К 70-летию поэта Геннадия Иванова

Геннадий САЗОНОВ (Вологда)

С ВЫСОКОГО ХОЛМА

Искренность и правдивость - душа и сердце Поэзии

«Прощай, Россия, встретимся в раю», -
Конечно, это сказано красиво.
Но я ещё Россию узнаю
Здесь, на земле, как за окошком иву…
Геннадий Иванов

1

Уведи, память, в золотые деньки давней молодости…

Ну, вот и услышала, ну, вот и увела!

И будто окунаюсь опять в метельное начало очередного года, в январскую вьюгу, с воем кружившую по улицам и переулкам древней Твери, а тогда – Калинина.

Почему-то, ещё с ранней поры, мнилось всегда, что метель наметёт какую-нибудь радость – сугроб у дома, горку на берегу речки. Да мало ли чего может накрутить, коли захочет…

С этим странным чувством предстоящей радости я подошёл к Дому печати в Студенческом переулке, поднялся в редакцию областной газеты «Калининская правда», где с недавних пор заведовал отделом, тогда он назывался «советское строительство». Но к стройкам не имел отношения, поскольку круг тем – деятельность местных Советов.

Едва повесил пальто, как в кабинет вошла секретарша.
- Вас приглашает Павел Александрович…

Главный редактор Иванов - яркая, уникальная, неповторимая личность. Седой, как лунь, коренастый, с доброй улыбкой, пронзительным взглядом синих чистых глаз. Он – фронтовик, воевал к контрразведке под началом у самого Семёна Цвигуна. Дружил с известным писателем Борисом Полевым, доводился ему родственником по линии жены. В редакции Иванов слыл смелым, отзывчивым, строгим, но не злопамятным, сердце имел доброе.

Просто так, по какому-нибудь пустяку «вызывать на ковёр» не будет.
Я робко переступил порог его кабинета.
- Вызывали?
- Проходи, - пригласил. – Ты же у нас пишешь стихи?
Честно, не знал, что и сказать – в своей же газете не раз их публиковал.
-Да, - неохотно подтвердил.

Павел Александрович был из тех редакторов, кто спокойно, даже порой благожелательно относился к сотрудникам, которые, помимо журналистики, занимались «творчеством для себя». Это был редкий случай.
- Вот посмотри, - Иванов протянул мне небольшую, красиво оформленную книжечку.

На обложке красовалась фамилия «Геннадий Иванов», и название красивое – «На высоком холме».
- Не приказываю, - улыбнулся главный редактор, - но если стихи на душу лягут, напиши несколько строк.
- А он не ваш родственник? – невольно спросил я. – Фамилия-то одинаковая…

Павел Александрович рассмеялся.
- Не бойся, не родственник, - продолжал редактор. – Хотя, как сказать… Я родился в Рамешковском районе, а он – в Бежецке, это рядом, близко. Ну, а по духу мы, конечно, родственники…
- Попробую, - пообещал я шефу.

Вернулся в кабинет, отодвинул в сторону бумаги, раскрыл сборник и стал читать страницу за страницей.
Вот она, радость-то, о которой утром навевала метель…

А вечером в гостинице (моя семья жила пока в Вышнем Волочке) «проглотил» книгу за один раз, тут же взялся за ручку…

На другое утро, отпечатав в машбюро свои каракули, я принёс заметки главному.
- Как? – удивился он. – Уже готово?
- Легло на душу…
- Оставь, я посмотрю…

После обеда, зайдя в секретариат, я увидел, что заметки поставлены в выходящий номер.
Так всё получилось быстро!
Подражая моде на «ретро», приведу их без изменений:

«Любителям поэзии стихи Геннадий Иванова знакомы по публикациям в журналах «Октябрь», «Смена», «Москва», в коллективных сборниках. А недавно вышла первая самостоятельная книга нашего земляка, которую он назвал «На высоком холме».
Автор родился и провёл детские годы в деревне под Бежецком, потом жил на Севере, в Мурманске, плавал матросом в Арктику, окончил Литературный институт и сейчас занимается журналистикой.
В свои тридцать лет он успел немало повидать, и это отразилось в поэзии. Воспоминания детства, впечатления от знакомства с полярным Севером и легли в основу большинства стихотворений молодого поэта.
Свои слова и чувства находит он, когда пишет о Беломорье:

Камней шероховатый рокот,
И ропот птиц над головой –
Стоишь как будто на пороге
Студёной вечности самой.

Не внешняя экзотика привлекает автора к «морской теме», которую, кстати, разрабатывали многие русские и советские поэты, а возможность ярко, по-новому выразить своё миропонимание.

Так море крестило нас
И приобщало к себе –
Оно не хотело быть гладкой дорогой
и только.
И брызги тяжёлые
На пароходной трубе,
И наши тревоги
Его не смущали нисколько.

Настоящим откровением книги, на мой взгляд, являются стихи о бежецкой деревне (в широком смысле) и о детстве, проведённом на селе. Остаётся в памяти, к примеру, стихотворение «Слепнёво». Поэт посещает местечко, где не раз бывала Анна Ахматова.
Как хорошо мне в этой тишине!
Иду, присяду где-нибудь на кочке.
И слушаю –
слова идут ко мне,
Как будто здесь
таинственный источник.
Осмысливая всё, что окружало его в детстве, а также деревенские впечатления в целом, автор находит в них истоки неповторимого русского национального характера.
Однако, и это очень важно, он не умиляется стариной, а делает попытки смело написать о тех процессах, что происходят сегодня на селе.

Кто-то стал городским, кто-то в новом селе поселился –
Так идёт на земле, и, конечно, могу я понять:
Умирает деревня, но рядом совхоз появился,
Потому и мерцают льняные поля…

Для творческой манеры Геннадия Иванова характерно свежее поэтическое содержание, реалистическое восприятие мира, стремление бережно обращаться со словом.
Стихи о природе, любви открывают нам его как проникновенного лирика.
Образ «Высокого холма» - выражение чувства Родины – проходит через всю книгу и объединяет разные стихи в одно лирическое повествование.
Конечно, в чём-то можно и поспорить с автором, какие-то вещи не задевают сердце.
Но, давая общую оценку сборнику, веришь, что он найдёт дорогу к читателю.
С «Высокого холма» открываются просторные дали. Хочется пожелать на этом пути нашему земляку творческих удач».
(Областная газета «КАЛИНИНСКАЯ ПРАВДА»,
31 января 1982 года).

***

Добавлю, что книгу издал популярный тогда «Современник». В издательской рецензии известный поэт Василий Иванович Казанцев отмечал:

«Рукопись Геннадия Иванова заметно выделяется своей свежестью. Когда говорят о свежести стихов, то обычно имеют в виду языковую свежесть или свежесть чувств. Я же имею имею в виду свежесть самого поэтического содержания. Его составили раздумья о постижении мира, о смысле труда, творчества, красоты».

Позднее на этот сборник появился отзыв поэта Владира Дмитриевича Цыбина в журнале «Смена. «Есть в его стихах чувство чуда, но какого-то удивительно земного. Молодой поэт умеет возвращаться в пережитое, не забывает ни радостей в нём, ни горестей. Это взгляд «сквозь вещи» в себя, в сердце своё, что и определяет отзывчивость его настроения и его слова».

***

«У самого Белого моря
Мой дом деревянный стоит,
Где с волнами чёрными споря,
Дрожит ледниковый гранит.
И часто в осенние ночи,
Когда уж родители спят,
Я слышал, как дом наш бормочет
В ответ на прибойный раскат».
Геннадий ИВАНОВ

2

Уже приходилось писать, что существует поверье, будто человек, рождаясь, вбирает ауру той местности, где явился на свет. На незримом духовном уровне, по благодати Божьей, запечатлевает генной памятью прошлое и настоящее, лучшие черты своего народа, его особенности, окружающую природу.
К поэту Геннадию Иванову это относится, как ни к кому другому.

«Бежецкая Пятина» - так называли в старину обширный край, где он родился. Вместе с «Вологодской Пятиной» и древним градом Новый Торг (Торжком –форпостом) «Бежецкая Пятина» входила в состав огромной феодальной Новгородской республики. В ней действовала своя демократия, свои законы, свои традиции, своя культура – духовная и ремесленная.

Если попробовать кратко выразить «новгородский менталитет», пронизывающий бытиё бежачан, то это - стремление к свободе, истовое трудолюбие, стойкое жизнелюбие, любовь к родной земле, ненависть к врагам Отечества. Всё скреплял «внутренний стержень» - русская государственность, её отстаивали по девизу, завещанному великим благоверным князем Александром Невским: «Не в силе Бог, а в Правде!».

И с самого младенчества будущий поэт вбирал душой и сердцем многообразие русского крестьянского мира, дивную и неповторимую природу, широко открытыми глазами наблюдал радостные народные праздники, утопал в милом «бежецком говорке». Хотя сам Геннадий однажды уточнил, что начал складывать первые стихи потому, что изо дня в день листал толстую книгу – собрание народных песен, она была в избе, всё же, думаю, поэтическим истоком явилась деревенская языковая стихия…

Обстоятельства сложились так, что подростком Геннадий Иванов вместе с матерью и отчимом уехал далеко от бежецкой земли – в Беломорье, в город Кандалакша. На новом месте семья жила на улице Беломорской.
Всё здесь удивляло, поражало – море, сопки, горы, люди…

Вряд ли ошибусь в моём предположении. «Отрыв» от родной деревни, а она в душе подростка составляла «весь мир», стал серьёзным поводом, толчком уже к стихотворному творчеству. Сердце просило выговориться.

На море вылилась луна,
И ясно видеть я могу,
Как всё кругом переменилось,
На этом древнем берегу,
Как будто музыка явилась!
Как будто где-то в стороне,
При полном штиле, лунном свете,
Все рыбаки былых столетий
Плывут ко мне…

Куда отнести, по выражению Сергея Есенина, «душевный шум»? В газету, конечно. Так в 1967 году, когда Геннадию Иванову исполнилось 17 лет, в городском издании «Кандалакшский коммунист» впервые появилась его стихотворная подборка.

О той радости, которую он испытал, полагаю, говорить излишне.
Путь в страну Поэзия у Геннадия Иванова, как и у ряда его сверстников, был долгим, упорным, наполненным трудом и поисками. Он окончил политехникум, получив специальность электротехника, служил в армии, ходил в Арктическое плавание, работал в районной газете…

Даже поступил в Университет дружбы народов имени Патриса Лулумбы, но вскоре ушёл оттуда. Явно решил для себя: дорога одна – Литературный институт имени Горького.

Будучи уже студентом заветного вуза, Геннадий Викторович выступил с большой поэтической подборкой в журнале «Москва» (1975, №11), которую вполне можно считать вхождением в серьёзную литературу. Тем более, что напутствие дела мэтр русской поэзии Владимир Николаевич Соколов: «Стихи искренни по интонации и чувству, молодой автор экономен в слове, его поэзия стремится к краткости и точности».

Кстати, Владимир Николаевич земляк Иванова – родился в городе Лихославле, что на тверской земле.
Да, образы Беломорья томили, волновали, находили выход в стихах.

Не пришлось нам увидеться вскоре…
Целый год после встречи протёк.
Вот и станция «Белое море»
И заждавшийся твой огонёк.
На душе хорошо от покоя
Синих сопок и синих лесов –
Здесь как будто бы нас только двое,
Да бессмысленный шёпот часов.
И луна пароходом огромным
Проплывает в волнах синих туч.
От неё белый отблеск по кронам
И в окно нам – блистательный луч!
Ты смотри: это праздник свиданья,
Он короткий, но будней длинней.
Он полнее моих оправданий
И моих обещаний верней…

И всё же, всё же…
Словно маяк, подающий сигнал сердцу, сквозь заботы и годы светила, звала «Бежецкая Пятина», не забывался отчий исток.
И когда поэт обосновался в Москве, появилась возможность откликнуться на этот зов.

***

«В этом мире хорошо и плохо,
В этом мире грустно и светло.
Но какая б ни была эпоха,
А зимой за окнами бело.
Снег идёт так чисто, благодатно,
Делает пушистым всё кругом,
Чёрные закрашивает пятна,
На стекло садится мотыльком…»
Геннадий ИВАНОВ

3

Высочёк!
Звучит красиво и ласково…
Можно подобрать к нему и рифму – русачок, паучок, рожок… Да мало ли!
Высочёк – небольшая деревенька десятка в два домов недалеко от Бежецка, где провёл детство поэт. Крестьянская изба с её «космическим миром», собственно, и определила творческие пристрастия надолго, точнее - навсегда.

Тогда, отправляясь в начальную школу в усадьбу Слепнёво, мальчик не мог и подозревать, что он входил в деревянное здание, где «витал дух» двух выдающихся поэтов России – Николая Гумилёва и его возлюбленной, тогда уже – жены, Анны Ахматовой.

Много, много строк родилось у Анны Андреевны именно в Слепнёве, родовой усадьбе супруга.

Течёт река неспешно по долине,
Многооконный на пригорке дом.
А мы живём, как при Екатерине,
Молебны служим, урожая ждём.
Перенеся двухдневную разлуку,
К нам едет гость вдоль нивы золотой,
Целует бабушке в гостиной руку
И губы мне на лестнице крутой…

«Тверская скудная земля» не приглянулась поэтессе в самом начале. Но потом, часто проводя здесь летнее время вместе с сыном Лёвушкой, она полюбила Слепнёво всей душою, вросла в него, называла «родиной второю».

Только спустя десятилетия, Геннадий Иванов узнал настоящую судьбу усадьбы и её обитателей.

Так же, как и когда-то Ахматовой, эти места подарили ему много, много строк о русской природе, о русской доле, о нашем «крестном пути»…

…Теперь, увы, от усадьбы ничего не уцелело. Но благодаря Геннадию Викторовичу память о ней не пропала совсем.

… Я часто в летнюю пору проезжаю по бежецкому краю, и, если есть возможность, сворачиваю у села Градницы, в десяти километрах от Бежецка. Недалеко от трассы за тенистыми деревьями взору предстаёт симпатичный двухэтажный деревянный дом, стены которого хранят память о двух выдающихся поэтах. В нём создан их музей, к этому благому делу приложил руку и Геннадий Викторович. А после он замыслил возвести здесь небольшой храм Николая Чудотворца и святой Анны Кашинской – небесных покровителей Николая Гумилёва и Анны Ахматовой. Конечно, не один, была группа единомышленников, которую возглавлял благочинный Бежецкого района отец Ярослав. Геннадию Викторовичу удалось найти средства для постройки. Помог московский промышленник и благотворитель Сергей Павлович Козубенко.

- Храм построили в ста метрах от дома-музея великих поэтов, - делился Геннадий Викторович. – Я был при закладке фундамента. Мне было очень радостно. Когда-то моя бабушка пела на клиросе Троицкого храма в Градницах, который в прошлом веке разрушили. На градницком кладбище похоронен мой дед Дмитрий. Мама работала в Градницах в сельпо. В Градницы я пошёл в школу, учился в этом бывшем барском доме, который перевезли из имения Слепнёво и сделали школой. Градницы – столица моего детства. Там и первая любовь, и первые книги из библиотеки, и первые фильмы в сельском клубе, и много-много всего памятного… Вокруг десятки почивших деревень… Может, со строительства этого храма начнётся какое-то, хоть небольшое, возрождение моих родных мест…

Храм возвели, освятили, он действует. Низкий поклон поэту!

Побывав в отчих местах поэта, начинаешь лучше понимать и его творчество.

Искренность, правдивость, сердечность – «три кита», на которых стоит поэзия Геннадия Иванова. Кто-то, возможно, мне и возразит, но, на мой взгляд, поэт ныне является лучшим продолжателем традиций великого стихотворца Николая Тряпкина, тоже, к слову, уроженца тверской земли.

Именно традиций, оставаясь самим собою.

Текла река, склоняя по теченью
Кувшинок стебли. Я поплыл по ней
С каким-то безоглядным увлеченьем!
Внизу был холод ила и корней.
На берегу траву щипали козы,
И собиралась вдалеке гроза,
Летели рядом бабочки, стрекозы,
Заглядывали ласточки в глаза…
Была такая лёгкость и беспечность,
И к сердцу не примешивался страх.
Река текла. И жизнь текла. И вечность
Текла куда-то в Божьих берегах.

Для «Бежецкой Пятины» Геннадий Викторович сделал много чего доброго и полезного, обо всём и не скажешь. Но вот одно просто необходимо упомянуть. Бежецк – родина замечательного прозаика Вячеслава Яковлевича Шишкова, автора знаменитых романов «Угрюм-река», «Пугачёв», многочисленных рассказов и публицистики. По проекту Шишкова проложен Чуйский тракт на Алтае, большой отрезок жизни писателя был связан с Сибирью. Есть в городе музей его имени. Геннадию Викторовичу всё это показалось недостаточным для увековечивания памяти именитого земляка. При поддержке властей Бежецка была учреждена Литературная премия имени В.Я.Шишкова, которую Иванов «ведёт» уже много лет.

***

«Окропи меня, батюшка, грешника
Намолённой водою святой.
Не хочу я быть больше приспешником
Этой похоти мира пустой».
Геннадий ИВАНОВ

4

Есть в православном монастыре такое деланье – называется «послушание». Святой Серафим Саровский ставил исполнение «послушания» выше многих других добродетелей.

Вот уже 16 лет Геннадий Викторович Иванов несёт подобное «послушание», являясь первым секретарём Союза писателей России.

Ноша нелёгкая, хлопотная, требующая большого искусства общения.
Не буду давать какие-либо оценки, поскольку это, полагаю, сделают товарищи-писатели повсюду – от Благовещенска до Калининграда.

И так иногда бывает, что «служебная суета» как бы заслоняет личностные устремления поэта. Один литератор как-то сетовал, что «Иванов дошёл до того, что будто бы сказал, что деревня уже не поднимется и нечего о ней сожалеть…».

Ну, не знаю, честно говоря. Я не помню такой «тирады» земляка. Я точно могу засвидетельствовать, что у Геннадия Викторовича полно стихов, где он буквально плачет о том, что произошло с русской деревней в последние тридцать «демократических лет», плачет так, что и самому хочется заплакать…

Но у него нет безысходности.
У него есть Вера!
Тут невольно на ум приходит признание Николая Рубцова: «Не только ты, не только я, но вся Россия изменилась…».
А что мы взяли от этих изменений для себя?
Геннадий Иванов взял то, что прежде было «под запретом» - Веру.
Без всякой натяжки буду утверждать, что Геннадий Иванов – поэт Православный!

Со мною разговаривает рожь.
Колосья шепчут, что уходит лето,
Что скоро поле всё пойдёт под нож…
И вспомнилось из Нового Завета –
Что мы колосья тоже, и придёт
Великий срок последней самой жатвы,
Снопы свезут на Божий Обмолот,
И будет всё, о чём читали жадно.
И будет всё, о чём читали впрок,
Что страшно и таинственно, и дивно.
Но так должно быть. Милосерден Бог.
Мука и мука – это неразрывно.
Со мною разговаривает рожь.
Колосья шепчут, что уходит лето.
По сердцу зябко пробегает дрожь –
То дрожь любви из Нового Завета!

С юбилеем, дорогой русский поэт! Многая лета, многая лета!

ТВЕРЬ – ВОЛОГДА, 13 марта 2020

Вверх

Нажав на эти кнопки, вы сможете увеличить или уменьшить размер шрифта
Изменить размер шрифта вы можете также, нажав на "Ctrl+" или на "Ctrl-"

Комментариев:

Вернуться на главную