🏠

Геннадий САЗОНОВ

«ШКОЛА ВЕЧНОСТИ…»

Святитель Игнатий о литературном творчестве.
Из неопубликованной книги

***

В истории русской словесности исключительное значение имеют авторы, облачённые в одежды священства и служившие в храме Богу.

Пожалуй, в равной мере они исполняли и писательское призвание в свободное от службы время.

Начало положил киевский митрополит Иларион. Он создал первую русскую повесть «Слово о Законе и Благодати» (время написания - 1037-1050гг).

У него нашёлся сонм последователей, их по праву можно назвать писателями православными. В прошлом - Святитель Дмитрий Ростовский, Святитель Иоанн Тобольский, Святитель Тихон Задонский, Патриарх Филарет и Патриарх Никон, выдающийся публицист Феофан Прокопович, неистовый протопоп Аввакум, Святитель Феофан Затворник, «всероссийский батюшка» Иоанн Кронштадтский и ещё многие.

В современности – духовный пастырь Иоанн, митрополит Петербургский и Ладожский, архимандрит Иоанн Крестьянкин, иеромонах Роман (Матюшин), чьи стихи и песни широко известны…

Можно назвать и другие имена.

В плеяде замечательных духовных делателей особое место занимает Святитель Игнатий, епископ Кавказский и Черноморский – в миру Дмитрий Александрович Брянчанинов. Он - не только один из столпов Православия, чтивший заветы святых отцов, но и незаурядный литератор, который любил русский язык. Прошло уже полтора века со дня его кончины, но размышления Святителя о значении книги, роли писателя в обществе и ныне свежи и злободневны.

13 мая Церковь отмечает день памяти Святителя Игнатия.

 

I

… В лучах зимнего солнца деревья сверкали снежными шубами, искрились, мерцали. Удивительная тишина наполняла парк. И воздух чистый - не надышишься. Скоро, скоро уйдут холода, и округа оживёт в весенних лучах, а парк заполнит нежный зелёный шелест. И на поляне у здания старинной усадьбы взойдут, окрепнут и зазвенят большие синие колокольчики – любимые цветы давних здешних обитателей. Когда же нагрянет пора золотой осени, то взору опять явятся чудные картины милой северной природы…

В любое время года, в любую погоду, приехав в Покровское, ощутишь особый настрой, особое волнение. Это, конечно, не случайно, иначе и не может быть. Ведь это село на земле грязовецкой – малая Родина Святителя Игнатия (Брянчанинова). Здесь он родился 5 февраля 1807 года в семье старинного дворянского рода. Мимо этих лип, по этим дорожкам ходил сам будущий писатель и духовный пастырь. Может, и потому, хоть и много воды утекло, природа сохранила в Покровском некую первозданность.

Его отец Александр Семёнович (1784 г. рожд.) в молодости состоял пажом при Императоре Павле Петровиче, занимался в Пажеском корпусе вместе с членами императорской семьи. Мать София, дочь Афанасия Матвеевича Брянчанинова, была дальней родственницей супруга, такие браки иногда допускались между дворянами. Своего сына родители назвали в память преподобного Дмитрия Прилуцкого, основателя Дмитриева Спасо-Прилуцкого мужского монастыря, небесного покровителя г.Вологды. Дмитрий Прилуцкий - ученик великого святого, игумена Сергия Радонежского.

На четвёртый день по рождению младенца принесли в церковь Покрова Пресвятой Богородицы, здесь же в Покровском, и совершили обряд святого Крещения.

Любопытно, что годы спустя, когда молодой отставной военный инженер Дмитрий Брянчанинов принял монашеский постриг в Воскресенском кафедральном соборе г.Вологды (28 июня 1831 года), он получил монашеское имя Игнатий, как бы в честь Игнатия Прилуцкого. Таким образом, он нёс по жизни мирское и монашеское имена обоих святых, мощи которых ныне покоятся в Спасо-Прилуцком Дмитриевом монастыре.

Такое необычное совпадение.

Воспитывали в семье в строгих правилах, отчасти аскетических. Позже в очерке «Плач мой» богослов писал: «Детство моё было преисполнено скорбей. Здесь вижу руку Твою, Боже мой! Я не имел кому открыть моего сердца; начал изливать его перед Богом моим, начал читать Евангелие и жития святых Твоих. Завеса, изредка проницаемая, лежала для меня на Евангелии, но Пимены Твои, Твои Сисои и Макарии производители на меня чудное впечатление. Мысль, часто парившая к Богу молитвой и чтением начала мало-помалу приносить мир и спокойствие в мою душу…».

Тишина, уединение в старинном парке, благолепный храм – всё привлекало отрока Дмитрия. С юных лет он ощутил в душе один из даров Божьих – любовь к слову. Тому способствовала и София Афанасьевна. Она была красивой светской женщиной, получила хорошее образование, знала иностранные языки, увлекалась поэзией. Своё пристрастие к литературе она щедро передавала сыну. Близость к русской природе, красота русской природы, вне сомнения, повлияли на пробуждение писательского таланта у Брянчанинова. Не случайно во многих работах Святитель прибегал к сравнениям, сопоставляя явления природы с явлениями духовными и общественными. В том убеждаешься, читая очерки «Сад во время зимы», «Кладбище», «Древо зимою перед окнами келии»…

И даже когда писатель вёл с читателем разговор о сложных духовных и нравственных проблемах, он старался раскрыть их существо, приблизить понимание, использую определённые образы из мира природы.

Исключительную роль в формировании писательского идеала у Дмитрия Брянчанинова имели годы учёбы в Главном военном инженерном училище в Санкт-Петербурге, куда он поступил в 1822 году. Через родную тётку А.М.Сухареву молодой провинциал вошёл в культурную среду столицы, в том числе в дом Алексея Николаевича Оленина, директора Публичной библиотеки и Президента Академии художеств.

«Наряду со служебно-учебной деятельностью Дмитрий Александрович имел успехи и в светском обществе своими личными достоинствами, - отмечали биографы Святителя. – Родственные связи ввели его в дом президента Академии художеств Оленина. Там, на литературных вечерах, он сделался любимым чтецом, а поэтические и вообще литературные дарования его приобрели ему внимание тогдашних знаменитостей литературного мира: Гнедича, Крылова, Батюшкова и Пушкина. Такое общество, конечно, благодетельно влияло на литературное развитие будущего писателя. Преосвященный Игнатий до конца жизни сочувственно отзывался о советах, какие давали ему тогда некоторые из этих личностей…».

Обратите внимание на замечание биографов о «поэтическом даровании» Дмитрия. Он, надо полагать, ещё с юного возраста сочинял стихи, которые, к сожалению, не дошли до нас. В роду Брянчаниновых Дмитрий не единственный, кто пробовал силы в литературе. Его дед Афанасий Матвеевич тоже писал и вёл близкое знакомство с поэтом Константином Батюшковым. А другой представитель рода – Анатолий Александрович Брянчанинов - сочинял повести и пьесы, перекладывал в стихах некоторые русские народные сказки, поддерживал переписку с Иваном Тургеневым, который одобрительно отзывался о нём.

Удивительно и другое. Вчерашний провинциал, студент Дмитрий не затерялся среди признанных мастеров литературы, с которыми общался в доме Оленина. Он не только стал для них «любимым чтецом», но и брал у них уроки мастерства, читая и собственные поэтические и прозаические опыты. К тому же он активно расширял в столице круг знакомств – сблизился с композитором Михаилом Ивановичем Глинкой, художником Карлом Павловичем Брюлловым, композитором Алексеем Фёдоровичем Львовым, автором музыки гимна «Боже, царя храни…».

Писатели и деятели культуры, о которых я упомянул выше, принадлежали к «почвенническому направлению» в отличие от столь популярного тогда в Петербурге «западничества». Это обстоятельство помогает лучше понять личность Брянчанинова. Если немало его современников, якобы «лучших представителей народа», стремилось свергнуть помазанника Божия – царя, освободить Россию «от рабства», встать в ряды готовящих восстание, то Дмитрий Александрович направил усилия на служение Богу и Отчеству.

Таков был его выбор при содействии Божественного Промысла.

В данном выборе, конечно, нашлось место литературе. Её Дмитрий занимался, несмотря на житейские неурядицы, начальные трудности церковного пути, большие хлопоты наместника Свято-Троицкой Сергиевой пустыни в Стрельне под Петербургом.

Позже в самых разных произведениях Брянчанинов утверждал, что сердцевину русской культуры и литературы составляет духовность. Постижение писателем Божественной Истины, а, значит, и постижение её читателем, - главное в творчестве.

По мнению писателя, «школа вечности», в которую неизбежно будет определён всякий, начинается уже в земном существовании.

Поэтому желательно, чтобы мы прошли в ней «полноценное обучение».

 

II

Память о знакомстве с Александром Пушкиным, которое произошло в молодости, Дмитрий Александрович, похоже, хранил в сердце до последних минут. Если появлялась возможность, непременно обращался к творчеству великого поэта.

В обширном духовном произведении «Приношение современному монашеству» Святитель поместил небольшую главку «О стихотворениях отца Антония, методе Пушкина, неудачах сборника и других вопросах».

Давний знакомый священник прислал ему поэтический сборник с просьбой высказать мнение.

«… Несомненно то, что в стихотворениях Ваших встречается то чувство, которого нет ни в одном писателе светском, писавшем о духовных предметах, несмотря на отчётливость стиха их, - отвечал поэту-священнику Святитель Игнатий. – Они постоянно ниспадают в своё чувственное и святое духовное переделывают в своё чувственное (выделено – Г.С).

Душа не находит в них удовлетворения, пищи.

Как прекрасен стих в «Аббадоне» Жуковского! И как натянуто чувство!

Очевидно, в душе писателя не было ни правильного понимания описываемого предмета, ни истинного сочувствия ему по причине неимения истины он сочинил её для ума, и для сердца, написал ложную мечту, не могущую найти сочувствия в душе разумного и истинно образованного, тем более благочестивого читателя».

Речь идёт, конечно, не о «стихе». Произведение «Аббадона» Василия Жуковского, современника Пушкина и в какой-то мере учителя, - это по существу поэма, поднимающая извечную и злободневную тему богоборчества, отпадения части Ангелов от Бога, «торжество полков Сатаны». Вступление в поэму напоминает начало «восточной повести» «Демон» Михаила Лермонтова. Хотя, разумеется, два поэта по-разному подходили к воплощению задуманного.

В присущей ему манере, Василий Жуковский повествует о приключениях «удалённого серафима Аббадоны» и его «невинного друга Абдиила». Поэт выбрал довольно сложную форму – почти те же самые размер и интонацию, которыми создавал поэмы древнегреческий слепой поэт Гомер.

Для восприятия такое повествование довольно сложно.

Может, поэтому Брянчанинов заключил: «И как натянуто чувство!».

Далее, продолжая ответ о. Антонию, Святитель поделился:

«Мне очень нравился метод Пушкина по отношению к его сочинениям. Он подвергал их самой строгой собственной критике, пользуясь охотно и замечаниями других литераторов (выделено – Г.С.). Затем он беспощадно вымарывал в своих сочинениях излишние слова и выражения, также слова и выражения сколько-нибудь натянутые, тяжёлые, неестественные. От такой вычистки и выработки его сочинения получали необыкновенную чистоту слога и ясность смысла.

Как они читаются легко! В них нет слова лишнего! Отчего? От беспощадной вычистки.

Прочитав Ваши стихотворения и дав в себе сформироваться впечатлению от них, нахожу, что и Вам необходим этот труд.

«Как Ваши сочинения легко читаются!» – сказал Пушкину его знакомый. «Оттого, - отвечал Пушкин, - что пишутся и вырабатываются с великим трудом».

Смею сказать, что и я стараюсь держаться этого правила…».

В искренности Дмитрия Брянчанинова не приходится сомневаться. А главное - оно соответствует истине. Откройте любое сочинения Святителя, и почувствуете свежесть строк, их «аромат», исходящий от мыслей и чувств. Невольно припоминаю давнюю встречу с классиком русской литературы В.И.Беловым на одной из улиц в центре Вологды и мимолётный разговор. Я поинтересовался, что в тот момент читал Василий Иванович.

- Читаю сочинения Игнатия Брянчанинова, - ответил Белов. – Вот у кого надо учиться русскому языку!

Трудно не согласиться с Беловым.

Антон Чехов советовал перечитывать «Героя нашего времени» Михаила Лермонтова, и сам от руки переписал несколько глав из романа. У Брянчанинова можно и нужно переписывать любое произведение, любой отрывок.

Сам Дмитрий Александрович, правда, скромно оценивал своё творчество. В одном из кратких очерков под названием «ФАВ», обращаясь к знакомому «возлюбленному брату», который приглашал к себе друзей, он писал: «Не могу придти к тебе, удерживаемый на месте жительства моего моими обязанностями: прихожу к тебе этими скудными строками (выделено – Г.С.). В них изложил я то, чему научило меня Писание Священное, чему научили меня мужи и старцы, проведшие жизнь в служении Богу».

Скудные строки!

Какая строгость и требовательность к себе!

Отличительная черта Брянчанинова – сыновняя любовь к России.

«На земле нет прочного мира, - отмечал он, - такой мир на небе. Европейские народы всегда завидовали России и старались делать ей зло. Естественно, что и на будущее время они будут следовать той же системе. Но велик Российский Бог. Молить должно Великого Бога, чтобы он сохранил духовно-нравственную силу нашего народа – православную веру. По крайней мере, при страшной немощи моей, желалось бы в покаянии закрыть глаза, доколе не умолкло в храмах Божиих славословие Бога. Прошу и Ваших святых молитв о мне грешном и всём православном народе нашем…».

 

III

Сошлюсь на беседу с архиепископом Максимилианом (Лазаренко) - большим ценителем творчества Святителя Игнатия. До недавнего времени он возглавлял кафедру в Вологде, а ныне руководит Песочинской и Юхновской епархией в Калужской области.

Владыка – личность творческая, известный фотохудожник. Замечательные снимки природы, православных храмов, церковных служителей и монахов на персональных выставках в Москве, Вологде, С-Петербурге и даже в столице Италии – Риме имели успех у зрителей.

Архиепископ - главный инициатор строительства храма в честь Святителя на его родной земле – в Грязовце. Это – первый в России храм, посвящённый Игнатию.

Да, лишь одно упоминание имени Святителя уже наполняет сердце теплотой, озаряет небесным светом, заряжает чистыми эмоциями.

- Несмотря на высокую духовную жизнь святого преподобного Кирилла Белозерского, до нас дошли лишь отдельные его послания к правившему тогда князю, - начал разговор архиепископ. - Несмотря на высокую духовную жизнь и других святых, например, первого русского юродивого Прокопия Праведного из Великого Устюга, до нас ничего не дошло из их творений. Немного дошло до нас из творений святого Иннокентия Комельского. Известный всей православной России подвижник и святой Нил Сорский, совершавший подвиги в пустыни недалеко от Кириллова, оставил нам Устав и послания, все творения Нила Сорского вмещаются в одну небольшую книгу. А вот Святитель Игнатий оставил 6 томов творений, послания, письма к духовным чадам и друзьям. У него – у единственного из святых, в вологодской земле просиявших - есть собрание сочинений, которое было издано. Оно – огромное духовное наследие.

- Владыка, а насколько это наследие важно для современного человека? Насколько отвечает вызовам нынешнего времени?

- Отвечу так: не только важно для современного человека, а просто необходимо, как хлеб и воздух, ибо помогает найти ответы на сложные вопросы современности. Вера, любовь к Богу, глубокое изучение наследия святых отцов питали литературный талант Игнатия. Он в совершенстве знал пять иностранных языков, обладал отличной памятью. Выдающиеся произведения «Аскетические опыты», «Слово о смерти», «Слово о человеке», «Аскетическая проповедь», «Приношение современному монашеству» и многие другие посвящены самому важному – поискам смысла жизни, обретения веры в Бога.

- Да, это - не детективы или «любовные романы», - продолжал Владыка, - а серьёзная проза, требующая усилий ума и души. Сочинения Игнатия – не умозрительные рассуждения, а живой опыт постижения Бога, размышления подвижника, с юных лет искавшего Царствия Небесного. Диалог с читателем писатель ведёт на прекрасном русском языке…

…Большой поборник русского слова, Игнатий часто размышлял о психологии творчества, о назначении писателя. К сожалению, Святитель не оставил отдельного сочинения на эту тему, где бы представил литературные воззрения во всей полноте. Поэтому приходится довольствоваться «крупицами» - замечаниями, разбросанными по разным произведениям, из них можно сложить определённое представление.

«Часто смиренные пустынники, выходя из пустынь своих, словом скудным и нескладным возвещали христианскому миру святую и спасительную Истину, - писал Дмитрий Брянчанинов. – Напротив того – сколько видим книг, убранных звучными словами, блестящими мыслями, в стройном систематическом порядке – а они заключают в себе яд, убивающий души! (выделено – Г.С.)».

И в наши дни, увы, таких изданий, «убранных звучными словами» - множество, особенно – либерального толка, которые не дают пищи ни уму, ни сердцу.

Думаю, Дмитрий Александрович был знаком с первой русской повестью митрополита Илариона «СЛОВО О ЗАКОНЕ И БЛАГОДАТИ» (1037-1050 гг.).

В ней митрополит обозначил и свои принципы:

«Но напоминать в писании сем и пророческие предсказания о Христе, и апостольские предсказания о Будущем Веке – (значит говорить) лишнее и впадать в тщеславие.
Ибо повторение (того, о чём) в других книгах написано и вам известно, подобно дерзости и славолюбию.
Ведь не к несведующим пишем, но к довольно насытившимся сладости книжной, не к враждующим с Богом неверным, но к самим сынам Его, не к чуждым, но к наследникам Царства Небесного».

Эти правила, на мой взгляд, были положены Святителем в основу творчества: не впадать в тщеславие, не повторять других авторов, избегать дерзости и славолюбия, писать, как живёшь.

«Инструменты» писателя – слово, образ, языковая интонация. Дмитрий Александрович придавал им исключительное значение. Да, его проза требует определённой православной культуры, но зато и благотворно влияет сознание, созидает душу. Хотя в ту пору, когда он создавал свои произведения, выходило в свет немало сочинений, направленных прямо или косвенно на разрушение человека.

«Расставлены сети для ума моего в различных книгах, именующих себя светом, - писал он, - а содержащих в себе учение тьмы, написанные под явным или прикрытым влиянием мрачного и всезлобного миродержца, из источника разума, поврежденного грехопадением, во лжи человечества, в коварстве козней льщения, по выражению апостола, писателями, которые без ума дмятся от ума плоти своея (выделено – Г.С».

Прекрасно сказано!

В своё время «много шума из ничего» создали вокруг романа Е.Колядиной «Цветочный крест» - автора из Череповца. Ей присудили премию «Русский буккер», теперь уже почившую. Роман грубо попирал христианские основы русского народа. Что тут началось? Правительство области твердило о «выдающейся писательнице», все газеты областной столицы дали её портреты, телевидение вещало о «литературном достижении». Собственно, всё «достижение» сводилось к тому, что она покатила «большую бочку» на Русскую Церковь, за что писательница и обрела, якобы, славу. Не буду повторять её «перлы», но напомню: роман начинался с описания исповеди героини, когда священник спрашивал: «Ты давала в афедрон?».

В том же духе шло и дальнейшее повествование.

Ну, чистый образчик того, о чём сказал Святитель: «без ума дмятся от ума плоти своея».

Увенчанные лаврами и званиями, мнящие себя «живыми классиками», члены жюри не заметили «дмения»? Сомневаюсь! Сэр Майкл Кейн из Лондона, инициатор «Русского букера», впервые вручённого в 1992 году, хотел, якобы, «утверждать традиционную для русской литературы гуманистическую систему ценностей».

Что ж, вроде бы, благая цель!

А что видим на деле?

Премия с «лондонским душком», как и подобные - «носы», «русские гофманы» и прочие изыски, поддерживали лишь то, что разрушало самосознание народа, наносило ущерб Русской церкви, русским традициям и обычаям.

Старались, видимо, «убить» свет Божий?

Какое самообольщение! Какая лукавая мечтательность!

Участь «Цветочного креста», вскоре глухо забытого публикой, особенно чиновной, увы, не всем пошла впрок. Преподаватель университета, известный патриот-государственник, редактирует сборник, куда помещает стихи «восходящей звезды»… с матом. Ай да филолог!

Похожих примеров в нынешнем «литературном процессе» великое множество. «Без ума дмятся от ума плоти своея», но очень жаждут огромного общественного признания.

 

IV

Обыватель в Москве или Петербурге, да и в иных городах, где население свыше миллиона, напоминает … луноход. Он с головы до ног обвит какими-то проводами, в карманах - гаджеты, телефоны, приёмники, планшеты. Сидит в вагоне метро, погружённый в какофонию, которую слышит только сам; или переходит автостраду, углублённый в себя, не глядя на светофоры, пока дико не завизжат по асфальту тормоза…

Спроси у современника про письмо – обычное почтовое, в ответ посмотрит, будто на « придурка», неизвестно как явившегося с утонувшей в океане Атлантиды. А ведь письмо, ещё в виде берестяных грамот, найденных в Великом Новгороде и Торжке, всегда было важной составной общения между людьми. Ныне в значительной мере она утрачена. Невольно об этом думаешь, когда вникаешь в эпистолярное наследие Святителя Игнатия. Оно уже составило целую экспозицию в культурно-духовном центре в Покровском, но тем не исчерпало себя. «В минуты тяжких страданий, - писал Брянчанинову Михаил Иванович Глинка, знаменитый русский композитор, - жаждал более всего удостоиться принятия Святых Тайн из рук Вашего Высокопреподобия…».

Удивительно, какое разнообразие адресатов!

Кроме писателей, художников, композиторов, встречаем имена Степана Нечаева, обер-прокурора Святейшего Синода, Татьяны Потёмкиной, известной в то время в Петербурге благотворительницы, вице-губернатора Фёдора Опочинина (затя Михаила Илларионовича Кутузова), графа Дмитрия Шереметьева и его жены Анны, министра иностранный дел Александра Горчакова и ещё многих. Ну, а самой значительной стала переписка Дмитрия Александровича с Николаем Муравьёвым-Карским, Главнокомандующим и Наместником на Кавказе. Николай Николаевич был в то время личностью, широко известной в России не только яркой военной биографией, но и тем, что принадлежал к числу образованнейших людей.

Некоторые исследователи полагали, что именно генерал инициировал перевод архимандрита Игнатия из монастыря в Стрельне под Питером на кафедру в Ставрополь, чтобы он окормлял верующих русских и другие народности Кавказа. Впервые переписка была собрана и издана вместе с «Историей рода Брянчаниновых» в 1998 году под общим названием «БУДУЩЕЕ РОССИИ В РУКАХ БОЖЕСТВЕННОГО ПРОМЫСЛА».

Произведение Святителя, чрезвычайно актуальное для всех, живущих сегодня в России. Оно заслуживает, конечно, отдельного глубокого исследования. Сохранившиеся письма охватывают 20 лет истории нашего государства, почти каждое из писем представляет собой законченный художественный очерк.

Едва удерживаюсь от соблазна пересказывать их подряд.

Приведу некоторые выдержки.

«На поле битвы человек часто бывает героем от кипения в нём крови; - в переворотах жизни можно быть героем только от величия души, - писал архимандрит в октябре 1847 года Н.Н.Муравьеву-Карскому. – Муж доблестный, оставивший поприще подвигов воинских, перековывает на плуг или соху меч свой, меч – грозу Отечества; а всякий истинный гражданин, а за ним История и потомство, с почтением взглянут на этот плуг, потом кинут взор презрения и негодования на знаки отличия, которыми усеяна грудь какого-либо подлеца: на ней каждый знак – памятник интриги, низости, бездельничества.
Скажите, что в том, что на голове Гришки Отрепьева был венец Мономаха? Какая его слава? – Слава лихого, бесстыдного, бессовестного злодея, не останавливающегося ни перед каким беззаконием, - слава, неразлучная от проклятий. Избави Бог от этой славы. А сколько самозванцев!».

Как созвучно нашему времени!

Сколько у нас всяких самозванцев и героев – не от величия души, а именно от наглого бесстыдства, интриг и самомнения.

Рассуждения, выводы, признания писателя связаны с фактами и обстоятельствами биографии адресата и своей личной, они дополняют друг друга, образуя единое повествование. Но часто автор, обращаясь с посланием к Главнокомандующему Кавказа, поднимался до обобщения каких-то ключевых состояний в обществе.

«…России невыносимо тяжки её внутренние враги – взяточники, воры, слуги без чести и совести, водимые глупейшим эгоизмом. Если не обуздать их благовременно, то они погубят Отечество. Вы призваны к борьбе против них! Не отступайте и не уступайте. Ваш подвиг не блестящ, но существенно нужен и полезен. В Вас пускают стрелы и кинжалы, Вам наносят сердечные раны; эти невещественные оружия и язвы видны Богу и оценены Им: ибо не только, по словам одного видного святого, подвиг и смерть за Христа есть мученичество, но и подвиг, и страдания за правду причисляются к мученичеству…».

Ощущение, что слова обращены не к генералу, а ко всем нам – далёким потомкам и наследникам Святой и Великой Руси.

Вологда, 19 апреля 2021

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Система Orphus Внимание! Если вы заметили в тексте ошибку, выделите ее и нажмите "Ctrl"+"Enter"

Комментариев:

Вернуться на главную