Анна РЕТЕЮМ

Чтоб не сделаться чёрной болью…

(Из новых стихов)

* * *
Останется лишь голос, тёплый голос,
и в ледяном сиянии миров
он выпорхнет вслепую, словно голубь,
когда поманит вечность-птицелов…

И обнажённый голос, словно голод,
подхвачен будет горькою волной – 
скитаться будет он, но трубный Голос
откроет, наконец, простор иной…

Я отзвук Твой, я Твой летучий атом
и на земле чудесно побывал – 
прими, насыть и отогрей меня Ты,
великий Голос – Логос – что воззвал…

* * *
По заулочкам студёным –
к девяти – так к девяти
в состоянии пронзённом
ты привыкла уж – почти.
Утра серая иголка –
эфемерна и груба.
Подморозило. И колко
нижет каждый вздох 
судьба.

* * *
В эти майские дни, как ни выйдешь – 
опоздала опять, проспала:
медуниц уж в траве не увидишь, 
самовольно сирень расцвела.

Не по дням – по бесценным минутам 
растекается лиственный шёлк,
но река не спешит почему-то
расплескать ледяной тихий шок.

Заполняется листьями время, 
заполняется сердце и взгляд –
о, какое блаженное бремя,
словно я воротилась назад!

Словно я старшеклассница только, 
нежный ландыш в росе обрела –
и не знаю, как больно, как долго
вот сюда, в этот май, я брела…

* * *
Здравствуй, тополь, друг старинный,
юных лет небесный сполох!
Пляшут листьев тамбурины
на ветвях твоих весёлых;

заплутал в дремучей кроне
мимолётный знойный ветер,
чтобы ты в сладчайшем звоне
мне взаимностью ответил.

Утлый месяц не помеха –
коль пруда настроишь тело
как серебряное эхо
дальней – звёздной – тарантеллы!

* * *
«Зато, зато, зато…» –
хотела бы иметь я:
сундук пудов на сто,
а в нём добра несметье,
что рук не бременит, 
что воры б не отняли, 
что вечно не сгорит
от тленья, от огня ли…
«Зато, зато, зато…» –
хотела бы сказать я,
но жизнь моя – всё ж то
единственное платье.

* * *
Успокой меня, ветер летний,
успокой меня, голос дальний,
на войне на моей столетней –
между молотом и наковальней.

Чтоб не сделаться грубой сталью,
я дышу, наполняясь светом –
облаками, лучами, далью
и черёмух пьянящим цветом.

Я звучу, доверяясь ярко
зеленеющему раздолью –
разнотравью, реке и парку,
чтоб не сделаться чёрной болью…

* * *
Давай уедем, друг, уедем
в Саратов, в глушь, куда-нибудь,
да хоть в тайгу к самим медведям,
к китам камчатским – тоже путь…
Махнём с тобой как бы случайно
туда, где эхом клич орлов,
и – козероги вверят тайну
тянь-шаньских синих облаков!

* * *
Вот и всё. Декорации сняты,
и душа озирает себя,
исчисляя дары и утраты,
о витийстве безумном скорбя.

Вот и всё. Ты сама сотворила
глум и дым в мелодраме живой – 
это было, смотри, это было,
и ни с кем-то, артистка  – с тобой.

Вот и всё. Ты играла и пела,
обольщаясь поддельной волшбой…
Как же ты прожила неумело
эту роль, называясь собой...

* * *
Дни угрюмы, словно бедуины,
и бредут, верблюдиц оседлав,

в те края, где финики и дыни
сладостней эмировых забав,

где в зелёном блеске веют пальмы
и медвян акаций свежий вздох –

пышную траву примять стопами
и молить, чтоб кладезь не иссох…

В бедные джеллабы тихо прянув,
по следам и звёздам – там и тут –

бедуины дней моих упрямых
к вечному Оазису бредут.

* * *
Я сама жестокосердая,
Силы неба преблагие,
и держусь, едва ли ведая,
как болезнуют другие;
я сама хожу зашоренно,
ничего не достигая.
Или – по колено горе нам?
Я сама, сама такая…

* * *
Пусть приснится тебе, Comme il faut,
мой сынок, ничего не просящий;
лишь на миг, далеко-далеко,
словно взгляд жизни той – предстоящей.

* * *
Ай, люли-люли-люли,
пролетели журавли,
в облаках кораблики – 
сизые журавлики.

Ай, люли-люли-люли,
унесли на край земли,
за глубоко морюшко,
наше с деткой горюшко.

Ай, люли-люли-люли,
у зари в гостях, вдали – 
отдохнут кораблики
сизые журавлики.

Ай, люли-люли-люли,
сны, как пёрышки, легли
на постельку с высоты –
отдохни скорее ты.

* * *
               А если это так, то что есть красота
               И почему её обожествляют люди?..
                                      Н. Заболоцкий

В чём красота, скажи мне, в чём она?
В цветенье вишни – кружевной, воздушной?..

Я влюблена, безумно влюблена
в росток светящийся и клён тщедушный – 

в предлиственность, предлето  – словом, пред – 
предчувствие – оно судьбы дороже,

я влюблена в рассвета птичий бред,
в настройку струн, в тревогу сердца – тоже.

Я знаю, суждено быть ярким дням,
как совы, разлетятся в небе луны...

В чём красота живёт – решать не нам,
нам – трепетать, как солнечные струны.

* * *
Живут на небе облака,
живут на небе люди,
хрустален свет и даль звонка…
Так было и так будет.

Воздушный змей – совсем не змей –
петрушка балаганный,
и видим строже и ясней
заоблачные страны.

Теней кудрявые стада
от века и доныне
скользят послушливо туда
по солнечной равнине,

перетекают в высоту
прозрачные берёзы –
за трепетную ту черту,
где блёкнут даже грёзы,

где свет хрустален, даль звонка…
Так было и так будет.
Поют на небе облака,
поют на небе люди.

* * *
Разлив был долог и могуч,
а дом наш – с краю,
волна бродила мимо туч,
в сад набегая;

следы развеяла и рук
прикосновенья,
и не умели скрыть испуг
твои растенья…

И вот уж в розовом снегу 
восходит лето…
Мой свет, найти тебя смогу – 
когда-то, где-то?

* * *
Будь мужественной, будь небесным колесом –
пусть льётся на тебя поток необоримый,
и мельница гудит, скрипит – и в шуме сём
созиждется душа, размалывась зримо...

* * *
Нельзя присвоить человека – 
его дыхание и сны,
скруглить значенье силуэта, 
зрачков коснуться глубины.
Я ухожу – в долгу, ты видишь – 
допечь насущное, дошить…
Хотела б, как хрустальный Китеж,
подводной музыкой прожить.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную