|
* * *
Я ищу тебя в каждом чёртовом шорохе,
В каждой глупой песенке,
И в пролёте лесенки.
Ты похож на слова, которые сказаны шёпотом,
Нежно и глупо было тогда,
А сейчас невесело.
Я хватаю воздух ладонями в поисках твоих рук,
Умирать на осеннем холоде
От тактильного голода.
На вокзалах так ветрено.
Ты вернёшься, мой милый друг?
– Я прирос к этой серости,
Мне не уехать из этого города.
Мама заходит в комнату, гладит по голове,
Тихо спрашивает: «Ты спишь?»,
Ей в ответ сопишь.
Уходи, мама, тошно давно уже.
Я с надеждой смотрю в экран,
Но ты больше не позвонишь.
* * *
Прятать комки бумаги с признаниями под подушку,
Лесть в уши, будто старые сказки слушать.
Ты как сладкая булочка в бабушкиной духовке –
Так хочется скушать.
Любоваться тобой часами, днями, неделями,
А потом тебя, как Джоконду, похитить,
Ты будто бы Млечный путь в августовском небе –
Так хочется видеть.
Волосы твои гладить, а потом трепать за макушку.
Ты, кажется, ненастоящий, просто мне снишься.
Ты – обещанье в любви, прошепченное на ушко, –
Так хочется слышать.
* * *
Не ищи причин, я люблю без повода,
Не заслуги твои люблю,
А тебя – от и до.
Я люблю тебя не за знание физики,
Не твои прекрасные скулы,
А целиком, всего.
Я люблю без перерывов на перекур,
Без условий. И счастьем люблю,
И бедой.
И чтобы другие не говорили, и над чем бы
Они не смеялись, знай, пожалуйста,
– Ты всё равно мой.
* * *
Ты лучше пиццы и шоколадок с лесным орехом,
Ты лучше июньских рассветов
и холодных январских вьюг,
Когда в кресле сидишь под тёплым клетчатым пледом,
И горячее сердце – оправдание холода рук.
Ты лучше всех когда-то просмотренных мною фильмов,
Ты лучше рока на полную громкость в колонках,
Ты лучше даже, чем мысли о первом смехе
Нашего пока ещё неродившегося ребёнка.
Ты лучше, чем крутиться в компьютерном кресле,
Ты лучше, чем любимый твой крепкий чай,
Ты лучше, чем мимоходом брошенное на пороге,
Когда ты уходишь в булочную: «Не скучай».
Ты лучше, чем запах страниц только купленной книги,
Ты лучше, чем танцы без музыки в темноте,
Ты лучше объятий прощальных и слёз счастливых,
Лучше желания, загаданного по звезде.
Ты лучше намного, чем тот прекрасный момент,
Когда ты лежишь в кровати моей, и свет касается твоей кожи,
И на кон я легко бы поставил весь этот сложный мир,
Ради двух минут с тобой, мне за это по праву положенных.
* * *
Гуси-лебеди вдаль уносятся,
Щука в омуте исчезает,
Ускакал Горбунёк – не воротится,
И замок Кощеев пугает.
Дело делается проворно,
А вот сказка скоро не сказывается,
Всё вокруг снежком припорошило,
Где же Морозко скрывается?
Унесут тебя гуси-лебеди ли,
Злой Кощей утащит в свой замок,
Я возьму свой острый меч-кладенец
И сражаться храбро я стану.
Пусть истоптаны скороходы мои,
Пусть посох железный сточился,
Пусть пройдены мною жестоки бои,
Пусть меч острый мой развалился,
Са-ша,
Са-шень-ка,
Милый мой,
Сладкий голос и губы сахарны,
Я тебя найду, мы ускачем с тобой...
– Просыпайся, ты во сне плакала.
* * *
Ты пишешь: «Не забывай меня»,
но как тебя можно забыть?
Вкус твоих губ – мой самый любимый вкус.
Я не скрою эту любовь
в самых дерзких попытках скрыть,
Впрочем, мне и не нужно, я за чувство это держусь.
Я от этого не отрекусь, если подставят к виску ружьё,
Пусть твой образ останется в памяти, я молю,
Только ты появишься, выдаст
Азбукой Морзе сердце моё:
•-•- •-•• ••-- -••• •-•• ••-- - • -••• •-•-
•-•- •-•• ••-- -••• •-•• ••-- - • -••• •-•-
•-•- •-•• ••-- -••• •-•• ••--
(я люблю тебя я люблю тебя я люблю)
* * *
Я слёзы закатывала в стеклянные баночки,
Я ходила болезненно-нежная, ждала твоего прихода,
Мне бы только коснуться губами твоих коленочек,
Мне бы только найти очертания пальто твоего
в порывах плохой погоды.
Дождь всё льёт, кап-кап, стучит по стеклу холодному,
Ты по дереву, дождь, постучи – льётся кленовый сок,
Мне бы только взглянуть на тебя
хоть разочек, пару секундочек,
Увидеть размытый твой силуэт
сквозь старый дверной замок.
В голых ветках зимы не найти мне листа зелёного,
Твоих мутно-зелёных глаз не найти мне в чужом лице.
Я – Снежная Королева, где же ты, Кай, мой милый?
Сижу, жду тебя в старой сталинке –
моём ледяном дворце.
А весна перегаром дышит в лица прохожих,
Пьяный запах липы почти что сбивает с ног.
Я хожу, шатаюсь, трясусь от боли и ветра.
А ботинки твои всё хозяина ждут, одни обивают порог.
Привокзальная площадь пышет Яблочным спасом,
Я стою в тонком платьице, парализованная тоской,
Ты спускаешься с поезда, шепчешь тихо на ушко:
«Ну, здравствуй»,
И слёзы текут по осколкам банок, по розовой мостовой.
|
* * *
«У тебя волосы пахнут как шоколад...»,
И к знакомой руке быстрей тянется рука.
Где-то дом, где тебя ждут назад,
Где-то течёт река.
Достаю из кармана солнце и заворачиваю в конверт.
Понравится ли тебе? Или лучше луна?
«Вкус твоих губ похож на вкус любимых конфет»,
Но поцелуи бесплатны, а у ирисок всегда есть цена.
Поделишься ли со мной, если найдёшь клад?
Но и с пустыми руками скорей возвращайся назад.
У меня, кстати, волосы пахнут как шоколад,
А губы на вкус как ириски и лимонад.
* * *
Я – ощущение неоконченности после неприятного диалога,
Я – красное кружево эпидермиса, вырезанное вдоль вен,
Я та притягательная красотка, что окажется недотрогой,
Я – шутка на похоронах, я в важный момент мигрень.
Я пятна дешёвого кофе на белом кожаном кресле,
Дорожка к дому, та, что засыпана снегом,
Я та, кому одной на тусовке невесело.
Я и есть разочарование, если б оно было человеком.
Ты ветер весенний и шелест юной листвы,
Ты – розочка от незнакомца, ты – улыбка ребёнка,
Ты майский дождь, смывший всю пыль с мостовых,
Ты как на приставке нечаянно выиграть в гонках.
Ты – воротник в отпечатках красной губной помады,
Ты с кухни блинчиков запах воскресным утром,
Ты следы поцелуев, что робко прячешь от мамы,
И ты причина моей добровольной потери рассудка.
И я не услышу ничего лучше твоего голоса,
Не увижу ничего ярче твоих темно-зеленых глаз,
Не почувствую ничего мягче, чем твои волосы,
Не поверю, что есть в мире кто-то любящий более нас.
В разности есть единство, так говорят,
А истина, как известно, рождается в спорах,
Я люблю тебя в солнечных маях и в сумрачных октябрях,
Как море любит песок, как лес любит синие горы.
* * *
– Солнце моё, лучик мой, скажи,
Если вдруг выбирать среди сотни прекрасных садов,
Будешь ли ты любить сад моей детской души,
Если там совсем не будет вообще никаких цветов?
– Звезда моя, счастье моё, ответь,
Сможешь ли ты быть счастливой в море моей души,
Если поднимется ветер, и воды начнут темнеть,
И шторм такой, что, возможно, никто не останется жив.
– Конечно, смогу! – Нестрашно? А руки дрожат.
Что ж, раз ты не боишься бурных морских ветров,
Да, всегда я буду тебя любить и твой сад,
И если цветы там будут, и если он будет вообще без цветов.
* * *
Когда твои губы сухи поутру,
А ресницы невольно подрагивают во сне,
Когда ты шепчешь привычное «Я тебя так люблю»,
Когда так тревожно и тихо ты улыбаешься мне,
Когда ты робко касаешься моих волос,
Когда пальцы твои коченеют в ноябрьском холоде,
Когда ты собираешь с щёк моих капельки слёз,
Когда тебя освещает солнце сквозь тучи,
будто бы в белом золоте,
Когда на прощанье целуешь небрежно,
будто в последний раз,
Когда смотришь как на главное чудо света,
Знаешь, я буду любить тебя лето всё,
осень не разлучит нас,
Август не кончится, здесь всегда будет
Вечное
лето.
* * *
Этот картонный город, этот серый подъезд,
Снег с жёлтыми пятнами и стены в пятнах окурков,
Эта глупая музыка, этот попсовый текст –
Что ты в месте этом забыла, моя голубка –
В пьяни, в ругани, в стёклах, среди торчков?
Слишком чистая, слишком юная и невинная,
Что ты, скажи, здесь забыла, милая,
Искала меня ли среди полупотухших бычков?
Смеюсь: у меня, похоже, раздроблена кость.
Тычешь меня – «Пойдём» –
нас охранник пихает грубо.
Какая-то профурсетка произнесла:
«Боже, тут столько звёзд»,
И ты единственная, кто посмотрела
в небо ночного клуба.
* * *
Ты красива, этого не отнять,
Если б я верил в Бога, то знал бы, что в созданье твоё
он приложил все силы художественного таланта.
Ты смотришь так гордо, на ногах вряд ли получится устоять,
Знания меркнут перед тобой, сыпятся в пыль громоздкие фолианты.
Ты красива, и знает об этом каждый,
Ты проходишься взглядом по лицам прохожих
и не видишь ровню себе.
Как мне вниманье привлечь твоё, я
такой серый, невзрачный, неважный,
Может ли сияющая звезда вспоминать
о бледном и мелком грибе?
Ты красива, но в красоте твоей лёд,
А лёд, как известно, тает, если
проникнет солнечный свет,
Скоро наступит день, скоро яркое солнце взойдёт,
Ты померкнешь на нём, будто тебя и нет.
* * *
Книги читай и ругайся матом.
«Косишь под Маяковского?» – не солгу:
«Нет».
Впрочем,
Как говорил Владимир Владимирович,
Мне книг не надо, сойдут и брошюрки газет.
Вы убили меня.
Общество подозреваю
В ранении ножевом.
Я мёртвый! Смотрите, люди:
Рыба стеклянная
В аквариуме
Живом.
* * *
Среди грязных подъездов и серых многоэтажек,
Среди старушек на лавочках,
что грубо шамкают и глазеют,
Среди всего этого слишком земного,
слишком глупого и неважного,
Я написал свою новую Космическую Одиссею.
Что в небе? Неужто холодная пустота?
Случайны сюжеты «Стартрека» и «Звёздных войн»?
А на других планетах – лишь одиночество и темнота,
И, кроме нас, во Вселенной во всей нет жизни иной?
И Гагарин, видевший крошечный шарик Земли,
Смотревший в иллюминатор на этот мячик
не больше ладони,
Неужто он думал, что нет ничего
за пределами корабля, вдали,
И не мечтал о такой же, как эта,
планете рядом с Сириусом в Орионе?
Разве античных философов не волновал вопрос,
Что есть звёзды, к которым путь
лежит через острые тернии,
И стоит ли проливать кровь ради этих далёких звёзд,
Если пользы в них только
чтоб освещать небо вечернее?
Но что человека манит в этой таинственной глубине?
Почему он готов разбиваться
и бить ракеты, чтобы её покорить?
Почему со времён пещер он мечтает о грустной Луне,
Хочет коснуться Солнца и Млечный Путь осушить?
Видно, научной фантастики тонны макулатуры
Не зря были созданы, напечатаны и прочитаны,
И есть что-то необъяснимо прекрасное
в космической архитектуре,
И не пустые слова таятся
за дырами черными и орбитами.
Не зря люди слышат в вечернем небе
дикий зов вечности
И с восторгом глядят на Медведицу и Крест Южный,
Видно, дорогу в космос
не зря называют мечтой человечества,
Ведь
«Если звёзды зажигают – значит –
это кому-нибудь нужно».
|
Иван ЕРПЫЛЁВ
О ПОЭЗИИ ДАРЬИ РЕВКОВОЙ
В далёком 2013 году я писал о «детях полынного века», недоумевая, сколь незнакомы мы с теми, кто младше нас всего на 3 – 5 лет. Незнакомы не только в творческом, а и в общечеловеческом смысле.
Это произведения наших старших предшественников пронизаны чувством благоговения и благодарности – к семье, к Родине.
С избытком хлебнувший лиха военного детства поэт Геннадий Хомутов пишет:
О! Спасибо вам всем.
Вы смогли наскрести
На ребячьи обеды в те годы далёкие,
Оставалось нам самое легкое –
Только ложки с собой принести.
Он не рассуждает о том, что, быть может, «наскребли» маловато. Такое в голову бы не могло прийти человеку, который действительно голодал, нуждался, это кощунственно для него.
И на смену нам, поколению поэтов, выросших при "шоковой терапии" 90-х, приходят юноши и девушки из "периода стабилизации". При всём том, что у них достаток разный, но все они одинаково насытились стандартами той новой жизни, при которых тиктокеры становятся властителями умов и примером вроде бы как для всех одинаково возможного успеха. И если модно одетым, обеспеченным автомобилями в кредит и квартирами в ипотеку, имеющим два заграничных паспорта и специальные мобильные приложения для поиска знакомств можно в поисках острых ощущений потусоваться на сытых «болотных» протестах, то социально менее защищенная молодежь мечтает уже не о всеобщей справедливости, а хотя бы о личной удаче.
Это, например, Ольга Мялова, воспитанная на раннем русском роке и ощущающая еще не остывшую протестную энергию улиц, могла сказать:
Я грызу перед вами бритву –
скучен номер, жалок и глуп.
Я грызу перед вами бритву –
так, что хлопья алые с губ.
Ни восторгов в зале, ни гнева –
вряд ли будете звать на бис:
я к вам вышла для разогрева –
все ждут клоунов и стриптиз.
А к сегодняшним потребителям смешливых песенок от «Монеточки» и «Ленинграда» с такими стихами уже не обратишься, само культурное и политическое пространство стало обезличенным, личностные качества ничего не значат в сравнении с мощью информационных технологий. Так что если молодёжи свойственен протест, то ей на все вкусы политтехнологами уже заготовлены и сами шаблоны протестов, и их лидеры.
Несомненно, Дарья относится к наиболее многообещающим представителям нового поколения поэтов. В ней еще сохраняется её личная внутренняя свобода, но ей уже тесновато в своем вполне благополучном мире, она проверяет его на прочность. Она примеривается к окружающему её миру, пытается самостоятельно постичь его тайны, порой принимая за живую реальность то, что само вдруг складывается из её поэтических строк.
Еще не зная трагической изнанки жизни, она пытается о ней догадаться:
Вы убили меня.
Общество подозреваю
В ранении ножевом.
Я мёртвый! Смотрите, люди:
Рыба стеклянная
В аквариуме
Живом.
Хотя и жизнь вне «аквариума» у неё пока еще условна:
Ты лучше, чем крутиться в компьютерном кресле,
Ты лучше, чем любимый твой крепкий чай...
Когда для целого поколения в высокие слова вплетены только бытовые смыслы, то уместным становится общий дурашливый настрой, а не поиск смыслов высоких. Сделать незначительное – значащим, показать головокружение от любви – верчением в компьютерном кресле и – конечно же, не обойтись без протеста:
Я в яму был загнан с фактом собственного рождения,
Принудительный труд по бумажкам без принуждения
Был подарком от этой прекрасной любимой страны.
Какой труд, если сейчас отменили даже дежурства в школах, и стулья на парты поднимают технички? Тысячи людей хотели бы трудиться, но не могут. Или - не хотят…
Тем не менее, я с пониманием и сочувствием отношусь к первым поэтическим опытам Дарьи Ревковой. Она находится в стадии освоения собственной поэтической речи. И ей это удается даже в разговорной интонации:
В морге моё тело несчастное перекидывают через плечо.
А врач спрашивает устало:
– Ты как?
– Да ничё.
Удается ей и включение в поэтическую канву житейских деталей (читатель верит, что булочка в бабушкиной духовке очень аппетитная):
Прятать комки бумаги с признаниями под подушку,
Лесть в уши, будто старые сказки слушать.
Ты как сладкая булочка в бабушкиной духовке –
Так хочется скушать.
Вполне органичны в её стихах фольклорные мотивы:
Са-ша,
Са-шень-ка,
Милый мой,
Сладкий голос и губы сахарны,
Я тебя найду, мы ускачем с тобой...
– Просыпайся, ты во сне плакала.
В стихах Дарьи много действия («Мы танцевали без музыки», «Мы руками ловили ветер»). Эта многоглагольность придаёт стихам динамику, порывистость. Но даже и от этой живой реальности, запечатленной её стихах, остается ощущение игры, в которой пока еще всё понарошку:
Вы можете нож мне подставить к гортани холодной,
А я буду и так свою
чёртову
музыку
петь.
Хочется верить, что в новых стихах Дарья Ревкова заговорит не просто как яркий и, безусловно, талантливый поэт, а и как личность. |