Даже сейчас, много лет спустя, я не могу отделаться от мысли, что все произошедшее было какой-то спонтанной акцией, в которой было мало логики. Начать хотя бы с того, что Договор 1922 года об образовании СССР вообще не мог быть денонсирован тремя представителями республик, которые входили в состав Советского Союза. Изменение Союзного договора подлежало исключительному ведению Съезда Советов СССР. Но в тот день никто не вдавался в юридические тонкости.

Это мое роковое дежурство выпало на выходные дни. А это означало, что руководства редакции на месте скорее всего не будет. Не будет и традиционной летучки, на которой можно обсудить с коллегами и с начальством верстку программы и материалы. Так и произошло.

В начале 90-х, слово «ведущий» еще оправдывало свое название, и человек в кадре часто сам намечал основные материалы выпуска и писал тексты для программы, которую вел. К эфиру 8 декабря готовить было в общем-то нечего: корреспонденты молчали, начальство тоже. Руководили выпуском программы в этот день заместитель главного редактора Олег Борисовский и шеф-редактор основного информационного выпуска Ольга Иванова.

Все знали, что Борис Ельцин не в Москве, что в Вискулях проходит его встреча с руководителями Белоруссии и Украины Шушкевичем и Кравчуком, и что там готовятся документы о новом устройстве одной шестой суши. О сути документов, которые будут подписывать в Беловежской пуще, информации не было. Подозреваю, что сами подписанты во главе с Борисом Ельциным тоже в начале дня не знали точно, что именно они будут подписывать: новостей из Вискулей не было совершенно.

Зам. главного редактора Олег Борисовский предпринял все возможные попытки дозвониться руководству страны. Но телефоны помощников Горбачева и Ельцина молчали. К середине дня пришла информация о том, что в Москве проездом в Беловежскую пущу остановился казахтанский руководитель Нурсултан Назарбаев. Интервью с ним давало шанс понять, что будет со страной.

Перед 15-и часовым выпуском новостей Олег Борисовский, Ольга Иванова и я собрались на верстку и запросто обсуждали, какое государственное устройство ждет нашу страну. Была гипотеза о Союзе славянских государств. Но в связи с тем, что в Беловежскую пущу планировал отправиться еще и казахстанский руководитель, возникла мысль о «Евразийской оси». Корреспондент уехал на интервью с Назарбаевым, но вернулся ни с чем: дальше Москвы Назарбаев не полетел - его в Вискулях, как выяснилось, не ждали. Назарбаев был за сохранение Союза, и то, что в Беловежской пуще решили обойтись без него, наталкивало на мрачные мысли. Помню, корреспондент спросил тогда у «застрявшего» в Москве Назарбаева: «Обидно, Нурсултан Абишевич?». Назарбаев, выглядевший очень расстроенным, ничего не ответил. Возможно, он знал о сути готовившихся Беловежских соглашений, и решил попросту в этом не участвовать.

Тем временем, выпуск в 15 часов приближался, и надо было что-то говорить. Почти вся 15-и минутная новостная программа, помню, была построена на гипотезах, потому что аппараты ТАСС предательски молчали. Новостей не было. Провела эфир и сразу зашла в аппаратную, где были ленты информационных агентств. Чудесным образом они внезапно заработали: новости выходили со ссылкой не просто на нашу программу новостей ТВ – лично на меня. Честно говоря, стало страшно.

Как известно, 7 марта 1991 года в стране прошел референдум о сохранении СССР. Из 148 миллионов проголосовавших 113 миллионов высказались за сохранение Советского Союза «как обновленной Федерации равноправных суверенных республик». Однако было ясно, что Борис Ельцин ведет к обособлению России: об этом постоянно говорили близкие к нему люди – Геннадий Бурбулис, Сергей Шахрай, Егор Гайдар, которые стали постоянными гостями эфира и героями телеинтервью. Михаил Горбачев к тому времени то ли самоустранился, то ли сдался, и разговоры о его возможной отставке уже ходили среди близких к Кремлю людей.

До 21 часа новостей из Беловежской пущи не было. И это наводило на мысли о том, что собравшиеся там Ельцин, Кравчук и Шушкевич не могут о чем-то договориться. Все агентства это видимо, понимали, и поэтому замерли в ожидании. Примерно за 40 минут до начала выпуска позвонило руководство Гостелерадио, и нам сообщили, что подписаны документы о денонсации договора об образовании СССР. Но без сообщения ТАСС мы не имели права обнародовать эту новость. Помню, меня оставили на какое-то время одну, чтобы я обдумала, как обо всем этом сказать в эфире. Было понятно, что просто зачитывание сообщения ТАСС в этом случае не годится, нужны какие-то слова, которые подготовили бы людей к этой трагичной для многих новости. Понимала я и другое : то, что меня выбрали «глашатаем» этой жутковатой новости, так или иначе скажется на моей судьбе. Поэтому слова надо было подобрать правильные. Помню, никто мне ничего не навязывал, не советовал, не рекомендовал. Я приняла решение предварить новость о распаде СССР словами: «Сейчас я вынуждена сообщить вам о том, что той страны, в которой все мы родились и жили, больше не существует…». Это была заготовка на тот случай, если придет сообщение ТАСС. Но его не было. Ни до эфира, ни в его начале. Я уже, честно говоря, думала, что всё обойдется, но за несколько секунд до конца выпуска в эфирную студию вошла шеф-редактор Ольга Иванова с огромной «простыней» ТАСС. Я сразу поняла, что это то самое роковое сообщение о денонсации договора о создании СССР. Мне предстояло его зачитать. Читая этот текст ТАСС со всеми повторами, опечатками, которые по ходу надо было замечать и учитывать, я думала только об одном : видят ли люди по ту сторону экрана, как я сейчас у них на глазах седею?

Прочитав длинную «простыню» ТАСС, я собиралась уже заканчивать программу, но в конце произошло то, что до сих пор для меня загадка. В студию принесли сообщение ТАСС с обращением Ельцина, Кравчука и Шушкевича к президенту США Джорджу Бушу. Его тональность меня, честно говоря, удивила: это напоминало своего рода отчет о проделанной работе.

Ото всего произошедшего в тот день веяло разрушением реальности. Но порой мне кажется, что события 8 декабря 91-го года складывались во многом спонтанно. Позднее лидер Беларуси Шушкевич признается, что тогда, в декабре 91-го, всё решилось «на основе хорошей вечерней бани». Распад СССР долго и хорошо «отмечали» в Вискулях...

Наша семья ощутила трагизм произошедшего уже через несколько месяцев. Мой родной дядя, работавший заместителем министра торговли в Таджикистане и его жена Ирина, бывший лечащий врач таджикского генсека, были выдворены из республики после того, как таджикские националисты, опьяненные воздухом свободы и независимости от «Большого брата», сожгли их квартиру в Душанбе. Родственники перебрались в подмосковную Балашиху. Разумеется, они были востребованы как специалисты, но тяжкий груз несправедливой обиды тяготел до конца жизни. Они стали одними из многих миллионов людей*, которые потеряли всё из-за росчерка пера нетвердой руки политиков, опьяненных маниакальной идеей собственного величия.