ИЗ НОВОЙ КНИГИ. ПОЭЗИЯ
Многими яркими литературными именами мне запомнились 70–80-е годы второй половины ХХ века. И среди них – одинаково яростных или пустых с этой и с той стороны – особо звучащим осталось в моей памяти имя литературоведа и литературного критика Светланы Селивановой, со скорбной участливостью к русскому слову вступавшей в пенные потоки тогдашнего литпроцесса. И только теперь, когда довелось мне вдруг обнаружить, что Светлана Селиванова еще и поэт, я могу понять особый характер её литературной критики: да, будучи столь большим, но тайным поэтом, наверно, более остро чувствуешь фальшь поэтов, жаждущих медных труб, и более благодарно воспринимаешь строки, явившиеся промыслительно. Я бы попробовал разгадать и тайну этого поэтического затворничества, если б сегодня само время не превратило всех наших поэтов в отшельников, в «реальном» литературном процессе невидимых. Ведь для читателя, находящегося за пределами нашего писательского цеха, десятая или двадцатая поэтическая книга самого значимого современного поэта и первая книга Светланы Селивановой, не уступающей поэтам первого ряда, являются одинаково неизвестной новостью. Есть проза поэтов, словно бы более тонко заточенным грифельком написанная, есть и поэзия прозаиков, словно бы сложенная из тяжелых плит. А вот критики, как правило, в собственных художественных опытах иллюстрируют лишь свои литературные вкусы и пристрастия. И только Светлана Селиванова нарушает эти закономерности. Можно предположить, что она всего лишь, как скуль п тор, отсекает от каждой строфы «все лишнее»: Бродят тучи над сирым простором – То есть, она просто поэт, сочленяющий с природным поэтическим вкусом мелодику и смысловые пространства слов, их высоту и глубину, их внятные, остро прочерченные и их едва различимые грани. Отсюда и столько живой, взволнованной (потому что родной!) красоты вдруг обнаруживается в её узнаваемых, как у Саврасова, русских далях: «И, запахнувшись потуже,//Тропкой лесною бреду.//Льдистая кромка на лужах,//Первая в этом году...» Со времен Цветаевой и Ахматовой мы привыкли ожидать-открывать в лирических героях еще и особую красоту женского образа. И, опять же, я не могу сказать, что у Светланы Селивановой чувство обнажено или блистательно, как в искусном танце, сыграно. Но при этом у неё чувство почему-то обжигающе достоверно: «Покоя я не дам тебе,//Являться буду в снах тревожных//И в предрассветной полутьме//Тебя касаться осторожно...» А уж как эта достоверность достигается, я не могу объяснить. Полагаю, о тайне поэтического слова Светланы Селивановой напишут более, чем я, оснащенные литературоведческим инструментарием критики. Мне же будет достаточно сказать о своем общем – читательском – впечатлении. И оно таково: стихотворения Светланы Селивановой напоминают мне старинные фрески, где всё стороннее уже померкло, а все горнее стало зримей. И, может быть, в тесноте апостасийных безумств нашего времени только в таком суровом образе и достойно явиться сегодня поэту. При всем том, что многие стихи этой книги были написаны в те далекие зоревые годы, когда у своей истории мы еще не ощущали зловещего края... Николай ДОРОШЕНКО, |
|
Светлана СЕЛИВАНОВА СЛАВЯНСКОЕ ДРЕВО И гнет дряхлеющее древо *** Какой энергии подвластна, И бездны грозные Вселенной ОСЕНЬ Бродят тучи над сирым простором – В ТАРХАНАХ. 27 ИЮЛЯ И раскаты тревожных громов За бунтарскую душу Певца Знать, не выпита чаша до дна, КУКУШАТА Разгуляться душа ой как просится, В иномарках, под гул перекрестков, ДОМ Что разгоралась бойко печка, Отца уж нет. И дом заброшен, Не так ли ты, мой дом, Россия, |
Вот испещрен узором лет, Другой мой предок – бледнолик, Чу! Слышу звон колоколов, Истории Москвы родной... И я
МЕЧТЫ Под нежным небом, пред закатом, Избыть все горести, печали, Но мысль мгновенная пронзила –
НОЧНАЯ МУЗЫКА Еле слышен, он льется с небес – Колыбельную небо поет, * * * И протекает предо мной И робко спорю я с судьбой, Шумит, шумит ночной прибой… |