Михаил ПОПОВ (Архангельск)
Светлой памяти Николая Коняева, Последний император«Наследник будучи горячим патриотом считал хорошим только русское…Он был умён, благороден, добр, отзывчив, постоянен в своих симпатиях и чувствах. При полном отсутствии гордости, его существо наполняла мысль о том, что он – будущий царь, вследствие этого он держал себя с громадным достоинством. По мнению всех близко знавших цесаревича, он представлял по уму и характеру идеал русского царя». Передо мной книга Николая Коняева «Полковник Романов». Томик в мягкой обложке мне недавно послала вдова Николая Михайловича - Марина Викторовна Коняева. Отправляясь в Сольвычегодск, я прихватил книгу с собой и всю дорогу читал её.
Что особенно характерно для прозы и публицистики нашего покойного товарища? Истинно верующий человек, Николай Коняев весь земной мир поверял небесной линзой, на всё смотрел глазами православного человека. Из прозы сразу вспоминается его рассказ «Пётр» - история крепкого духом русского человека. Из новых книг назову «Житие Фёдора Абрамова», в основе которой дневники писателя. Новинка только что вышла в издательстве «Вече», а я знаю эту работу лет пятнадцать. Ещё при жизни Николая Коняева, я обратился к нему с просьбой дать отрывок для журнала «Двина». С этой целью специально ездил из Архангельска в Питер. Николай не просто тогда откликнулся - он подарил мне дискету с рукописью, доверив сделать самостоятельно выбор. Мы опубликовали тогда в журнале две главы, посвящённые концу сороковых - началу пятидесятых годов, когда шла борьба с космополитизмом и двурушничеством. В 2020 году - году 100-летия Ф.А.Абрамова - с позволения вдовы - мы напечатали ещё две главы: в одной речь идёт об его критической статье «Люди колхозной деревни в послевоенной прозе» и жгучей полемике вокруг неё, в другой - о работе над первым романом тетралогии «Братья и сёстры». И вот недавно, до выхода труда книгой, опубликовали концовку - две главы о последних годах жизни Фёдора Александровича и авторское – Николая Коняева - заключение. Здесь речь не об этом издания, но не могу удержаться, чтобы не высказать личную оценку: «Житие Фёдора Абрамова» – самая убедительная, цельная и глубокая книга о моём земляке и выдающемся писателе современности Фёдоре Абрамове. А далее о заявленном издании – книге о Николае II. Что мы знаем о последнем императоре? По характеристикам тогдашней оппозиции как левой так и правой - это был человек слабый, безвольный, вялый, тщедушный. Таким его рисовала не только большевистская пропаганда, но и эсеры и меньшевики, и придворная челядь, и западная, обслуживающая политику, пресса. Это клише стало нормой в советской исторической науке. А что на самом деле? Начал я читать первые страницы, и в памяти возник портрет императора работы Валентина Серова. Помните, пронзительный взгляд и острую искорку в краешке глаза?! Какой живой, наполненный жизнеутверждающей энергией образ! Вот таким, живым и характерным и рисует императора его тёзка - Николай Коняев. Рано узнав тёмные стороны правления династии Романовых, Николай II, с детства укрепившийся в православной вере, положил себе исправить, насколько удастся, нравственное и духовное состояние российского общества. Он предвидел и сознавал, что это будет нелёгкий и даже скорбный путь. Его дед Александр II , освободивший крестьян от крепостной зависимости, пал жертвой люто возненавидевших его помещиков. Они натравили на государя террористов и те устроили на царя подлинную охоту. Бомба Каляева разорвала Александра II в клочья. Отец Николая, долгожданный, подлинно русский царь Александр III, богатырь, надорвался, удерживая крышу взорванного террористами вагона, в котором находилась его родня. Завещание наследнику, Александр III не оставил. Но исповедуясь перед кончиной, он на вопрос священника, сказал коротко: «Он всё знает». И тут не было преувеличения. Николай II входил в государевы дела ещё при жизни батюшки: на многих тогдашних документах его подпись. Борзописцы разных мастей ссылаются на дневники государя, мол, одни пустопорожние записи: погода, стрельба по воронам, прогулки, игра в крокет или лаун-теннис – вот, дескать, все его заботы. И невдомёк им, этим критиканам, что дневнику, как опытный конспиратор, государь не доверял государственных дел и тайн. Коронация Николая II ознаменовалась грандиозной Нижегородской ярмаркой. Ходынку автор поминает, жертвы вниманием не минует, но вины царя в той беде не находит, видя во всём трагическое стечение обстоятельств: погодные условия, недостаточную оперативность полицейского аппарата, а ещё и жадность толпы. Ходынка, по убеждению автора, не заслоняют Всероссийской ярмарки - подлинного смотра достижений народного хозяйства России. Диковинок и изобретений там было во множестве, причём большинство находили практическое воплощение. В ряду прочих автор поминает первый сельхозуборочный комбайн, созданный русским инженером …. Но этим год коронации не кончается. «Заметим тут, – добавляет автор, – что… в развитие идей Всероссийской выставки…была произведена первая всероссийская перепись населения, насчитавшая 120 миллионов населения». Вот так сразу и по крупному началось правление молодого императора: представлен потенциал державы, пути и способы её развития и подсчитано до единой души народонаселение - исполнители державных замыслов. Учёт и подсчёт –прежде всего. Не эти ли тенденции аукнулись впоследствии в ленинских работах о госуправлении! А ещё в эти же поры новый император, продолжая идеи отца, закрепил указом государственную питейную монополию, повернув поток частных капиталов в государственную казну. То-то позавидовал этому шагу один французский сановник. В разговоре с премьер министром С.Ю.Витте он сказал, что такое решение под силу только неограниченному монарху и человеку с «большим характером». Он-то знал, сколько воли требовалось от правителя, чтобы преодолеть препоны влиятельных лиц, чего не удалось во Франции, но, к его, француза, зависти, удалось в России. А золотой рубль, который ввёл российский государь! Тот же Витте подчеркнул в своих мемуарах: «…Россия металлическим золотым обращением обязана исключительно Императору Николаю II». Мало того. Молодой император надумал кардинально поменять геополитические акценты страны. Державный корабль России, запёртый европейскими противниками во внутренних – Балтийском и Чёрном – морях, он решил повернуть на Океан. Это напрямую следовало из завета первого русского учёного-патриота М.В.Ломоносова: «Российское могущество будет прирастать Сибирью и Северным океаном…». Транссибирская магистраль, протянувшаяся от центра до Тихого океана, начата в 1891 году. Причём Николай, тогда ещё цесаревич, лично открыл во Владивостоке строительство Великого Сибирского пути, известного теперь как Транссиб. Есть фотографии. Цесаревич работает лопатой, катит первую тачку земли и затем закладывает первый камень в основание городского вокзала. Но этим его дело не ограничивается. Следом наследник престола возглавит комитет Сибирской железной дороги, и до завершения магистрали будет отслеживать все этапы строительства, внося предложения и деятельно способствуя скорейшему его завершению. Следом протянется, как магнитная стрелка на компасе, Северная железная дорога. Она свяжет Москву с Архангельском и завершится в 1898 году, став государственной. А новые города, которые поднимались на просторах России! Первым таким городом должен был стать Мурманск – Романов-на-Мурмане. Это завещал сыну Александр III. И в первые же после коронации дни Николай II потребовал от правительства обратиться к этому проекту. Династическое окружение под личными предлогами отговорили его от этого шага. Но от завета отца государь не отступился. На Кольском севере были заложены города Североморск (1896), Полярный (1899), а в 1916 года на исходе правления возник и Мурманск. Активно в поры царствования Николая II застраивалась Сибирь: Новосибирск (1903), Бодайбо (1903), Камень-на-Оби (1915). Ещё больше строился Дальний Восток: Уссурийск 1898), Корсаков (1907), Спасск-Приморский (1917), город-порт Дальний (теперь - китайский Далянь). Возникали десятки городов во всех регионах, а старые преображались – в них появлялось электричество, телефон и телеграф, трамвайные линии… Западу многое из российских новаций и не снилось. Потому-то завистливая Европа с опаской и злобой поглядывала на Российское государство, как на разворачивающегося во всю ширь и мощь русского богатыря. Экономика России в пору правления Николая II к концу первого десятилетия XX века росла невиданными темпами - до 9% в год. Тут автору и мне, поскольку я процитировал этот факт, возразил Павел Зарайченко, научный сотрудник Сольвычегодского музея политической ссылки, в обиходе, по-прежнему, называемый Домик Сталина, где я побывал: - А какой ценой? Ведь Россия брала кредиты у западных держав и, по сути, впадала к ним в кабалу. Дело было в передней, которую с осени 1910 по лето 1911 года занимал Иосиф Джугашвили, тогда ещё Коба. Я окинул просторную комнату. У стены не шибко красовитый деревянный диван. Подле него стол с двумя стульями. На стене картина, изображающая 30-летнего революционера Джугашвили, сидящего за столом и что-то пишущего. Глядя на полотно, не трудно представить себе сцену чаепития. У самовара – Коба, а напротив – его соратник, скажем, обликом и годами, как Павел Зарайченко. И вот молодой коллега, отпивая чай из стакана, роняет этот, по сути, риторический вопрос: «А какой ценой росла и растёт имперская экономика? Ведь Россия берёт кредиты у западных держав и впадает к ним в кабалу…». Что ответит Иосиф? Полтора десятка лет профессиональный революционер, Коба уже поднаторел в экономике, читая труды социалистов, единомышленников-марксистов. В экономической гонке, если не хочешь, чтобы твою страну смяли, без займов, пусть подчас и кабальных, не обойтись. Через два десятка лет, став вождём, он подтвердит это практикой. Станки и тракторы Советская Россия будет покупать у Запада, в частности, закладывая произведения искусства. Без Джотто и Тициана обойтись можно, а без хлеба никак. Отстаивать державу от вторжения гитлеровских полчищ придётся немалой кровью. А за танки и самолёты, поступавшие в СССР из США во время Второй мировой войны по ленд-лизу, – валютой, золотом и платиной. Аргумент про кредитную кабалу известный. Однако он, пожалуй, больше политический, чем экономический. Ведь не только на кредитах основывалась экономика России при Николае II. Имелись немалые доходы от экспорта – Россия славилась своей сельхозпродукцией. Развивалась золотодобыча, нефтяная и угольная промышленность… Хотя, что скрывать, были и кредиты. Но… На те, в частности, кредиты Россия перевооружалась, дабы при случае утихомирить алчных кредиторов. «У России есть только два союзника — её армия и флот», - наставлял покойный император, и сын свято исполнял завет отца. Чем бы держава оборонялась, если бы у неё были слабые вооружённые силы! Ведь на её просторы и богатства зарились не только окружающие её страны, но и развивающаяся Америка. Новые виды вооружения (артиллерия, самолёты, грандиозные корабли – крейсеры, линкоры, миноносцы, подлодки) – всё это создавалось невиданными прежде темпами. Не за горами была война. Государь сознавал, что она неизбежна. А далее – о самом главном. На всём протяжении книги автор неоднократно подчеркивает, что Николай II был единственный из Романовых Святой царь. Канонизация его прошла сравнительно недавно, но, как убедительно показал автор, всю свою жизнь последний государь жил по заветам Христа. Положив православную Веру в основу своего государственного правления, Николай II добился грандиозных результатов преображения России, её духовной и экономической составляющей. Нигилизм середины XIX века изжить до конца ему не удалось. Но ведь поколение, родившееся в поры его правления, стало основой Советской власти. Крепкое духом и православной верой оно, это поколение русских людей, силой отлучённое от церкви, стойко несло свой нелёгкий крест. Именно крепкая православная вера, потаённая в двадцатых-сороковых годах, и помогла русскому народу выдержать все испытания - и революцию, и гражданскую войну, и коллективизацию с её раскулачкой, и войну с Гитлером, который подмял под себя всю Европу и черпал из неё колоссальные ресурсы… Крепкая православная вера была оплотом государя. В ней он черпал созидательные силы и стремился наполнить свою державу светом православия. Пример подвижнической веры – создание православного святилища в Дивеево, где просиял великий старец Серафим Саровский. Познав дивный свет, исходящий от этого праведного места, государь настоял на канонизации святителя Серафима. Синод во главе с Константином Победоносцевым медлил, и тогда Николай II волевым решением заставил ускорить процесс канонизации. Далее последовали чудесные знамения. В них было много сердечной радости, но немало и скорби. Тут, оторвавшись от книги Н.Коняева, обращусь к собственным ощущениям. Я впервые побывал в Дивеево в 2015 году. По обители меня водила сестра Неонилла, в миру Нелли Сияцкова, а в нашем литераторском мире – Нелли Зима. *** …Мы стоим с Нелли Витальевной в горнице небольшого дома близ Казанского собора. Вот на этом месте посредине горницы, на этих самых половицах в самом начале ХХ века стояли последний Император и его венценосная супруга. А хозяйка этих простых палат, велевшая перед этим убрать всю мебель, взирала на них с кроватки, окружённая со всех сторон всякими куклами и куколками. Блаженная Пашенька, властительница кукольного царства, не имела недостатка в своих подданных. В её царстве-государстве были куклы самых высоких кровей - фарфоровые, целлулоидные, гуттаперчевые, облачённые в парчу, кружева и пан-бархат. Но она предпочитала самодельные, свёрнутые из мочала, из мешочков, набитых ватой, наряженных в разноцветные лоскутья, раскрашенных химическим карандашом... Экая пасторальная картинка! Ветхая денми старушка играет в куколки: то одну возьмёт да приклонит её головку, то другую да опружит её на колени, а то охватит в объятья, сколь их умещается, да и бросит всех на пол. До чего умилительно. Почти весело, если не смешно. Отчего же при виде этой незатейливой картины рыдает сидящая на ковре императрица? Да толь горько и неутешно, что, кажется, и не бывает отчаянее. А дело в том, что Пашенька (беглая крепостная тамбовская крестьянка, в миру Ирина, в монашестве - Параскева) передала царской чете письмо от Серафима Саровского, оно было адресовано царю, «который прославит его». Письмо хранилось в монастыре со дня кончины преподобного, т.е. с 1833 года, оно было исполнено братской любви и сострадания земной участи Императора и его семейства. А блаженная Пашенька, играючи куколками, предсказала вехи их судьбы: через десять лет на 300-летие династии Романовых - фанфары и салюты, а ещё через пять лет - страшная погибель. Побледневший государь, как умел, утешал любимую супругу, хотя и сам едва сдерживал слёзы. А она билась в рыданиях и твердила одно: « Не верю, не верю, не верю!». И тут словно лучик солнышка проник в горенку. Блаженная Пашенька протянула государыне лоскут красной материи – «Мальчишке на штанишки. Когда родишь, тогда поверишь» – и пояснила, что на следующий год императрица разрешится наследником. Всё так и случилось, как предрекла блаженная Пашенька, – и державный триумф и имперская погибель. Всё, как предрекла блаженная за год, за десять и за пятнадцать лет до грядущих событий. Вот на стене портрет наследника русского престола Алексея Николаевича Романова. Алексей – спаситель, Божий человек. Здесь ему четырнадцать лет – начало юности. На нём двубортный матросский китель, бескозырка с лентами. Это 1918 год, за несколько дней до гибели, точнее ритуальной казни заклания, совершённой инородцами. Какой красивый у нас был бы император! И какую чудовищную смерть ему уготовали пришлецы... Я слушаю тихий говор моей вожатой, почти шёпот. Она говорит, наверное, так, как всегда, когда сопровождает паломников. Но мне в этих обертонах, паузах чудится что-то своё, личное. «Кабы я была царицей...»? Нет. Царицами становятся единицы. Но матерью дано стать каждой или почти каждой. А материнские чувства, данные от Бога, у каждой одинаковые, что у императрицы, что у простой женщины… Нелли Витальевна, моя радушная путеводительница, провела меня по всем усыпальницам блаженных жён дивеевских. Поклонился, прикоснулся… Но судьба одной из них, Пашеньки, особенно зацепила. Потому ли что родилась она ещё при Екатерине Второй, пережила аж пятерых императоров и было ей больше ста лет? Потому ли что она одна из последних в череде православных юродивых? Или же потому, что тогда, в начале ХХ века, на первых его порах, через неё, Пашеньку, Господь дал знать, что стрясётся дальше?.. А знания – так хочется думать – дают возможность что-то исправить, попытаться избежать предсказанного… Я снова обвожу взглядом фото августейшего семейства и опять останавливаюсь на портрете наследника, уже не отрока, почти юноши, что, видимо, подчёркивает флотский китель. Какой красивый бы был у нас император! Какой капитан! Какой державный кормщик! Горло перехватывает, в груди тесно. Ежели бы не цепь несчастий да предательств, не случилось бы Мировой войны, миновала бы Россия новую раскольную смуту... А где-нибудь в 1941 году вступил бы Алексей Николаевич, уже зрелый, 37-летний муж на императорский престол. И цвела бы, наливалась мощью на радость нам, на страх врагам Великая Россия. И достигла бы держава к нынешним годам, как высчитал-предрёк Дмитрий Менделеев, населения в 500 миллионов душ, и никакие бы забугорные кликуши не посмели бы пикнуть поперёк русской воли. Увы, наследник, как точно донесла Божий промысел блаженная Пашенька, родился с изъяном, он страдал гемофилией. Редкой болезнью несвёртываемости крови наследник был помечен не случайно. Уж куда более явственный знак! Ведь гемофилия открылась не просто у наследника - гемофилия в лице наследника поразила будущее России. У него подолгу не переставала сочиться кровь – и Россия стала истекать кровью. 1904 год –кровавая Цусима. 1905 год – кровавая Пресня. 1914-1917 годы – кровавая Мировая война. 1917 год – кровавая революция и массовые расстрелы. 1918-1921 годы – кровавая Гражданская война. Гражданская война грянула по сути с убийства императорской семьи. Расправу над династией совершили инородцы. Они не просто умертвили обречённых, они совершили ритуальное убийство императорской четы, наследника и его царственных сестёр, выпустив их кровь путём заклания. Императрица была безутешна, когда заслышала пророчество из уст блаженной Пашеньки. Стоя на том месте, где она испытала потрясение, я как-то особенно явственно представил Государыню. Не императора, Николая Александровича, а её, Александру Фёдоровну. Как у неё, бедной, должно быть, металось сердце! Ужас от известия о грядущей страшной гибели и следом радость о рождении долгожданного наследника. Это же рассудок может помутиться – вление сына, наследника Российской короны, и следом гибель самой империи! *** А теперь снова – к книге «Полковник Романов». Невесту себе наследник российского трона, выбрал сам, в отличие от отца. Ему было шестнадцать лет, принцессе Алисе – двенадцать, когда они встретились. В двенадцатилетней девочке цесаревич увидел свою судьбу. Чем не история Ромео и Джульетты?! Не в точных коллизиях драмы – в сути. Там запрет для любви сословно-родовой; здесь в несовместимости крови, точнее в генетическом сбое. Это было известно в царской семье, Николай об этом знал, родители его предупреждали и отговаривали. Но не отступился. Наваждение? Порыв? Любовь без оглядки? Так и не совсем так. Точнее – совсем не так. Он понимал, что его сынок, его наследник может получить в наследство не трон, а неизлечимую болезнь. Но как истинно православный человек всем сердцем уповал на милость Божью. Вторая половина книги Николая Коняева - это драма. За 10 лет у державных супругов рождались только дочери - прелестные существа. Но наследника не было. Господь не попускал. Наконец горячие родительские молитвы явили долгожданного сына, увы, как и предрекалось, помеченного недугом. Какой вывод сделали православные супруги? Вымолили сына – теперь надо его отмолить. И ещё горячее принялись творить молитвы. Надо думать, у матери, Александры Фёдоровны, были и минуты отчаяния. Но она скрывала свои переживания. И на обязательных ритуальных торжествах или светских собрания держалось достойно, хотя все чувства и мысли были устремлены к маленькому сынку. А когда Алёша подрос и был впервые выведен в мир, она сияла от счастья. Недуг наследника державная чета тщательно скрывала. Но даже ближний круг – круг романовских кровников – был настолько велик, что утаить такое было невозможно. И тем не менее, слухи, которые исходили от завистливых кровников, не находили широкого распространения. Наследник – уже подросток, облачённый в армейскую суконную форму или в черкеску по росту, застенчиво улыбающийся и молодцеватый, лишал слухи основания. Труднее стало беречься от слухов и сплетен, когда при дворе появился Григорий Распутин – найденный доброхотами сибирский знахарь, умевший «заговаривать» кровь. Тут сплетни обрели дурной тон. Александра Фёдоровна была в смятении. Отлучить Распутина от двора – это лишиться если не панацеи от болезни сына, то хотя бы неотложной помощи, хотя бы надежды на неё… А тут новая беда – война. И хоть её ждали, она грянула внезапно. Первые громкие победы на фронте сменились отступлением. Новым главнокомандующим русской армией был назначен Николай Николаевич, амбициозный дядя императора. Возвышавшийся на полторы головы над строем, лихой на парадах и скачках, он оказался никудышным полководцем. И после очередного крупного прорыва фронта рыдал, как подросток, которому в потасовке расквасили нос. Государь взял командование на себя. Это было летом 1915 года. Родня отговаривала его, в том числе мать, вдовствующая императрица. Но он был не преклонен, осознав, что пришёл его час. Обладающий блестящей памятью, знавший наперечёт всех старших офицеров, державший в уме всю фронтовую диспозицию, он живо навёл порядок в войсках. Старых генералов отправил в тыл, а вместо них назначил командовать соединениями молодых офицеров, проявивших себя в боях. Вдохновляя войска, государь самолично вместе с наследником бывал на передовой линии. Результат не замедлил. Уже первые дни под началом государя принесли успехи: в ряде мест немцы бежали под русским натиском, бросая орудия и пулемёты, целыми подразделениями сдавались в плен… В Английском банке хранились 5 миллионов стерлингов (200 миллионов рублей), положенных на имя государя его покойным отцом. Эти средства он незамедлительно снял со счёта и пожертвовал их на вооружение армии и на нужды раненых и помощь семьям погибших. А ещё тогда же император проехал вместе с наследником по всем военным заводам, устраняя своей волей препятствия для скорейшего выпуска артиллерии, снарядов, пулемётов, стрелкового оружия и амуниции. Всё шло к победе над Германией. Она виделась в июне 1917 года. Шилась новая форма для войск: шинели с «разговорами» - клапанами в русском стиле, мурмолки - шапки с шишаками. В них русские витязи должны были пройти парадным маршем по улицам поверженного Берлина. И это не было прожектом. Все аналитики – и тогдашние, и в поздние поры - говорили о неминуемой победе. Подъём морального духа, подкреплённый новыми вооружениями и амуницией, – это с русской стороны, и упадок во всём - в духе и в оскудении военных закромов – с немецкой стороны. Вот, что было основой грядущей победы. Сознавая, что Россия победит Германию и без Антанты, усилила тайные операции против неё «союзная» Англия. Зашевелились, прикормленные «англичанкой» все оппозиционные партии, русские окопы наводнила подпольная литература, листовки и прокламации. Предательскую позицию заняли завистники из романовского окружения, неведомо на что рассчитывавшие. Свою термитную работу усилили еврейские банкиры… И вот грянул февраль семнадцатого года – буржуазная революция. Императора – помазанника Божия – предали. Предали все. Даже великие князья, их чада и домочадцы запохаживали с красными бантами, в том числе бесславно профукавший военную кампанию Николай Николаевич, дядя императора. Государь остался один на один с враждебной стаей. Нет, он не был один. Глубинная Россия, народ русский в массе своей почитал православную державность. Моя бабушка до конца дней берегла семейный портрет венценосной четы. Рождённая в год их царственного венчания, и венчавшаяся с дедом в год 300-летия Дома Романовых, она почитала эту цветную олеографическую работу наравне с иконами. Только в отличие от образов в красном углу, этот портрет, что висел на видном месте в передней, она прикрывала от случайного недоброго глаза картинкой из журнала «Крестьянка». Если бы такие православные люди, как мои дед и бабушка, Андрей Константинович и Анна Михайловна, сплотились бы округ императора, та алчная стая утонула бы в половодье русского народа. Увы, до Бога высоко, до царя далеко. Не сложилось. Государь отрёкся от престола. Но, видит Бог, он не изменил ни вере, ни отечеству, отрекшись от власти. Он не желал русской крови, остерегаясь гражданской войны. Дальнейшее – год с небольшим – было для государя и его семьи временем земных мытарств. Мелкие душонки, ставшие распорядителями их судьбы, глумились над ними. И первым был небезызвестный Керенский А.Ф., помощник присяжного поверенного, пеной февраля поднятый наверх. Из грязи да в князи, говорят о таких. То ли Хлестаков, то ли мелкотравчатый чеховский персонаж, масон Керенский, вознесённый до главы временного правительства, самолично курировал пребывание Николая II и его семьи под арестом в Царском Селе. Для его амбиций мало было того, что бывший государь находится в его полной власти. Он, как опытный пыталь, всё туже затягивал условия содержания узников, видимо, находя в этом некое удовольствие. Была бы в этом человеченке хотя бы капля милосердия, разве он так бы держал себя с Помазанником Божиим и недужным наследником?! Тогда, в первые месяцы 1917 года в его власти было вывезти «гражданина Романова» подальше от бурлящих центров, переправить, скажем, в Крым, в Ливадию, где находилась мать, вдовствующая императрийца. А там глядишь, и воля… В таком случае Александр Фёдорович Керенский остался бы в памяти народной как спаситель последнего императора. Даже если бы государь отказался принять такой исход, а он скорее всего, отказался бы…Вместо этого Керенский сослал узников куда подальше – аж за Урал, в сибирский городок Тобольск. И в памяти народной остался этаким позёром, пустопорожним брехунцом, калифом на час, который бежал из Зимнего дворца, облачившись в женское платье... Скорбный путь в Сибирь, начало царской голгофы целиком на совести помощника присяжного поверенного, как автор с сарказмом подчёркивает уровень этого персонажа. А там его эстафету подхватили большевики, к той поре взявшие в стране власть. Судьба последнего русского императора, православного царя оказалась в руках Лейбы Троцкого и Якова Свердлова. Свердлов ( по одним сведениям Янкель Гаухманн, по другим Ешуа-Соломон Мовшов ) и обрёк Николая II и его семью на смерть. Для этого затянутого в чёрную кожу большевика, похоже, не существовало никаких моральных ограничителей. Усилить «красный террор», подавить «железной рукой» деревню, «выжечь дотла казачье семя» - вот его сатанинские установки. В том ряду и судьба последнего русского императора и его семьи. На руках этого «дьявола революции», как его называли даже соратники, кровь сотен тысяч казаков – верных служителей Отечества, белых офицеров, справных крестьян. И кровь царя… Кровь Помазанника Божия не могла быть не наказана. Суд Божий свершился скоро - уже в марте 1919 года. Официальной причиной смерти «дьявола революции» была названа болезнь «испанка», свирепствовавшая в те поры. Но ходили слухи, что ускорили её, намяв палачу в кожанке бока, не то орловские, не то харьковские рабочие, среди которых были и казаки… Сарказмом, презрением наполнены страницы книги, где речь идёт о палачах – и тех, кто подписывал приговор, и тех, кто его исполнял. И тихой скорбью те, где повествуется о последних днях и часах царственных мучеников. Вот говорят, что история несправедливо обошлась с последним русским императором. Не история обошлась – искажённый образ истинно православного государя создала тенденциозная прозападная пропаганда. Петра I та же либеральная пропаганда возвеличивает, хотя на строительстве одного Петербурга самодержец положил 1 миллион русских душ, а Николаю II не может простить даже Ходынку. А всё почему? А главным образом потому, что Пётр I ориентировался на Запад, поставив державный корабль в кильватер европейским дворам, а Николай II повернул российский корабль встреч солнцу, избавляясь от алчного и коварного западного мира. Национально ориентированный русский государь, он и наследника - юного Алексея наставлял на это, что видно из эпиграфа. Слава Богу, истина, ослеплённая тотальной ложью, открывает глаза. Одна из убедительных книг, которые очищают образ последнего русского императора от лжи и грязи, - книга православного русского писателя Николая Коняева. Пять лет Николая Михайловича уже нет с нами, но книги его живут и несут в мир свет русской правды.
Красный царь«Когда молодого Сталина впервые посадили в тюрьму за революционную деятельность, его отец Виссарион Джугашвили пришёл к нему на свидание: В Сольвычегодске два музея политической ссылки. Об одном я уже упоминал – это дом, где жил в ссылке Иосиф Джугашвили. А второй – он называется «Арестный дом» - находится в небольшом здании пересыльной тюрьмы, где сиживал и Коба. Вторым музеем заведует Людмила Ивановна Сергеева. С юности комсомолка, активистка, она, несмотря на изрядные годы, сохранила живой, общительный нрав, отзывчивость и доброжелательность. Людмила Ивановна показала мне затворные камеры с обрешёткой, музейные стенды, экспонаты. На видном месте экспозиции оказались две книги. Увидев их, я ещё до конца не осмыслил, почему они меня привлекли. Но потом, когда выпросил их у Людмилы Ивановны на несколько дней, осознал, что это своеобразные вехи на том пути, который привёл меня в Сольвычегодск. Это было поистине промыслительно. От книги о последнем императоре к книгам о первом красном царе – тут же очевидная логика. Одна – фотоальбом «Сталин», подзаголовок «Судьба и эпоха в фотографиях и документах», столичное издательство «Достоинство», автор проекта и составитель Владимир Долматов. Вторая – 2-томник «Сталин. Биография в документах». Автор-составитель Ольга Эдельман под эгидой Федерального архивного агентства Государственного архива Российской Федерации, Издательство института Егора Гайдара. За двухтомник я взялся не сразу. 650 страниц в каждом томе – это тяжеловато и в прямом, и в переносном смыслах. Решил начать с фотоальбома. А открыл – и сразу наткнулся на детскую фотографию Иосифа Джугашвили. Это в пору учёбы в духовном училище Гори. Здесь ему лет десять. И тут моё сознание сделало кульбит. Вспомнилась собственная фотография в таком же примерно возрасте. Я в школьной форме, с белым отложным воротничком стою возле украшенной ёлочки. А позади на стене - портрет Сталина в золотистой раме. Сталина уже нет. Это год 55-й или 56-й. А портрет его – почти в красном углу. Было ли это тогда редкостью? Нет. Портреты вождя висели во многих домах. Ну, даже если бы представить, что портрет вывешивался «на всякий случай», то кто заставлял моего отца в домашнем застолье, подыгрывая себе на гармошке, петь: «Артиллеристы, нам Сталин дал приказ…» или «Выпьем за Родину, выпьем за Сталина…»?! Батька мой в раннем детстве испытал гонения. Его отец, донской казак, служивший в артиллерии лейб-гвардии, а потом мобилизованный в белую армию, был в 30-м году репрессирован и со всем семейством в тринадцать душ сослан в приполярную тайгу. Но ни мой отец, ни его братья-фронтовики (трое – кавалеры ордена Славы) не связывали свои мытарства с именем Сталина и не пеняли на свою судьбу. Но вернусь к фотоальбому. Юный Иосиф, в обиходе – Сосо, учившийся в Горийском духовном училище, был отрок способный и прилежный - по всем предметам поспевал. Особые способности показал в хоровом и сольном пении. «У этого очень одарённого мальчика, - свидетельство дирижёра училища Григорию Елисабедашвили, - был приятный высокий голос – дискант. За два года он хорошо освоил ноты, что свободно пел по ним. Вскоре он стал уже помогать дирижёру и руководил хором… Мы исполняли вещи таких композиторов как Бортнянский. Турчанинов, Чайковский и других». Понятно, на клиросе царил канон: учащиеся пели псалмы, Херувимскую песню, Трисвятую песнь. Но в актовом зале, бывало, разучивали и исполняли духовные произведения светских композиторов, а также народные песни. На праздничных концертах, когда в училище собирались знатные горожане и родители, обязательно пели «Сулико» и одну-две русские народные песни. С годами голос у Иосифа загустел, это было лирический тенор, но пел он в охотку. Пел грузинские песни, любил русские – они заметно развивали русский язык, хотя грузинский акцент у него и остался. Успешно окончившего училище Иосифа приняли в Тифлисскую духовную семинарию. Первый курс он окончил на «хорошо» и «отлично». На втором курсе - ему уже шестнадцать - появились новые, присущие юности интересы. В учёбе наметился спад. Но любимый предмет – словесность – он не оставлял. В программе по русской литературе отмечено стихотворение Державина «На смерть князя Мещерского». Где стол был яств, там гроб стоит; Моим ровесникам в возрасте Сосо таких стихов, дабы, видимо, не травмировать юные души, учителя не задавали. А зря. Может, иному, начинавшему блуждать в житейском тумане юноше, они были бы остерегающим знаком. Что испытывал при чтении этого стихотворения юный Джугашвили? Наверняка отметил, что стих написан ровно за 100 лет до его, Сосо, появление на свет. Насколько воспринял его философский смысл - трудно сказать: все-таки юноша ещё. Но вот концовку, думается, не принял.
Жизнь есть небес мгновенный дар; Уже тогда это был юноша беспокойный, ищущий, нащупывающий свой грядущий путь. В том числе и посредством литературы. Семинаристы знакомились с пьесами Островского, читали «Грозу» и, само собой, Пушкина. Стихотворение «Клеветникам России» учили наизусть. За этот курс по русской словесности Иосиф получал только «4» и «5». Годовой балл вывели «четыре». А стихотворение Пушкина навек запало в его сердце. Не здесь ли исток того тоста о русском народе, который он провозгласил в 1945 году на торжественном Кремлёвском приёме в честь Победы?! К пятому курсу семинарии Иосиф Джугашвили заметно отставал по программе, но не делал попыток исправить положение. Он понял, что удел священника - не для него. У него появились друзья за пределами учебного заведения. Он и до того читал не одобряемые в семинарии книги. А с некоторых пор стал искать и запрещённую литературу. Экзамен за полный курс семинарии Иосиф не сдавал. Биографы советской поры писали, что его чуть ли не выгнали из этого учебного заведения, причём едва ли не с «волчьим билетом». Есть картина сороковых годов: юный Коба стоит перед столом руководства. За столом насупленный игумен в клобуке, рядом, видимо, смотритель учебных заведения, а перед ними дерзкого вида юноша. На самом деле в Тифлисской семинарии была доброжелательная атмосфера. Джугашвили не был ни смутьяном, ни задирой. Нрав у него был покладистый, компанейский, дружеский, подчас озорной… Может, за характер руководство семинарии и пожалело парня, выдав неплохую характеристику, где вместо «удовлетворительно» стояли оценки «хорошо» и «отлично». Примечательно, что весёлый нрав Иосифа десятилетие спустя отметили тюремные служители: на сопроводительном документе арестанта Джугашвили, где фото в профиль и в фас, где отпечатки пальцев, в графе «выражение лица» рукой полицейского исправника выведено: весёлое. Тут уместно добавить, что юный Иосиф писал стихи, одно из них было опубликовано на первой странице крупной грузинской газеты. А его лирическое начало проявилось ещё в том, что он был звездочётом. Не просто поиск работы привёл его в Тифлисскую обсерваторию – он с детства запрокидывал голову, любуясь звёздным небом и уносясь туда мечтами. С таким оптимистическим жизненным характером, весёлым нравом, поставленным певческим голосом, с опытом хорового пения, дирижёрскими навыками Сосо вполне мог бы найти себе место в жизни. Если не в церковной, то в светской. Мог бы, например, стать исполнителем русских романсов, как Кэто Джапаридзе, Тамара Церетели, ровесницы ХХ века, как потом Зураб Соткилава, как уже на исходе века, Нани Брегвадзе… То есть он, Иосиф Джугашвили – почему бы нет! - мог бы стать предтечей этого направления исполнительства. Не достиг бы вокальных высот - мог бы преподавать в музыкальной школе или петь грузинские народные песни на свадьбах. У всех народов ценятся красивые голоса – место нашёл бы определённо. А Иосиф вместо всего этого ринулся в политическую борьбу. Почему? Да потому, что уже в отроческие и юношеские годы насмотрелся всякого. В духовном училище и в семинарии наставники постоянно твердили о братской любви, заклиная учащихся именем Бога. А как было на самом деле? Что творилось в миру, в окружающей жизни? В деревне, где жили его сродники, были богатеи и те, кто перебивался с хлеба на воду. И богачи не спешили делиться с нищими. Фабрикант в городе Гори, который ходил в храм, не торопился подать милостыню бедной вдове с тремя детьми, у которой муж сгорел от чахотки. Его собственный отец Виссарион держал небольшую сапожную лавку, но, не выдержав конкуренции, разорился и запил. Сколько нищих, унижаемых на каждом шагу, сколько обездоленных и уже в молодости потерявших всяческую надежду – вот, что видел и встречал юноша Иосиф. Закрыть на всё на это глаза, построить своё собственное счастье, не обращая внимания на чудовищную несправедливость, он не мог – совесть не позволяла. Что ещё? Он с юности был неприхотлив. Не чинился ни в еде, ни в обиходе, довольствуясь малым. Но что касается человеческого достоинства, справедливости, тут он был подчас непреклонен. Несправедливость по отношению к себе Иосиф ещё терпел. Однако до поры. Наступал предел, когда он взрывался. А уж если унижали товарища – и подавно. Один из сидельцев Бакинской тюрьмы вспоминал такую сцену ( цитирую уже по 2-томнику): «Когда в 1909 году на первый день Пасхи первая рота Сальянского полка пропускала через строй, избивая весь политический корпус, Коба шёл не сгибая головы под ударами прикладов с книжкой в руках…». Далее, когда их уже загнали в камеры, разнеслось, что некоторым арестантам после этого избиения стало плохо. И тогда Иосиф Джугашвили вышел из себя: «Коба парашей высаживал двери своей камеры, несмотря на угрозы штыком…». Это свидетельство оставил некий Семён Верещак, эссер или меньшевик, а опубликовано оно было в газете «Дни» 24 января 1928 года, выходившей в Париже под редакцией А.Ф.Керенского, того самого масона и бывшего главы временного правительства. Редакция, видимо, рассчитывала показать нрав одного из вождей Совдепии Иосифа Сталина - буйный, неукротимый, свирепый, чтобы вызвать у салонной парижской публики отвращение. Но добились-то, скорее, обратного: нормальному человеку, какого бы он рода-племени ни был, окоротить хама, грубияна, вступиться за слабого - естественно по его природе. В продолжении, что ли, «демонизации» Сталина приведём ещё одно свидетельство из 2-томника Ольги Эдельман «Сталин».. Принадлежит оно перу эсера А.Байкалова, называется «Мои встречи с Осипом Джугашвили», а опубликовано в парижском журнале «Возрождение» №8 за 1950 год. «Я был тогда (это январь 1917 года – М.П.) членом правления и Енисейского Союза кооператоров и довольно часто приезжал по делам в Ачинск, где у Союза было районное отделение. Во время своих наездов я заходил к Каменевым провести с ними вечер. Джугашвили, или, как мы к нему в разговоре обращались, «Осип», был у них частым гостем. Там мы и познакомились с ним ближе». Далее следует портрет: «… Маленькие тёмно-карие, почти чёрные, глаза угрюмо смотрели из-под густых бровей на окружающий мир и были совершенно лишены того добродушно-юмористического выражения, которое так подчёркивают на теперешних подхалимских портретах диктатора». Описание вроде не карикатурное, хотя и не лишённое предвзятости. Но главное не в этом. А он ведает, этот Байкалов, откуда у Кобы это выражение? Вот он, преуспевающий кооператор, небось, приехал в Ачинск в добротных санях с верхом да покрытый медвежьей полостью и довольный сам собой. А Коба, может, зашёл на огонек к Каменевым после дневных трудов – пилил да колол дрова, таскал воду А то, может, вернулся с осмотра мерёж или перемётов, ведь ему в отличие от Каменева посылок никто не посылал. Тех небольших субсидий для ссыльных не хватало: плата за постой, за дрова, за керосин… Приходилось промышлять. Вот раз зимой на Енисее с сетью на плечах, полной добытой рыбы, попал в буран. Южный человек с большим грузом, в кромешной тьме на морозе. Бросить бы рыбу, но тогда – голодуха. А тащить – сил уже нет. Хозяева, вышедшие, было, встречать постояльца, кинулись прочь: на нём лица не было, думали оборотень, а признали уже в избе. Но не тогда, когда он скинул сеть с рыбой А когда с лица спала ледяная корка. Воспоминание не лишено ореола домысла, но в основе-то, по всему видать, случай подлинный. И подобные ситуации в условиях сибирской зимы случались не редко. Кооператор, понятное дело, житейских обстоятельств ссыльного Кобы не знал, да и знать, скорее всего, не хотел. А Кобе не было нужды с ним объясняться. Чего ради? Случайный человек, хоть и старый знакомец Каменева. Сегодня встретились случайно, сегодня и разминулись. А главное, Коба сразу раскусил – чужак. Потому и отмалчивался по конспиративной привычке, ограничиваясь короткими репликами. А уж кооператор, вспоминая через три десятка лет о тех встречах, на чёрную краску не скупился. Расхваливая речи Каменева и себя в их диалоге, он саркастически оценивает Кобу, полагая, что его молчание от недалёкости. При этом добавляют, что если Коба вступал в разговор, Каменев его «обрывал короткой презрительной фразой», отчего «Сталин опять погружался в мрачное молчание» и курил трубку, чем досаждал жене Каменева Ольге Давыдовне, сестре Л.Д. Троцкого. Кооператор кичился своим мнимым превосходством. Но что он знал о Кобе? Духовная семинария, пусть не завершённая итоговым экзамен - это неплохой багаж для человека, вступающего в жизнь, учитывая, что в учебном заведении были достойные преподаватели. Это, понятно, не университетский курс, но крепкий. А до университетского Сталин, можно твёрдо сказать, дошёл неустанным в течение всех лет тюрем и ссылок самообразованием. На столе его, отмечалось в письмах и воспоминаниях единомышленников, постоянно лежали книги по политэкономии. В перечне арестованных полицией книг перечислялись работы Маркса, Энгельса, Плеханова… В другом списке полицейского исправника – книги Каутского, Огюста Конта. А следом художественные произведения – проза Оскара Уайльда, Вольтера, сборники русской поэзии. Среди любимых авторов Кобы – Чехов. В письме к молодой ссыльной П. Онуфриевой он не советует ей читать роман Арцибашева «Санин» - пошлый и вредный вообще, а для девиц особенно. У Кобы феноменальная память. В Лондоне, в дни партийного съезда, он активно изучал английский язык и поднаторел в нём ( при этом на Ялтинской конференции пользовался услугами переводчиков, особенно, когда ронял реплики Черчиль). В письмах из ссылки он просит послать ему самоучитель французского, а следом и немецкого языков. Есть свидетельства, что в последствие он свободно изъяснялся по-немецки. К этому перечню стоит добавить знания семинарии: древнегреческий язык, латынь, церковнославянский язык. Ранние публицистические работы Кобы Джугашвили ещё грешат ученическими оборотами, но год от года растёт его политическое мастерство, и уже как Сталин он смело вступает в полемику, в том числе даже с Лениным, когда, в частности, речь заходит о земле. Тут есть смысл вновь возвратиться к воспоминаниям Байкалова. Описывай одну из посиделок середины января семнадцатого года, на Святки, кооператор повествует, как Каменев велеречиво предсказывает будущее. По его прогнозам, грядёт поражение России и победа Германии, а затем – буржуазно-демократической революция. О социальной революции в России можно только пока мечтать – она грянет через 20 - 30 лет. Русские социалисты, содействуя победе Германии над царским режимом, исполняют свой долг по отношению международного пролетариата. Это подготовит почву для революции в развитых странах, а потом придёт черёд русской революции. Так вещал Каменев. Далее прямая цитата кооператора: « Я стоял на позиции оборончества и потому резко возражал Каменеву. Завязался горячий спор. Осип в нём участие почти не принимал. Он только кивал головой, одобрительно хмыкал и поддакивал Каменеву, не пытаясь, впрочем, дополнить и развивать его аргументы…». Опытный конспиратор, Сталин не видел смысла в этой домашней перепалке : к чему тратить силы по пустякам, метать бисер..? Тем паче перед таким заносчивым, с непомерным апломбом говоруном, каких он называл «пистолетами». А что касается превосходства над ним Каменева, как неоднократно подчёркивает кооператор, то это утверждение опровергает смежная страница 2-томника Ольги Эдельман, где даётся стенограмма беседы со старыми большевиками, она датирована тем же, 1950 годом, что и публикация Байкалова. Рассказывают М.К. Муранов, один из пяти депутатов-большевиков Государственной Думы, подвергнутых репрессиям и отправленным в сибирскую ссылку, и старая большевичка А. В. Померанцева. Дело происходит в марте 1917 года в упомянутом уже Ачинске. Здесь расквартированы 10 тысяч солдат. Делегаты от этой воинской массы собираются на стихийный митинг. « На этом митинги выступил с предательской речью Каменев (Лев Борисович Розенфельд - М.П.), который говорил, что царя нет, есть теперь временное правительство, к которому депутатам надо обращаться. Он говорил, что, вероятно, нужно выбрать царя и предложил Михаила Романова. Он сказал, что нашему собранию нужно с таким призывом обратиться, и депутаты должны послать какую-то телеграмму…». Возмущению ссыльных большевиков не было предела. Как пресечь это явное предательство? Требуется крепкое авторитетное слово. Кто его может сказать? Мнение единодушно: Сталин. Кинулись искать. По-счастью, Коба был недалеко. Он пришёл не медля. Сталин решительно оборвал речи Каменева и, обращаясь к солдатам и соратникам, заключил свою короткую речь, по словам Муранова, призывом, что «революцию надо двигать дальше и поднимать её на высшую ступень…». А Померацева добавила, что после, уже за кулисами, Сталин отозвал Каменева в угол и, судя по всему, задал этому краснобаю крепкую большевистскую трёпку. «Сценарий «Суворов» страдает недостатками. Он тощ и не богат содержанием. Пора перестать изображать Суворова как добренького папашу то и дело выкрикивающие «ку-ку-ре-ку» и приговаривающего «русский», « русский». Не в этом секрет побед Суворова. Приглядимся к пунктам 3 и 4 в рецензии Сталина. Здесь прямая перекличка с тем, что ввёл в армии Николай II, когда взял на себя командование. За тем и за другим огромный жизненный опыт – управленческий, военный, но прежде всего человеческий: чтобы не было в деле застоя, выдвигай на командные и руководящие должности новых, уже отличившихся людей… К этому уместно добавить один малоизвестный факт, обнаруженный в 2-томнике. В октябре 1916 года на фронт стали призывать политических ссыльных. Сталин, который находился в красноярской ссылке, по возрасту подходил для призыва – ему не было ещё сорока. Готовность отправиться на войну он выразил. Планировал ли Сталин действительно оказаться в окопах или это был только способ вырваться из Сибири – трудно сказать. Но медицинская комиссия «добро» не дала. Причиной была левая рука, которую Иосиф Джугашвили повредил в детстве. Однако по тому, как он возмущался отказом, как сердился даже в письмах, ему хотелось испытать себя в бою. Вероятно, сказывалась горячая осетинская кровь, а ещё желание получить военный опыт, который, он предвидел, пригодится в революционных боях. И тут снова – к 17-му году. Сталин одним из первых в марте того года оказался в Петрограде. Именно он встречал Ленина из-за границы и опекал его от ищеек временного правительства. Ленин с весны до осени скрывался в Разливе. Тем временем Сталин вместе с Дзержинским искали пути мирного перехода власти от временного правительства к Советам и вышли на Генштаб. Это, на основе новых изысканий, представляет в своих работах профессор-историк Игорь Панарин. Генералы Н.М.Потапов, А.А. Игнатьев, истинно русские патриоты, увидели одну силу, которая спасёт страну от накатившегося хаоса и полного краха – партию большевиков. Потому и стали сотрудничать со Сталиным и Дзержинским, в которых почувствовали характер и волю, и общими усилиями довели события до октября – относительно мирного перехода власти к большевикам. Впрочем, это уже за пределами сборника Ольги Эдельман, который завершается кануном Октябрьского переворота. А тут - ещё несколько сюжетов, связанных с 2-томником. Едва ли не самым острым вопросов прений в дореволюционной среде был всегда вопрос о земле. Без обсуждения будущего земли – кому она должна принадлежать и как на ней хозяйствовать – не обходился ни один партийный съезд или конференция. Об этом – многие документы 2-томника «Сталин». Коба долго считал, что всю помещичью землю надо передать безвозмездно в руки крестьян. Верный ленинец, в этом он, было дело, не соглашался с позицией Ленина, который стоял за коллективную собственность земли. В последствие Сталин признал, что заблуждался. А к концу двадцатых годов целиком отказался от прежних взглядов, признав, что ошибался, тем самым обезоружив оппонентов. Земля в коллективной собственности - вот залог подъёма сельского хозяйства оснащённого мощной техникой и передовыми методами ведения хозяйства, твёрдо заявлял он накануне всеобщей коллективизации. Все годы до революции Сталин занимался национальным проблемами, о чём писал статьи, выступал на съездах и конференциях большевиков. В 1923 году на ХII съезде РКП(б) по этому вопросу разгорелась горячая дискуссия. Один из тогдашних партийных вождей Бухарин обвинял титульную нацию в великодержавном шовинизме и заявлял буквально следующее: «Русские должны искусственно себя поставить в положение более низкое по сравнению с другими, чтобы тем самым искупить свою вину перед «угнетёнными нациями». Каково?! Если бы победила такая местечковая точка зрения, быть бы беде на российских пространствах. По-счастью, в основу резолюции съезда по вопросу о национальных аспектах в партийном и государственном строительстве, были положены тезисы, написанные Сталиным. Сталин был одним из создателей СССР, хотя в руководство Союза не входил, поскольку выполнял обязанности генерального секретаря партии. Можно предъявлять претензии к этой форме новой Российской империи, говорить о несовершенстве созданного в том числе им, Сталиным, Советского Союза, и, хотя это за пределами сборника Ольги Эдельман, коротко напомню, что именно в таком составе, в составе СССР держава наша выросла экономически и одолела фашизм. А заключение 2-томника «Сталин» меня, признаться, озадачило. Приведя массу редких документов, в том числе извлечённых из ранее закрытых архивов, свидетельств очевидцев, цитат из газет и книг, выходивших у нас и за рубежом, Ольга Эдельман, совершившая огромный труд, в финале признаётся, что не находит ответа: почему история выдвинула именно Сталина, сделав его вождём Российского государства. Объективно излагавшая все этапы судьбы Сталина и документы, связанные с его жизнью, тут она, думается, лукавит. Или, действительно, не понимает? Что тут сказать? Только одно: с сугубо материалистических позиций невозможно объяснить то, что вершится на небе. Это доступно только человеку верующему. И поверх 2-томника «Сталин», облечённого в чёрный переплёт, я кладу бело-сине-красную книгу «Полковник Романов», предпочитая взгляд православного автора Николая Коняева атеистической позиции Ольги Эдельман. Сталин, по сути, наследовал правление династии Романовых, а точнее императора Николая II. Может быть, это непривычно звучит, ведь Сталин и «большевик», и «богоборец», но Господь сделал оптимальный выбор, «утвердив» преемником Николая II именно Сталина. Жутко даже представить, что наверху оказался бы Лейба Троцкий – тогда весь русский люд угодил бы в топку мировой революции. Не лучше было бы, если бы верх одержали Бухарин, Каменев, Зиновьев и иже с ними – тут было бы много говорильни, краснобайства, демагогии, откровенного предательства, как случилось в семнадцатом году, когда двое последних разгласили планы большевиков, и Ленин их честил на чём свет стоит. А о Бухарине тот же Ленин сказал без обиняков, что он «мягче воска». Думается и святой император Николай II там, небесах, радовался Господнему выбору, особенно, когда Сталин произнёс в 45-м году тост во славу русского народа. г.Архангельск |
|||||
Наш канал
|
|||||
|
|||||
| Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-" |
|||||
|
|
|||||
|
|
|||||
