РУССКОЕ СЛОВО
То нежно звучит,
                       то сурово
Высокое русское слово.
Оно, как державная слава,
Сияло в устах Ярослава.
Его возносил, как молитву,
Суворов, стремившийся в битву,
И Пушкин, в волнении строгом,
Держал,
             как свечу перед Богом.
Храните и в счастье, и в горе,
На суше его, и на море.
Не будет наследства другого
Главнее,
              чем русское слово!

ПУШКИН С НАМИ!
Удивительно! Без труда
Весь народ говорит стихами.
Как же нам без стихов, когда
Пушкин с нами?

Любим с детства родную речь,
Отчеканенную веками.
Мы сумеем её сберечь –
Пушкин с нами.

Без стыда, не боясь Суда,
Сократили в школьной программе.
Зря надеетесь, господа.
Пушкин – с нами.

Никогда, любовью согрет,
Он не будет в траурной раме.
Отчего в наших душах свет?
Пушкин с нами.

Много в мире и лжи, и тьмы,
Но и в самой глобальной драме
Устоим. Не сдадимся мы.
Пушкин с нами.

* * *
               Валентину Распутину
Сиявший в Лавре над Невою
Забыть ли Троицкий собор?
Там припадали головою
К святым мощам, потупив взор.

Мы отошли с тобой смиренно
В сторонку от дотошных глаз:
Негоже то, что сокровенно –
Так откровенно напоказ!

И вот, с душой неутолённой,
Там, где сильней цвели лучи,
Мы перед Иверской иконой
Зажгли две трепетных свечи.

В тот миг раскаянье без меры
Сковало грешные уста.
В России жить нельзя без веры
И невозможно без креста.

ЧАША
В надзвёздном царственном эфире,
Где дух на троне, а не плоть,
Один, один безгрешный в мире
Всемилостивый наш Господь.

В руках, как дивное сказанье,
Наполненная по края,
Сияет чаша со слезами,
И это Родина моя.

* * *
Дай ей, Господи! – молю.
Я люблю её, люблю
Со снегами и дождями,
С окаянными вождями,
С рожью в поле,
с тихим домом,
С громом над аэродромом,
С рощей огненной над речкой,
С тёплой, в Божьем храме, свечкой,
Пьющей,
слёзной,
разорённой,
Всё равно –
непокорённой!

ОТЕЦ
Когда над Родиной набатом
Беда качнула небосвод,
Отец мой стал простым солдатом
В тот страшный сорок первый год.

Идя сквозь слёзы, кровь и пепел,
Чьё сердце гневно не дрожит?
Не знаю, где он пулю встретил,
Не знаю я, где он лежит.

И чья рука его зарыла,
Песок иль глину постеля.
Но знаю, что его могила –
Вся им спасённая земля.

ИЖОРСКИЙ БАТАЛЬОН
Пусть на двоих одна винтовка
И каждый на счету патрон,
Пусть взяты Тосно и Поповка,–
Вперёд, Ижорский батальон!

Снаряды всё плотней, всё ближе.
И снова враг ошеломлён:
В крови, в дыму, в болотной жиже
Стоит Ижорский батальон.

Не за рубли, не за награду,
Сдержав в груди предсмертный стон,
Стоит спиною к Ленинграду
Рабочий этот батальон.

Пускай потом, в уютном зале,
Кощунством дерзким упоён,
Прохвост кричит, что зря стояли…
Стоять, Ижорский батальон!

До сей поры врагов тревожит:
Он трижды выбит, разбомблён,
Его уж нет, да как он может
Стоять – Ижорский батальон?

Мы победили, Боже правый!
Склоните ниже шёлк знамён:
Под Колпином, в траншее ржавой
Стоит Ижорский батальон.

Россия! Я молю, родная,
Не забывай в пурге времён:
Тебя, тебя обороняя,
Стоит Ижорский батальон!

* * *
Я в своё детство ненароком гляну
И сразу вижу жаркую поляну.
Вокруг стоят, одетые в матроски,
И стройные и нежные берёзки.
И мама, молодая-молодая,
Другой такой не вспомню никогда я.
Полным-полна от алых ягод кружка,
А где-то вдалеке слышна кукушка,
И пахнет чемерицей, мятой, мёдом,
Разлитым по невидимым колодам.
Шмелей и пчёл звенит в траве хорал.
Я землянику кустиками рвал
На бугорке душистом, разогретом…

Я был в раю. Но я не знал об этом.

ВАСИЛЬКИ МОИ ЦВЕЛИ…
Были песни, были басни, были разговорчики,
Васильки мои цвели, пели колокольчики!

Мы гуляли, мы дружили, под гитару плакали
И чужого – вот те крест! – капельки не лапали.

Не наградно, слава Богу, жили, не парадно.
От любви не разорвалось сердце,– ну и ладно.

Говорят, что затаённый, убеждают: ветреный.
Ах ты, клён червонный мой, ландыш мой серебряный!

Ах, развейте грусть-тоску, молодые тополи!
Ой ты, Русская земля,–
                         бедный холмик во поле…

БАЛЛАДА О ВЕРНОСТИ
Война гудела над страной,
Горели города.
– Прощай, прощай,
любимый мой,
Я буду ждать всегда.

А тучи двигались, гремя,
И горизонт был сед.
– Пока ты любишь –
для меня
И смерти в мире нет.

Но пуля всё-таки нашла,
У ней своя корысть.
Зарыли тело. А душа
Звездой взлетела ввысь.

А женщина который год,
Старея, верит в сон,
Что вот он встанет у ворот,
Ей улыбнётся он.

И к фотокарточке, скорбя,
Склонится головой:
– Любимый мой,
я жду тебя,
Я верю – ты живой…

Среди вселенского огня
Ей слышится в ответ:
– Пока ты любишь –
для меня
И смерти в мире нет…

ЗАБРОШЕННАЯ ДЕРЕВЕНЬКА
Я иду по траве, в эти годы ни разу не кошенной,
Наблюдаю, как шмель пьёт из клеверной чашечки мёд.
Может быть, кто-нибудь в деревеньке вот этой заброшенной,
Может, кто-то живёт, может, всё-таки кто-то живёт?

Мох зелёный, густой по краям у дорожной обочины,
Кто же трепетно сложит в молитвенном жесте персты,
Если окна крест-накрест давно были здесь заколочены,
А на кладбище ветхом кресты и кресты, и кресты?

Голоса, голоса… Я их слышу как будто по радио.
Позабуду ли вдов с горькой думой на чистом челе
И кураж мужиков, искалеченных фронтом, израненных?
Это был мой народ, тот, который растаял во мгле.

Только небо звенит над сиреневой тихой окраиной,
Только пруд заглушили осока и грозный аир.
Кто вернётся сюда?
Кто откроет с душою раскаянной
В эти дали калитку, как в светлый затерянный мир?

ЛЮБКА
До войны она была Любушкой, Любавой.
Только муж её сгорел в танке под Варшавой.

Любушкой была вчера, нынче стала Любкой.
Вон как улицу метёт расклешённой юбкой!

Вот пройдёт она селом, жаркая, как печка.
Крякнет не один мужик, аж привстав с крылечка.

А уж если подмигнёт, подпоёт немножко,–
И пойдёт за ней, пойдёт, бросив всех, гармошка.

Знает только ночь темна, знают незабудки,
Отчего всех веселей кофточка у Любки.

Сев ли, жатва, сенокос – только бы жива бы:
Всё горит в её руках – догоняйте, бабы!

Не один ей говорил во широком поле:
«Любка, замуж за меня выходи ты, что ли…»

Но она качнётся вдруг тоненьким росточком:
«Ну вас всех…» – и вслед махнёт ситцевым платочком.

Так одна, всю жизнь одна… Прочь поди, досада!
Хоть красива, хоть бедна – никого не надо.

Помирала, никому Любка не мешала,
К сердцу мужа своего карточку прижала.

Был он всеми позабыт, молодой, в шинели,
И его из мёртвых рук вынуть не сумели.

Пальцев худеньких никак не пораспрямили…
Ветер, ветер, ты поплачь на её могиле.

БАБЬЕ ЛЕТО
Влажный холод идёт от земли.
Сколько звёзд опадёт до рассвета!
Улетают от нас журавли.
Бабье лето стоит,
                             бабье лето.

Он взойдёт на резное крыльцо,
Ни собак, ни чужого догляду.
Вот таинственно
                            звякнет кольцо,
Лёгкий звон разольётся по саду.

Тихо выйдет она из сеней
И руками всплеснёт виновато.
Пахнут волосы сеном у ней,
Губы – словно душистая мята.

Незаметно в сухой коридор
Голубая струится прохлада…
Этот нежный и ласковый взор,
Этот шёпот:
                    «А может,– не надо?..»

Сколько счастья и сколько тоски
В этих синих глазах накопилось!
Мимо них по крыльцу воровски
Золотая луна покатилась.

Горький мёд исцелованных уст,
И рубашка дыханьем согрета…
Отгорает рябиновый куст.
Бабье лето стоит, бабье лето…

СТАРАЯ ЛАДОГА
Звёзды падают… Веком сменяется век.
Дремлет в древнем кургане могучий Олег.

И над Ладогой Старой уже не впервой
Блещет радугой княжеский щит боевой.

Спит дружина устало. Над нею бурьян.
Спит, укрывшись закатом, волшебный Боян.

Эта рать, эта сила не знала преград.
На копьё поднимала она Цареград.

И хазары, завидев дружину в броне,
Мчались вспять, пропадая в пыли и огне.

Звёзды падают… Мчатся галопом века.
Сколько выпито кубков. Трава высока.

И волненьем, и памятью здесь захлебнусь:
Вот где корни твои, изначальная Русь!

НЕ УБИВАЛ!
Оно далеко-далече
То время и тот туман…
Не убивал царевича
Грозный царь Иоанн.

Чужой нам
вот эту скрепину
В «Историю» крепко вбил.
Не верьте художнику Репину,
Он тоже обманут был.

Ртутью да злыми травами
(Преступен боярский план),–
Но был царевич отравлен,
Как после и сам Иоанн.

Доказано это наукой –
В костях обнаружен яд…
Каким безумьем
и мукой
Исполнен отцовский взгляд!

Вот это сумел на картине
Художник нам передать.
А всё остальное отныне –
Забвенью, как ложь, предать.

Слово скажи, история,
Честно и без прикрас:
При нём возросла территория
Почти в восемнадцать раз.

Нельзя кому-то в угоду
Чернить государев лик.
В ту грозную непогоду
Он был в деяньях велик.

Наверное, и в коварстве,–
Не ангел воссел на трон.
Но мы живём в государстве,
Которое создал он.

* * *
Все мы – летящие в пламени
Листья над стылым ручьём…
Милые, вечные, дальние,
Я не прошу ни о чём.

Испепеляются грамоты,
Плавятся камни в огне.
Если вы мною помянуты,
Значит, вы живы во мне.

Ветер холодный забвения
Да не касается вас.
…Мыслей упорных биение,
Чувств неизбывный запас,–

Всё это вы передали мне,
Встав навсегда за плечом.
Милые, вечные, дальние,
Я не прошу ни о чём…

ЗАЖГИ В СЕБЕ СВЕЧУ
Когда темно, и ложь кругом,
И нет пути лучу,
Не надо думать о плохом,–
Зажги в себе свечу.

И многое пойдёт на лад,
И станет по плечу.
И всяк тебе и всюду рад,–
Зажги в себе свечу.

А миру свет необходим,
Как воздух трубачу.
Пока ты светел, ты любим,–
Зажги в себе свечу.

И кто-то пусть воззвал к тебе:
За мной! Озолочу!
Спокойно улыбнись судьбе,–
Зажги в себе свечу.

И в небесах гремят грома,
И я одно шепчу:
Бог – это свет.
Да сгинет тьма!
Зажги в себе свечу.

ЕЩЁ РАЗ О ВЕЛИКОЙ ПОБЕДЕ
А он для нас есть праздник самый главный –
От южных и до северных широт.
Но кто-то на салют Победы славной
Презрительно кривит в усмешке рот.

«Спасли Европу? Вы в своём уме ли?..» –
И пишут, и кричат наперебой,
Что воевать как надо не умели.
Не так дрались.
Не так ходили в бой.

Не так умели утеплять землянки
И наступать из логова болот.
Зачем, зачем бросались мы под танки
И всею грудью падали на дот?

Никак не переварят нашу славу,
Вбивают в наш салют за клином клин.
Зачем не сразу взяли мы Варшаву?
Зачем поторопились взять Берлин?

Да можно ль перечислить поимённо
Всех, кто легли под братские холмы?!.

А мы целуем красные знамёна.
Враг был сильней.
Но победили мы.

* * *
Молодость. Берег Тавриды.
Чёрное море. Любовь.
Спелые губы у Лиды –
Как виноградная кровь.

Это ли в жизни не чудо? –
Если с горы посмотреть:
Море – кусок изумруда,
Мокрый зелёный медведь.

Ночью – и плеск, и цикады,
К молу приставший баркас.
И ничего мне не надо,
Кроме сияющих глаз.

Что мне потери, обиды,
Если был счастлив и рад!
…Молодость. Берег Тавриды.
Море. Любовь. Виноград.

* * *
«Степь да степь кругом…» –
Дальние края.
Сразу милый дом
Вспоминаю я.

Под хмельком слегка
За столом родня.
Мамина рука
Обняла меня.

Иней. Снег. Мороз.
Праздник Рождества.
Все поют до слёз
Грустные слова.

Те, что душу рвут
До сих пор и мне.
«Степь да степь…» А тут –
Синий лес в окне.

«Степь да степь…» А тут,
В стороне родной,
Ландыши цветут
Радостной весной.

Петь в речную гладь
Сладко соловью…
Что же я опять
Плачу и пою?

Плачу потому,
Что на склоне лет
В том родном дому
Никого уж нет.

Да и дом пропал
В грозах бытия.
За спиной провал
Ощущаю я.

Больно знать о том,
Кто и где зарыт.
«Степь да степь кругом…» –
И душа навзрыд.

* * *
За деревеньками, за сёлами,
За полем скошенным овса
Грибными свежими засолами
Пропахли пёстрые леса.

В такую пору дали дальние
Зовут в дорогу журавлей.
И почему-то всё печальнее
О жизни думаешь своей.

О том, что мрак уже сгущается,
С востока тёмного спеша,
Что всё со всем уже прощается,
И это чувствует душа…

* * *
                       По небу полуночи Ангел летел…                                         
                                                  М. Лермонтов
Звякнет под вечер ведро у колодца,
Птица зальётся средь тёмных ракит.
Так же нам плачется, так же смеётся,
Жизнь продолжается – Ангел летит.

Это не важно, зима или лето,
Если не ставшее злым от обид
Сердце полно и тепла, и привета,
Света полно – значит, Ангел летит.

Ах, прочитать бы среди полуночи
Что напророчит нам Млечный петит!
Вспыхнут от счастья небесные очи,
Губы к губам – это Ангел летит.

Только б с душою душа подружилась,
Веруя в то, что есть высший удел.
Только Земля бы привычно кружилась,
Только бы Ангел летел и летел.

* * *
Это только в России издревле осталось,
Чтобы плакала радость, а горе смеялось.

Это только в России, на подвиги громкой,
Вечно ходит надежда с сиротской котомкой.

Это только у нас смастерили царь-пушку
Не для дела, а так, напоказ, как игрушку.

И такой изготовили колокол медный,
Чтоб и рта не раскрыл он, царь-колокол бедный.

За такое могли только мы лишь и взяться…
Но зато все другие стоят и дивятся.

Все другие глядят и завистливо судят:
Никогда-то у них вот такого не будет…

* * *
Поэт – всегда особая порода,
На всё он должен находить ответ.
Нельзя жить лучше своего народа,
А если лучше – значит, не поэт.

Всю драму жизни, боль её и страсти
Поэт отважно вынесет на свет.
Поэт – он в правде выше всякой власти,
А если ниже – значит, не поэт.