Сергей РАТМИРОВ, член СП России, к.ф.н., доцент (Приднестровье)
Размышления об Украине

Сегодня, в связи с событиями на Украине, многие задаются вопросом: как могло произойти то, что произошло? Причины, безусловно, имеют давнюю историю. Это национальное образование порождено на территории Червонной Руси австрийцами и немцами, а также греко-католической церковью. То, что это немецкая затея, в свое время проговорился Отто фон Бисмарк: «Могущество России может быть подорвано только отделением от неё Украины… необходимо не только оторвать, но и противопоставить Украину России. Для этого нужно только найти и взрастить предателей среди элиты и с их помощью изменить самосознание одной части великого народа до такой степени, что он будет ненавидеть всё русское, ненавидеть свой род, не осознавая этого. Всё остальное — дело времени». Бисмарк ясно называет этих людей предателями.

На сегодняшний день можно говорить о сформировавшейся квазинациональности. Но в начале ХХ века этот вопрос можно было разрешить в этнографической плоскости. Украинский вопрос лежал и лежит в польской плоскости. Знаменитый «панславизм», в котором часто упрекают русских, на самом деле польского происхождения. «Польская заинтересованность в украинском сепаратизме лучше всего изложена историком Валерианом Калинкой, понявшим бессмысленность мечтаний о возвращении юга России под польское владычество. Край этот потерян для Польши, но надо сделать так, чтобы он был потерян и для России. Для этого нет лучшего средства, чем поселение розни между южной и северной Русью, и пропаганда идеи их национальной обособленности. В этом же духе составлена и программа Людвига Мерославского, накануне польского восстания 1863 года.
«Вся агитация малороссианизма - пусть перенесется за Днепр; там обширное пугачевское поле для нашей запоздавшей числом Хмельничины. Вот в чем состоит вся наша панславистическая и коммунистическая школа!... Вот весь польский герценизм!»» (Н. Ульянов «Происхождение украинского сепаратизма»).

И весь пафос украинского движение – отмежеваться от древнерусских корней есть по сути пафос польский, для которого слово Русь – нож ниже пояса. Это в теории. В практике: такое русское явление как казачество переводилось в область национальной особенности, присущей только украинскому народу. Как насчет Дона, Урала, Терека, Кубани, Забайкалья, Уссурийска? Казачество всегда несло пограничную службу на окраинах Русского государства. Не видит это только слепой. Надо сказать, что медвежью услугу России совершил поэт К. Рылеев, в своих думах, воспевавших запорожских казаков как носителей свободы и справедливости.

Пусть гремящей, быстрой славой,
Разнесет везде молва,
Что мечом в битве кровавой
Приобрел казак права!

Интересно, что именно в творчестве Рылеева мы встречаем антирусские настроения, вложенные в уста жены Войнаровского, прозвучавшие в думе поэта.

Ее тоски не зрел москаль,
Она ни разу и случайно
Врага страны своей родной
Порадовать не захотела
Ни тихим вздохом, ни слезой.
Она могла, она умела
Гражданкой и супругой быть.

Где-то это уже мы слышали? Ну, конечно, у Тараса Шевченко, поэзия которого просто пропитана антимоскальской риторикой. Совершенно очевидно, что украинский сепаратизм зародился на масонском тесте Соединенных славян и декабристском движении, для которых Малая Русь представлялась обиженным царскими тиранами краем. Украинский сепаратизм есть порождение русского и польского революционного движения. Противникам Самодержавия нужен был союзник. Его нашли в малороссийской идее. В. А. Маклаков, один из лидеров демократического лагеря, находясь уже в эмиграции, писал: «Если освободительное движение в войне против самодержавия искало всюду союзников, если его тактикой было раздувать всякое недовольство, как бы оно ни могло стать опасным для государства, то можем ли мы удивляться, что для этой цели и по этим мотивам оно привлекло к общему делу и недовольство "национальных меньшинств"?»

Но, чтобы национальное движение имело народную окраску необходима фигура, которую можно назвать «нашим все». Такой фигурой стал Тарас Шевченко, которого считают национальным гением украинского народа, создателем его литературного языка, равной национальному гению Данте, Шекспира и Пушкина.

Помнится в юношеские годы, питая слабость к украинской мове, как к языку моего киевского деда, решил почитать стихотворения Тараса Шевченко. Начал с «Заповита», читал на языке оригинала. Появилось странное ощущение умственной недоразвитости от прочитанного текста. Не мог справиться с этим ощущением. Обратился за разъяснением к родственникам-украинофилам. Те замахали на меня руками и стали тупо вещать, что это стихи великого человека и поэта, надо внимательно в них вникнуть, пропитаться, так сказать, духом этого гениального творения. Я вновь начал вникать. Человек просит, чтоб его похоронили посреди степи, где Днепр понесет с Украины в синее море вражескую кровь, и Бога он не хочет знать, если Он того не сделает. Простите, но так может писать обозленный на весь мир человек. Еще М.П. Драгоманов считал, что Шевченко величина дутая. Сопоставлять озлобленного на весь мир человека с величайшими гуманистами мира – явление нездоровое. Тут клиника, и требуется врач-психиатр. Возможно, у Шевченко был дар художника. Трудно судить. Но в историю он вошел не столько как художник, сколько как поэт и пророк, первый историк Украины, как любил характеризовать его Кулиш. Микешин, сокурсник по академии Шевченко, писавший: «Российскую общую историю Тарас Григорьевич знал очень поверхностно, общих выводов из нее делать не мог; многие ясные и общеизвестные факты или отрицал или не желал принимать во внимание; этим оберегалась его исключительность и непосредственность отношений ко всему малорусскому». Некоторых авторов, о которых писал, совершенно не читал, как например, Шафарика и Ганку. Главный способ приобретении знаний заключался в прислушивании к тому, о чем говорили в гостиных более сведущие люди. Подхватывая на лету обрывки сведений, Шевченко «мотав соби на уса, та перероблював соби своим умом».

Этот поверхностный человек зато обладал небывалым эмоциональным запалом злобы и ненависти к тем, кого он считал угнетателями.

... а щоб збудить
Хиренну волю, треба миром
Громадою обух сталить,
Та добро выгострить сокиру
Та й заходиться вже будить.

Ненависть же к царю, который фактически выкупил его из крепостного рабства, просто патологическая.

Царив, кровавих шинкарив
У пута кутии окуй,
В склипу глибоком замуруй!

Честно признаться разбирать литературные достоинства произведений этого поэта, стилизатора под народный фольклор и не надо было бы, но у Шевченко было то, что было необходимо революционеру: жуткий темперамент и ненависть к России. В этом он подлинно гениален. Этот бывший крепостной практически нигде не выступает против своих местных панов, потомков запорожских казаков. Разве, что одна элегия:

И доси нудно, як згадаю
Готический с часами дом;
Село обидране кругом,
И шапочку мужик знимае,
Як флаг побачить. Значит пан
У себе з причетом гуляе.
Оцей годованый кабан,
Оце лядащо-щирый пан
Потомок гетмана дурного.

А вот против русских – прямо огнедышащая ненависть.

Кохайтеся чернобривы,
Та не з москалями,
Бо москали чужи люди
Роблять лихо з вами.

После таких стихов как-то не верится утверждениям Костомарова и Кулиша, писавших будто шевченковские «понятия и чувства не были никогда, даже в самые тяжелые минуты жизни, осквернены ни узкою грубою неприязнью к великоросской народности, ни донкихотскими мечтаниями о местной политической независимости, ни малейшей тени чего-нибудь подобного не проявилось в его поэтических произведениях». Очевидно, что деятели украинизма явно лукавили.

Известно, что Шевченко откровенно признавался Основьяненко, что ему тяжко жить среди ворогов. И это в городе, который дал ему признание, открыл в нем талантливого художника. Но откуда такая ненависть к России? Вчитаемся в ульяновские размышления: «Откуда такая русофобия? Личной судьбой Шевченко она, во всяком случае, не объяснима. Объяснение в его поэзии.

Поэтом он был не "гениальным" и не крупным; три четверти стихов и поэм подражательны, безвкусны, провинциальны; все их значение в том, что это дань малороссийскому языку. Но и в оставшейся четверти значительная доля ценилась не любителями поэзии, а революционной интеллигенцией. П. Кулиш когда-то писал: если "само общество явилось бы на току критики с лопатою в руках, оно собрало бы небольшое, весьма небольшое количество стихов Шевченко в житницу свою; остальное бы было в его глазах не лучше сору, его же возметает ветр от лица земли". Ни одна из его поэм не может быть взята целиком в "житницу", лишь из отдельных кусков и отрывков можно набрать скромный, но душистый букет, который имеет шансы не увянуть».

Действительно, шевченковская поэзия пронизана ностальгией по старому казачьему укладу. Он не желает видеть, что казачество не было тем сословием, которое реально выражало интересы Малой Руси. Для него казачество – это попранная воля. Вспоминая гетманские времена, он поэтизирует их, придавая эпохи рыцарский идеал. По словам Кулиша, он пострадал от той первоначальной школы, «в которой получил то, что в нем можно было назвать faute de mieux образованием», он долго сидел «на седалище губителей и злоязычников». Когда-то Байрон, которого романтики упрекали в том, что он не видит идеала в старых рыцарских и благородных временах, писал, что он видит в этих временах грубых животных и скотов, беззастенчиво творящих безобразия и угнетающих своих ближних.

Оживут гетманы в золотом жупани,
Прокинеться воля, казак заспива
Ни жида, ни ляха, а в степях Украины
Дай то Боже милый, блисне булава.

Про антисемитизм сказано настолько явно, что называть после этого Шевченко гуманистом рука не подымается. Не будем удивляться тому, что наследники этого лжепророка будут резать ляхов и евреев с превеликим удовольствием. Во время гражданской войны на Украине петлюровцы творили такие зверства, что ни одна летопись не вместит. Советую почитать забытый роман Николая Островского «Как закалялась сталь»; про бандеровцев и говорить не стоит: даже видавшие виды немецкие фашисты презрительно называли их «свиньями» и поручали им саму черную работу. Эти нелюди воспитывались на творениях Шевченко, к глубокому сожалению. Вспомним, что писатель, попав в ад, не только за свои личные грехи ответит, но и за свои произведения, несущие яд ненависти.

Ненависть была свойственна не только Шевченко, его друзья Костомаров и Кулиш не менее его грешили, особенно на раннем этапе своего творчества. Если не стоит удивляться речи Шевченко, то знаменитый историк Костомаров потрясает, когда пишет о Екатерине II: «А нимка цариця Катерина, курва всесвитная, безбожниця, убийниця мужа своего, востанне доканала казацтво и волю, бо одибравши тих, котри були в Украини старшими, надилила их панством и землями, понадавала им вильну братию в ярмо и поробила одних панами, а других невольниками». Если ученый позволяет такие речи, то почему бы поэту не выразиться?

Ляхи були - усе взяли,
Кровь повыпивали,
А москали и свит Божий
В путо закували.

Обратим внимание, что поляки, которые фактически уничтожали Православную Русь, для Шевченко терпимее, чем русские люди, те самые люди, спасшие Малую Русь от физического уничтожения. Он не помнил об этом, он воспитывался на «Истории Русов», этой фальшивки, вышедшей из под пера неизвестного писателя, но приписываемой Епископу Георгию Конисскому. То, что «История Русов» станет его настольной книгой, видно из произведения Шевченко «Близнецы», кстати, написанной по-русски. В этой книге рассказывается о некоем помещике Сокире.

«Я сам, будучи его хорошим приятелем, часто гостил у него по нескольку дней и кроме летописи Конисского, не видал даже бердичевского календаря в доме. Видел только дубовый шкаф в комнате и больше ничего. Летопись же Конисского, в роскошном переплете, постоянно лежала на столе и всегда заставал я ее раскрытою. Никифор Федорович несколько раз прочитывал ее, но до самого конца ни разу. Все, все мерзости, все бесчеловечья польские, шведскую войну, Биронова брата, который у стародубских матерей отнимал детей грудных и давал им щенят кормить грудью для свой псарни - и это прочитывал, но как дойдет до голштинского полковника Крыжановского, плюнет, закроет книгу и еще раз плюнет».

«Переживания героя этого отрывка были, несомненно, переживаниями самого Шевченко. "История Русов" с ее собранием "мерзостей" трансформировала его мужицкую ненависть в ненависть национальную или, по крайней мере, тесно их переплела между собой. Кроме "Истории Русов", сделавшейся его настольной книгой, поэт познакомился и со средой, из которой вышло это евангелие национализма. Приехав, в середине 40-х годов, в Киев, он не столько вращался там в университетских кругах среди будущих членов Кирилло-Мефодиевского Братства, сколько гостил у хлебосольных помещиков Черниговщины и Полтавщины, где его имя было известно и пользовалось популярностью, особенно среди дам. Некоторые из них сами пописывали в "Отечественных Записках"» (Н. Ульянов).

Итак, национальным поэтом Украины Шевченко стал за свою приверженность к староказачьему укладу и вследствие ненависти России. Сказать, что он создатель особого украинского языка и поэзии выглядит преувеличением. Белинский, сразу же по выходе в свет «Кобзаря», отметил фальшь его народности: «Если господа Кобзари думают своими поэмами принести пользу низшему классу своих соотчичей, то в этом они очень ошибаются; их поэмы, несмотря на обилие самых вульгарных и площадных слов и выражений, лишены простоты вымысла и рассказа, наполнены вычурами и замашками, свойственными всем плохим пиитам, часто нисколько не народны, хотя и подкрепляются ссылками на историю, песни и предания, следовательно, по всем этим признакам – они непонятны простому народу и не имеют в себе ничего с ним симпатизирующего». Можно подписаться под каждым словом великого критика.
Кто-то упрекнет Белинского в великодержавном шовинизме, но украинофил Драгоманов писал, что «Кобзарь» «не может стать книгою ни вполне народною, ни такой, которая бы вполне служила проповеди "новой правды" среди народа».
Совершенно очевидно, что народ остался глух к поэзии Шевченко, которого со времен революции 1917 года просто навязывают на территории Украины (заявляю официально: еще не видел в природе такого отчуждения к национальному поэту, какое наблюдал, что в украинских, что русских классах Народной Освиты Украины).

Но дьявол рыкает, как лев, необходимо было разрушить Русскую государственность. И это разрушение начинается с живота. Таким животом для Руси всегда был Киев, национальная святыня. Удар под дых и совершали революционеры и потомки мазеп и полуботков, предавших свой народ. При этом, еще в ХIХ веке речь идет только об автономии, о федерации славянских народов. Даже мысли не допускалось о выделении из России. Киев, по мысли Костомарова, должен был стать матерью славянских народов. Украина вообще представляется страной, в которой вольные и федеративные начала заложены изначально, поэтому именно она способна стать ядром новой славянской федерации. Но, чтобы быть частью федерации, необходимо иметь этническую самостоятельность. Но таковой не было и не могло быть. На казачьих иллюзиях и революционной фразеологии можно сотворить партию, но не нацию. Вот тут-то и включается в действие галицийская карта. Галицию недаром называют украинским Пьемонтом. С этого края началось формирование государства под названием Украина. Австрийское правительство прекрасно поняло, что уничтожение русского национального самосознания навсегда оторвет Червонную Русь от ее корневого начала.

С конца ХIХ века Австро-Венгрия позиционирует себя как противника России, причем не тайно, но явно. Австрия подло вела себя в Крымскую кампанию (благодарность за спасение монархии в 1849 году), омерзительно нагло во время Берлинского конгресса, когда аннексировала Боснию и Герцеговину. В довершение своего подлого отношения к Руси стали повсеместно запрещать русский язык на территории Галиции. Люди, называвшие себя русинами, подвергались гонениям и преследованиям. Интересный документ находим в анналах австрийской истории, датированный 1911 годом, когда двуединая монархия готовилась к войне. «Заявляю, что отрекаюсь от русской народности, что отныне не буду называть себя русским, лишь украинцем и только украинцем». Такое отречение требовали от молодых семинаристов. Т.е. шла насильственная украинизация русского народа. Правда, надо оговориться были и трезвые головы в Вене, которые прекрасно понимали, что никакого украинского народа и в помине нет. Известный славист, академик Ягич, писал: «В Галиции, Буковине, Прикарпатской Руси, - заявил Ягич, - эта терминология, а равно все украинское движение, является чужим растением, извне занесенным продуктом подражания... О всеобщем употреблении имени "украинец" в заселенных русинами краях Австрии не может быть и речи; даже господа подписавшие меморандум едва ли были бы в состоянии утверждать это, если бы они не хотели быть обвиненными в злостном преувеличении».

Но следует констатировать тот факт, что Галиция и Буковина, действительно, были наименее чисто русскими областями. Начиная с ХIV века население этих краин было подвергнуто усиленной полонизации, мадьяризации и онемечению. Происходило очевидное смешение национального состава, корень был заражен кровавыми червоточинами. Был и самый главный фактор, который способствовал формированию особой этнической группы: религиозный. Мы помним, что нация есть в первую очередь религиозный культурно-исторический тип. В течение 600 лет в Галиции и Буковине создавался греко-католический религиозный тип. Причем, народное сознание воспринимало греко-католическую церковь как свою родную, отечественную. Предательство произошло незаметно. Однако, несмотря на церковное разделение, в глубинах народного сознания память о Единой Руси хранилась. Чтобы вытравить эту память в дело вступила литература, искусство и народное образование. Галицийская школа стала проводником украинофильского направления.

«Украина училась в общерусских школах, читала русския книги и впитывала русскую образованность, Галиция училась по-польски, а потом, в XIX веке, по-немецки. Несмотря на сильное развитие руссофильства, во второй половине XIX века, каждый образованный галичачин гораздо меньше имел понятия о Пушкине, Гоголе, Лермонтове, Гончарове, Толстом, Достоевском, чем о Мицкевиче, Словацком, Выспянском, Сенкевиче. Замечено, что даже сведения о России и Украине почерпались галичанами, чаще всего, из немецкой печати. Удивительно ли, что ко многим вопросам кардинальной важности украинцы и галичане относились и относятся по-разному? Трудно, например, найти образованного украинца, который бы порицал кн. Владимира Святого за насаждение на Руси византийской культуры. Для галичан - это одиозная личность. Он для них, прежде всего, не "святой", а только "великий", а историческая его миссия всячески осуждается: он дал Руси не ту веру и не ту культуру, которую следовало бы…
"Лихий вплив (влияние) православного Царьгороду не дав нашим силам сконсулидуватися, выкликував революции, деморализував тим самым населення". Так писал о. Степан С. Шавель в канадской газете "Украинськи Висти". Царьград и Москва - два злых гения. "Москва вчила нас, як бунтуватися протии гетманив, Царьгород бунтував одного князя проти другого. Ни вид Москви, ни вид Царьгороду ничого доброго ми не навчилися, бо сами вони ничого доброго не посидали. Ни Царьгород, ни Москва не посидали принципив на яких моглаб була развинути украинська культура". Галичане не любят культурного прошлого южной Руси. Нелюбовь эту можно встретить не только в писаниях простого униатского священника, но на страницах ученых произведений галицийских профессоров, вроде Омельяна Огоновского» (Н. Ульянов).

Но почему не нашлось сил, способных, подобно Иоанну Вишенскому, стать на защиту русского самосознания, русской культуры и русского языка? Были. После 1848 года Франц-Иосиф, увидев в русинах естественных союзников против венгров, поддерживал национальное возрождение русин. Его комиссар Добрянский открывал русские школы и гимназии. Началось русское возрождение, появляются свои русинские писатели, такие, как Яков Головацкий, В. Дзедзицкий и другие сотрудники русской газеты «Слово». Русский язык стал возрождаться в стране, где интеллигенция говорила только по-польски. И они четко поняли, что великорусский язык практически идентичен русинскому наречию. Способствовало этому знание русинами церковнославянского языка, на котором, как известно, происходило богослужение в униатской церкви. Недаром сегодняшние и прошедшие украианофилы так яростно нападают на церковнославянский язык. Даже униаты в течение трехсот лет не посягали на славянский язык. Новая украинофильская интеллигенция отказалась не только от Отечества, религии, но и языка. Такого массового помешательства не знала мировая история.

Но почему эта интеллигенция восторжествовала? Ведь даже М. Грушевский признавал: «Москвофильство охватило почти всю тогдашнюю интеллигенцию Галиции, Буковины и закарпатской Украины». «До самой войны 1914 г. москвофильство пользовалось симпатиями БОЛЬШИНСТВА галичан и если бы не эта мировая катастрофа, неизвестно, до каких бы размеров разрослось оно. Но аресты и избиения в начале войны, а особенно после кратковременного пребывания в Галиции русских войск, нанесли ему тяжелый удар. Русофильская интеллигенция оказалась уничтоженной. Морально ее доконала большевицкая революция в России, открыто принявшая сторону самостийнического антирусского меньшинства» (Н. Ульянов).

Вот и названная причина! Уничтожена была интеллигенция Червонной Руси. И Австрия, и истинные хозяева Галиции поляки были напуганы русским влиянием. Понимая, что в лоб идти крайне неразумно, были брошены все силы на создание особого украинского этноса. И тут-то и пригодился польский граф Андрей Шептицкий, занимавший кафедру львовского униатского митрополита. Этот лях сделал все от него возможное, чтобы навязать народу неестественное состояние. В бой была брошена армия униатских попов. Советую почитать статьи и памфлеты Ярослава Галана, показавшего суть униатской митрополии. Началось повсеместное наступление на церковнославянский язык богослужения, последнее прибежище русскости.

Таким образом. украинское движение основывалось на диалектных особенностях малорусского языка, что выдавалось за этническую принадлежность; революционности и федерализме; преданиях казачьей старины, запечатленной в поэзии кобзаря Тараса Шевченко; униатской церкви, выполнявшей роль духовного водителя народа. Все эти силы не просто поддерживались, а находились на содержании Венского двора, заинтересованного в том, чтобы разрушить Российскую империю и создать украинское королевство во главе с Вильгельмом Габсбургом. Не будь галицийского движения, говорить об украинстве не приходилось бы. Ради этой цели и началась планомерная работа по вытеснению русского самосознания с территории Червонной Руси. Должна она была завершиться ударом по основе Руси – Православию. Именно, на Православие обрушатся панове социалисты и самостийные церковники. Придя в Киев в 1918 году, будут требовать отделения Церкви Малой Руси от Москвы, вводя при этом в богослужение какую-то недоразвитую мову, вызывающую смех. Омелян Огоновский скажет: «Пора нам, народе украинский, и свою ридну мову принести в дар Богови и цим найкраще им и себе самих освятити и пиднести и свою ридну Церкву збудовати». Вся предыдущая история Руси и ее языка перечеркивалась. Т.е до 1918 года на территории Украины народ никогда не говорил на своей родной мове. Только вчитайтесь, как на Украине стали называть святых угодников после самостийного собора, собранного горе-попами (где, кстати, не было ни одного иерарха Церкви). «Перед нами "Молитовник для вжитку украинской православной людности", выпущенный вторым изданием в Маннгейме в 1945 г. Там, греко-римские и библейские имена святых, ставшие за тысячу лет своими на Руси, заменены обыденными простонародными кличками - Тимошь, Василь, Гнат, Горпина, Наталка, Полинарка. В последнем имени лишь с трудом можно опознать св. Аполлинарию. Женские имена в "молитовнике" звучат особенно жутко для православного уха, тем более, когда перед ними значится "мученица" или "преподобная": "Святые мученицы Параська, Тодоська, Явдоха". Не успевает православный человек подавить содрогание, вызванное такой украинизацией, как его сражают "святыми Яриной и Гапкой". Потом идут "мученицы Палажка и Юлька" и так до... "преподобной Хиври"» (Н. Ульянов).

Это ужас! Болезнь поразила украинофилов. Но что интересно: украинофилы прекрасно знали, что их меньшинство. Сриблянский писал еще в 1911 году, что «Украинское движение не может основываться на соотношении общественных сил, а лишь на своем моральном праве: если оно будет прислушиваться к большинству голосов, то должно будет закрыть лавочку, - большинство против него».
И вот это меньшинство и делало все возможное, чтобы подорвать Российскую империю. Почему имели успех в годы великой революции? Все очень просто. Русская либеральная, лучше сказать псевдолиберальная, интеллигенция видела в украинских сепаратистах союзников в борьбе против Самодержавия. Почему большевики согласились на формирование Украинской республики? Еще проще. Ленинская национальная политика вначале предлагала огромные права на языковом фронте, лишая интеллектуальную элиту всяких политических прав, позже будет Сталиным проводиться и русификация, настроенная на стирание наций, на формирование общности – советский народ. Самостийники будут объявлены врагами народа и их постепенно устранят с политической арены. Однако заигрывания с языком, как и национальной идентичностью, будут продолжаться до горбачевской эпохи, когда Украина окончательно выделиться в самостоятельное по структуре национальное образование, в котором половина населения не владеет толком державной мовой.

Пространно остановился на Украине, потому что именно она, в конечном счете, развалила Союз Трех: Малой Руси, Великой и Белой. Что касается других национальных движений, то, обладая действительным национальным правом, они старались сохранить свой союз с Россией. Даже Грузия до последнего в лице своей интеллигенции пыталась сохранить связи с Россией, и только приход к власти большевиков в России породил значительные сепаратистские тенденции. Именно коммунистическая власть сделала все возможное, чтобы в Грузии возненавидели Россию. Не Церковь, не интеллигенция реально не выступала против России: нас связывает слишком много. Но сформированная коммунистами элита с одной стороны довела культурный слой до желания размежеваться, а с другой – сама эта элита захотела властвовать в Грузии. И великий грузинский народ стал заложником непонятных сил. Но, думаю, грузинский народ постепенно разберется и встанет на путь Православия, что неизбежно приведет к союзу с Россией.
Все нации невозможно перечислить, которые населяли и населяют Россию, но именно в России была семья народов, по выражению Вл. Соловьева, а не тюрьма, как говорил Ленин, действительно устроивший тюрьму народов.

Сергей Ратмиров родился в 1967 году, в Тирасполе. Закончил в 1990 году Тираспольский госпединститут им. Т.Г. Шевченко, по специальности филология. Защитил кандидатскую диссертацию "Мифологические и библейские образы в поэзии Максимилиана Волошина", по специальности литература. Публиковался в журналах «Тирасполь. Москва», «Поэзия», альманахах «Спутник», «Литературное Приднестровье», газетах «Российский писатель» и «Приднестровье». Руководитель литературного объединения «Взаимность».
Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта

Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus
Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную