По телевидению выступал известный актер, раньше мастерски читавший в передачах Пушкина. Теперь новые хозяева телеканалов почти не приглашают его. Поэтому ведущая игривым голосом, как это принято теперь, спросила:

- А что, Пушкин вышел из моды?

На что знаток и любитель пушкинских стихов, к моему изумлению, ответил:

- Знаете, в век компьютеров и Интернета он звучит все же старомодно. Его мысли и чувства уже мало трогают наших современников.

Правда, видя напускное удивление хозяйки телесалона, актер оговорился:

- Я буду очень рад, если кто-то возразит мне.

Но услышать возражение, как вы понимаете, было не от кого.

Однако, по совпадению, в тот же вечер на другом канале выступала певица, исполнительница народных песен и классических романсов, - и тоже известная.

- Вас так любят, вы собираете полные залы, - частила уже другая ведущая. – Но скажите, чем привлекают сегодня романсы? Это же прошлый, теперь уже позапрошлый, век: Пушкин… Чайковский…

Певица с достоинством ответила – для меня ее слова прозвучали как ответ актеру:

- Чем дальше уходим мы в будущее, тем чаще обращаемся к прошлому. Там ищем мы опору своей душе. Нынешнее искусство – еще не искусство. Оно, как брошенные в землю семена, еще лежит на поверхности. И неизвестно, что прорастет. Пока больше чертополоха, чем цветов… А старое искусство укоренилось глубоко. Его почва – это красота и нравственность.

Вздохнулось легко, как в росистом поле…

* * *

А.Пушкин заложил нравственные основы русской поэзии. Он предопределил ее тон – тон сердечного благословения всего, что несет человеку счастье и радость: взаимной любви, семейного согласия, любимого труда, вдохновенного творчества.

Благословляю новоселье,
Куда домашний свой кумир
Ты перенес – а с ним веселье,
Свободный труд и сладкий мир.

Ты счастлив: ты свой домик малый,
Обычай мудрости храня,
От злых забот и лени вялой
Застраховал, как от огня.

Ровно через сто лет эта пушкинская молитва на пороге чужого дома словно «проросла» в сердце другого поэта, Сергея Есенина:

Каждый труд благослови, удача!
Рыбаку – чтоб с рыбой невода,
Пахарю – чтоб плуг его и кляча
Доставали хлеба на года.

А рыцарское отношение Пушкина к женщине? Пылкие признания ей звучали в русской лирике и до великого поэта, но чтобы эта сердечная волна была такой эмоционально мощной и не меняющейся, чистой всю его жизнь, - нет, это только у Пушкина. Даже для той, с которой он расстается навсегда, судьба которой отныне становится для него чужой, даже для нее находит он необыкновенное напутствие:

Я вас любил: любовь еще, быть может,
В душе моей угасла не совсем;
Но пусть она вас больше не тревожит;
Я не хочу печалить вас ничем.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,
То робостью, то ревностью томим;
Я вас любил так искренно, так нежно,
Как дай вам бог любимой быть другим.

И разве у Есенина не та же благородная речь при такой же разлуке:

Простите мне…
Я знаю: вы не та –
Живете вы
С серьезным, умным мужем;
Что не нужна вам наша маета
И сам я вам
Ни капельки не нужен.

Живите так,
Как вас ведет звезда,
Под кущей обновленной сени.
С приветствием,
Вас помнящий всегда
Знакомый ваш
Сергей Есенин.

Литератор И.Аксаков заметил о Пушкине: «…никогда в своем храме, пред алтарем, не священнодействовал он пороку как принципу, не служил умышленному холодному разврату и божественным глаголом не сеял коварно безнравственности».

На эту черту указал в одной из своих статей о великом поэте и В.Белинский – на черту, по его мнению, главную и в высшей степени присущую А.Пушкину: «К особенным свойствам его поэзии принадлежит ее способность развивать в людях чувство изящного и чувство гуманности, разумея под этим словом бесконечное уважение к достоинству человека как человека. Несмотря на генеологические свои предрассудки, Пушкин по самой натуре своей был существом любящим, симпатичным, готовым от полноты сердца протянуть руку каждому, кто казался ему «человеком». Несмотря на его пылкость, способную доходить до крайности, при характере сильном и мощность, в нем было много детски кроткого, мягкого и нежного. И все это отразилось в его изящных созданиях. Придет время, когда он будет в России поэтом классическим, по творениям которого будут обр поддерживали собратьев Пушкина, поощряли к творчеству, уточняли общие художественные искания; азовывать и развивать не только эстетическое, но и нравственное чувство…

В одном, может быть, стоит возразить критику: высокое нравственное начало, которое всегда присутствует в стихах А.Пушкина, объясняется не только характером поэта, его благородной и гуманной натурой, но и его твердым убеждением в том, что поэзия должна служить добру, милосердию, любви. «…чувства добрые я лирой пробуждал», - слова, которыми Пушкин очертил значение своей поэзии, остались заветом и для наследников его музы.

И слава Богу, что многие поколения наших соотечественников с детских лет «образовывали и развивали» свое нравственное чувство по сочинениям А.Пушкина. Еще и еще раз войдем в эту чудесную школу…

* * *

Сердечные, братские чувства к человеку добродетельному, честному были нравственной основой всех сочинений поэта. Посмотрите, какую значительную часть в творческом наследии Пушкина составляют его стихотворные послания современникам. В них, серьезных и шутливых, поэт изливал свою душу. Множество людей удостоилось его дружеского участия, сердечной заботы: декабристы, получившие в Сибири ободряющее послание поэта; лицейские друзья, которых он не забывал никогда и к которым обращался с вдохновенными строками не только в лицейские годовщины; чуть ли не все поэты его круга, стихотворные письма к которым поддерживали собратьев Пушкина, поощряли к творчеству, уточняли общие художественные искания; многочисленные приятели и знакомые по Одессе и Кишиневу, Москве и Петербургу, удостоившиеся его теплых слов; наконец, десятки женщин, вдохновивших его на пленительные мадригалы.
Кажется, в русской поэзии нет другого такого творца, чье сердце оказалось бы так щедро на участие, ласку и тепло. Что желает Пушкин приятным для него или родственным по духу людям? То же, что пожелал бы самым близким, что пожелал бы самому себе:

Бог помочь вам, друзья мои,
В заботах жизни, царской службы,
И на пирах разгульной дружбы,
И в сладких таинствах любви!

Бог помочь вам, друзья мои,
И в бурях, и в житейском горе,
В краю чужом, в пустынном море
И в мрачных пропастях земли!

При этом для Пушкина нет различия между людьми «высокого» и «низкого» звания: одинаково – с открытой душой, с любящим, понимающим и благодарным сердцем – относится он и к своей няне (из крепостных) Арине Родионовне, и к неродовитому соседу по имению Алексею Вульфу, учившемуся в Дерпском университете и изредка приезжавшему к своей матери Прасковье Осиповой в Тригорское, и к видному государственному деятелю Николаю Мордвинову, снискавшему уважение современников независимостью своих взглядов и поступков (так, он не подписался, в качестве члена Государственного совета, под смертным приговором декабристам и многократно заявлял царю, что решение о казни пятерых участников восстания ошибочно). Перечитаем подряд эти строки.
Мордвинову – с душевным почтением к поколению, в котором рядом с адресатом стихов стояли М.Кутузов, М.Сперанский, Н.Ермолов:

Сияя доблестью, и славой, и наукой,
В советах недвижим у места своего,
Стоишь ты, новый Долгорукой*.
Так, в пенистый поток с вершины гор скатясь,
Стоит седой утес, вотще брега трепещут,
Вотще грохочет гром, и волны, вкруг мутясь,
И увиваются, и плещут.
Вульфу – с молодым задором и неизменным остроумием:
Здравствуй, Вульф, приятель мой!
Приезжай сюда зимой…
Запируем уж, молчи!
Чудо – жизнь анахорета!
____________
* Написание того времени.

В Троегорском до ночи,
А в Михайловском до света;
Дни любви посвящены,
Ночью царствуют стаканы,
Мы же – то смертельно пьяны,
То мертвецки влюблены.

И няне – с глубочайшей нежностью, как самому близкому человеку:

Подруга дней моих суровых,
Голубка дряхлая моя!
Одна в глуши лесов сосновых
Давно, давно ты ждешь мня.
Ты под окном своей светлицы
Горюешь, будто на часах,
И дремлют поминутно спицы
В твоих наморщенных руках.

От этой душевной приязни Пушкина ко множеству людей, с которыми он общался, рассказывали друзья, хорошо знавшие его. П.Плетнев: «Пушкин… выше всего ставил в человеке качество благоволения ко всем». П.Вяземский: «…натура Пушкина была более открыта к сочувствиям, нежели к отвращениям; в нем было более любви, нежели негодования». А.Смирнова-Россет (по записям Я.Полонского): «Пушкин мне говорил: «У всякого есть ум, мне не скучно ни с кем, начиная от будочника и до Царя». Это качество благоволения и сочувствия вытекает из широты его духа».

Но ярче всего эти качества поэта проявились, конечно, в стихотворных посланиях. И можно\ли было не включать их в пушкинские книги, как это делал сам поэт, не напечатавший большинства лирических посланий? Разумеется, нет. Иначе сколько сокровенных мыслей и чувств пэта осталось бы в тайне, сколько летучих замечаний оказалось бы неизвестными, и в итоге, как затемнен и даже искажен был бы облик Пушкина! И, может быть, самое главное: многие послания поэта читаются не как частные письма в стихах, а как произведения мощного общественного и нравственного звучания, часто – как первостепенные в его творчестве.

Приведу только один пример – послание к Н.Плюсковой, датированное 1818 годом. Адресат письма – фрейлина императрицы; Плюскова просила поэта накписать стихи в честь ее величества Елизаветы Алексеевны. Отвт Пушкина стал чудесным лирическим стихотворением, которое всегда приводится как наиболее важное для понимаия гражданской и нравственной позиции поэта:

На лире скромной, благородной
Земных богов я не хвалил
И силе в гордости свободной
Кадилом лести не кадил.

Свободу лишь учася славить,
Стихами жертвуя лишь ей,
Я не рожден царей забавить
Стыдливой музою своей.
……………………………
Любовь и тайная свобода
Внушали сердцу гимн простой,
И неподкупный голос мой
Был эхо русского народа.

* * *

А как же в этом контексте оценивать пушкинские эпиграммы – остроумные, отточенные, разящие? Со школьной скамьи мы представляем себе многих современников поэта: царедворцев А.Аракчеева и М.Воронцова, А.Галицына и А.Разумовского, вицепрезидента Академии наук М.Дондукова-Корсакова и амбициозного стихотворца Д.Хвостова, издателя журнала «вестник Европы» М.Каченовского и «литературного Видока» Ф.Булгарина, вельможного сплетника и карточного шулера Ф.Толстого и архимандрита Фотия – по характеристикам, которые дал им в эпиграммах Пушкин. Эти характеристики оказались очень точными, хотя и сатирически заостренными; они прилипли к адресатам эпиграмм навсегда. Что ж, и тут поэт остался на высоте: ни одна из многочисленных пушкинских эпиграмм не была опровергнута временем, не стала оговором того, против кого была направлена. Это одно. И другое: сатирические миниатюры Пушкина, при всей их язвительности, показывали главный порок (или главные пороки) человека, не приписывали несчастному других грехов, не делали из него пугала. Поэт, оворя его же словами, не разводил «опиум чернил слюною бешеной собаки». В стихотвореии «К моей черильнице» Пушкин чистосердечно признавался и в целях своей сатиры, и, так сказать, в методах обличения:

С глупцов сорвав одежду,
Я весело клеймил
Зоила и невежду
Пятном твоих чернил…
Но их не разводил
Ни тайной злости пеной,
Ни ядом клеветы.
И сердца простоты
Ни лестью, ни изменой
Не замарала ты.

Это правда. Многие скрежетали зубами, но не торопились заявлять, что узнали себя в пушкинском зеркале: иначе правоту свою надо было доказывать не только автору, но и всему белому свету.

* * *

А.Пушкин знал, что без борьбы невозможна свобода. Когда он взывал:

Тираны мира! Трепещите!
А вы мужайтесь и внемлите,
Восстаньте, падшие рабы! – то он хорошо представлял, что за этим стоит. Ведь в той же оде «Вольность» есть внешне жестокие слова:

Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы.
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты богу на земле.

Но это именно внешне жестокий приговор. Тираны мира, цари Ироды ставят себя вне закона людского и Божьего; сея смерть, они должны помнить и о возмездии за это. «Народы тишины хотят», - заметил поэт в одном из своих посланий. Народы не стремятся к кровавым бунтам; это тираны вынуждают их встать за свое достоинство и свою свободу. Народное терпение, терпение сверх меры (как и стихийный, а потому бессмысленный бунт) удивляет и возмущает Пушкина. Именно безвольное людское терпение, безразличие к своей судьбе родили горькие, беспощадные по своей правде и иронии строки поэта:

Вы правы, мудрые народы,
К чему свободы вольный клич!
Стадам не нужен дар свободы,
Их должно резать или стричь.
Наследство их из рода в роды
Ярмо с гремушками да бич*.

Но при всем том Пушкин никогда не воспевал жестокость, кровавые пляски на родной или чужой земле. Вся духовная жизнь гения была связана с поисками праведных, идеальных основ бытия. И в этих поисках Пушкин был убежден, что

…глас поэзии чудесный
Сердца враждебные дружит –
Перед улыбкою небесной
Земная ненависть молчит!
Такой взгляд и утвердился в русской лирике.

__________
* Эти строки из стихотворения «Бывало, в сладком ослепленье…» поэт повторил в чуть измененном виде и в другом шедевре – «свободы сеятель пустынный…»