. По-шлите человека в Пасти, дабы он на месте убедился в справедливости, или несправедливости предсказания Кассандра.

- И что это нам даст?

- Это прояснит ситуацию. Если никакого града не будет, то мы сможем со спокойной совестью заявить, что юноша просто тихий безумец, по ошибке принятый за опасного человека.

- А если град будет?

Нострадамус ответил не сразу.

- Тогда мы все вместе будем решать, имеем ли право подвергнуть грубому, калечащему наказанию человека наделенного несомненным даром предвиденья. Достаточно ли нашей компетенции для принятия решения по этому делу. Может быть, мы поймем, что наша обязанность обратиться к инстанциям более высоким. Вы, как королевский слуга понимаете это лучше меня.

Господин Гравлен задумался. Он с самого начала был не рад, что ему пришлось вмешаться в заваривающуюся тут кашу. И все потому, что он не мог отказать его светлости. Когда делаешь долги, не всегда зна-ешь, каким образом их могут с тебя взыскать. Хорошо еще, что о факте долга маркиз помалкивает, потому эта тайна в его пользу. История же тут у них в Эксе явно темная. Парнишка, конечно, не так прост, как может показаться. Не деревенский идиот-болтун, но и в то, что он способен насылать смерти и эпидемии на большие города как Экс-ан-Прованс то же не слишком верится.

- А как вы сами к этому относитесь, метр?

Нострадамус развел широкими рукавами своей мантии.

- Я стараюсь быть максимально объективным, не разрушить феномен слишком страстным вмешательством. И перед маркизом я всего лишь защищаю свое право довести свое исследование до конца. Жизнь Миранды мне так же не безразлична. Я желаю ей благополучных и легких родов. Так же, как желаю благополучия всем здешним горожанам. Прошу вас не забывать о том, что я кое как, но все же справился с эпидемией в Эксе.

Капитан сделал серьезное уважительное лицо - разумеется, метр, кто же об этом не помнит, кто же этого не ценит!

- И мне кажется, что я та самая фигура, которой естественнее всего было бы передоверить научное общение с этим неясным чудом. По-верьте, дойдя до предела своей компетенции, я сам…

Капитан опять замахал руками.

- Что касается научной стороны, ради Бога, это ваше. Я в дан-ном случае хотел вашего совета относительно града.

- То есть?

- Как вы считаете, будет он в Пасти или нет? И действительно такой уж разрушительный для посевов и садов?

- Я вам не отвечу, и знаете почему? Если я скажу, что верю в град, это будет означать, что я признаюсь в том, что верю в смерть Миранды. Такую ответственность на себя, я, как ученый взять не могу.

Господин Люк, лакей Нострадамуса теперь требовал чтобы его называли только так, с видом героя и благодетеля прохаживался по рыночной площади у северных ворот города. Щелчком пальцев показывал вино-торговцу, чтобы ему налили стаканчик, выбирал из кучи груш самую соч-ную на лотке садовода, и демонстративно угощался. Разумеется, даже не предполагая за что-нибудь платить. Служанок, выбежавших в торговые ряды ради господского завтрака, он старательно облапывал и обцеловывал, даже не из честного любвеобилия, а из принципа, потому что решил, что ему следуют некие нежные выплаты с женской части населения этого го-рода, спасенного его высокоумным хозяином. Раз сам метр Нострадамус не опускается до того, чтобы выезжать за положенной данью, то его лакей охотно заменит его на этом поприще.

Одним словом, господин Люк катался как сыр в масле хозяйской славы, но, однако, счастливым себя не чувствовал. На порочно-красивом лице нагловатого марсельца лежала тень непонятной печали. Впрочем, почему же непонятной. Люк ревновал. Его неожиданно сильно задевало то, что господин ученый явно тяготеет к новичку, не то чтобы он проводил с ним дни и ночи напролет, но смешно отрицать, что их связыва-ет некая связь, какой и в помине нет между господином люком и метром Нострадамусом. Вся хозяйственная власть в доме отдана в удел господи-ну превосходному, оборотистому, остроумному, любезному господину Люку, но слишком явно ему при этом дается понять, что это род ссылки, отвержения. Господина Люка "не берут в башню", и его не радует то, что вся окружающая земля в его распоряжении. Власть над бытовыми делами, власть низменная. Если бы господина Люка спросили, чего же он собст-венного хочет, привлечения к каким вычислениям и измерениям, к каким именно метафизическим рассуждениям, он бы ответить, конечно, не смог. Никогда сам никакими точными и высшими науками не интересовался. Вместе с тем, умудрялся в данном случае чувствовать себя уязвленным. И никакого парадокса - все марсельцы таковы. Только парижане еще ненор-мальнее их.

- Какая милашка! - Господин Люк поймал сильными загорелыми пальцами за щечку молоденькую девушку в розовом чепце с кувшином в руках, выскочившую из проема между лотками. - Куда же мы так спешим, красотка?

Потупленные глазки, личико порозовевшее сильнее, чем чепец.

- Папаша послал меня…

- Эй, ты, - раздалось грозное сипение из за горы горшков громоздившейся на телеге, - попридержи свои поганые лапы!

Господин Люк удивленно поднял брови и поглядел в сторону небритой образины, кажется, выдававшей себя за покровителя девицы. При этом господин Люк продолжал весьма фамильярно трепать жесткой ладонью по нежной щеке замершего создания.

- А ты попридержи свой поганый язык, пока я тебе его не укоротил! - Заявил лакей горшечнику, испытывая полнейшее удовлетворение от уровня остроумия, продемонстрированного этим ответом.

- Не смей ее лапать!

- Я буду лапать все, что сочту нужным в этом городе, в любом месте, и в любое время.

Господин Люк наклонился к личику девушки и смачно поце-ловал ее в губы.

- Жди меня сегодня в полночь, радость моя.

Тут рядом со старой небритой образиной выросли еще две, помоложе, явно сыновья. Громилы с красными кулаками. В кулаках этих были зажаты у одного вилы, у другого оглобля. Господин Люк оставил щеку девы и схватился за эфес шпаги.

Братья девушки с ревом вылетели из-за телеги, потрясая своим недворянским оружием. Господин Люк встал в стойку. Но неформальной дуэли состояться было не суждено. Из-за ближайшей телеги вышел сержант городской кордегардии в сопровождении двух стражников.

- Прекратить! - Рявкнул он. Крестьяне, потеряв возможность кинуться на обидчика с дрекольем, кинулись с жалобами к представителю власти. "Жертва" преступления против нравственности стояла тут же, полыхая как поле маков. У сержанта не было никаких сомнений, кто тут зачинщик и виновник. Сержант успел уже изучить личность лакея Люка, и не питал к нему никакой симпатии, его не надо было убеждать в том, что "этот хам и негодяй оскорбил и чуть не опозорил невинную девицу!"

- Не опозорил, так опозорю! - Нагло заявил господин Люк, отправляя клинок в ножны.

- Вы видите, вы слышите! - Возмущались крестьяне.

Сержант все видел. Отцу оскорбленного семейства он буркнул, что это лакей метра Нострадамуса, спасителя Экса.

- Так что, значит ему теперь можно все!

Сержант страшно поморщился, свирепо сверля взглядом мар-сельца.

- Нет, не все. И сейчас я уведу его отсюда.

Господин Люк послал прощальный поцелуй шокированной девушке и еще раз пообещал навестить ее с наступлением темноты.

- Приходи, приходи, - рычали братья, - мы отрежем тебе не только уши и язык.

В то время как господин Люк срывал свое смутное недовольство жизнью на торговцах и девицах города и его окрестностей, метр Нострадамус и найденыш сидели взаперти в подаренном муниципалитетом доме, да так укромно, что даже человек пожелавший установить наблюдение за этим жилищем, навряд ли мог бы определить их распорядок дня. Метр не покидал своего кабинета, погруженный полностью в работу по расстановке своей огромной библиотеки. Кассандр находился в садовом домике, и чем он там занимается, его новый господин не представлял себе ни в малейшей степени. Книг он не просил, ибо не умел читать, свечей то же не требовал, ибо ему все равно было темно в помещении или светло. Еды ему хватало той, что стряпал ленивый Люк и относил к дверям его садового узилища один раз в сутки вместе с кувшином самого дешевого вина.

В общем, Люк очень преувеличивал, представляя себе, что после его ухода на городскую прогулку, метр и подкидыш воркуют как голубки весь день напролет.

Обычно Нострадамус был счастлив в окружении своих книг. Даже в те дни, когда жуткая эпидемия пожирала его супругу и чад, он успокаивал себя перелистыванием страниц старинных фолиантов, находя в их драгоценной пыли хотя бы частичное успокоение, и объяснение смысла бедствий. Теперь же метр был снедаем незнакомым чувством. Ему было не по себе. Душа раздваивалась под воздействием двух разных потребностей. Ему страстно хотелось распрашивать и распрашивать Кассандра, составляя карты будущего, с другой стороны, он всякий раз себя одергивал, стыдя, за то, что готов пойти на поводу у ненормального парня, сочинителя банальных сказаний. Чего стоят только эти девятнадцать земных лун перед кон-цом света.

Но, однако же, он сам взял на себя общественную обязанность разобраться с этим "чудом". Метр не собирался отказываться от выполнения научного расследования. Но положил себе так: приступить к делу только после того, как придет известие из Пасти относительно предсказанного Кассандром чудовищного града. Это будет опыт поставленный им лично, его результатам можно будет доверять. А пока можно заняться сплетением теоретической сети, для улавливания рассеянных, несообраз-ных знаний юнца Кассандра. Для чего метр начал с перечитывания книги, которую и так знал практически наизусть - Откровения Иоанна Богослова. А вслед за тем многочисленных ее толкований.

Прошло несколько дней.

Спешку Нострадамус считал унизительной для подлинного ученого.

Но и чрезмерное промедление иссушает научную душу.

По его расчетам градовая гроза над Пасти должна была разразиться позавчерашним вечером. Если всадник с известьем к капитану будет послан сразу же вслед за событием, то замка де Лувертюр он достигнет где-нибудь к сегодняшней полуночи. Или, в самом худшем случае, к рассвету, это при особой нерадивости слуг в капитанском имении.

И до дня роковых родов останется всего два дня. Хватит ли два дня для завершения всех дел с Кассандром? Может быть, имеет смысл начать прямо сейчас? Негодные, сказочные рукописи можно будет потом сжечь, если история с градом окажется выдумкой.

Нет, несмотря на всю разумность такого взгляда, Нострадамус, отверг его. Ему казалось это предательством избранного принципа. Нельзя великое дело вершить, махлюя в мелочах.

Для связи с замком у метра был только один человек, все тот же гонорливый господин Люк. Он наведывался в громадную усадьбу де Лувертюр по своим тайным тропам, завел, как можно было понять, при-ятелей и приятельниц среди тамошней обслуги. В случае поступления из-вестий из Пасти, ему должны были дать знать об этом немедленно. Услуги его обходились все дороже, он капризничал как примадонна, но ни к чьим другим теперь уж не прибегнешь. Так что Нострадамус приготовил уже не серебро, но золото, монету с профилем спасаемого богом великого госуда-ря Франциска 1, и засел в кресло в книжный развал посреди мрачного сво-его кабинета.

Но Люк не шел.

И чтение не шло.

Шла гроза! Это сообщало ожиданию дополнительное, тревожное волнение. Здесь над Эксом возникло бурное явление природы, и в этом можно было усмотреть при желании перекличку с другим природным яв-лением, там над Пасти.

Как бы заразившись жизнью от воображаемых молний Божьего гнева, проносившихся по страницам очередного толкования Апокалипсиса, что Нострадамус держал распахнутым на своих коричневых шерстяных коленях, ожили реальные природные огненные зигзаги меж лбами облаков на темно-синем, а потом и сине-черном небе.

Люк где-то пропадал, но навряд ли промокал и пропадал со страху как Кассандр в своей убогой сторожке. Пусть крыша там и исправна на вид, но достаточно ли исправна ли эта огромная юная голова, чтобы снести эти жуткие небесные грохоты, дождевые струи толщиною в коро-вью веревку. Нострадамусу казалось, что он слышит его голодную дрожь там на топчане в углу затапливаемого сада.

Люк, Люк, где ты негодный Люк!

Метр встал, собрал в подол своего магистерского облаченья полкуропатки, кусок хлеба, заткнул огрызком репы початую бутылку вина, и побрел с одной пугливой свечей во всемирный хаос. Казалось бы, куда проще было крикнуть из дверей Кассандру, иди сюда, но ученому по-чему-то казалось противоестественным непосредственное совмещение своего книжного мира и промокшего садового подкидыша. Он позовет его сюда, только после того, как получит положительный результат с этим градовым опытом. Тогда появление сказочника в мире точного знания не будет выглядеть оскорблением.

Стоило ему отворить дверь во двор, как свечу задуло. И на ученого буквально навалился стуча зубами от холода незнакомый человек. Можно было бы испугаться, если бы он не закричал радостно.

- Метр!

Это был наглый лакей. На улице дождь и второй час пополу-ночи. Он явился неизвестно откуда, и он был, кажется, сильно пьян. Неис-правим! Нострадмус решил, что выгонит его завтра. Завтра, после того, как сгоняет на разведку в замок.

Люк не мог стоять на ногах, повалился на пол со стоном. Оставляя на полу неимоверные лужи своими грязными брэ, он прополз к камину и улегся на железной подстилке для топлива, хрустя мелким углем.

- Умоляю, умоляю метр, винного уксуса, хотя бы немного.

- Тебя уже не пьянит вино?

Люк перевернулся на другой бок, показывая изорванный рукав колета и длинные царапины на голом предплечье.

Метр, повинуясь долгу врача, не только промыл рану негодяя, но и перебинтовал его руку. Чем дальше, тем больше становилось очевидным, что Люк хотя и похож на пьяного, но опьянение его носит не винный характер. Так или иначе, порция строгости ему полагалась. Кроме того, ученого все сильнее жгло желание узнать, какова там погода в Пасти. Без этого он не мог ни начать работать с Кассандром, ни прогнать его. Выбрав момент между двумя ударами грома, он заговорил.

- Что бы там с тобой не произошло…

- Метр! Я упал, скользко, острые ветви…

- Я не желаю знать этого. Я желаю, чтобы ты немедленно - вон там сухое платье - и можешь взять нашего единственного коня - отправлялся в замок де Лувертюр.

Глаза Люка померкли. Превосходный хмель его скис, обернувшись тоской.

- Но это смертельно опасно для меня.

- Смертельно опасно для тебя пререкаться со мной.

- Но что вам может быть нужно в такую погоду в замке маркиза?

- Я хочу, чтобы ты передал записку капитану Гравлену. Дорожку ты видать уже протоптал, так что тебе не составит труда.

- Это невозможно!

- Собирайся! Иначе я передам тебя в кордегардию.

- Капитана Гравлена нет в замке?

Нострадамус поклялся себе, что мокрый лис не собьет его с толку, но тут сбился.

- Не понимаю.

- О, это целая драма до слез. Говорят, капитан прослышал что какая-то беда угрожает его имуществу там, на родине в Пасти, вокруг го-родка у него обширные виноградники, и он помчался туда. Но на самом въезде в город ударил невероятный гром и обрушился библейский град. Конь капитана оступился на ледяном настиле моста, и капитан рухнул. И сломал себе шею. Два часа назад прибыл гонец из Пасти к маркизу.

Раздался особенно сильный удар грома, как будто небо давало понять какой силы был удар капитанским туловищем о ледяной помост.

Нострадамус ощутил сильнейшее волнение. Нет, это было не волнение, не этим словом следовало называть то чувство что терзало изнутри все существо ученого, пробираясь все глубже и глубже внутрь соз-нания, и производя там невиданные обрушения сомнений и вспышки осле-пительных догадок.

- Так значит, град в Пасти был?

Люк сел спиной к огню, и начал рассуждать о том, что таких ледяных камней с неба, судя по рассказам людей маркиза, с которыми он коротал время на малой кухне замка, еще никогда не бывало на памяти са-мых древних стариков.

Еще один раскат прогромыхал над крышей дома, и метр мо-литвенно сложил руки на груди, и резко запрокинув голову, начал быстро молиться, вознося хвалы Господу. Можно было начинать.

- Собери корзину с самой лучшей едой, дюжину свечей, креса-ло и два плаща.

Люк обернулся мгновенно. Как будто всегда был наготове для выполнения именно этой команды.

Дождь начал стихать, и из-за крутого края одного из черных облаков выглянул диск луны, так что могло показаться, что все поверхности в саду, - листва, каменные дорожки, скаты крыш покрыты серебряной амальгамой.

Кассандр сидел в дальнем углу сторожки. И не потому, что боялся грома, просто там было суше всего. В других местах тоненькие струйки воды просверлили крышу, и барабанили мокрый пол, издавая разнообразные звуки.

- Нам нужно поговорить Кассандр.

- Опять о конце света?

- И да, и нет.

- Вы всегда раздражались, говорили, что я изъясняюсь загадками, а теперь…

- Оставим это. Вот еда, вино, набрось плащ, тебе ведь холодно. Или тебе все равно, ты, может быть привык?

- Мне часто бывало холодно и голодно, но я всегда был рад случаю поесть и согреться.

Метр взволновано вздыхал, ему слишком хотелось начать рас-просы, хотелось спросить о слишком многом, вопросы столпились как лодки у узкой протоки.

- Может быть, вы хотите узнать свою судьбу?

- Что?

- Через два года вы посетите Лион, где укротите еще одну опасную эпидемию. Потом поселитесь в Салоне де Кро, где в первой поло-вине ноября сочетаетесь браком с вдовой Анн Понсан Жемеллой. У вас будут…

- Постой…

- Похоронят вас…

- Я сказал постой!!!

Кассандр безразлично поежился в тепле плаща.

- Поговорим о … политике. Долго ли продлиться царствование нашего нынешнего монарха, благословенного Франциска Первого?

- Он умрет еще до того, как вы женитесь. Наследует ему сын. Он будет править под именем Генриха Второго.

- Ну, это-то предугадать нетрудно.

- Ваша слава врачевателя и предсказателя будет расти…

- Я приказываю тебе не произносить ни слова о моем будущем.

- Слушаюсь, метр. Но я в данном случае хотел говорить не о вас, а о государе Генрихе Втором. В 1555 году у вас состоится с ним встреча. В тайну этого визита будут посвящены считанные люди, но удивительным образом станет широко известно ваше предсказание скорой гибели его величества сделанное вами.

Нострадамус обалдело помотал головой.

- Я предскажу королю гибель?! Я что, сумасшедший?! И я смогу унести ноги из дворца после такого предсказания?

- Вот именно ввиду таких именно толкований, факт этой встречи и вашего предсказания королю будет долго оспариваться и подвергаться сомнению среди ученых мужей.

Нострадамус вырвал из рук Кассандра бутылку вина и отпил сразу чуть ли не половину.

- Но ты не сказал главного.

- Чего, метр?

- Сбудется ли мое предсказание?

- В общем, да. Я сейчас объясню уклончивость моего ответа. Генрих Второй умрет через четыре года в 1559 году, на летнем свадебном турнире. Правильнее сказать - погибнет. Считать ли такую смерть очень уж скорой? Но тут есть некие сопутствующие обстоятельства. В начале того же 1559 года Генрих заключит позорный мир с Испанией, фактически признав поражение Франции в войне с ней, потом он поставит гугенотов вне закона, и начнет репрессии против членов Генеральных Штатов. Все эти действия ввергнут Францию в пучину страшных бедствий. Если по-смотреть с этой стороны, то предсказание черных времен для целого госу-дарства всего за четыре года до их начала, может считаться предсказанием чрезвычайной точности.

Метр сидел, обхватив руками голову.

- Гражданская война, репрессии, кровь…

Кассандр продолжал ровным деловым тоном.

- А если мы примем во внимание, что в наше время можно по-ставить знак равенства между словами государь и государство, то предсказанное для Генриха, является предсказанием для Франции. И наоборот. Некоторая приблизительность предсказания с одной стороны и чрезвычай-ная точность с другой, дают общий хороший результат, который впечатлит всех думающих людей. Видимо в таком образном виде, не называя челове-ку Генриху пугающих точных цифр, вы и выразите свою мысль его величеству в 1555 году при личной встрече. Гнев его сдержится, а ваша слава станет расходиться широкими кругами.

Метр отпил еще один глоток вина. Некоторое время смотрел сквозь темноту на юношу, и ему казалось, что он различает блеск его глаз. Принесенных свечей они почему-то не стали зажигать, как будто мерцанье пламени могло как-то повредить картинам будущего, рисуемым словами.

- Скажи, Кассандр, ты знал, что капитан Гравлен погибнет, по-скакав в Пасти?

- Меня спрашивали про град, мое дело было ответить про град, я не мог рассказать про все то, что будет связано с этим градом. Я знал, что пострадают сотни людей и овец, пострадают виноградники, крыши до-мов… Про капитана вы меня не спросили.

Нострадамус тяжело вздохнул, перевернул бутылку вверх дном, из нее упала невидимая капля.

- Ну, и хорошо. - Сказал ученый, возможно имея в виду, что довольно вина, ум в данном случае оставить в ясной области.

- Но если бы я знал о его смерти заранее, и предупредил капи-тана, он мог бы не погибнуть? - Спросил более тихим чем обычно голосом, метр.

- Не знаю. У него там виноградники, лучшие в округе. Мне кажется, он все равно поскакал бы туда, думая, что сможет как-нибудь предостеречься.

- И погиб бы как-то по-другому?

Кассандр покачал головой, и, несмотря на темноту, метр уловил это движение, по блеску дождинок сверкнувших на щеках в лунных иглах пробивавшихся снаружи.

- Я не знаю. Я вижу, метр, вы хотите завести разговор о пред-начертанности и случайности, а это слишком сложные предметы, мой ум пасует.

- Не наговаривай на свой ум, Кассандр, я с трудом продолжаю верить в то, что ты не умеешь читать и писать.

- Это правда, метр.

- В тебе сидит другая образованность, но сейчас мы пока оста-вим эту тему, есть более важные дела.

- Я весь к услугам вашим, метр.

Нострадамус нервно поглаживал колени.

- Скажи, ты хотел спасти Миранду, когда объявил заранее воз-можность ее смерти при родах? Чтобы собрались врачи, самые лучшие в здешних местах, чтобы неусыпно сидели при ней, ловя роковой момент, дабы отклонить его скальпелем, ароматической солью или кровопускани-ем.

Кассандр ответил не сразу.

- Вот я предостерег маркиза, расположенного прежде ко мне, о смерти его дочери, а еще раньше, предостерег город, что идет болезнь, и что же - меня сочли колдуном, и ничего не было сделано. Болезнь в город пришла. Так же как смерть придет в замок де Лувертюр. И я уверен, что ни в случае с болезнью, ни случае с родами ничего сделать нельзя. Хотя то событие уже в прошлом, а второе еще в будущем.

- Значит, все же судьба?! Непобедимая судьба! Но капитан Гравлен, ничего не узнав о граде в Пасти остался бы цел, или, по крайней мере, погиб бы совсем другой гибелью. Для него возможна была и какая-то другая судьба, кроме той, которой он подвергся. Нет, я чувствую, что и мой ум пасует, загадка не разрешима. Надеюсь, пока. Я к ней еще вернусь, у меня будет время.

Метр встал, шумно и невидимо расправляя в темноте полы своего одеяния.

- Пока неразрешима. Но вместе с тем нельзя же просто ждать, следует нечто предпринять. И я знаю что. Ты сейчас пойдешь со мной.

- Куда?

- Туда, куда я не хотел тебя пускать, где царит гордая мысль точного, достоверного знания. Еще совсем недавно я считал оскорбительным ввести тебя с твоими россказнями в этот храм. Теперь же требую, чтобы ты туда вошел. Вооружимся пером и пергаментом. Единственное, что мы можем и должны сделать, это записать твои слова и цифры. У нас впереди еще два дня. Ведь Миранда умрет послезавтра?

- Да, метр.

- Это так же верно, как и то, что вчера днем в Пасти прошел невероятный летний град?

- Да, метр.

- У нас слишком мало времени.

Господин Люк резко изменил свой образ жизни. Он почти не покидал пределов усадьбы Нострадамуса. С величайшей осторожностью открывал смотровое окошко в дубовой калитке, когда снаружи стучали. Даже за продуктами на рынок, он уговорил, переплатив из своих денег за услуги, отправил соседского мальчишку.

Впрочем, и метр, и его голодраный собеседник не слишком то беспокоились о еде. Они сидели практически безвылазно в библиотеке, и по пять раз в день требовали чернил и песка для просушки написанного. Хорошо, что этого добра достаточно прибыло с марсельским багажом, и за ним не надо было никуда бегать.

Метр был так занят, что самым строгим образом потребовал, чтобы его не беспокоили. Ни для кого, никаких исключений. Явились как-то без предупреждения господа Жиро и Грималь. Люк, смущаясь, озвучил им приказ метра. "Даже для меня?!" - удивленно спросил его преподобие. "Неужели и мне нельзя войти? Ты посмотри, кто перед тобой, бездельник!" - возмутился господин Жиро. Уж кого, кого, а мессира прево Люку злить не хотелось, в рассуждении неких будущих событий. Он угодливо сбегал к дверям библиотеки и чуть не получил шандалом по смазливой физионо-мии, и немыслимый в другое время выкрик метра "пошел вон!". Он слез-ливо пожаловался городскому магистрату и кюре. Те отправились восвоя-си, возбужденно переговариваясь. Они понимали, в чем причина невежли-вости господина ученого, их смущала лишь степень погруженности метра в эту работу. Неужели этот сомнительный Кассандр так его увлек? Отцы города были заинтригованы.

Угрюмо ходил господин Люк по саду, по дому и переднему двору, снедаемый какой-то своей горючей мыслью. Волей неволей он, перемещаясь с места на место, оказывался у дверей библиотеки, и поскольку после последнего метания в нее раздраженного металла она неплотно вер-нулась на свое место, ему доводилось услышать фразу-другую из беско-нечного разговора метра и его ненормального дружка. Вернее даже так: говорил оборванец, а метр только переспрашивал, уточнял, восклицал, удивленно кашлял и скрипел, скрипел пером. Все это очень бы забавляло и развлекало господина Люка, когда бы не разъедавшая его изнутри тревога, не дававшая ни минуты усидеть спокойно на одном месте.

Сделав два бесплодных круга по саду, лакей в очередной раз пересек дом, в надежде, что может быть в другой части усадьбы у конюшни, его озарит счастливая мысль. Пока его ухо проплывало мимо кабинетной двери на нем осели звуки равномерно, бесчувственно произносимых слов.

- …марте 1603 года королева английская Елизавета скончается. На престол вступит ее единственный родственник, сын казненной Марии Стюарт, король Шотландии Яков шестой. В Англии его станут именовать Яковом Первым.

Чтобы всякий раз не останавливать внимание читателя на описании однообразных метаний лакея, будем обозначать просветом в тексте тот момент, когда он проскальзывает мимо дверей кабинета из сада на передний двор усадьбы и обратно, подгоняемый своим неусидчивым состоянием.

… В 1624 году, еще не закончив войны с Испанией, Англия вступит в войну с Францией. Через год королем Англии станет сын Якова Первого, Карл Первый…

… в два часа пополудни 30 января 1649 года король Карл Первый будет обезглавлен на открытой улице перед Уайтхоллом…

… в 1666 году, спасаясь от чумы, Исаак Ньютон удалится в свой родной Вулсторп, где…

… постой, постой Кассандр, что и через сто с лишним лет чума не будет побеждена?

… нет, нет только в двадцатом веке, и только…

… продолжай.

… 13 июля 1793 года будет убит Шарлоттой Корде Марат. Но это не остановит цепь убийств и преступлений!

… неужели?!

… 9 термидора, прямо на заседании Конвента…

… погоди, я перестал тебя понимать…

… Конвент это революционный парламент, а термидор - название месяца. Отрекаясь от старого мира якобинцы не захотят иметь с ним ничего общего, даже календаря. Термидор, жерминаль, фрюктидор, нивоз, вандемьер…

…Конкордат с папой Пием Седьмым будет заключен в 1801 году. Католицизм будет признан религией подавляющего большинства французской нации.

… Господи, слава Богу, а я было начал уже думать…

… марте 1802 года Франция подпишет мирный договор с Англией. В том же году Наполеон будет объявлен пожизненным консулом…

… ты не ошибаешься? Из истории мы знаем, что консулов обычно бывает два.

… Я не ошибаюсь. В 1804 году консулат будет упразднен и Наполеон Бонапарт станет императором всех французов.

… 2 декабря 1805 года у местечка Аустерлиц, у Пицентских высот состоится жесточайшее, и одно из самых успешных сражений Напо-леона. Императоры Франц и Александр убегут с поля боя, при виде раз-грома, получаемого их армиями…

…26 декабря в Прессбурге, который впоследствии по непонят-ным для меня причинам станет называться Братиславой, Австрия капиту-лирует перед победителем…

… весной 1807 года турецкая армия под командованием вели-кого везира вступит в дунайские княжества…

… сила московского пожара будет такова, что дым от него бу-дет виден за пятнадцать лье…

… Москва гиперборейский город, как он может гореть, если он изо льда?

Люк прилег на копенке свежего сена, что было припасено для лошадиного ужина. И от нервного изможденья даже уснул. Проснулся оттого, что услышал легкий стук в калитку ворот выводивших на улицу Кожевников. Подкрался на цыпочках, проскрипел предельно чужим голосом, кто там явился?

Оказалось, что магистратский служка, тихий хрящеухий человечек, перепачканный чернилами. Его послали сказать метру Нострадамусу, что "началось"!

- Что началось? - екнуло сердце лакея.

- Схватки у мадмуазель Миранды.

- О-о, - беззвучно взвыл Люк, - я доложу, доложу!

Он кинулся в дом, но перед дверью замер.

- … нет, Кассандр, нет, это уже похоже на сказки. Пове-рить, что бочка с нагретым паром может катиться по специальным этим рельсам, я еще могу. Но чтобы деревянная птица с сидящими в ней людь-ми….

… это будет, - равнодушно звучал голос юноши, - вам, метр придется услышать еще много столь необычного, что даже жаль тратить удивление всего лишь на подступах к нему.

… хорошо, хорошо, я продолжаю записывать.

Господин Люк, неожиданно для себя оробел и не посмел пре-рывать невидимую беседу. Таким густым безумьем разило из-за двери. Пусть Миранда умрет, как обещано, тогда сразу и обрушим новость во весь ее рост. Тогда и забегают.

… население корабля будет превышать население Экса, и он будет плыть со скоростью превышающей скорость бега любого иноходца из королевских конюшен… "Титаник" затонет за несколько часов, погиб-нут…

…наследник Австро-Венгерского престола, племянник вечно-го императора Франца-Иосифа въедет на улицы Сараево практически без охраны. Будет июльский тихий день. На берегу реки Милячки его подстерегут вооруженные сербы…

…первоначальное наступление русских войск в восточной Пруссии будет успешным…

… в битве на Сомме примет участие почти четыреста танков…

… маршал Фош примет германскую капитуляцию в вагоне правительственного поезда в Венсенском лесу…

… седьмого декабря 1941 года японское авианосное соединение ге-нерала Ямато нанесет сокрушительный удар по американской базе на ост-рове Перл-Харбор… … японцы? Откуда взялись японцы, где они скрывались все это вре-мя. Я думал, что они сказка. Как Формозское королевство. Америка это еще понятно, ее хотя бы открыл Колумб, а тут… … японцы сделаются очень сильны. И у них особый вид благородст-ва. Они всегда нападают исподтишка, бьют ножом в спину, это важно знать. Порт-Артур, Перл-Харбор… … а их летающие железные ящики похожи на те, что явятся обратно на Землю в конце посчитанных времен? … нет, нет даже слегка не похожи, когда мы дойдем до конца времен и вы метр увидите с вершины общего смысла всю историю как какую-нибудь карту Прованса, тогда сможете немного понять какие силы будут в руках человеков через тысячи лет. Тогда, в половине двадцатого века, они только начнут высвобождаться. Умные люди в разных странах догадаются, что самое великое скрыто в самом малом, и если раскрошить самое мел-кое, можно взорвать все. Открытые Колумбом американцы сбросят с же-лезных летающих ящиков две бомбы на японские города и в миг, один миг не станет двести тысяч человек. Сто Эксов исчезнет в мгновенном огне. В начале августа 1945 года…

… я предугадывал в своих размышлениях бедствия царств и наро-дов, я считал себя самым мрачным из людей, потому что вижу больше всех, но чтобы один миг… это хуже чумы…

… Но оставим рассуждения и причитания, метр. Что-то подсказыва-ет мне, что у нас не так много осталось времени для работы, а мне хоте-лось бы рассказать все, иначе я просто не выдержу…

… погоди, я окуну пальцы в вино, они немеют все время. Я пишу уже больше суток непрерывно.

Люк опять уселся на скамью у конюшни. У него уже не было сил бояться. В предрассветной тишине пискнула первая птица. Проскрипели колеса повозки с северной стороны усадьбы - молочник отправился на свою ферму к первому удою, зазвенели цепи колодезных воротов за садо-вой оградой - подмастерья кожевника начали выгребать воду из колодцев для промывания новой партии шкур, то-то будет вони, когда ветер дунет с их стороны! И раздался тихий, не громче кошачьего царапанья стук в калиточное окошко. Господин Люк приблизился к нему ухом, и через неотворенную створку просочилось сообщение, сказанное неизвестными губами - мадмуазель Миранда умерла. Господин Люк замер как соляная статуя там, где стоял. И ему показалось, что замерло и все вокруг. И телега, и птицы, и колодезные вороты. Сам воздух над усадьбой, над городом, над всем Провансом оцепенел. Только в кабинете продолжалось кипение слов.

… одиннадцатого сентября 2001 года два самолета, очень больших, с сотнями людей на борту, один за другим врежутся в два самых высоких здания бывшего Нового Амстердама, который к тому времени будет называться Нью-Йорк, после войны, которую англичане давным давно выиграют у голландцев… но не будем возвращаться. … сейчас, сейчас, я привяжу перо к пальцам, я их совершенно не чувствую… … Багдад в девятый раз в своей истории будет захвачен и разграблен в 2003 году солдатами, прибывшими из-за Атлантического океана… … в декабре 2004 года гигантская волна, что зародится в середине Индийского океана, единым махом смоет с побережья Индонезии, Малайзии и Таиланда триста тысяч человек… …в ноябре 2006 года местная монахиня Мария Симон Пьер исцелится от неизлечивомй болезни Паркинсона посредством молитвы в адрес папы Иоанна-Павла Второго… … постой, постой, что значит местная? … родом из этого города, из Экс-ан-Прованса. … Господи! … в ноябре 2008 года новым президентом Соединенных Штатов… … будет во второй раз в человеческой истории применено ядерное оружие. По семи пунктам, заряды в сто пятьдесят, и четыреста килотонн. Первоначальный эффект покажется не таким уж катастрофическим, но по-степенно нарастающие изменения атмосфере… … постой, постой, я не записал дату, когда это произойдет? … это случиться 17 мая…

Скрипнула дверь кабинета. Звук был настолько непривычен для слу-ха Нострадмуса и Кассандра, что они вздрогнули и обернулись. В дверях стоял бледный, идиотски улыбающийся Люк. Несколько секунд он не мог вымолвить ни слова, глядя на восковые сталактиты выросшие в разных частях стола. Некоторые еще курились. Всюду, на столе, на стульях на по-лу громоздились горы исписанных, пересыпанных цветным канцелярским песком листов. Воздух в кабинете был не просто спертый, но как бы завя-занный на узел. - Что ты, Люк? Ты нам мешаешь. - Это сказал не метр, а Кассандр, и таким властным голосом, что лакей дополнительно к испытываемому ужа-су, еще и растерялся. - Так говори же! - Метр махнул на него рукою с примотанным к ней пером. Капли чернил хлестнули по бледной щеке. - Миранда умерла. - Мы не успеем. - Сказал огорченно Кассандр. Метр болезненно морщась встряхнул правой рукой. - Ты, Люк, иди к воротам. Если кто-то явится, попытайся задержать его как можно дольше за воротами. Думаю, что-то около часа у нас еще есть. На чем мы остановились? Кассандр пожал плечами. … в ноябре 2008 года новым президентом Соединенных Штатов будет избран…

Выйдя из кабинета, Лакей старательно приложился к бутылке с вином. Ему стало почему-то легче. Впрочем, понятно почему. Ему показа-лось, что он переложил теперь ответственность за порядок развития собы-тий со своих плеч, на более титулованные плечи метра. И тот, кажется, собирается как-то действовать. Может быть, и совет подаст, что делать дальше ему, господину Люку.

Приказано было следить за воротами. Что там может быть в такую рань? Тишина стояла полнейшая, как бы даже более дистилированная, чем полчаса назад. Помахивая бутылкой взятой за горлышко, Люк подошел к воротам. Приложил ухо к старинным, уже нагретым утренним солнцем доскам. Ворота ничего не сообщили, они оставались всего лишь воротами. Люк отодвинул узкую щеколду, что запирала смотровую амбразурку в ка-литке, и выглянул.

Улица Кожевников была полна народу. Набита как кишка фаршем. Во всю свою плавно искривляющуюся длину насколько хватало глаз. Во главе стоячей процессии располагались его высочество маркиз де Лувер-тюр, господин прево и его преподобие. Люк хотел было инстинктивно спрятать свой наглый глаз, присесть, задернуть амбразурку, но понял, что вся эта толпа отлично его видит, и хитрить больше не имеет смысла.

- Открывай, и позови своего господина! - Громогласно приказал маркиз.

Люк выполнил оба требования, но в обратном порядке. Сначала позвал хозяина, потом, когда и метр и его собеседник подошли к воро-там, распахнул створки.

Скрип, издаваемый ими при распахивании, был самым сильным звуком в гнетущей тишине утра. Нострадмус стоял чуть впереди строя своих домашних, немного разведя руки, так что широкими руками одеяния словно бы прикрывал их. Маркиз кривил щеку и презрительно дергал усом, на лице его преподобия читалась мудрая грусть, глава города решительно сдвинул брови - ему предстояло действовать, и он хотел счи-тать себя готовым к этому.

Строй стражников за спиной сановной троицы смотрелся внушительно в своей вооруженной неподвижности.

Надо было сказать слово и сделать первый шаг, чтобы событие начало развиваться. И началось все это совсем не с той стороны, откуда ждали. Обойдя правый фланг выстроенной стражи выбежали вперед с во-плями трое молодых мужчин, отец и братья Фафье. Они накинулись не на Кассандра, над способами защиты которого от немедленной расправы су-дорожно размышлял Нострадамус, а на господина Люка. Здоровенные кре-стьянские кулаки обрушились на его голову, под деревянными башмаками хрустнула как тростинка шпага наглого лакея. И уже поднялись булыжни-ки, чтобы обрушиться на красивую кудрявую башку, когда, наконец, вмешались стражники по приказу господина прево.

Нострадамус с удивлением смотрел на происходящее. Пока было не понятно, дает ли ему выгоду этот новый поворот сюжета, или усу-губляет общее положение.

Пока разъяренную троицу оттаскивали от распростертого на пыльной дороге господина Люка, и метр и все остальные, стоящие в пер-вых рядах, услышали, что стало причиной этого бурного семейного гнева. Найдено обесчещенное тело девушки Жюли Фавье неподалеку от семейной фермы. А рядом с телом, при утреннем осмотре найдены несомненные доказательства, что сие жуткое преступление совершил не кто-нибудь, а лакей метра Нострадамуса. И медальон, и обрывок ткани камзола, и известный всему городу венецианский кисет для благовонного порошка, которым так любил похваляться сладострастный марселец.

Шестеро стражников держали за руки мужчин дома Фавье, еще двое подняли с земли и связали руки господину Люку. Он ничего не отрицал, он только загадочно и презрительно улыбался. Вполне возможно, что так проявлялось состояние шока, в котором он пребывал. Метр не стал у него спрашивать, справедливы ли возведенные на него обвинения.

Господин прево объявил, что преступник будет немедленно препровожден в тюрьму, завтра на рассвете состоится суд, и наказание, если су-дом будет решено, что этот человек заслуживает наказания.

Папаша Фавье рычал и исходил слюной, требуя расправы немедленной и кровавой.

- Уведите! - Приказал господин прево, и велел остальным стражникам присоединиться к конвою, дабы возмущенные жители не уст-роили самосуд над подозреваемым. И опасения эти были небезоснователь-ны. Двойное оцепление плыло неким кораблем вверх против бурного тече-ния народного гнева, что стекал к дому метра по улице Кожевников от са-мого центра Экса. Даже находящегося за стеной сверкающих лат, господи-на Люка умудрялись, щипать, пинать, плевать в него, закидывать мелкими камнями. Так что до тюрьмы он добрался едва-едва в живом виде.

- Но это еще не все! - Объявил господин прево, когда лакея Люка удалили.

- Не все?! - С намеренно преувеличенным недоумением в голосе спросил Нострадамус. Он все время краем глаза следил за его высочест-вом, и ему уже начало казаться, что маркиз, оставил свои прежние намере-ния на счет Кассандра. Хотя бы из-за тех опасений, что должны были у не-го возникнуть после истории с капитаном Гравленом. К тому же, надо ведь заметить, что господин королевский пристав не просто погиб, он в частно-сти перестал поддерживать обвинительное намерение маркиза фактом сво-его присутствия. Маркиз должен будет вершить свою месть, подкреплен-ную лишь собственными домыслами, опираясь на свой хоть и немалый, но одинокий авторитет.

Но господин де Лувертюр, молчавший, на всем протяжении душераздирающих народных сцен, решительно вышел вперед, и подтвер-дил слова главного городского магистрата.

- Не все! Теперь мы займемся судьбой этого молодого человека. Господин прево, в вашей тюрьме найдется еще одна камера?

Глава города неохотно, но кивнул, стараясь при этом не смотреть в глаза Нострадамусу.

- И думаю, наш городской суд в состоянии за одно утро рассмотреть сразу два дела.

Господин прево снова кивнул.

- Но стражники же все уже ушли! - Схватился Нострадамус за последнюю соломинку.

Маркиз мрачно улыбнулся ему.

- Я сам окажу господину Кассандру эту честь - буду его стражником.

Лицо ученого потемнело толи от гнева, то ли от отчаянья, это-го было не понять.

- Тогда, с вашего разрешения, господа, я буду своим собственным привратником.

И Нострадамус начал запирать ворота своей усадьбы, показывая, что на сегодня всякие разговоры окончены.

Суд происходил на втором этаже здания магистрата, при полном составе суда, при наличии всех членов городского правления и знат-нейших горожан и дворян округи. Метру Нострадмусу нашлось место на задней скамье, он выглядел усталым, сидел углубившись в самого себя, и ни с кем не хотел встречаться взглядом или обменяться словом. Он провел очень тяжелую ночь накануне. То, что не спал, это понятно, многие не спали в эту ночь, и господин маркиз, и родственники убитой девушки, и, вероятно, оба заключенных. Но вряд ли кто-то из них так много в эту ночь трудился как господин ученый. Опять полыхали свечи в кабинете до само-го рассвета, в натруженных пальцах Нострадамуса по большей части рабо-тало не перо, хотя и к нему приходилось обращать время от времени, но большая стальная игла, заряженная толстой суровой ниткой. Метр сводил в примитивный переплет сделанные за предыдущие два дня записи. Их оказалось даже больше, чем он ожидал, пачки исписанных листов валялись повсюду, без порядочной нумерации и оглавления. Если не обработать эту гору записей хотя бы самым общим образом прямо сейчас, потом с нарастающей путаницей можно будет и не справиться. Ведь этот архив придется прятать от посторонних глаз, что-то может при разрозненном хранении во-обще потеряться, что-то могут вульгарно похитить. Метр понимал, что от наплыва влиятельных гостей ему не уберечься, после завтрашнего суда. Странно, что ему дали на откуп даже эту единственную ночь. Он сам на месте прево и маркиза приказал бы опечатать усадьбу как место преступ-ления.

Уже перед рассветом Нострадамус закончил работу, засунул огромную рукопись в простой дерюжный мешок и лег отдохнуть, засунув его себе под голову. Исколотые пальцы держал во рту. Но успокоение не наступило. Он вскочил и бросился бродить по дому с мешком наперевес в поисках укромного места для надежного захоронения его. Обычные до-машние тайники, естественно не годились для этого. Этот дом прозрачен для взора слишком многих людей. Выйти же с мешком за ограду он не мог, тут же бросишься в глаза кому-нибудь.

Лучшим из худших решений показалась выгребная яма за до-миком садовника, куда сгребались опавшие листья. Метр вырыл в них яму, уложил туда свою драгоценность, и присыпал сухими листьями. Сейф не больно надежен, но пока лучше не отыскать.

И после этого не смог задремать. Новая тревога стала дони-мать его. Сшивая летопись будущего в единую книгу, он делал это в неко-тором умственном бесчувствии, в тупом спасительном автоматизме, теперь же неизбежно накопившееся впечатление стало как бы нарывать внутри его души. Потрясенный вдруг образом единой гармонической и ужасающей картины, что очнулась в нем, он со стоном сел на потном сво-ем ложе и вперился во тьму спальни.

На скамье в судейской зале он сидел все в том же состоянии. Господин прево, его преподобие, его светлость время от времени поглядывали на него, потом обменивались непонимающими взглядами. В состоянии метра им виделось что-то непонятное и раздражающее. Это особенно было неприятно на фоне того человеческого гула, что стоял на площади перед магистратом. Там собрался весь город. И он не безмолвствовал таинственно как на улице Кожевников перед воротами усадьбы Нострадаму-са, он заявлял о своем праве на скорую справедливость. Это невидимое на-родное присутствие придавало особенную ответственность каждому слову, что должно было прозвучать в судейской зале.

Стражники во главе с сержантом ввели в залу обвиняемых. Они были очень не похожи друг на друга, хотя и пребывали сейчас в схожем гражданском качестве. Господин Люк, был отвратителен, мало того, что в синяках, кровоподтеках, он как будто был переломан внутри и висел как грязное платье на вешалке собственного скелета. Кассандр был споко-ен, ясен, почти безмятежность была в его взоре, и даже слишком простая и несвежая одежда его не портили. Господин Люк был воплощенная вина, Кассандр почти явная невинность. Кроме того, лакей как бы усох и сгор-бился, в общем, стал явно мельче, в то время как юноша смотрелся даже крупнее, чем в обычной жизни. Он явно выделялся своими размерами сре-ди массы собравшихся, его не принадлежность к их роду выглядела просто вопиющей.

Судья тяжко вздохнул. Он был стар и опытен, и понимал, что от этого дела ему не будет прибытка и радости.

Первым слушали про насильника лакея. Он в насилье признал-ся сразу, правда норовил его выдать за простое соблазненье, мол, девица легко дала себя выманить из под домашнего крова в лесную сень, что у замка де Лувертюр, а там началась обычная любовная игра.

- И потому у вас так изорвана одежда на рукаве и предплечье исцарапано до крови женскими ногтями? - Грустно спросил судья. - А голова ее раскроена, потому что она сама ударила себя камнем по затылку?

Родственники Жюли мучительно замычали в рядах. Так что сержанту пришлось скомандовать своим людям и они страшно ударили в пол древками копий. Это прибило волну гнева.

Люк утверждал, что уже "после всего", девушка кинулась прочь, споткнулась, и сама нанесла себе смертельную рану. В общем, с отвратительным убийцей Люком покончили быстро.

Метр так и не посмотрел в сторону обвиняемого и судьи, он даже закрыл глаза, засунул в рот два наиболее распухших пальца, и был похож на ребенка что-то комбинирующего в уме. Господин Жиро пока-зал его преподобию глазами на ученого, и глазами же спросил, что могут означать эти обсасываемые пальцы, и в целом это таинственное поведение. Кюре нахмурился, он ничего не ответил, но кажется, у него был ответ.

И тут стали допрашивать Кассандра.

Вопросы были все те же. Про чуму, про беременность Миранды, про град в Пасти.

Маркиз пересел ближе к судейскому возвышению и вперил свой взгляд прямо в лицо старому вершителю правосудия. Еще накануне у них состоялись два разговора. Маркиз довел до сведения его чести, что этот благообразный юноша несомненно ведьмоподобен по своей сути. Он не предсказывает, но навлекает события. И поскольку большая их часть обращена так или иначе против рода де Лувертюр - смерть мужа Миранды, смерть самой Миранды, смерть капитана Гравлена, призванного маркизом в свою поддержку, то значит, главным истцом является именно он, маркиз де Лувертюр. Тем более, что и происхожденьем данный обвиняемый свя-зан с тем же самым домом, ибо был обнаружен в качестве громадного го-лого подкидыша на его маркиза земле.

- Всем известно мое уважение к науками просвещению, мои опыты, и мои лаборатории достойны стен лучшего университета, и именно меня избрал враг рода человеческого для своей изощренной мести. Свое исчадье он подложил на моей дороге. Согласитесь же, ваша честь, что ни-кто, и ничто не может, кроме самого Господа Бога, так точно ведать все детали будущего. Мы не может ни за каким обычным человеком признать такую способность. Объяснение тут одно - участие дьявольской силы, подтасовывающей события так, чтобы они выглядели предсказанными. Да, сознаю - парадокс, я - ученый, и на стороне черта, но черт, в данном случае это единственное наше спасение. Я никого, и ничего не боюсь, я прини-маю вызов. Отдайте мальчишку мне, и я очищу воздух Прованса от сквер-ны. В противном случае нам придется постоянно жить в ожидании то гра-да, то чумы!

Эти речи, в значительно более расширенном и страстном варианте, произносил маркиз перед судьею накануне, кстати, не забывая упомянуть, что "правильное" судейское решение будет щедро одобрено из личных имуществ дома де Лувертюр. Теперь он своей молчаливой настой-чивостью подтверждал все сказанные накануне слова.

Судья вздохнул. Слова маркиза о черте, его убеждали не полностью. И вообще, очень странно, почему на эту тему так много распина-ется известный алхимик и вольнодумец де Лувертюр, и помалкивает его преподобие. В конце концов, все решило одно привходящее обстоятельство. А именно то, что метр Нострадамус, как спаситель города Экса в данном случае сам оказывается окончательным судьей и распорядителем судеб. Он может помиловать юношу, даже если городской суд его осудит. Хитрость извинительнее в старости, чем в других возрастах. Пойдем навстречу его светлости, решил его честь. И объявил, что суд приговаривает юношу, носящего прозвище Кассандр к смерти, через отсечение головы.

Все знали, что это не конец процедуры. Все знали, что послед-нее слово должно быть произнесено метром Нострадамусом, и, предпола-галось, что это произойдет не здесь в зале, а на ступенях крыльца здания магистрата, при стечении народа. Этого требовала и традиция, хотя мало кто из горожан мог вспомнить, когда к такому виду судилища прибегали последний раз.

И родственники зверски убитой девушки, и господин маркиз в числе первых покинули зал суда. У них были готовы свои планы развития событий сразу после оглашения выбора метра. И папаша Фафье и госпо-дин маркиз со своими слугами встроились в передние ряды разгоряченной толпы, чтобы быть как можно ближе к тому месту, где выставят осужден-ных.

Вышел господин прево, вышел его преподобие. Появился судья. И заговорил слабым голосом, который тут же превращался городским глашатаем в огромные слова, далеко разлетавшиеся над притихшим людским морем. Глашатай рассказал горожанам то, что они и так уже пре-красно знали. Люк или Кассандр? Кому предстоит выжить, а кому уме-реть? Люк был отвратителен всем без исключения и повседневным своим заносчивым поведением, марсельской повадкой, и уж конечно учиненным им грязным зверством. Но и юноша предсказатель не вызывал ни у кого особой симпатии. Люди маркиза так долго и так упорно твердили, что это от насланной им порчи произошла недавняя чума, что массовое мнение стало склоняться к этой версии. Смерть же Миранды, задолго предсказанная, и своей предсказанностью всех ужаснувшая, окончательно укрепила народ в мысли, что мальчишка опасен. Не отвратителен как Люк, но ника-кой симпатии не вызывает, несмотря на свой полуангельский вид. Оста-вить его в живых было бы неким вызовом горожанам. Но не оставлять же, в конце концов в живых кровавого лакея!?

Вывели обоих на крыльцо. Руки у них были связаны за спиной, каждого держали за предплечья по два стражника.

По толпе прокатился рев, и она пришла в движение, особым способом, не сдвинувшись с места ни на шаг. Волны напряжения пробира-ли ее, заставляя подниматься сотни рук и открываться сотни ртов.

Вышел метр. Голова его была опущена, глаза было не разгля-деть, но шел он так, словно они были закрыты. Он остановился на краю самой высокой ступени.

Глашатай еще раз распространил сообщение над толпой, что именно сейчас должно произойти самое главное. Только после этого Нострадамус поднял голову. Ничего особенного в его лице не было, разве что было оно немного бледнее, чем обычно.

- Итак, кого вы определяете помиловать, по праву спасителя города, метр Нострадамус? - Проскрипел судья.

- Итак, кого вы определяете помиловать, по праву спасителя города, метр Нострадамус?! - Прокричал глашатай.

Спаситель города не стал выдерживать терпение толпы, и ска-зал быстро, как человек, который, наконец, решился, и хочет забыть по-скорее мучительную ситуацию выбора.

- Я определяю помиловать моего лакея Люка!

Даже глашатай, который должен был играть в этой ситуации роль всего лишь голосового механизма, запнулся, и утратил дар крика. Его сообщение, что прощен должен быть Люк, едва коснулось первых рядов. Папаша Фафье и его сыновья не поверили своим ушам, и в этом была их ошибка, потому что маркиз поверил сразу, и первым сообразил, что тут нужно делать.

Когда повторное, полноценное сообщение глашатая еще только раскатывалось над булыжниками человеческих голов, люди его светлости, уже бросились по его приказу вперед, и вцепились в Кассандра, вырывая его из рук стражников. Таким образом, они невольно перекрыли дорогу папаше Фавье и он, поклявшийся, что негодяй Люк будет зарезан при любом исходе суда, натолкнулся со своими людьми на кучу людей марки-за. Сержант, сообразивший, что сейчас может случиться, отдал команду своим людям, чтобы они немедленно втащили Люка обратно в здание магистрата. Вслед за стражей поспешили укрыться за крепкими дубовыми дверями и все представители городской верхушки. И прево, и кюре, и судья. Нострадамус тоже к ним присоединился. Не только следуя настоятельному совету судьи, мол, возбужденные горожане могут неправильно оценить его выбор, и, находясь в возбуждении… у метра были свои причины для того, чтобы поспешить в магистрат. Он догнал стражников. Велел им развязать руки лакея. Тот рухнул на колени и кинулся целовать пыльные края одежды своего спасителя.

- Оставьте нас. - Сказал Нострадамус, не оборачиваясь. Но это было лишнее. Все и так спешили по лестнице наверх, на балкон второго этажа, дабы оттуда увидеть окончание драмы. Кому могли быть интересны нежности объединяющие убийцу и его странного спасителя.

- Слушай меня внимательно, Люк. Тут есть задний выход.

А с балкона тоже можно было увидеть немногое. Вид бесную-щейся толпы, которая в одном месте была гуще, чем в прочих, там и шла расправа, начатая людьми маркиза. Над этим местом взлетали самые яро-стные крики, быстрые кулаки, и ошметки то ли одежды, то ли прямо куски плоти. Наконец, дело свершилось. Сгусток толпы вдруг распался, образуя лакуну. Посреди нее, в неестественной позе, с дико вывернутыми клонеч-ностями, лежало тело Кассандра. Голова его была невероятного размера, это впечатление рождала лужа крови, вылившейся из раздробленного черепа. Такое впечатление, что именно с головой, заключающей в себе всю опасную заразу, все вредные способности и сражались подручные маркиза.

Стоявшие на балконе молчали.

Толпа, вдруг резко утихла, и начала стремительно растворять-ся, и уже через несколько минут, ничего, кроме растерзанного тела, нескольких тряпок, палок и камней, валявшихся то тут то там, ничего уже и не напоминало о событии.

Дольше всех оставались на площади мужчины семейства Фа-вье, но и им было ясно, что свой шанс они упустили. Стражники, располо-жившиеся на крыльце и подле него, всем своим видом показывали, что больше они никакого стихийного беззакония не допустят. Вход в здание магистрата на сегодня запечатан.

Внутри здания продолжали развиваться некие события.

Господин прево пригласил собравшихся господ к себе, чтобы "за стаканчиком вина" обменяться мнениями о случившемся, и решить до какой степени дело можно считать завершенным. Одним словом, всем хо-телось узнать, почему господин ученый поступил так, а не иначе.

Расселись у открытого окна за большим столом, посреди кото-рого оборотистый слуга уже поставил поднос с наполненными серебряными кубками.

Последним вошел господин маркиз, и объявил, хотя у него ни-кто и не спрашивал, что задержался он, потому что отдавал распоряжения в связи с телом " внезапно усопшего".

- Я решил, что его отнесут в деревянном ящике ко мне в замок, и оно останется там под присмотром, до появления явных признаков тле-ния.

Никто не возразил, и не прокомментировал эти слова. Маркиз немного обижено дернул бровью, взяв бокал, сел к столу.

Молчание длилось не долго.

- Вы ничего не хотите нам сказать, метр? - Поинтересовался его преподобие.

Нострадамус посмотрел на него исподлобья. Потом приблизил к губам воспаленные пальцы левой руки и подул на них.

- Да, да, я именно об этом! - Вдруг возвысил голос его препо-добие.

Маркиз обалдело вертел головой. Судья вздохнул. Господин прево насупился.

- Что вы имеете в виду? - Глухо спросил Нострадамус.

- Я сразу обратил внимание, что у вас исколоты пальцы так, словно вы всю ночь шили лошадиную сбрую.

- Я не шил лошадиную сбрую.

- Еще бы! Вы переплетали рукопись. Рукопись, составленную со слов Кассандра. Он сам замолчал, надеюсь навеки, но вы записали все его предсказания.

- Он опасный человек, - сказал господин прево, вставая, - вы это поняли, и решили убить его, дабы он больше не мог пытать нас своими предсказаниями. Он куда страшнее, чем этот грязный сладострастник Люк. Вы боялись, что мы сами не решимся это сделать?

Кюре то же встал.

- Вы прежде других поняли, какую опасность таит в себе этот человек, ведь с помощью своих слов он мог поколебать самые устои нашей жизни. Никакое правление не устойчиво, если известен его срок. Всякая жизнь превращается в ад, если становится известен день смерти.

- Он никогда сам ничего не говорил, если его не попросить. - Тихо сказал метр.

- Да, - подтвердил господин прево, - но нашелся один глупец из стражников, смеха ради, поинтересовался когда умрет, теперь ему не до шуток.

- Я не могу понять, в чем вы меня обвиняете?

- Пока ни в чем, - сказал кюре, - и если вы немедленно выдади-те нам рукопись книги, к вам вообще не будет претензий.

Господин прево подошел к метру вплотную, держа сухую руч-ку на эфесе своего декоративного кинжала. Маркиз, наконец, сообразив-ший, что к чему, вскочил, и встал рядом. И на два дюйма вытащил свою шпагу из ножен.

- Метр, дружище, а вы не простак, хотели сами все заграба-стать, извольте поделиться. Мы запрем эти бумажки в магистратуре, и… я уже вижу сто способов их достойного применения. Представляете, сколько сможет заработать гадалка, сидя на такой книжке! Да мы золотыми кирпичами вымостим улицы Экса.

- Прекратите, ваша светлость! - Резко оборвал его кюре. - Эта рукопись будет немедленно, под самой серьезной охраной отправлена к Святому Престолу. Только там я вижу достаточно компетентных и духов-но просвещенных людей, способных дать верное применение этому документу.

Маркиз поморщился.

- Да, уж, распорядиться…

- Не святотатствуйте, ваша светлость.

Маркиз отмахнулся, мол, да, не святотатствую я, и отошел в сторону, кусая губы, явно уже прикидывая что-то в уме.

- Идемте немедленно, метр. - Сказал господин прево. - Не за-хотите же вы сопротивляться властям?

- Не захочу. - Сказал Нострадамус, вставая.

Уже через минуту внушительная процессия пересекла пустын-ную улицу, прошла по улице Риу, и свернула на улицу Кожевников. Шли не слишком быстро, но явно поспешая. По большей части помалкивали. Только маркиз, видимо, не умевший этого делать, развязно разглагольствовал. Подробно рассказал метру, как тот поразил его своим "финтом", и о том "какой жилистой тварью" оказался этот якобы невинный юноша-предсказатель. Странно, но его, казалось, почти совсем не волновал тот факт, что вчера он потерял любимую дочь. Это можно было объяснить только одним - он поверил в то, что ее потеряет уже в тот момент, когда услышал предсказание о смертельных родах. А может, таким образом про-сто сказывался, его вздорный нрав.

Город как будто вымер, несмотря на полуденный час. Застав-ленные окна, запертые ворота. Впрочем, калитка усадьбы Нострадамуса была не закрыта. Метр только толкнул ее, и она отворилась. В нос ему, и всем вслед за ним вошедшим ударил запах горелого. Самый настороженный из всех, господин кюре, кинулся в сад, и обнаружил там дотлевающее кострище. Среди углей, явно угадывались очертания сгоревших листов бумаги. Сожжено было старательно. Его преподобие, схвативший палку, дабы порыться в черных останках, отбросил ее - бесполезно!

- Люк! - Зычно крикнул маркиз, обернувшись к дому. - Него-дяй, ты где?!

Нострадамус отрицательно помотал головой.

- Бесполезно. Он уже далеко. В конюшне нет коня.

- Что тут произошло? - Просипел чуть поотставший и при-позднившийся судья.

Метр ответил не только на его вопрос, но и на немые вопросы всех остальных.

- Я сходил с ума всю ночь. Чем дальше, тем больше я понимал, каким кошмаром грозит нам этот человек. Я принял половинчатое решение - дать его убить, но не дать погибнуть рукописи, в которой запечатлено все важное будущее всех народов. Рукопись не болтлива, ее можно держать под спудом, и использовать только для благих целей, для предотвращения бедствий, массовых болезней и тому подобное. Без вмешательства в личные судьбы. Но уже там, на суде я понял, что это глупость. Ру-копись, это ящик Пандоры. Когда-нибудь он обязательно попадет из честных рук в преступные, и тогда наступит конец света, раньше, чем его за-планировал Господь.

- И вы послали Люка…

- Да, ваше преподобие, я взял с него честное слово, что он со-жжет всю эту исписанную бумагу, и исчезнет из города на моем коне.

- Как же он решился идти по городу у всех на виду. - Не пове-рил маркиз. - Все готовы были его разорвать.

- Все горожане были на площади в тот момент, и он легко про-брался боковыми улицами. А из усадьбы прямой выезд в пригородные поля.

Больше вопросов никто из отцов города не задавал. Все молча разворачивались и шли к выходу. Последним шел господин прево. Он, не останавливаясь, бросил через плечо.

- Должен вас предупредить, что право городского сеньора носит одноразовый характер, метр.

- Я скоро уеду. - Кивнул Нострадамус.

- Эй, приятель, дозволь я сяду к тебе на козлы?

- Валяй, вдвоем веселей.

Возница чуть потеснился на своей скамейке, и с ним рядом уселся веселый, чуть пьяноватый, и разукрашенный самыми разнообраз-ными синяками господин Люк.

- О, - воскликнул он, - какая удивительная встреча! Помнишь, как мы вояжировали с тобой в Экс-ан-Прованс?

Возница-весельчак узнал, не без труда нового своего пассажи-ра. Лицо его помрачнело.

- Что, опять гоняетесь за какой-нибудь чумой? Где твой уче-ный господин?

- Да, нет, я один. Нет господина, нет коня…

Люк жизнерадостно поглядывал по сторонам.

- А куда направляешься? О том, кто тебя наградил всеми этими украшениями, я спрашивать не буду.

- Направляюсь куда? В Салон де Кро-ан-Прованс. Знаешь этот город.

- И неплохо.

- Может, расскажешь что-нибудь о даме по имени Анн Понсан Жермелла?

Жюве слегка взбодрил своих лошадок легким движением кнута, потом сказал.

- Что о ней можно сказать? Вдова. Богата. У нее одна из лучших гостиниц в городе. - А не знаешь, не нужен ли ей лакей, а при нем очень ученый господин? - Это уж ты сам. Но твоем месте, я бы подождал к ней являться, пока не очиститься твоя рожа.

Спустя десять лет после вышеописанных событий, в здания магистратуры Экса вошел тяжелый, обрюзгший, одышливый человек, ма-ло напоминающий собою прежнего бравого маркиза де Лувертюр. Мед-ленно, с остановками поднялся он на второй этаж, и направился прямо в кабинет мэра. Войдя он нашел там не только главу города, но и кюре Гри-маля, который за эти годы странным образом почти не изменился, только кожа стала пергаментного цвета и глаза все время слезились. Господин прево, так же как и его честь, судья на процессе Кассандра давно уже пре-бывали за кладбищенской оградой. Новый мэр был человек молодой, но из тех, кто отлично помнил события того мятежного лета 1545 года.

- Ну, что, дождались?! - Грубо обратился маркиз де Лувертюр к его преподобию и достал из кармана книжку, и громко продолжил гово-рить, потрясая ею в воздухе. - "Пророчества господина Мишеля Нострадамуса", каково!?

Но тут же он заметил, что на столе перед мэром и кюре лежит точно такой же том.

Маркиз сел, и стал вытирать обильный пот со лба и шеи.

- Он сошел с ума!

Его преподобие тонко улыбнулся и отрицательно покачал го-ловой.

- Нет, что вы, ваше сиятельство. Я прочитал сие творение. Весьма, весьма осторожно написано. Почти никаких имен, почти никаких цифр, причем все стихами. Это, чтобы совсем уж замутить воду.

- Он нас обманул, проклятый выкрест! - Зычно прогудел маркиз. - Он не сжег рукопись, бросил для отвода глаз в саду пару обгоревших листков, а лакей-убийца ускакал с ними неизвестно куда.

Его преподобие опять улыбнулся.

- Не думаю, что рукопись цела. Мне кажется, метр был искре-нен, когда говорил о ней с содроганием. Да и четверостишия его, эти центурии, свидетельствуют скорее о том, что писал он по памяти. Кое что ос-талось в мозгу от лихорадочной диктовки Кассандра. Метр честно старался утаить это опасное знание, но желание им поделиться, сильнее доводов рассудка, и любых страхов. Представляю себе, как он мучился эти десять лет. В особые моменты, уверен, он жутко жалеет, что уничтожил эту книгу. В сущности, она - власть над миром. Он держал ее в руках, и сам швырнул в огонь.

- Вы уверены? - Вздохнул Маркиз.

- Практически, да.

- А кто был этот огромного роста юноша, а? - Спросил мэр.

Маркиз пожал плечами.

- Кто же это теперь знает. О нем не любят вспоминать. Казалось бы, такая тема историй, сказок, но мои крестьяне о нем помалкивают, как будто его и не было.

- Горожане тоже… - Задумчиво сказал мэр.