|
РОССИЯ
В ожиданье незваных гостей я
Расстилаю безбрежную ширь:
Для одних у меня – Болотея,
Для других – с холодами Сибирь.
Приходите – была бы охота,
Только я нагоню на вас страх:
Вы утонете в наших болотах,
Вы замёрзнете в наших снегах.
Коротка у вас, видимо, память,
Как на поприщах русской земли
Ваши предки в метельную замять
Непонятно за что полегли.
Двунадесять язык и поболе
Здесь нашли свой последний приют.
И в лесу, и в болоте, и в поле
Кости воинов ваших гниют.
Ну а если с добром да приветом
Вы решили пожаловать к нам,
Я вас встречу улыбкой и светом,
Приглашу к нашим щедрым столам.
Истоплю вам горячую баню,
Кою видел апостол Андрей,
А «рассветною гулкою ранью»
Прокачу вас на тройке коней
По есенинско-пушкинским долам,
Васнецовским лесам и холмам,
По некрасовско-клюевским сёлам,
В коих высится свечкою храм…
* * *
Ну да: в семье не без урода,
В деревне не без дурака,
Но только русская порода
Не идиотами крепка.
Блюли России величавость
С времён старинных не за страх
Усердный пахарь, воин бравый,
Богобоязненный монах.
На том стояла, есть и будет
Земли российской суть и крепь,
Из разных сложенная судеб,
Как из крупинок создан хлеб.
* * *
Надоели притопы с прихлопами,
Краснобайство зажравшихся туш.
Никогда мы не станем Европою,
И Востоком не станем к тому ж.
Меж мирами живя раскорякою,
Всё никак не устроим свой лад,
Потому на нас псаки и вякают,
Злые волкеры съесть норовят.
Не в урок нам уроки истории,
Те же грабли у нас под ногой.
Вновь себе сотворили на горе мы
Короля, а король-то – нагой.
И живём, нищетою богаты, но
Бедны духом и скудны умом.
Где же счастье российское спрятано?
Меж каких затерялось хором?
* * *
Каких ни придумай законов,
Но суть свою явят нам вновь
Белковое тело Семёнов
Или организм Иванов.
Про них есть поэта сказанье,
Узревшего в оны года,
Что чем тяжелей наказанье,
То тем им милей господа.
Всё делая глупо и всуе,
Животную жизнь проводя,
Они как один голосуют
За вечно живого вождя,
Который придёт и рассудит,
Судьбу положив на весы.
Холопского звания люди
Поистине сущие псы!
* * *
Я думаю, что сейчас на всём земном шаре есть
только две страны, где сохранилась святыня
истинной первобытности: Россия и Новая Гвинея.
Из письма Константина Бальмонта
Дмитрию Анучину. 1912 год
...А было так: берёзу с пальмой
Тому столетие назад
Поэт и странствователь Бальмонт
В один и тот поставил ряд.
К истокам страстью пламенея,
Мудрец, не мудрствуя, решил:
Россия с Новою Гвинеей –
Вот два пристанища души.
Исконной древности святыни
Связали с нами дикий край,
В котором славен и поныне
Великий Тамо-рус Маклай.
С подачи дерзкого Миклухи
О незнакомых папуа
Уже давно ходили слухи,
От коих кругом голова.
Как жаль, что Новая Гвинея
Не стала русской стороной,
Но всё равно мы сердцем с нею,
Такой далёкой и родной!
|
* * *
Кремнёвое ружьё в руках догона
Ижевского иль тульского завода.
Каким путём оно во время оно
Дошло до африканского народа?
Кого оно от смерти защищало,
Кому само погибель наносило?
Вот и сегодня огненное жало
Хранит в ружье невидимая сила.
Старинные фузеи и мушкеты
Давно у нас в России позабыты,
Но в самом жарком уголке планеты
Они живут обычной частью быта.
БЫЛЫЕ ПОДОБИЯ
Али человек с человеком не сходится?!
Вятское присловье
Раз в руках оказался журнал,
Где на снимке из Афганистана
Меня сын несмышлёныш узнал.
Да, такая вот фата-моргана!
А однажды: «Смотри, Будулай!»
До ушей, когда шёл у вокзала,
Донеслось. То цыганка была,
Что перстом на меня указала.
Когда волосы вились волной,
Чернотою иных поражая,
Я услышал от дамы одной,
Что похож на… Миклухо-Маклая.
А теперь я совсем не Маклай,
Да и фразы, сумняся ничтоже,
Что я слышал: «Смотри, Будулай!»,
Не промолвит никто из прохожих.
* * *
Как-то шёл я имярек
Утром на работу,
Вижу вдруг: собака снег
Ест с большой охотой.
Что бы значило сие?
Захворала, что ли?
Или завтрак у неё?
Иль в желудке боли?
Потреблял снежок и я,
Когда было туго
Со вчерашнего питья
Мне брести в свой угол.
Но ведь пёс – не человек,
Мучимый похмельем,
Чтобы есть дорожный снег,
Отходя от зелья…
Как бы ни было, но в псе
Ощутил я брата.
Ведь и мы бываем все
В жизни слабоваты.
И у нас есть конура,
Где мы лижем раны,
И снежок едим с утра,
Если были пьяны…
* * *
Бывало, увидит крестьянина, везущего воз сена,
купит воз вместе с лошадью и телегой,
выпряжет лошадь, а сено велит сбросить
с береговой кручи вниз, в реку, и смотрит
с усмешкой как летит, кувыркается телега,
как рассыпается сено угасающим фейерверком.
Из рассказов о шуте Балакиреве.
Вновь год подходит к декабрю,
Опять промчался он мгновенно.
Как шут Балакирев, смотрю
На дни – распавшееся сено.
Летят они в тартарары
В телеге, сброшенной с откоса.
А мы всё более стары,
И выглядим, как знак вопроса.
Но нам ответа не узнать,
Зачем на этот свет являлись,
Зачем чему-то удивлялись
И тщетно пыжились понять.
КНИГОЛЮБ
Андрею Дорошину
Поскольку мною через край
Грехов накоплено от веку,
Не суждено попасть мне в рай,
Похожий на библиотеку.
Да и в другой не попаду,
Но и во тьме кромешной ада,
Надеюсь, как-нибудь найду
Душе читательской отраду.
Ведь непременно там должны
Стоять на полках по сю пору
Собранья книг, что сожжены
По индексу «Прохибиторум».
А коль ещё «спецхран» там есть
С томами «божеских» законов,
То вдруг позволят мне прочесть
Про экзорцизм и бесогонов?
Так что не буду унывать,
На книгочейство уповая,
Из-за того, что не бывать
В благих, но скучных кущах рая!
|