| |
МОЯ СВИРЕЛЬ
Еще звучит, звучит в душе свирель,
Что, мальчиком, я выстругал когда-то.
Там беспечален я… О, неужель
Бывает жизнь лишь радостью богата?
Аульской речки плещется волна,
В нее ныряет мальчик черноокий…
Года мелькают… Чья же в том вина,
Что у мечты обманчивые сроки?
Я окунаюсь в воду с головой,
А ласточки всё вьются над карнизом,
Как ноты той мелодии простой,
Где сердца стук на прошлое нанизан.
И вновь меня мелодия зовёт
Взять веточку ореховую снова,
Чтобы слова отправились в полёт –
Мне та свирель дала ещё и слово.
Я и поныне нет, не знаменит,
Хоть видел много горя и ущелий.
Но всё звучит мелодия, звучит…
И мой двойник играет на свирели.
Г АРМОНИСТ НА БАЗАРЕ
Заиграй, гармонист! Помнят пальцы твои
Тех мелодий волшебные звуки,
Что забыты давно… В них поют соловьи,
В них мои и мечты, и разлуки.
Заиграй на руинах Отчизны моей,
Чтоб умершие слышали тоже,
Песни те из счастливых, порушенных дней,
Заиграй… До мороза по коже.
Заиграй, гармонист! Никого не виня,
Заиграй величаво и гордо,
Чтобы сердце взметнулось в груди у меня,
И застряло в простуженном горле…
Будто пальцами жизнь мою перебирай,
Все удачи, несчастья, угрозы…
Заиграй, дорогой гармонист, заиграй…
Это дождь… Не подумай, что слёзы…
* * *
Мальчишкой, вложил я записку
В учебник потрепанный твой,
Страшась и приблизиться близко
К объекту любви неземной…
Мы выросли… Было немало
Признаний, растраченных сил…
Но как-то всегда не хватало
Мне чувств, что в записку вложил …
ВЯЗАНКА ГОРЕСТЕЙ
Вновь вижу – мать с вязанкой хвороста
Бредёт в аульской тишине…
Не меньше было в жизни горестей,
Чем тех вязанок на спине.
Бросая веточку за веточкой,
Успеет растопить тандыр,
Чтоб хлеб испечь для малых деточек –
Обувка стоптана до дыр.
Своей судьбой достойна повести,
Из нас растит не подлецов…
Горит огонь… Сгорают горести.
Улыбкой светится лицо.
Печёт… Хозяйствует… Старается…
А жизнь всё бьёт и бьёт под дых…
Никак у мамы не кончаются
Вязанки горестей лихих.
М АТЕРИНСКОЕ ТЕПЛО
Я помню проворные мамины руки,
Мелькала иголка в них… Шился костюм.
Рубашка и новые модные брюки…
Я их вспоминаю средь горестных дум.
В рубашке бежал по родному аулу,
А рядом мальчишки, завидуя мне.
И солнце в глаза мне лучами плеснуло…
И был я доволен и счастлив вполне.
Давно истрепались штаны и рубашка,
Давно недешёвый костюм я ношу.
Но вспомнится мама… И на сердце тяжко.
Я память свою ворошу, ворошу…
Там мать пришивает иголкою детства
К костюмчику счастья подкладку любви,
А бедность всё так же живёт по соседству,
И музыка детства играет в крови.
АРБА ВЕКА
Укатила арба на хромых и скрипучих колёсах,
Намотавши столетья на обод и жизнь растоптав.
Я иду по земле… Поседел мой истерзанный посох,
Где-то время мое затерялось средь высохших трав.
Всё ушло, что в арбе той лежало истрёпанным грузом –
И любовь, и порывы, и горькое счастье мое.
Где Отчизна моя, что звалась нерушимым Союзом?
Всё ушло безвозвратно, как будто иголка в жнивьё.
И никто об арбе той исчезнувшей не сожалеет.
Только светлые песни сегодня уже не звучат.
Я напрасно кричу… Никого, кто мне душу согреет.
И тяжелые думы похожи на злобных волчат.
Всё, что есть у меня – только эта печаль и могилы,
И дырявая туча, что сивер пока не унёс.
В опустевших аулах лишь ветер свистит сиротливый,
Дав бессонной ночи одинокие скрипы колес.
ГОРЬКИЙ ДЫМ
Ждёт в печали хозяина сад,
Снова осень… Пустынен аул.
Был когда-то плодами богат,
По стволам шёл волнующий гул.
Эта осень пришла и уйдёт,
Как минувшая осень прошла.
Вновь наступит зима в свой черёд…
Стонет сад без людского тепла.
В каждой веточке слышится стон,
В каждом яблоке вижу слезу.
Слёзы капают с гибнущих крон,
Будто пули, дробятся внизу…
Слышит сад лишь молчанье домов –
В них пустые глазницы окон.
Ни людей, ни собак, ни дымов,
Только стон вдалеке, только стон…
Я пришёл сюда грустным, седым,
Костерок мой – единственный тут.
Что-то щиплет в глазах… Видно, дым…
Только слёзы текут и текут.
БЕСЕДА
– Стемнело, муж, ты лампы не зажёг,
Мне глаз твоих не видно в полудрёме…
– Я керосин для лампы не сберёг,
Взойдет луна – светлее станет в доме.
– Душа твоя замёрзла без тепла,
Дыханием ладонь твою согрею.
– Остыло сердце, жизнь моя прошла.
В молитве – суть, молитву и лелею.
– Ты позови… Молитва и любовь
Почти равны… Склоняюсь пред тобою…
– Прижаться бы к тебе, родная, вновь,
И только после – слиться с темнотою!
– За темнотою – свет, тебя он ждёт!
– Жизнь – занавес… Душа моя в ознобе…
– Дай руку мне и занавес спадёт…
– И ты мне руку дай… А лучше – обе…
УХОДИТ СТАРИК ИЗ АУЛА
Старик уходит из аула давно исхоженной тропой.
Идёт неспешно – ноют ноги, суставы старые болят.
Здесь каждый дом и каждый кустик, здесь каждый камешек родной…
Стара аульская дорога и нет пути ему назад.
Старик уходит из аула… Никто не вышел проводить.
Лишь робкий снег следы заносит, позёмка нехотя кружит.
Никто искать его не станет – слаба связующая нить,
А если слышен чей-то голос, то это голос из-под плит.
Старик уходит из аула… Дорога верная не раз
Его обратно приводила – ведь ждал его родной аул,
Когда он с фронта возвращался… Лишь тишина царит сейчас,
Когда-то был джигитом горец, а нынче век его согнул.
Старик уходит из аула… Пусть полземли он прошагал,
Но знал всегда – назад вернётся и встретят радостно его.
Идёт-бредёт согбенный старец – избитый жизнью, ростом мал,
Ему оглядываться поздно, ведь сзади нету никого.
Нет никого… Жена успела его слегка опередить.
Да и аула больше нету – аул покинул свой аул.
А где страна его родная – давно нельзя определить,
Издалека услышав голос, он молча голосу кивнул.
Старик уходит из аула… Но он в пути не одинок,
Ведь вместе с ним уходит время, уходят память и мечты.
Никто его не остановит – пришёл его последний срок,
А он устал глядеть на звёзды среди вселенской суеты.
Старик уходит из аула… Даётся с болью каждый шаг.
Но самым лёгким показался ему последний этот путь.
Шажок… Спины его не видно… А там кустарник и овраг.
Когда б сумел он оглянуться, навеки дома мог уснуть…
Ушел старик… Следы задуло… Ушёл к старухе в небеса.
Потомки, может быть, заплачут, но не сегодня, а потом…
И нет уже того аула… И быстренько, за полчаса,
Всё утонуло в снежном вихре, запорошило всё кругом.
|
РУКИ ТВОИ
Помнишь, как мы встречались под стареньким деревом,
Как нам пели о нашей любви соловьи?
Столько прожито лет… И здоровье потеряно,
Но я помню, я помню ладони твои.
Мне неведомо, где ты и с кем, моя милая,
И кого ты поишь из кувшина любви…
Пусть в висках седина и погода унылая,
Но я помню, я помню ладони твои.
И когда постаревшая ива плакучая
Опускает на плечи мне ветви свои,
Что-то вспыхнет в груди… Что-то вновь меня мучает,
Будто это и вправду ладони твои.
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ
По небу неспешно плывёт лебединая стая,
И древнюю песню любви напевает душа.
Жива эта песня, хоть годы всё тают и тают,
Но та лебединая песня всегда хороша.
И каждою осенью, старые раны тревожа,
Разбитое счастье опять в поднебесье плывёт.
Осколком любви на груди поцарапана кожа,
И старая боль не даёт устремиться в полёт.
Построился в тонкую линию клин лебединый,
Глаза поднимаю, а птицы летят и летят.
И вечер осенний мои освещает седины,
И птицы уносят куда-то мой раненый взгляд.
БИТВА
Вода наступает, опять наступает вода.
Смывая могилы, смывая следы навсегда.
Огонь наступает, сжигая поля и леса.
Он слепит глаза… Что в грядущем – не видят глаза.
А бешеный ветер опять нагоняет волну,
Что память хранила, навечно уходит ко дну.
И ветер огонь раздувает средь белого дня,
Сгорают надежды в смертельной стихии огня.
Вода или пламень? Кто выстоит в смертном бою?
Вода или пламень?.. И я между ними стою…
ПОД СТАРЫМ ОРЕХОМ
Под старым орехом забытое счастье моё,
Что стало листвою, засохшей речушкою, эхом…
Сижу под орехом, своё вспоминая житьё,
И чуткая память подобна упавшим орехам.
Сижу, вспоминая… Орехи о землю стучат.
А время сжигает мосты между мною и веком.
Ушло моё детство… Я памятью будто распят.
Всё помню…И лишь потому остаюсь человеком.
Счастливое детство, что так пролетело давно,
С мечтами, что в будущем так и остались мечтами,
Куда-то умчалось… Вспорхнуло на кроны оно,
И там, с высоты, одиноко смеётся над нами.
Своим одиночеством я в этот миг дорожу,
С наивностью детства и с прошлым прощаюсь навеки.
Спиной прижимаясь к стволу, под орехом сижу…
А листья кружатся… И падают наземь орехи.
РАССТАВАНИЕ
Осенний дождь средь лета зарядил,
Всю ночь на стёклах капельки теснятся.
Держусь, наверно, из последних сил…
Порхает птица, я ж совсем бескрыл…
Нам тяжелей, чем птицам, расставаться.
Осенний дождь, хоть лето, но продрог…
Осенний голос в форточку стучится.
Расстались мы… Осенний холодок…
Я за ночь от печали изнемог.
Рыдает птица… Жаль, что я не птица…
МЕЛОДИЯ ГОР
Мальчонка… Подпасок… Он нынче при деле –
Залез на орех и негромко играет…
Мальчонка играет себе на свирели,
И горы мелодии молча внимают.
А дряхлый чабан, что присел, передышка –
Не те уже ноги, и сам уже старый, –
Всё слушает внука… Играет мальчишка…
Старик размышляет, любуясь отарой.
И старое дерево слушает тоже,
Захвачено музыкой этой простою.
Бегут взбудораженно соки под кожей,
Под тонкою кожей, а не под корою.
А листья на солнце с ореха струятся,
Мелодию вдаль унося безвозвратно.
И хочется тихо рыдать… И смеяться…
И смерть никогда не вернётся обратно.
Аульская музыка… Музыка луга
Манит и чарует… И хочется снова
Туда, где грустит, ожидая, подруга…
Где сено… Где истины первооснова.
Сижу я, копёнку спиной осязая,
А сено настолько свежо и душисто,
Как будто дыхание вечного мая,
Как будто дыхание девушки чистой.
То детство моё вдруг чарующим эхом
Вернулось…Мелодия плещется звонко.
И дед мой, чабан, всё сидит под орехом,
И это же я – со свирелью мальчонка.
Ч ТО ЖЕ ОН СКАЗАЛ?
Молча солдатик к костру подошёл,
Молча катал угольки на ладони,
Молча следил, как кружится орёл…
Что-то шепнул, но его я не понял.
Очень давно отгремела война,
Он же, погибший, по-прежнему молод.
В том, что живу, есть моя ли вина?
Жарок костёр, но я чувствую холод.
Молча глядит он на внуков моих,
Смело играют они у кострища.
Смотрит солдат… Даже ветер затих.
В детях солдат чьи-то чёрточки ищет.
Стоило бабушке внуков позвать,
Молча ушёл… И не подал мне руку.
Нынче в глазёнках у внуков печать,
Как у солдат, переживших разлуку.
Что он шепнул? Кем же был, наконец?
Что за виденье случилось такое?
Вдруг показалось мне – это отец,
Что на мгновение вышел из боя.
ПЕРЕД НОВЫМ ГОДОМ
Кружит пороша за окном… Засыпало окно.
И минул год, и век прошёл, и жизнь его прошла.
И шепчут губы старика в молитве лишь одно –
Зачем он здесь, зачем живёт, ведь кончились дела?
А дети где-то далеко, и дел у них полно.
Не приезжают? Ну и пусть! Здоровья им и сил!
А то, что холодно в дому и на душе черно –
Так забери меня, Аллах, он Бога попросил.
Но всё же старческой рукой опять стекло протёр –
А вдруг к отцовскому крыльцу ведут детей следы?
Но то ли взгляд у старика давно уж не остёр,
То ль заплутали сыновья средь вечной суеты.
Сидит старик, что стар и сед, сидит перед окном,
Гадает – чьи это следы оставлены в душе.
Старик сегодня не один – он с памятью вдвоём,
А память зоркая вдвойне на смертном рубеже.
А кто там в белом? Кто бредёт вдоль стылого окна?
Неужто яблонька в саду, что белого белей?
А может в саване своём стоит его жена,
И что-то шепчет в тишине, зовёт к себе: «Скорей!..»
Уходит день, уходит год, которого не жаль.
Метелью одарил Аллах…Старик в окно глядит.
Белеет двор, белеет сад, белеет эта даль,
Не видно больше ничего, и только снег летит…
ДЫХАНИЕ ЗА МНОЙ
Судьбы холодное лицо,
Холодные глаза.
Спешил вперёд… В конце концов
Мой путь привёл назад.
Да, долго шёл я, шёл и шёл,
Поняв в конце пути,
Что так дороги не нашёл
И некуда идти.
О чём теперь мне говорить
С той жизнью, что прошла?
Сгнила и оборвалась нить
Житейского тепла.
И потому я всё молчу,
Обочиной бредя,
И больше в жизни не хочу
Ни снега, ни дождя.
Мне не найти тропы иной –
Увяз в пустых делах.
Чуть слышно дышит за спиной
Невидимый Аллах.
Да ветер памяти принёс
Черты любимых лиц.
И не стыжусь я горьких слёз
И стынущих ресниц.
ПОКА ЗВУЧИТ ОНА
Так что позади нас?.. Лишь выжженный сумрачный путь.
Традиции предков?.. Намокла от пота рубаха.
Лишь пляшут шайтаны, от злобы решив отдохнуть,
И молятся братья, в молитве забыв про Аллаха.
Омыта дорога тяжелой, кровавой зарёй,
И предков могилы одни под коварной луною.
Всё чудится – злоба людская прикрылась луной…
Кто истины жаждет – шагайте дорогой иною!
Вертится планета давно уже против оси,
И солнце заходит в оранжевой точке восхода…
Всё в мире чужое – и ты об ином не проси:
Обманны слова, и, конечно, обманна природа.
И я просыпаюсь под утро со страхом в душе,
И чувствую – разум навеки меня оставляет…
Но где-то свирель вдалеке заиграла уже,
И музыка эта в душе моей не затихает.
Перевел с табасаранского
Анатолий АВРУТИН |
