Анна РЕТЕЮМ

Не от мира сего, не от века...

Из новых стихов

* * *
Нет у меня ничего моего –
только намеренье, только стремленье...
Воздуха дай и звучи горлово
вместо меня, хоть в каком оперенье;
белого дня, победительных сил,
горнего зренья – в пути не сбиваться,
чтобы во всём Ты дышал и светил,
чтобы намеренье стало сбываться.

* * *
Ты живёшь, как жила – волей тесной,
и котомку несёшь, как несла,
но внезапно в дали неизвестной
прогремит и обрушится мгла.
Ты проклятия ей не подаришь,
придорожных камней не швырнёшь,
волей доброй, как старый товарищ –
отведёшь этот дождь, эту ложь.
Ты живёшь, как жила, но зачем-то
тучи снова кипят над тобой
и фанфары сквозящего света
пробивают заслон голубой.
Что ты можешь понять в поднебесной
круговерти, в творении дня?
В этой схватке ужасной, чудесной
ты живёшь, никого не виня.

* * *
Мы пойдём с тобой за ручку
потихоньку, день за днём,
и осеннюю колючку
сквера плавно обогнём.
Мы скруглим углы квартала,
переходы пролетим,
и минуется немало
прочих уличных картин.
Не толкнёт никто, не тронет,
хохотать не станет вслед –
путь прозрачный наш утонет
в дымке ласковых планет.
Мы пойдём с тобой до Бога,
лишь оденься потеплей,
и простим их – кто убого
выгонял нас из людей.

* * *
Есть одна иерархия – небесная,
остальное – кажимость и блажь.
Третья ли, чужая, неизвестная
я тебе – как можется, уважь.

Не цепляюсь за людей и почести,
вверен мне природы хоровод,
жизнь земная – голос одиночества
и любви божественный восход.

Есть одна иерархия, в которой мы,
может быть, и места не займём:
нам бы друг для друга стать опорами –
кровные ль, чужие – день за днём.

ТРИО-СОНАТА И. С. БАХА 4
Небесно-гулкий ми минор,
мелодии ступени –
спокойный, строгий разговор
и жизни откровенье;
за мною ходит по пятам
четвертая соната –
как тёплый дождь, как фимиам,
хоть незамысловата.
И будто видится с холма,
в дыхании органа,
старинных улиц кутерьма,
что ноты Иоганна,
и черепица, и фахверк,
и жалкие лавчонки,
и маета который век –
той, рыженькой, девчонки...

* * *
У Бога всего много –
трудись да не стужись,
не городи итога,
покуда длится жизнь.

* * *
Летит-разливается белой зарёй
повсюду, лишь ветром хранима,
туман беззащитный она над землёй
и всё же едва ль уязвима.
Летит-разливается, песню поёт,
и камень, и облако нежит,
баюкает лес, понимает зверьё,
и боль человека утешит.
Летит-разливается, нет ей преград,
и целой притом остаётся,
всё тоньше её невесомый охват,
но голос звучнее поётся...

* * *
Если вдруг ты себя разоришь
в разговорах пустых и обидах –
то уж волей-неволей вместишь
сумасшедшего города выдох:
будет грохот тебя сотрясать,
будет смог непроглядный клубиться,
будут птицы живые взлетать
сквозь движенья твои и границы…

Если вдруг ты себя не найдёшь –
как рассвет, притаившийся в розах,
или в облаке спрятанный дождь –
кто затеет отчаянный розыск?
Кто найдёт, твоё имя любя –
словно жемчуг в подводных руинах
и мелодию в нотах старинных?
Если вдруг ты утратишь себя...

* * *
Кажется, проще простого
солнцем заутра вставать,
жмуриться в искорках снова
и излучать благодать.
Было ж когда-то такое:
брезжит в кроватке рассвет –
дитятко ты золотое,
маме смеёшься в ответ...

Что же с тобой приключилось –
дёрнешься, пойманный тать,
чёрного утра немилость
брошен опять отбывать.
Только неправильно это –
знаешь ты, чуть поостыв:
детства есть тайная мета,
неба неявный призыв.

* * *
Уйти бы мне в отставку,
в немыслимый отгул,
найти такую справку –
чтоб только моря гул,
чтоб только леса выдох
и трепет малых трав,
чтоб только птичий вызов
и гор скалистый нрав...
Ну разве не занятье
и не императив –
летать по ветру в платье,
печали отпустив!

* * *
Что потом, что же будет потом –
разве слышало сердце о том?
Вот секунда, и вот уж за ней
табуном пронеслось много дней;
вот секунда, и сразу года,
половодья буруны, стада,
вот секунда, и сразу любовь,
васильково-небесная новь…
Что потом, что же будет потом –
не узнать и во сне золотом!
Но в сферической капле, в слезе –
и Творец, и творения все.

* * *
Сотвори из меня человека –
не от мира сего, не от века,
чтоб леталось зарёй голубою
и бессмертной беседой с Тобою,
чтоб дышалось прохладой кристальной,
лучезарной немыслимой Тайной!

Отряхни от меня человека,
что в отчаянье сущий калека,
суетой обветшал, запылился
и, себя не узнав, устыдился.
Сотвори из меня человека –
не от мира сего, не от века.

ЧЁРНЫЙ КВАДРАТ
В светлой комнате горы игрушек,
ярких книг и тетрадей копна...
Как же сделать, чтоб был не разрушен
твой мирок чёрной бездной окна?

Я сама до сих пор не умею
полюбить темноту декабря:
распахнувши глаза, столбенею,
о Малевиче вслух говоря...

Знаю! Чёрный квадрат огоньками
мы завесим, разгоним гипноз.
Эти звёздочки ждать будут с нами
ночь, когда народится Христос!

ИНЕЙ
Снега нет, но всюду иней,
будто бы десерт предзимний,
будто крупный сахарок
лёг на хворост, на пирог –
в рот нельзя, глазами, впрочем,
любоваться можно очень! 

НА СОН ГРЯДУЩИЙ
Худенькие плечи,
отроческий лик,
догорели свечи,
разговор поник.
Догорел морозный
золотой витраж,
и уснул серьёзный
здешний ангел наш.

Жарки стали печи
в царствии зимы,
и видны далече
стылые дымы,
и видны седые
дебри в лунный час.
Ангелы святые,
посетите нас!

* * *
Чудотворец Николай,
ты про нас не забывай!
Хоть не паиньки, но всё же
просим мы о чуде тоже.
Приходи в наш старый дом
перед самым Рождеством!

СНЕГ
Расскажу тебе стишок
про весёлый про снежок,
он рождественский, нарядный,
до снежинки ненаглядный,
разукрашена земля
в завитки да вензеля,
детства сказочное чувство,
неба чистое искусство.

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную